Kitobni o'qish: «Андрей Первозванный – апостол для Запада и Востока»

© Библейско-богословский институт св. апостола Андрея

* * *

Светлой памяти епископа Пьера Дюпре

Предисловие

Апостол Андрей Первозванный – уникальная личность для всего христианского мира. Он был первым апостолом, призванным Иисусом, и его миссия покрывала огромные пространства в Европе и Азии. Он был объявлен святым покровителем Византии и его мощи покоились в церкви Двенадцати апостолов в Константинополе.

В процессе христианской истории апостол Андрей стал ключевой фигурой для многих национальных церквей. Его глубоко почитали греки и посвятили ему один из самых больших соборов на месте его мученичества в Патрах. Он был первым миссионером на протославянских территориях и был провозглашен святым покровителем России, поскольку считалось, что он первый проповедовал здесь Евангелие. Румыны почитают его как крестителя своего народа. Апостол Андрей очень популярен на Кавказе – в Грузии и в Армении.

Традиционно апостол Андрей считается святым покровителем христианского Востока, тогда как апостол Петр – покровителем Запада. Однако и Запад имеет особые духовные связи с Андреем Первозванным. Перенесение его мощей из Константинополя в Амальфи в 1208 году можно назвать новым миссионерским путешествием апостола, которое способствовало развитию его почитания на Западе. Он считается святым покровителем Шотландии и Бургундии и глубоко почитается в Италии.

Почитание апостола Андрея в разных странах и христианских традициях символически выражает страстное стремление к духовному единству христианского мира. Сама личность и миссия апостола объединяют христианские Восток и Запад поверх догматических, политических и прочих разделений. По русской агиографической традиции¹ апостол Андрей отправился в большое путешествие в земли, где позднее были основаны Киев и Новгород, а оттуда морем, огибая всю Европу – христианскую ойкумену того времени, отправился в Рим к своему брату Петру, дав нам тем самым образец братской любви между восточной и западной церквами. Это «духовное путешествие» апостола может быть вдохновляющим примером движения к «брату твоему», важнейшего для построения христианского единства в начале третьего тысячелетия.

В то время как многие люди сейчас разочарованы «институциональным экуменизмом», они, тем не менее, стремятся к глубокой духовности общения, которая, по словам Ионна Павла II, «означает способность думать о наших братьях и сестрах по вере в глубоком единстве Мистического Тела,… принимать наших братьев и сестер, нося бремена друг друга (Гал 6:2)». Духовный экуменизм очень важен для жизни современной церкви. Это сердце любого серьезного диалога и межцерковного сотрудничества. Это обращение наших сердец, которое может помочь обратить конфликты, часто возникающие из-за наших различий, во взаимную дополнительность, обогащающую наши церкви и христианство как целое. Очень важно показать и подчеркнуть действительный духовный опыт тех верующих, которые переживали разделение церкви не только как историческую драму, но и как их личную трагедию, и пускались в длительное, трудное и опасное духовное путешествие, чтобы встретить и обнять своего брата, следуя примеру св. Андрея Первозванного.

Часто говорят о кризисе самой идеи церковного единства. Однако слово «кризис» имеет не только негативное значение расстройства, но и позитивный смысл обновления, появления новых возможностей для ответа на вызовы современности. Молитва Иисуса «да будут все едино» указывает на самую суть здорового экуменизма. Мы не можем «организовать» церковное единство – это дар Святого Духа, который лишь один может открыть сердца для примирения. Без взаимного прощения, очищения памяти и усилий понять друг друга не может быть никакого экуменизма, и истинный экуменизм означает совместное чтение Библии, обмен духовным опытом, размышление над духовным наследием святых, которые никогда не отделяли себя от вселенской церкви во всем мире².

Личность апостола Андрея приобретает особую значимость в свете диалога любви между Востоком и Западом, который был инициирован более 50 лет назад патриархом Афинагором и папой Павлом VI. 800-летний юбилей переноса мощей апостола Андрея из Константинополя в Амальфи, который отмечался в 2008 году, совпал с 50-летним юбилеем инициации Tomos Agapis³, который знаменовал новую стадию диалога между Православной и Католической церквами. Такое символическое совпадение дало хороший повод для углубленного многостороннего богословского размышления о личности и деяниях одного из первых учеников Христа и об уроках духовного экуменизма, которые апостол Андрей дает современной церкви.

