Kitobni o'qish: «Польша и Россия в первой трети XIX века»

Издание осуществлено при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (проект 09-01-16154д)

Ответственный редактор

доктор исторических наук С.М. Фалькович

Poland and Russia in the First Third of the Nineteenth Century. From the History of the Autonomous Polish Kingdom. 1815-1830 is the result of a scholarly research carried out by a group of experts in the history of Russia as well as Poland and dealing with such critical issues for our times as those of constitutionalism, autonomy, differentiation of authorities between the centre and local structures, particularly when the latter have specific national features. The analysis of the historical experience of Russia and Poland in 1815-1830, when the autonomous Polish Kingdom was a part of the Russian empire, makes it possible to introduce some additions into a theoretical survey of these problems, which is important for political practice as well. The authors of this collective work have conducted a comparative study of the state and socio-political systems of the Polish Kingdom and Russia, juxtaposing two different models – constitutional and autocratic, and arrived at the conclusion of their incongruity. The book offers the history of the formation of that singular symbiosis; it shows inner and outer factors that caused it. The authors analyse various aspects of political, economic and social life in Poland and Russia, revealing common or specific features. The book demonstrates the mechanism of functioning of the Polish constitution under the conditions of the tsarist autocracy; the policy of tsarism in the Polish Kingdom is also presented. Great attention is paid to the problem of the development of Polish patriotic movement; the genesis and activity of clandestine societies in the Polish Kingdom, preparations for the armed uprising are thoroughly explored. The writers give a positive answer to the question whether the revolt of 1830 was inevitable. The book poses the question of the Russian society’s views toward the Polish autonomy and constitution, tracing Polish political institutions’ impact on the growth of liberal thought in Russia and the Russian liberation movement. The book emphasises the significance of the years of 1815-1830 as a milestone in the development of the relations between Russians and Poles, that left its mark on forming national consciousness and national stereotypes by both peoples.

Введение

История польского народа в Новое время была драматической – 123 года он не имел своей государственности, находился под чужеземной властью, был разделен на части, как и его территория. Это случилось в конце XVIII в., после того как Польша, являвшаяся в Средние века крупным и сильным региональным государством с развитой национальной культурой, в результате социально-экономического отставания ослабела и сделалась добычей разделивших ее соседей – России, Пруссии и Австрии. В эпоху наполеоновских войн «польский вопрос» стал объектом международной политики, а польская территория, по которой прокатились военные бури, превратилась в предмет торга европейских держав. В соответствии с их интересами возникали планы формирования на части польских земель сателлитных государственных образований. Таковым, в частности, было созданное французским императором в 1807 г. Княжество Варшавское, закончившее свое существование вместе с падением Наполеона. Его победители собрались в 1815 г. на конгресс в Вене. Это стало моментом рождения нового исторического явления – впервые концерт европейских держав выступил вершителем судеб народов Европы, занялся совместным перекраиванием ее карты. Была, таким образом, заложена традиция, развивавшаяся затем в течение XIX-XX вв., а в наши дни достигшая наивысшего выражения. Венский конгресс определил новую форму существования польского народа на части его территории: было провозглашено создание Королевства Польского, которое вошло в состав Российской империи как автономное конституционное образование во главе с российским самодержцем Александром I в качестве польского короля.

В XX и XXI вв. стали весьма актуальными вопросы, связанные со сложными многонациональными образованиями. Проблемы конституционализма, централизма, автономии, взаимоотношений центра и местных структур, разграничения их полномочий и функций, особенно при наличии национальной специфики на местах, стали не просто объектом исследования теоретиков: необходимость их решения остро ощущается в сегодняшней политической практике. Поэтому попытки разрешения этих проблем в прошлом, исторический опыт ряда стран привлекают внимание как ученых, так и политиков. В этом плане результат изучения истории взаимоотношений России и Польши на довольно коротком временном отрезке 1815-1830 гг., когда возникла перспектива сосуществования двух моделей государственного устройства – конституционного и абсолютистского, самодержавного, может быть весьма поучительным и полезным. Насколько такая перспектива была реальной, могли ли быть обеспечены автономия и конституция в рамках абсолютизма, как столь экзотический симбиоз должен был отразиться на развитии всех сторон общественной жизни, на экономике и культуре русского и польского народов, на их взаимоотношениях, – все эти вопросы требуют для ответа комплексного изучения, всестороннего сопоставительного исследования.

