Kitobni o'qish: «Зеленый рыцарь. Легенды Зачарованного Леса (сборник)»

Антология

Shrift:

The Green Man

Tales From The Mythic Forest

Печатается с разрешения литературных агентств Writers House LLC and Synopsis Literary Agency

© А. Белоголова, Д. Вернер, Т. Игнатова, Е. Колябина, А. Кондратьева, А. Коптева, Н. Красавина, Е. Лозовик, А. Морозова, Я. Север, Е. Сурская, М. Татищева, Е. Фельдман, Н. Червякова, перевод на русский язык

* * *

Эта книга посвящается Чарльзу Вессу и Карен Шаффер, которые каждый день творят волшебство и делятся им с безграничной щедростью.

Эллен Датлоу и Терри Виндлинг
Предисловие

Углубляясь в леса в мифах, сказках или современных книгах в жанре фэнтези, мы вступаем в пространство магии, опасностей и личных трансформаций. Леса не раз становились декорациями к самым захватывающим произведениям мировой литературы: начиная с загадочных чащ средневековых рыцарских романов и населенных феями полян Шекспира и Йейтса – и заканчивая говорящими деревьями из «Властелина колец» Дж. Р. Р. Толкина и архетипическим «Лесом Мифаго» Роберта Холдстока.

Приступая к работе над сборником, мы попросили авторов отправиться в Зачарованный лес и вернуться оттуда с историями об этих диких землях и существах, их населяющих. На следующих страницах вы встретите ведьм, волков, дриад, людей-оленей, парочку фей и бесчисленное множество духов природы (включая даже дружелюбного зеленого великана).

В шотландской балладе «Томас-рифмач» Королева фей показывает Томасу три дороги, три жизненных пути:

Вот этот путь, что вверх идет,
Тернист и тесен, прям и крут.
К добру и правде он ведет,
По нем немногие идут.

Другая – торная – тропа
Полна соблазнов и услад.
По ней всегда идет толпа,
Но этот путь – дорога в ад.

Бежит, петляя, меж болот
Дорожка третья, как змея,
Она в Эльфландию ведет,
Где скоро будем ты да я¹.

Как и Томас, мы выбираем таинственную, извилистую тропинку, которая ведет в волшебные земли через леса, пустыни, горы, города и трущобы. Над нашими головами шепчутся кроны дубов и ясеней, а из теней наблюдают за каждым шагом зеленые существа. Мы надеемся, что это путешествие доставит вам удовольствие – только не забывайте смотреть под ноги.

Терри Виндлинг
Вступительное слово
О Зеленом человеке и других лесных хозяевах

Когда мы вглядываемся в тени Зачарованного леса, в ответ на нас смотрит удивительное лицо: человек в маске из зелени, изрыгающий дубовые листья. Зеленый человек – дохристианский символ, который, тем не менее, можно встретить как в языческих храмах и курганах, так и в средневековых церквях и кафедральных соборах. В викторианскую эпоху этот архитектурный мотив использовался от Ирландии на западе до России на востоке.

Хотя Зеленый человек обычно считается древним кельтским символом, его происхождение и первоначальный смысл окутаны туманом загадок. Даже имя этого мифологического персонажа возникло только в 1939 году, когда фольклористка леди Реглан провела параллель между лиственными лицами в английских церквях и Зеленым человеком (или Джеком-в-зеленом) из народных преданий. Имя закрепилось и получило широкое распространение, однако правомерность такой параллели до сих вызывает споры, и ни одна точка зрения не может перевесить другую. Самые ранние образцы «лиственной головы» (как она называлась до статьи леди Реглан) восходят к римским временам, но настоящую популярность этот языческий образ обрел только благодаря христианской церкви. Доподлинно неизвестно, что он обозначал в ранних религиях – и почему так охотно был воспринят христианской архитектурой, – но большинство фольклористов сходятся во мнении, что он символизировал возрождение и обновление и потому вписался в христианскую иконографию воскрешения из мертвых. (Примерно так же в нее вошло Древо жизни – по сути, универсальный символ жизни, смерти и возрождения.)