В этой связи Католический комитет по культурному сотрудничеству (Рим) и Библейско-богословский институт св. апостола Андрея в сотрудничестве с другими церковными, общественными и научными организациями из разных стран⁴ организовали серию коллоквиумов⁵, которая завершилась большой международной конференцией «Апостол Андрей и христианская ойкумена: богословское, культурное и историческое значение св. Андрея Первозванного для современного мира и христианского единства», проведенной во Фрайзинге (Германия) 7–11 июня 2008. Одиннадцать православных церквей прислали своих представителей на эту конференцию, что еще раз подчеркнуло важность и актуальность данной проблематики.

Эти научные встречи дали возможность рассмотреть личность апостола Андрея с разных сторон. Их участники, богословы и специалисты, работающие в областях древней и современной истории, агиографии, церковной истории, иконографии, литургики, филологии и др., вместе размышляли о том, как значение апостола Андрея понималось в светской и церковной истории, культуре, богословской и литургической традициях и, особенно, как его символическое послание раскрывается в диалоге современной церкви. Мы говорили об апостоле как символе христианского единства и духовного экуменизма, о его почитании в разных местах христианской ойкумены и о диалоге любви между нашими церквами и необходимости развивать сотрудничество в областях культуры, науки и образования.

Вовлечение христианских студентов и молодых исследователей – залог успеха такого сотрудничества – то, что является одним из основных направлений работы Библейско-богословского института св. апостола Андрея на протяжении всех двадцати лет его существования. Сотни студентов и специалистов из разных христианских конфессий участвуют в наших Летних богословских институтах, которые оказались чрезвычайно успешным и важным инструментом для развития академического богословского образования и диалога науки и богословия. Более трехсот богословских книг, изданных ББИ, представляют разные христианские традиции и широко используются студентами многих конфессий. Важным мотивом организации наших международных конференций является развитие диалога и сотрудничества в образовательной и академической сферах.

Весь наш опыт показывает жизненную важность такого сотрудничества и ни один из перечисленных проектов не был бы возможен без тесного взаимодействия со многими людьми и организациями – светскими и церковными – в разных странах.

В связи с этим я бы хотел выразить глубокую признательность и благодарность соорганизаторам прошедших конференций – Католическому комитету по культурному сотрудничеству и проекту «Живые источники: узы братства и сотрудничества, пути единства и мира» (Рим), а также кардиналу Вальтеру Касперу, бывшему президенту Папского совета по развитию христианского единства, архиепископу Амальфи Орацио Соричелли, Енцо Бьянки, настоятелю монастыря в Бозе, д-ру Альберту Рауху, директору Института Восточных церквей в Регенсбурге, и проф. Франко Ваккари, директору Ассоциации «Рондине – крепость мира» в Ареццо. Мы очень благодарны спонсорам конференции о. Дитгеру Демуту, президенту Реновабис, д-ру Дэниэлу Шмидту, директору Bradley Foundation (США), и фонду Fidel Götz Stiftung (Германия).

Особую благодарность я хотел бы выразить д-ру Паоле Фабрици из Католического комитета за ее вдохновение, энтузиазм и поддержку при подготовке и осуществлении всего проекта и д-ру Михаилу Талалаю за первоначальную идею юбилейной конференции, которая родилась несколько лет назад в Бозе.

Мы были очень рады получить такой хороший отклик от православных церквей и благодарны всем их представителям, принявшим участие в юбилейной конференции и привезшим приветствия глав церквей. Но более всего мы благодарны всем участникам коллоквиумов и итоговой конференции, которые привнесли свое знание, результаты многолетних исследований, вдохновение и духовный опыт, без которых эти конференции не были бы возможны.

Книга, которую мы теперь представляем русскому читателю, вобрала в себя многие доклады, сделанные на конференциях, и другие статьи ведущих специалистов. Мы посвящаем сборник памяти епископа Пьера Дюпре (1922–2007), который так много сделал для восстановления общения церквей и тесного сотрудничества между католиками и православными. Он был основателем (1963 год), первым секретарем, а впоследствии президентом Католического комитета по культурному сотрудничеству и основателем и со-председателем проекта «Живые источники». Он был одним из самых активных попечителей и большим другом ББИ.