Как в российской и польской, так и в западной историографии исторический опыт взаимоотношений России и Польши 1815-1830 гг., представляющий собой уникальное явление, не рассматривался до сих пор с точки зрения совместимости разных форм правления и общественных структур, а исследовался преимущественно в плоскости развития польского освободительного движения и его связей с революционным движением в России. Польские историки немало писали об этом периоде, но интересовались им прежде всего как этапом подготовки восстания 1830-1831 гг., которое положило конец «сожительству» конституционной и самодержавной модели. В российской исторической литературе период существования Королевства Польского был слабо освещен и рассматривался главным образом под углом развития русско-польских революционных контактов. Поэтому при его комплексном изучении решение теоретических вопросов непременно должно сочетаться с конкретно-историческим исследованием, причем довольно подробным, так как история Королевства Польского недостаточно известна российскому читателю.

Такое исследование предпринял коллектив ученых – специалистов по истории России, Польши, польской культуры, российско-польских отношений. В соответствии с комплексным характером исследования была разработана структура коллективного труда: изучению различных сторон жизни русского и польского народов были посвящены отдельные главы.

Так, большой интерес представляло сопоставление и сравнение государственного и социального строя Королевства Польского и России, а также исследование соотношения между социальным строем и государственной системой самого Королевства, являвшейся плодом совместных русско-польских политических комбинаций по решению «польского вопроса».

Важной задачей являлось определение уровня экономического развития России и польских земель к моменту создания Королевства Польского. Нужно было проследить особенности экономической политики России в первое 30-летие XIX в., проанализировать значение предоставленных конституцией Королевства возможностей экономического роста с учетом, с одной стороны, широких просторов российского рынка, а с другой – рамок системы государственного регулирования имперского центра. Большое значение также имело изучение роли экономических рычагов в развитии политического процесса в Королевстве Польском.

В задачи исследователей входило определение степени влияния материальных и политических интересов на позиции основных классов польского общества по отношению к центральной власти, а также выявление их отношения к институтам автономии, к конституционному строю в целом. Авторы коллективного труда стремились выяснить возможность функционирования политических институтов и степень реализации конституционных свобод и прав под «крылом» самодержавия. В центре их внимания находились вопросы динамики политического и идеологического развития польского общества. В связи с этим необходимо было рассмотреть патриотические проявления различных общественных групп, выявить наличие в обществе оппозиционных элементов и формирование политической оппозиции, проанализировать ее идеологические обоснования, учитывая при этом роль исторических и культурных традиций, национального менталитета.

Для решения исследовательских задач требовалось представить политику царизма в Польше, проследить ее эволюцию на разных этапах, обращая внимание на административную практику. С другой стороны, стояла задача изучить реакцию польского общества как на ужесточение политики царизма во второй половине 20-х гг. XIX в., так и на политические события, происходившие в это время в России, Королевстве Польском и за границей.

Оценка значения периода 1815-1830 гг. предполагала необходимость анализа позиции русского общества в вопросе польской конституции и автономии. Важно было выявить, как опыты конституционализма и парламентаризма в Королевстве Польском отражались в российских либеральных изданиях, воздействовали на формирование политических взглядов деятелей русского общественного движения, в частности, как они стимулировали позицию декабристов. Авторам предстояло также выяснить, как отношение русского общества к польской автономии повлияло на развитие национального самосознания русских и на формирование их представлений о Польше и поляках.

В решении этих исследовательских задач авторы коллективного труда опирались на историческую литературу, преимущественно русскую и польскую, а также на материалы источников, как опубликованных, так и хранящихся в архивных фондах Москвы, Санкт-Петербурга, Варшавы. Были использованы материалы разнообразного характера – официальные документы, мемуары, переписка, агентурные донесения и пр. Привлекались также материалы публицистики и периодики.

В частности, изучался текст конституции Королевства Польского, законодательные акты Российской империи, документы Польского сейма, официальная и неофициальная корреспонденция как между Варшавой и Петербургом, так и между самими польскими политическими деятелями. В книге рассмотрены концепции национального развития Польши, содержащиеся в сочинениях польских идеологов этого времени, представлены программы польских конспиративных организаций и обществ, о которых, в частности, дает представление агентурная переписка царских властей и прилагавшиеся к ней документальные «улики». Использование этих материалов позволило выявить эволюцию общественного мнения в Королевстве, изменения в настроениях и взглядах польского общества, в том числе на соотношение конституционных норм и неограниченной власти. Такой анализ лег в основу формирования выводов о значении конституционного периода в истории Польши как в плане экономического, социального и культурного развития, так и в плане национального самосознания и идейного созревания польского народа, подъема национального движения, формулирования национально-освободительных программ. Он должен был дать ответ на вопрос, возможно ли существование автономной конституционной части в недрах абсолютистского целого, насколько оно зависит от национальной специфики, исторических традиций, является ли крах польской автономии, обозначенный восстанием 1830 г., частным случаем, фатальным сочетанием ряда факторов или же проявлением общей закономерности.