Фигура Джека-в-зеленом традиционно ассоциируется с молодой весенней порослью и празднованием Майского дня. В английском городе Гастингсе и сейчас каждую весну устраиваются карнавальные шествия в его честь. Роль Джека исполняет мужчина в двухметровом костюме из листьев, в маске и цветочной короне. Он следует через весь город в сопровождении свиты с зелеными волосами и кожей, а также юной девушки, с ног до головы облаченной в черное. Танцоры, словно вышедшие из легенд о Робине Гуде, развлекают толпу, а Джек-в-зеленом, который по натуре своей является трикстером, дурачится и ловит симпатичных девушек. Наконец они достигают лесистого холма возле местного замка – и танцоры, обнажив деревянные мечи, изображают символическое убийство Зеленого человека. Затем над ним торжественно читают стихотворение-заговор, и веселье продолжается, причем каждый участник процессии старается заполучить на удачу листочек из его костюма. (Согласно фольклористу Джеймсу Фрэзеру, «убийство древесного духа всегда ассоциируется с его будущим возрождением в более молодом и энергичном облике».)

В Баварии по деревням бродил его дальний родственник – древесный дух Pfingstl. Его наряд был сделан из листьев ольхи и орешника, а макушку венчала высокая шляпа, украшенная цветами. Его сопровождали двое мальчиков с деревянными мечами. По весне эта маленькая процессия обходила дома и стучалась в случайные двери, выпрашивая подарки – но вместо них частенько получая ведро воды на голову. Как и в Англии, шествие заканчивалось тем, что мальчики обнажали мечи и совершали ритуальное убийство Зеленого человека.

Во французской Пикардии существовала другая традиция: один из членов Compagnons du Loup Vert², наряженный в зеленую волчью шкуру и листья, пробирался в деревенскую церковь со свечой и цветочными венками. Он дожидался, пока не пропоют «Славу», затем направлялся к алтарю и стоял там всю мессу. В конце ее прихожане набрасывались на зеленого волка, срывали с него «шкуру» и забирали себе по листку на удачу.

В некоторых традициях слышны отголоски более древних, дохристианских обрядов. В ранних языческих религиях деревья считались священными, а чащи служили домом для богов, богинь и самых разных духов природы. Наиболее устойчивые анимистические взгляды (включая почитание деревьев и природы как таковой) были характерны для жителей европейского Севера и Британских островов – то есть двух областей, где христианские священники Темных веков (например, святой Бонифаций из Девоншира) особенно упорно сражалась со старыми верованиями, срубая священные деревья и выжигая целые рощи. На дальнем Севере, в диких заснеженных лесах Скандинавии, люди верили, что центром Вселенной является гигантский ясень Иггдрасиль. Три его огромных корня связывали Асгард (мир богов), Йотунхейм (мир ледяных великанов) и Нифльхейм (загробный мир) со срединным человеческим миром.

Кельтские племена Британии и Ирландии наделяли деревья магическими свойствами – а их верхние ветви высоко ценились друидами, воинами и целителями. Каждая буква огамического алфавита обозначала какое-либо растение и несла в себе магические ассоциации. Кельтская символика деревьев необычайно поэтична и нашла широкое отражение в мифах. В своей выдающейся книге «Белая богиня» английский поэт Роберт Грейвс подробно анализирует последовательность и значения всех букв «древесного алфавита». Также он высказывает предположение, что знаменитая валлийская «Битва деревьев» (группа поэтических произведений, собранных в древнем манускрипте «Книга Талиесина») подразумевает стихотворное состязание друидов-сказителей, а не буквальное сражение растений.

Священные деревья и рощи также играют центральную роль в греко-римской мифологии. Дуб издавна почитался как дерево Зевса, и жрецы слышали волю своего бога в шелесте его ветвей. Адонис, бог сменяющихся времен года и новых урожаев, был рожден из ствола миррового дерева. Нимфа Дафна, пытаясь избежать домогательств Аполлона, обратилась в лавр, который стал символом поэтического вдохновения и священным растением в различных женских культах.