Алексей Бодров,

ректор ББИ

Москва, Пятидесятница 2011

I. Духовное путешествие апостола Андрея как символ церковного единства

Андрей Робинсон. «Маршрут» апостола Андрея

На память моему внуку Андрею М. Робинсону

⁶

Древние предания об апостоле Андрее принадлежат к вечным темам науки, так как в них всегда был и навсегда останется момент загадочности. Среди этих преданий особое место занимает киевская «Легенда об Андрее», изложенная в «Повести временных лет»⁷. По византийским преданиям, Андрей, проповедуя христианство, совершил три путешествия по северо-восточному побережью Черного моря: посетил Синоп, Пантикапей, Керчь, Феодосию, Херсонес, вернулся в Синоп, отправился в Византию (Константинополя еще не было), где поставил епископом своего ученика Стахия, затем в Патрах был распят на иксообразном кресте⁸. Авторитеты восточной церкви, напри мер Иоанн Златоуст, признавали Андрея основателем христианства в Византии. Это предание, по мнению А. А. Шахматова, было принесено «корсунскими попами», которых привез в Киев из победоносно го похода на византийскую колонию Корсунь (Херсонес)⁹ Владимир Святой¹⁰. Новая киевская «Легенда об Андрее», думается, могла воз никнуть (в порядке циклического развития греческого предания) в проповедях Анастасия Корсунянина, поставленного Владимиром во главе церкви. При крещении Руси было уместно предварить этот исторический акт апостольским благословением, а для этого описать путешествие Андрея, «направив» его от Корсуня до места будущего Киева, то есть по маршруту, который был только что преодолен греческими священниками. По предположению Д. Герхардта и Л. Мюл лера, в Киеве существовал, кроме того, занесенный из Новгорода фольклорный рассказ, который отражал обряд омовения в банях, и поэтому мог быть добавлен к историографическо-религиозной «Легенде об Андрее»¹¹.

А. А. Шахматов предполагал, что «Легенда» была вставлена Нестором при создании «Повести» (1113). М. Д. Присел ков полагал, что вставку сделал редактор «Повести» игумен Сильвестр (1116) по желанию Владимира Мономаха¹². Объединение устных произведений: церковной киевской «Легенды об Андрее» и фольклорного (в истоках, вероятно, языческого) рассказа о банях, произошло, скорее всего, при литературном внесении их в «Повесть», что дало возможность летописцу, «направив» апостола по пути «из варяг в греки и из грек», описать эту главную магистраль Руси. Шахматов обосновал теорию летописных «сводов» и предложил гипотетическую «реконструкцию» «Повести», а также некоторых, по-видимому, ей предшествующих летописей, которые не сохранились¹³. Затем «Повесть» подвергалась «реконструкциям» и интерпретациям историков, упростивших методику Шах матова и видоизменяющих текст согласно своей логике и мнениям. «Повесть временных лет» нуждается не в «реконструкции», а в реабилитации.

Как филолог я считаю текст «Повести» неприкосновенным (кроме учета разночтений по 8 спискам.) «Реально дошедший до нас текст “Повести”, – справедливо писал И. П. Еремин, – может стать пред метом анализа и независимо от его родословной, ибо какую бы сложную историю ни пережил текст того или иного литературного произведения, текст в своей окончательной редакции никогда не теряет своего единства как по содержанию, так и по форме: отрицать это единство в данном случае значило бы рассматривать дошедший до нас текст “Повести”, легший в основу всего древнерусского летописания, как механический сплав разного рода напластований, как текст неполноценный и по содержанию, и по форме. Реально дошедший до нас текст “Повести” должен лечь в основу анализа именно потому, что он реальный, т. е. безусловно достоверный»¹⁴. Повесть является фактором общественного сознания Древней Руси и даже позже (XIII – сер. XVIII вв.), а в некоторых идеологическо-патриотических моментах – и до настоящего времени. Хотя Л. Мюллер «Легенду об Андрее» считает «рафинированной и тенденциозной выдумкой отдельного лица <…>, она скорее является продуктом историографического мышления»¹⁵.