Выяснение этого вопроса имеет не только конкретно-историческое, но и теоретическое значение. В то же время весьма важным в практическом плане является вывод о том, какое влияние оказала эпоха польской автономии на взаимоотношения русского и польского народов, что принесла она в плане революционного сотрудничества, идейной переклички, культурного сближения, с одной стороны, и какую роль сыграла в усилении русско-польского антагонизма и конфронтации, с другой. Это дает возможность оценить значение периода первой трети XIX в. в процессе формирования у русских и поляков национального самосознания, выработки ими национальных стереотипов и в результате лучше понять современные тенденции в развитии отношений обоих народов.

Глава 1.
Россия и создание конституционного Королевства Польского

1. Польский вопрос во внешней политике России накануне Отечественной войны 1812 года

В результате разделов в конце XVIII в. Польское государство перестало существовать. Земли Речи Посполитой оказались включенными в состав трех соседних держав: Австрии, Пруссии и России. Однако поляки, прежде всего политически активные силы польского общества, не утратили надежды на восстановление Польши. Специфическая социальная структура, в частности наличие многочисленного слоя польского дворянства (магнатерии и шляхты), исторические традиции, выражавшиеся как в длительном существовании собственного независимого, могущественного и имевшего по европейским меркам огромную территорию («от моря до моря» – от Балтики до Черного моря) государства, так и в своеобразном политическом устройстве – республиканской монархии, – все это вело к возникновению определенного типа идеологии, складыванию своеобразной модели национального самосознания и особой национальной психологии. В центре общественного внимания и интереса образованных слоев польского общества находились проблемы восстановления независимого польского государства, воссоздания его целостности, национальной самоидентификации. Предпринимавшиеся в конце XVIII в. усилия по проведению реформ: созыв и работа Четырехлетнего сейма (1788-1792 гг.), принятие Конституции 3 мая 1791 г., так же как и попытки вооруженной борьбы (восстание Тадеуша Костюшко 1794 г.), оказались безрезультатными и не смогли предотвратить окончательного падения Речи Посполитой. К России отошли литовские, белорусские, украинские земли, значительную долю населения которого составляли поляки, прежде всего польская шляхта. В результате состоявшегося в 1795 г. последнего раздела польского государства – Речи Посполитой – с политической карты Европы исчезло слово «польский», название «Польское королевство» упразднялось «раз и навсегда». Оно появилось вновь спустя два десятилетия, когда было воссоздано польское государство под исторически традиционным названием «Королевство Польское». Определяющая роль в его восстановлении принадлежала России, лично российскому императору Александру I. Екатерина II, во время царствования которой произошли разделы Польши, с особым вниманием относилась к воспитанию и образованию будущего наследника престола. Готовя его к занятию императорского трона, видя в нем своего политического преемника, императрица стремилась дать ему, а также его брату великому князю Константину, на которого также возлагались большие надежды, широкое европейское образование. Для занятий с ними в Петербург был приглашен швейцарский генерал, республиканец по убеждениям Ф.Ц.Лагарп. Он оказал большое влияние на формирование политических взглядов и вообще на становление личности будущего российского императора. Вторым лицом, чье влияние на Александра I было не менее сильным, стал поляк Адам Ежи Чарторыский.