Многие ученые полагают, что предшественником Зеленого человека был бог Дионис – он тоже часто изображался в маске, увенчанный листьями плюща и винограда. Это притягательное, но опасное божество считалось покровителем дикой природы, вина, безумия и религиозного экстаза. Помимо этого, в своей ипостаси Океана Дионис являлся богом подземного мира и ассоциировался со смертью и возрождением, – не в последнюю очередь потому, что был, по некоторым легендам, рожден трижды. В первый раз – как сын Зевса и Персефоны (еще во младенчестве растерзанный титанами), затем – как сын Семелы Фивской (из-за ревности Геры, погибшей до рождения ребенка) и, наконец, как сын Зевса, которого тот извлек из чрева Семелы и доносил в собственном бедре.

Различные ученые указывали на параллели между Дионисом и кельтским богом-оленем Кернунносом, супругом лунной богини и хозяином британских и галльских лесов. Он также ассоциировался с подземным миром и круговоротом смертей и рождений. В древности резные головы, символизировавшие этого бога, украшали двери, источники и деревянные сундуки; порой в них делались отверстия для оленьих рогов или лиственных букетов.

Еще одно лесное создание – богиня Артемида, окруженная свитой бессмертных дриад и незамужних девушек. Хотя в позднейшей греческой и римской традиции она изображалась вечной девой, в древности ее представляли Матерью всех существ – не столько девственной, сколько независимой от мужчин. Артемида славилась как великая охотница, а ее дикая, темная сторона внушала страх. Многие рощи считались ее святилищами, и смельчак, преступивший их границы, мог не надеяться уйти безнаказанным. В известной легенде об Актеоне прекрасный юноша, охотившийся в лесу вместе с друзьями, забрел в рощу Артемиды и случайно подсмотрел ее купание. Разгневанная богиня превратила Актеона в оленя, сохранив ему человеческий разум, и несчастного растерзали собственные собаки.

Несмотря на позднейший образ вечной девы, Артемида также считалась богиней деторождения. Беременные женщины обращались к ней под именем Эилейтьи, моля даровать им избавление от болей. В этой своей ипостаси Артемида близка Зеленой женщине – феминному аналогу Зеленого человека. Сохранились ее каменные изображения в виде первобытной женщины, рождающей зеленые побеги. Образ Зеленой женщины распространен куда меньше, чем Зеленого человека, поскольку ее сложнее было включить в христианскую иконографию или викторианское декоративное искусство. Тем не менее, довольно много ее изображений можно найти в ирландских церквях, построенных до XVI века, – там она была известна под именем Шила-на-гиг. Некоторые фигурки сохранились до наших дней, другие были сожжены или разбиты во время обновления церкви в XIX веке. Существовало поверье, что если облизнуть палец и коснуться их, они принесут удачу – как и индийские статуэтки «йони».

Согласно легенде, город Рим также обязан своим появлением лесам. Рея Сильвия (дословно «Рея Лесная») была дочерью царя Альбы-Лонги Нумитора. Ее дядя вероломно захватил трон, а Рею, чтобы избежать появления законных наследников, насильно сделал весталкой. Однако через некоторое время она родила от бога войны Марса сыновей-близнецов – Рема и Ромула. Ложный царь приказал утопить младенцев, но, как это часто бывает в сказках, их просто бросили в лесу. Детей вскормила волчица, а позднее нашел и воспитал пастух. Повзрослев, Ромул помог своему деду отвоевать трон, после чего вернулся в лес, очистил холм и основал там новый город, названный в его честь.