В «Повести» говорится сначала по традиции: «Оньдрэю учащю въ Синопии и пришедшю ему в Корсунь»¹⁶. Но далее следует нечто новое и интересное для читателей того времени: Андрей «увэдэ яко ис Корсуня близэ Днэпрьское, и въсхоте пойти в Римъ». Поводом для этого, как отметил Л. Мюллер, могло быть желание навестить брата – апостола Петра или же, как кажется мне, поклониться его праху. Осторожный летописец не намекнул на возможность свидания в Риме (а не в Иерусалиме, по греческой версии) столь знаменитых братьев. Но Рим был для европейцев, включая Русь, средоточием мировой сла вы, невзирая на вероисповедные различия. В Житии св. Александра Невского сказано, что после его победы над католическим Ливонским орденом (1242) «нача слыти имя его <…> обону страну моря Варяжьскаго, и до великаго Риму»¹⁷. Так же трактовалась в «Повести» победа Владимира Мономаха над половцами в 1111 г. (перед самым составлением «Повести»): князья возвратились «съ славою великою», которая «къ Грекомъ и Угромъ, и Ляхомъ, и Чехомъ, дондеже и до Рима пройде» (195).

Итак, апостол направился «въ вустье Днэпрьское и <…> поиде по Днэпру горэ», приблизился к цели, ради которой его «пригласили» на Русъ: «и ста подъ горами на березэ». И сказал он «ученикомъ: «Видите ли горы сия? – яко на сихъ горах восияеть благодать божья; имать градъ великъ быти и церкви многи». И въшедъ на горы сия и благослови я, и постави крестъ» (12).

Казалось бы, Андрею следовало вернуться и идти в Рим старинным путем через Босфор. Но в этом случае он не мог бы миновать столицу православия – Константинополь. Ему пришлось бы основать христианство и там (после посещения Руси). Возникал, как может показаться, парадокс: получив культ Андрея от греков, киевляне не хотели «отпустить» Андрея к грекам. Но для средневековой логики подобных противоречий не существовало. Поэтому Андрею надлежало идти далее на север.

«Легенда» была помещена летописцем в предназначенный для нее контекст, мотивирующий ее содержание. Перед «Легендой» излагались географические сведения. «Поляномъ же жившимъ по горамъ симь [которые благословил Андрей. – А.Р.], бэ путь изъ Варягъ въ Греки и из Грекъ по Днэпру, и верх Днэпра волок до Ловоти, и по Ловоти внити в Ылмерь [Ильмень. – А.Р.] озеро великое, из него же озера потечеть Волховъ и вътечеть в озеро великое Нево, и того озера внйдеть устье в море Варяжьское. И по тому морю ити до Рима, а от Рима прити по тому же морю ко Царюгороду [Константинопо лю. – А.Р.], а отъ Царягорода прити в Понт море в не же втечет Днепръ река» (11). Затем приводятся пояснения: «Днепръ бо потече из Оковьскаго лэса <…> а Двина ис того же лэса потечет, а <…> вийдеть в море Варяжьское <…> а по Двине въ Варяги до Рима <…>. А Днепр втечетъ в Понетьское море <…> еже море словеть Руское, по нему же училъ святый Оньдрей, брать Петровъ, яко же реша» (т. е. «как говорили» – аорист 3-го лица мн. ч.).

Летописец подчеркнул, что имеет в виду двусторонний характер движения (и на юг, и на север): «изъ Варягъ въ Греки и изъ Грек по Днепру и верхъ Днепра». В данном случае, воспроизводя «Легенду», он описал движение Андрея с юга на север. Корсунь был греческой ко лонией, и потому Андрей начал свой путь «из Грекъ».

Путь «из варяг в греки» был описан еще выдающимся писателем – императором Константином Багрянородным (913–959)¹⁸. Это было движение из Новгорода – «Невогарды», в которой «сидел Святослав, сын русского князя Игоря» (до занятия Святославом киевского престола в 945 г.). Константин точно описал разнонациональных участников движения: лодки – «однодревки» делают «славяне» и продают их в Киеве «русам». Он привел двуязычные названия каждого днепровского порога: «русские» (скандинавские) и «славянские». Например, порог, называемый «по-русски улворси, а по-славянски островунипраг, что значит остров порога»; или «четвертый порог, большой, называемый по-русски аифор, а по-славянски неясыть, потому что в камнях порога гнездятся совы» (8). Различие между скандинавами-«руссами» и «славянами» Константин наблюдал лично, поскольку он принимал во дворце вдову Игоря Ольгу с ее свитой. Такое же различие между «русью» и восточнославянскими племенами (словенами, полянами и др.) отчетливо наблюдается в «Повести», а по «Вер тинским анналам» – «руссами» (Rhos) называли себя сами шведы¹⁹. До сих пор финны называют шведов Ruossi, что в славянском дало слово «Русь», как финское Suomi – «Сумь». В Швеции есть часть побережья Roslagen.