После разделов Речи Посполитой в пределах Российской империи оказались значительные земельные владения польских аристократов. В их числе были и земли Чарторыских, богатой и влиятельной «фамилии», имевшей родственные связи с последним польским королем Станиславом Августом (Понятовским). Крупный польский магнат и активный политический деятель Адам Казимеж Чарторыский, претендовавший даже на занятие трона, но отказавшийся в пользу своего двоюродного брата Станислава, стал австрийским подданным, поскольку имел земельные владения и в той части Речи Посполитой, которая вошла в состав империи Габсбургов. Имения Чарторыских, находившиеся в пределах Российской империи на Волыни и в Подолии, после третьего раздела Польши были конфискованы российскими властями¹, и австрийский император Франц II² обратился к Екатерине II с просьбой об их возвращении. Обеспокоенные судьбой своих земель в России, Чарторыские пытались найти выход из сложной ситуации, чтобы сохранить свои владения. По совету хорошо знакомого им Н. В. Репнина, ранее, в 60-е годы XVIII в., бывшего полномочным послом в Польше, а к тому времени занимавшего пост литовского и виленского генерал-губернатора, А. К. Чарторыский решил направить своих сыновей Адама Ежи и Константыя Адама в Петербург³, с целью подчеркнуть свою лояльность императрице. Екатерина II сочла это возможным при условии, что они поступят на русскую службу. Пребывание братьев в Петербурге способствовало изменению их представлений о русских, которые вначале были крайне негативными. В своих мемуарах А. Чарторыский писал: «Мало-помалу мы пришли к убеждению, что эти русские, которых мы научились инстинктивно ненавидеть, которых мы причисляли, всех без исключения, к числу существ зловредных и кровожадных, с которыми мы готовились избегать всякого общения, с которыми не могли также встречаться без отвращения, – что эти русские более или менее такие же люди, как и все прочие, что между ними есть умные молодые люди, люди вежливые, приветливые, на словах, по крайней мере […], что в общем можно жить в их обществе, не испытывая чувства отвращения, что даже можно иногда считать себя обязанным питать к ним дружбу и чувство благодарности»⁴. Постепенно между великим князем Александром и А. Чарторыским, который был на 7 лет старше, начали складываться доверительные дружеские отношения. Чарторыский был хорошо образован, имел уже определенный опыт в политических делах. Он путешествовал по европейским странам, некоторое время жил в Англии, где изучал, в частности, ее конституцию.

Последовательная позиция Чарторыского по польскому вопросу, его твердая убежденность в необходимости возрождения польского государства оказала влияние на становление взглядов будущего императора, прежде всего по вопросу о Польше. Неоднократно описанная в исторических трудах знаменательная прогулка Александра с польским приятелем явилась одним из кульминационных эмоциональных моментов в их отношениях. Однажды, весной 1796 г., когда Екатерине II жить оставалось всего лишь полгода, Александр, гуляя с Чарторыским по саду Таврического дворца, сказал, что он «совершенно не разделяет воззрений и принципов правительства и двора, что он далеко не оправдывает политики и поведения своей бабки и порицает ее принципы». Великий князь заметил, что его «симпатии были на стороне Польши и ее славной борьбы». По свидетельству Чарторыского, Александр «признался, что ненавидит деспотизм везде, в какой бы форме он ни проявлялся». Таким образом, внушенные Лагарпом принципы проявились в мировоззрении будущего наследника российского престола. Это заявление Александра произвело огромное впечатление на Чарторыского. Много лет спустя он написал в своих мемуарах, что этот день «имел решительное влияние на большую часть его жизни и на судьбы его отечества». «С этого дня и после этого разговора, – откровенно заявлял он, – началась моя преданность великому князю, я могу сказать, наша дружба»⁵.

Однако с восшествием на престол Павла I в судьбе Чарторыского произошел резкий поворот. Его дружбу с великим князем новый император посчитал вредной, и польского аристократа отправили послом на Сардинию. Несколько лет спустя, как только Александр стал императором, он сразу же возвратил Чарторыского в Петербург. Император предложил ему пост товарища (заместителя) министра иностранных дел. По свидетельству самого Чарторыского, он долго отказывался, объясняя отказ тем, что его назначение «возбудит удивление и недовольство русских», что его чувства к Польше не могут измениться и потому могут войти в противоречие с обязанностями возлагаемой на него службы. Убеждая его принять предложение, Александр I приводил следующие аргументы: во-первых, в настоящий момент такого рода затруднений он не видит, а во-вторых, Чарторыский всегда может подать в отставку. В мемуарах Чарторыский постоянно подчеркивал неизменность своей позиции относительно Польши. Этот акцент нельзя, по-видимому, рассматривать как более поздний «отпечаток», как результат его изменившегося впоследствии отношения к России: письма Чарторыского того времени, источник более объективный, подтверждают слова о тех трудностях, которые тревожили его при раздумьях о предложении Александра I. «Принимая место, – писал он в одном из писем, – я решил не делать ничего, что могло бы неблагоприятно повлиять на будущее моего отечества»⁶. Предвидение Чарторыского оправдалось: назначение его товарищем министра иностранных дел было отрицательно воспринято русским обществом и стало, по его собственному выражению, «предметом непрерывных нареканий и постоянной критики» в адрес Александра I. Чарторыский следующим образом охарактеризовал отношение к себе окружающих: «Поляк, пользующийся полным доверием императора и посвященный во все дела, представлял явление оскорбительное для закоренелых понятий и чувств русского общества»⁷. Польский князь остро ощущал и на своем личном опыте осознавал, какую важную роль приобретало общественное мнение.