Олег Вещий, возвращаясь в Киев после победы над Царьградом (907), предоставил своей «руси» привилегию. «И рече Олег: <…> Исшийти парусы паволочиты [шелковые. – А. Р.]», и бысть тако» (125). Обыкновение знатных скандинавов делать паруса из дорогих тканей подтверждается сагами. Об Олаве Трюггвасоне, будущем короле Норвегии, говорится, что он воспитывался у конунга Вальдамара (Владимира Святого) и, командуя его дружиной, «после одной великой победы возвращался <…> домой в Гарды [Русь. – А. Р.] и плыли они с большой пышностью, и паруса на кораблях у них были из драгоценной ткани» (Р 33). Паруса кораблей короля Сигурда Йорсалафари, иерусалимского путешественника, были парчевые²⁰.

Послы Олега, знатные варяги (славянских имен у них не было), заявили византийским императорам Льву VI († 912) и Алек сандру (царствовал в 912–913 гг.) о своем этническом происхождении: «Мы от рода рускаго, Карлы, Инегельдъ, Фарлаф, Веремуд, Рулавъ, Гуды, Руалдъ, Карнъ, Фрелавъ, Руаръ, Актеву, Труанъ, Лидул, Фостъ, Стемид, иже послани от Олга великого князя рускаго» (25). «Мы Русь, <…> мы, Русь» (26–27) повторяли свое именование эти первые дипломаты, проследовавшие путем «из варяг в греки». В вопросе о названии «Русь» нужно принять во внимание и восточные источники, которые заставляют искать страну русов где-то на севере Восточной Европы²¹. «Конкретная информация большинства арабских географов посвящена главным образом северу Древней Руси <…>. Титул Хакана, на который указывает ряд авторов, мог принять скорее глава северного (с центром, предположим, в Новгороде) племени»²².

Вернемся, однако, к условиям путешествия Андрея. Константин оценивал путь «из варяг в греки» как «многострадальное, страшное, трудное и тяжелое плавание» (8). Можно представить себе, каким ужасным было такое путешествие при апостоле.

Различия в описании пути у Константина и у летописца показа тельны. Константин описывал движение на юг, согласно направлению миграции скандинавов. Изложение летописца следует порядку с юга на север, так как оно имело идеологическое значение для первой империи Рюриковичей, уже переживавшей начало государственного распада при прекратившейся миграции скандинавов.

Поскольку летописец взялся «привести» Андрея в Рим, а до Рима он должен был посетить будущих новгородцев, то «маршрут» апостола проходил через Ильмень, Волхов, озеро «Нево» [Ладожское с р. Не вой. – А. Р.] в «море Варяжское». Этот этап «маршрута» был обусловлен родовыми и политическими причинами; по нему двигались все удачливые претенденты на киевский престол – скандинавские конунги, превратившиеся в древнерусских князей²³. Описывая Ва ряжское море, летописец указывал: «По сему же морю седять варязи семо ко въстоку до предала Симова, по тому же морю седять къ запа ду до земле Аглянски и до Волошьски» (10), то есть до Италии, куда и стремился Андрей: «иде въ Варяги», а оттуда [морем через Гибралтар. – А.Р.] «прииде въ Римъ» (12). Подходя к будущему Новгороду, как очевидно полагали читатели XII в., Андрей начинал приближаться к варяжским землям «римско го» (католического) мира.

И вот Андрей «приде въ словени, идеже ныне Новъгородъ». Он не благословил это место, как сделал на «горах», но обратил внимание лишь на странное поведение аборигенов: «как ся мыютъ и хвощются [хлещут себя березовыми вениками. – А.Р.], и удивися имъ». Было чему удивляться человеку, привыкшему к античным термам. Но летописцу и читателям-киевлянам удивляться не приходилось: бывая в Новгороде, они знали местные (и скандинавские) банные обычаи, да и сами едва ли мылись иначе²⁴.

Пройдя по морям и рекам, как идеальный путешественник (от Синопа до Синопа) Андрей будто бы охватил всю средневековую Европу. Это и было реальное норманнско-варяжское «кольцо» вокруг Европы, образно выражаясь, тот «Круг земной», о котором знаменитый исландец Снорри Стурлусон написал книгу саг, по объему в три раза превосходящую «Повесть».

Согласно другой устной Легенде, позже Андрея и только небольшую часть его – пути прошел Кий, происхождение которого, как и само имя (а также имена «братьев» – Щек и Хорив) еще не нашло достаточно объяснений²⁵. Имена Кий, Щек, Хорив не повторялись в традиции русских княжеских имен и никаких следов династии, восходящей к Кию, не существует. Если считать, что Киев основан Кием в 482 г., то остается неизвестным, кто там княжил в течение четырех веков до прихода Олега.

Поход Кия византийскими источниками не отмечен, имя «царя» неизвестно, и эта легенда не может служить исходным основанием для изучения «маршрута» Андрея. Летописец переходит к уверенно му историческому повествованию, когда оно начинает опираться на представление о Руси как о европейском государстве, связанном с известными феодалам европейскими событиями.

В Европе наступила эпоха викингов (кон. VIII – сер. XI вв.)²⁶ Она означала постоянную и непреодолимую миграцию скан динавов (норвежцев, шведов, датчан – «норманнов», «варягов») в южные европейские земли по водным путям. Викинги двигались до Рима, Константинополя, Иерусалима, по морю (через Гибралтар) и по рекам – Шельде, Сомме, Сене, Луаре, Гаронне, Роне. Они смело нападали во франкских землях на Париж (грабили его в 845, 857, 861 гг., сняли осаду в 885 г., получив откупные), Суассон, Тур, Орлеан, Анжер, Шалон, Дижон; в германских землях разорили Гамбург (845), двигаясь вверх по Рейну, напали на Ксантен (863), Кельн и Бонн (892), также Аахен, Трир, Вормс. В Англии викинги появились в 825 г., не раз грабили Лондон и Кентербери (836, 851–852), захватили Шотландию (866), королевства Нортумбрию, Восточную Англию, часть Мерсии и Эссекса. Они заняли Оркнейские острова, заселили Исландию, Гренландию. Около 1000 г. открыли Америку. В Испании викинги разорили Астурию и Севилью (844). Они основали свое королевство в Сицилии и Южной Италии. Точно так же викинги устремились в восточноевропейские земли. Они двигались вдоль побережья Балтийского моря, вели войны друг против друга (норвежцы – датчане – шведы), а также междоусобные войны внутри каждого из скандинавских государств; на падали на племена североевропейские, угро-финские, балтийские и, наконец, восточнославянские. Как и на Западе, викинги шли на Восток водными путями: из Балтийского моря, по рекам Неве, Волхову, Ловати до Днепра или по Западной Двине до Днепра, затем по Днепру, Черному и другим морям к Константинополю, Иерусалиму, Африке, Италии. Они нападали на города Ладогу, Новгород, Смоленск, Муром, Любеч, Чернигов, Киев и др. Историческая типология событий несомненна: одновременно с действиями шведского конунга Олега Вещего (Русь, Константинополь, 907–911) норвежский конунг Роллон захватил земли в устье Сены и в 911 г. заключил договор с французским королем Карлом Простоватым, основав герцогство с названием от «норманнов» – Нормандию, как и Олег империю с названием от «руси» – Русь.

В связи с общеевропейской историей необходимо рассматривать и значение скандинавских наемных дружин как типичной гвардии князей, королей, императоров. Образование империй осуществлялось гениальными узурпаторами, обычно иностранцами, обладавшими гвардией количественно небольшой, но качественно великолепной по сравнению с военными силами новых подданных, из состава которых затем формировались большие армии. Можно вспомнить македонские фаланги Александра Великого, монгольскую гвардию Чингис-хана, римских императорских преторианцев, египетских султанских мамлюков-половцев (вошедших потом в гвардию Наполеона), турецких янычар, папских швейцарцев и др. При реализации имперских проблем централизованной государственности и преодоления феодального сепаратизма социально-политическое значение гвардейских частей из профессионалов-наемников, в частности скандинавских, нередко было решающим.