Международные отношения в Европе начала XIX в. отличались чрезвычайной сложностью и подвижностью, политические союзы и ориентации изменялись непрерывно. Активная агрессивная внешняя политика Наполеона, хотя и проводившаяся под освободительными лозунгами, вела как к территориальным изменениям, так и к нестабильности позиций великих и малых европейских государств. Все страны опасались угрозы со стороны Франции, в то же время они не желали и усиления России. При этом они полагали, что в случае их неверных политических шагов могут начаться военные действия, прежде всего со стороны Франции или России, а вследствие этого они могут потерять часть своих территорий или даже утратить свою независимость.

В определении внешнеполитической линии России А. Чарторыский занимал заметное место. Назначенный Александром I в 1802 г. товарищем министра иностранных дел, фактически он оказался главой ведомства. Значительная часть русского общества с неодобрением относилась к пропольским настроениям молодого императора, так же как и к выдвижению Чарторыского. Заняв высокий пост в российской внешней политике, Чарторыский «льстил себя надеждой создать политическую систему, которая, основываясь на принципах справедливости, могла бы со временем оказать счастливое влияние на судьбы Польши». «Я уже предвидел разрыв с Францией, – вспоминал он об этом времени. – Русские всегда подозревали меня в желании склонить русскую политику к тесной связи с Наполеоном, но я был далек от этой мысли, ибо для меня было очевидным, что всякое соглашение между двумя этими государствами было бы гибельным для интересов Польши»⁸.

С самого начала внешнеполитической деятельности Чарторыского его планы были направлены на то, чтобы польское государство «восстанавливалось бы под скипетром России»⁹. В частности, Чарторыский направил русскому представителю в Вене А. К. Разумовскому указание поставить в известность об этих планах австрийский двор. Австрия не возражала против них, но при условии сохранения прежних границ Галиции ¹⁰. В это время и Англия обещала дать свое согласие на восстановление Польши.

Основная линия позиции А. Чарторыского относительно Польши – делать все возможное для восстановления польской государственности – на протяжении всей его жизни оставалась неизменной, но в зависимости от конкретных условий и обстоятельств его взгляды претерпевали некоторую трансформацию, а отношение к форме их реализации менялось коренным образом.

Еще в 1804 г. в его «Записке об устройстве европейских дел, в случае удачного окончания войны» излагался следующий план: «Русский император, приняв титул царя польского, получает все земли, принадлежавшие Польше до ее первого раздела, включая и так называемое Прусское королевство», потери же Пруссии будут компенсированы ей другими территориями ^п. С началом наполеоновских войн Чарторыский попытался активнее влиять на внешнеполитический курс Александра I. В одной из записок 1806 г., представленной императору, он отрицательно оценивал его политику, характеризуя ее как «пассивную», и предупреждал, что если так будет продолжаться, то Наполеону удастся «похитить» и «превратить в свою собственность» те народы, которые «считают русских своими братьями». Он высказывал также опасение, что Наполеон может отдать польскую корону кому-либо из представителей королевского дома Пруссии¹².

В 1806 г. Чарторыский представил Александру I еще один документ – «Записку о мерах, которые необходимо принять по отношению к бывшим польским провинциям» ¹³. Речь шла о польских землях, вошедших в состав России. В «Записке» явно просматривалась «обида» князя на императора. Документ является любопытным доказательством достаточной простоты и неофициальности их отношений, которые сложились к этому времени. «В настоящей записке я не имею в виду давать советы и не собираюсь предлагать никаких способов действий», – писал Чарторыский. Эта записка, замечал он, – «простой набросок первых попавшихся мыслей», и с этими первыми пришедшими на ум мыслями он мог позволить себе обратиться к императору. По его мнению, для того чтобы удержать польские провинции, надо «вызвать энтузиазм и любовь к нам [России. – Г. М.] жителей», следует также удержать и польские провинции Пруссии, всячески оберегать «наши» польские провинции от смуты и избегать там проявлений излишней подозрительности и «неуместной строгости». Чарторыский объективно стоит на позициях России и защищает ее интересы, причисляя к ней и самого себя: «мы» – это российские власти, т. е. Чарторыский мыслит как представитель российской администрации. Таким образом, перед угрозой со стороны возможных соперников-неприятелей российские и польские интересы переплетались, а во многом и совпадали. В записке Чарторыский вновь обращал внимание императора на необходимость считаться с польским общественным мнением и оказывать на него воздействие в нужном направлении. Для этого Александр I должен обратиться с воззванием к населению западных провинций, стараясь пробудить в поляках «чувство того древнего родства, которое должно объединять между собою все славянские нации». Чарторыский предлагал также использовать и другие способы: «поместить в газетах и в периодических изданиях разные статьи или издать их отдельными брошюрами и памфлетами, чтобы направлять общественное мнение и разрушать действие тех обращений, которые появятся от имени врага».