Следуя летописной иерархии перечисляемых ценностей, «Повесть» всегда при исчислении войск первыми называет варягов. Аскольд и Дир «многи варяги совокуписта» (19), других дружин у них не было. Олег первым в походе на Киев «поим воя многи, варяги, чудь, словэни, мерю, весь, кривичи» (20). Он же в походе на Константинополь «поя же множество варяг, и словенъ, и чудь <…> и кривичи, и мерю, и деревляны, и радимичи, и поляны» (23). После первой неудачи под Кон стантинополем Игорь «посла по варяги мнози за море, воюя на гре ки», затем он, «совокупивъ вой многи, варяги, русь, и поляны, словэни, и кривичи» (33), принудил греков к выгодному для Руси миру. Владимер «собра вой многи, варяги и словени, чудь и кривичи» (54). Яро слав «приведе варягы» (89), «събра Ярославъ варягъ тысячю» (96). Диспозиция варягов перед сражением была самой ответственной. Ярослав (1036) против печенегов «събра вой многи, варяги и словэне [новгородцы. – А. Р.] <…> и постави варягы посередэ, а на правей сторонэ кыяне, а на левем криле новгородцы» (101).

Прекращение варяжской миграции имело в Европе военно-политические последствия. Так, в Византии императорам пришлось заме нить варяжскую гвардию англосаксами, бежавшими из Англии после покорения ее (1006) Вильгельмом Завоевателем – правнуком норманнов. На Руси возможности такой замены не было. Поэтому после смерти Ярослава сразу обнаружилась беспомощность военно-политических действий его сыновей Изяслава, Святослава и Всеволода. Не обладая свежими варяжскими дружинами, никто из Ярославичей не смог стать, подобно отцу, «самовластием» Руси. Объединенные их усилия при сопротивлении внешней агрессии оказались неэффективны ми: при первой же войне с половцами (1068) все трое были сразу разбиты. Внутренняя политика братьев оказалась еще пагубнее для государства. Ярославичи арестовали полоцкого князя, волхва Всеслава. Когда Изяслав и Всеволод бежали от половцев в Киев, произошло городское восстание. Дружина подала Изяславу разумный совет – убить Всеслава: подозвать к оконцу «поруба» и «пронзить» мечом. (Дед Ярославичей Владимир Святой пригласил сводного брата Ярополка в киевский дворец якобы для переговоров о мире, но как только тот вошел, два варяга подняли его «под пазусе» на мечах, а по приказу дяди Ярославичей Святополка Окаянного другие два варяга добили его сводного брата св. Бориса). Но Изяслав уже не имел варягов. Нарушая родовые традиции, он не убил Всеслава, дал возможность киевлянам провозгласить его киевским князем, позволил им разграбить несметные сокровища Владимира и Ярослава, и государственная казна исчезла. Князья бежали от половцев в Киев, затем от киевлян из Киева, куда вернулись при помощи поляков. Равновесие внутри империи было нарушено. Войны князей-братьев за киевский престол стали превращаться в войны суверенных удельных князей (после Любечского съезда 1097 г.), которые часто велись с привлечением в качестве союзников половецких ханов, обычно – княжеских родственников.

Исчезновение у киевских князей варяжской гвардии стало одной из предпосылок крушения первой империи Рюриковичей. К середине XI в. «варяжское кольцо» вокруг Европы вообще стало распадаться, и в том числе его восточная сторона, путь «из варяг в греки и из грек». Это вновь ослабило юго-восточные рубежи Руси по отношению к азиатскому военному и кровнородственному воздействию. С третьей четверти XI в. и позже по крайней мере 14 знатных князей женились на дочерях половецких ханов, и, следовательно, появилось не менее 70 князей и княжон полуполовецкого происхождения, 350 половецких внуков княжеского достоинства. Герои «Слова о полку Игореве», князья Ольговичи, были родственниками половецких ха нов. Ранее этого Владимир Мономах женил своих сыновей – Юрия Долгорукого и Андрея Доброго – на половецких ханшах. Если основателем первой империи Рюриковичей был Олег Вещий, то зачинателем создания их второй империи стал полуполовец князь Андрей Юрьевич Боголюбский.

И в прежние времена на европейских путях, в неустанных поисках «добычи и славы», викинги вовлекали в свое движение местные племена, особенно языческие. С каждым движением скандинавов на юг повсюду оставались их дети, рожденные туземками.

На Руси в ближайшем географическом соседстве и тесных кровнородственных отношениях со скандинавами оказались словени (новгородцы, ладожане и др.). «Повесть» указывает на обычный факт эпохи (1015): «варязи бяху мнози у Ярослава, и насилье творяху новгородцем и женам ихъ»²⁷. У правящих феодалов Руси и у их летописцев сношения с варягами (драки и грабежи, союзы и торговля, браки и связи) воспринимались как отношения не с чужестранцами, а с опасными родственниками.

Для понимания «маршрута» Андрея важно учесть, что в IX в. племена восточнославянские, балтийские и угро-финские не были объединены в империю. «Повесть» показывает, что племена были разделены на две сферы влияний: «имаху дань варязи из заморья на чюди и на словенехъ, на мери и на всех, кривичехъ», а «козари [хазары. – А. Р.] имаху на полянехъ, и на северехъ, и на вятичехъ» (18). Новгород и Ладога с их областями отходили таким образом к Европе; Киев, Чернигов и некоторые другие города – к Азии. Вдоль пути «из варяг в греки и из грек» развернулась почти четырехвековая борьба европейских и азиатских сил. Сначала только новгородцы (словене) могли и противиться скандинавской экспансии, и приглашать варягов на договорных на чалах. Они «изгнаша варяги за море», но затем началась междоусобная война. Послы отправились «къ варягомъ, къ руси» («Повесть» по следовательно называет часть шведов «русью»²⁸) и сказали историческую фразу: «Земля наша велика и обильна, а наряда въ ней нетъ» (18).²⁹ Приглашенный на княжение, явился Рюрик³⁰ (видимо, конунг Рёрик) со своим домом и верной дружиной, он «пояше в собе всю русь» (18). Рюрик сначала захватил часть побережья во Фрисландии (860), затем, в 862 г., перешел на законных условиях на то место, где и был в 864 г. заложен Новгород (в это же время норманны зало жили Йорвик, будущий Йорк, в Англии). Вероятно, Рюрик первым положил начало восточного пути «из варяг в греки». Цель варягов была дальней, но точной: «бояре» Аскольд (имя скандинавское) и Дир (имя неясное) отпросились у Рюрика в Царьград. По пути они захватили «градок мал» (Киев), в котором не было князя, так как горожане ска зали варягам: «мы седимъ родъ ихъ [т. е. Кия с «братьями». – А. Р.], платяче дано козаромъ» (18). Европейцы-варяги стали «владети польской землею», т. е. европейцами-полянами, несколько оттеснив азиатов-хазар. С малыми силами (по «Повести» и византийской хронике 200 кораблей, примерно 8 тыс. воинов) Аскольд и Дир напали на столицу Византийской империи. Но буря «безбожных Руси корабля смете» (19), и они вернулись в Киев. Аскольд и Дир – первые достоверные путешественники, прошедшие «из варяг в греки и из грек» через Новгород³¹. Третий импульс скандинавского движения возглавил конунг-князь Олег, из «рода» Рюрика. Он убил своих бывших сослуживцев Аскольда и Дира и принялся сначала за устройство новой империи, способной бороться с Византией. Олег еще решительнее оттеснил на юго-восток хазар³². Спустя 20 лет после того, как Аскольд и Дир захватили «градок мал», Олег превратил его в столицу обширной европейской державы. Олег стал первым общепризнанным (русскими и иностранными источниками) киевским князем³³. «И седе Олегь, княжа в Киеве, и рече Олегь: «Се буди мати градомъ русьскимъ». И беша у него варязи и словени и прочи прозвашася Русью» (20). Для успеха такого общего переименования нужно было уничтожить древ нее славянское название центрального в империи (Киев и Среднее Поднепровье) и наиболее культурного племени – поляне. Это могло быть сделано только актом государственной власти: «поляне, иже ныне зовомая русь» (21), что и показано летописцем в форме наречия («зовомая»). Летописец отметил и важный факт ославянивания варягов: «А словеньский язык и рускый одно есть, отъ варягъ бо прозвашася Русью, а первое беша словене; аще и поляне звахуся, но словеньска речь бе» (23). Олег в широких масштабах повторил ту смену именований, которую начал Рюрик в Новгороде: «И от тех варягъ [Рюрика с «братьями». – А. Р.] прозвася Руская земля, новугородьци, ти суть людье ноукородьци от рода варяжьска, преже бо беша словени» (18). Эти два племенных названия исчезают из «Повести»: столичные «поляне» (до 944 г.), «словене» (до 1036 г.), так как жители двух важнейших городов империи, через которые проходил путь «из варяг в греки», стали называться – кияне и новгородцы.