Князь подчеркнул, что в случае если Александр I решит объявить себя польским королем (в тексте записки эта мысль сформулирована весьма изысканно: «если обстоятельства приведут Ваше величество к решению […]»), то нужно будет разработать план, в соответствии с которым при прочной централизованной власти потребуется дать новому королевству конституцию, «способную примирить права неограниченной монархии с учреждениями и формами», которые Польша получит «под отеческою властью Вашего величества». Необходимо опередить Бонапарта, пробудить в поляках надежду на «новое существование» ¹⁴. Из «Записки» следовало, что с самого начала разговоров и размышлений относительно восстановления Польши выявлялось то противоречие, которое с неизбежностью возникнет при соединении либерально устроенного автономного (в большей или меньшей степени) государственного образования и центральной власти – неограниченной монархии, а также обнаруживалось и понимание того, что каким-то образом это противоречие необходимо снять.

В конце 1806 г. Чарторыский подал Александру I специальную записку о Польше ¹⁵. «Польша, – отмечалось в ней, – в силу сложившихся обстоятельств, сделалась главным центром интересов двух столкнувшихся держав [России и Франции. – Г.М. ] […]. Именно Польша служит Бонапарту основной базой для борьбы с Россией и средством проникнуть вплоть до ее старых границ». В Польше, писал князь, Наполеон «встретит население, легко возбуждающееся и способное быстро осваиваться с военным делом, найдет храбрых и опытных офицеров, деньги и съестные припасы и страстное желание защитить существование и свободу своего отечества». Он характеризовал такими словами отношение русских к полякам: для России поляки являются «постоянной причиной беспокойства и подозрений», «тщетно Польша предлагает все силы для доставления средств к войне и для защиты русского трона». «Правительство, – писал он, – боится воспользоваться этими средствами, чтобы не вызвать неудовольствия русского населения, оно боится вовлекать в войну поляков, чтобы они не обратили своего оружия против России же». Чарторыский продолжал настаивать: чтобы привлечь поляков на сторону России, по его мнению, существует единственное средство – следует объявить Польшу королевством, а ее наследственными королями провозгласить русского императора и его наследников. Тогда Польша станет барьером, преграждающим путь Наполеону: «Россия, присоединив к себе Польшу, создаст себе в ее лице аванпост», «создаст оплот, недоступный никакому прямому захвату, и этим положит начало той счастливой связи, которая должна будет когда-нибудь объединить вокруг нее все разрозненные ветви древней славянской семьи». В этих словах, несомненно, слышны отзвуки славянофильства, идеи славянской общности, даже панславизма, несмотря на то, что ни в начале XIX в., ни позднее в Польше не пользовалась популярностью мысль об объединении славянских народов под главенством России. Вероятно, на «пророссийской» ориентации Чарторыского сказалось влияние его русского окружения. Настаивая на реализации своих планов в отношении Польши, он пытался представить различные аспекты тех выгод, которые получит Россия. Но, предвидя возможную реакцию со стороны русского общества, он предлагал Александру I готовые ответы на вероятные вопросы и возражения, которые могли бы возникнуть у представителей просвещенной элиты. Чарторыский предлагал парировать опасения, что «восстановление Польши равносильно отделению от государства одной из его составных частей», следующим образом: «Ведь отделение это лишь внешнее. Польская корона осталась бы неразрывно связана с русским троном». Чарторыский постоянно балансировал на грани: с одной стороны, он выступал за восстановление Польши как отдельного государства, а с другой – считал, что «новая Польша» будет «неразрывно связана с Россией», тем самым признавая, что самостоятельность ее будет весьма ограничена¹⁶.