По римским обычаям, лес никому не принадлежал и на его территории не действовали человеческие законы. Это были владения Сильвана – бога священных границ и дикой природы. По мере того, как рос и ширился Рим, власть Сильвана слабела – не только в той области, но и везде, где простиралась Римская империя. Как пишет Роберт Поуг Харрисон в работе «Forests: the Shadow of Civilization»³, в те времена «леса были буквально повсюду: в Италии, Галлии, Испании, Британии, старом бассейне Средиземного моря. Отделенные друг от друга непроходимыми чащами, родственные и городские общины столетиями сохраняли свои границы и своеобразие. Леса препятствовали завоеваниям, объединению, усреднению. Заключенные в плотное зеленое кольцо, поселения придерживались того строя, который существовал в этих местах испокон веков. Сразу за околицей жили духи и божества, фавны и нимфы, характерные именно для этой общины – и никакой другой. Стремясь объединить свою империю, римляне нашли способ проредить или пересечь прежде неприступный зеленый массив: строя мосты, прокладывая дороги, учреждая новые общественные институты и в целом создавая то, что мы теперь назвали бы сетью телекоммуникаций».

Повсеместная вырубка лесов для застройки и сельскохозяйственного использования даже в древности имела последствия для экологии. По мере того, как леса исчезали один за другим, почва утрачивала свое плодородие. Уже в IV веке до н. э. Платон с горечью писал в «Критие» о голых холмах, которые окружили Афины после того, как городские рощи пустили под топор ради строительства кораблей.

Согласно греко-римской традиции, дриада умирала, когда срубали ее дерево. Такое поверье существовало и в отношении других зеленых духов, населявших леса Европы. В некоторых легендах-предостережениях «маленький народец» жестоко мстил людям, потревожившим их жилища; в других историях фея, лишившаяся дома, начинала тихо чахнуть, пока не угасала совсем. Разумеется, когда она погибала, красота и волшебная душа земли умирали вместе с ней.

Лесные духи принимали множество обличий – от изящных греческих дриад до уродливых финских и норвежских троллей. Шведские swor skogsfru (лесные жены) выглядели как прекрасные, соблазнительные девушки… но лишь спереди. Вместо спины у них было трухлявое дерево. Итальянские silvane (лесные женщины) обручались с silvani (лесными мужчинами), чтобы произвести на свет чудесных, покрытых листьями детей. В Англии многие земляные брауни и хобгоблины устраивали свои дома в корнях дуба, а у каждого вида деревьев была собственная фея, которая следила за их здоровьем и ростом. В сказках Восточной Европы встречаются люди из коры, соблазнявшие красивых девушек. Некоторые из них были опасны, а другие оказывались галантными и обходительными любовниками.

Древесные духи легендарного Броселианда (ныне известного как Пемпон) также могли быть и дружелюбными, и зловещими. В одной истории заблудившийся путник набрел на замок посреди леса. Хозяйка дома – прекрасная молодая женщина – не только напоила и накормила его, но и предложила согреть ночью в своих объятиях. От последнего предложения гость вежливо отказался – и, возможно, только благодаря этому остался в мире людей. Проснувшись потру, он обнаружил себя в развалинах, давно заросших мхом.

Также Броселианд известен как лес, где заточен в стволе дуба волшебник Мерлин, обманутый или соблазненный чародейкой Нимуэ. Мерлин – персонаж артуровского цикла легенд, особенно тесно связанный с лесами и их магией. Согласно преданию, после ужасающей битвы при Арфдеридде Мерлин потерял разум и долгие годы скитался в лесу – где выучил язык животных и отточил свой дар предсказаний. Похожую историю рассказывают о Суини, ирландском герое, которому из-за проклятия пришлось спасаться с поля боя в облике птицы. Как и Мерлин (а также другие шаманские фигуры, ищущие откровения в первозданной природе), он прошел через долгое безумие – и, завершив испытание, обрел власть над лесными существами.

В эпических романах герои уходят в лес, чтобы испытать свою силу, мужество и веру – но порой теряют там рассудок. Такая судьба постигла, например, Орландо – страдающего от несчастной любви героя «Неистового Орландо» Лудовико Ариосто. Эта рыцарская поэма считается жемчужиной итальянской литературы эпохи Ренессанса. В знаменитой средневековой поэме «Сэр Гавейн и Зеленый рыцарь» повествуется о загадочном рыцаре, который прибыл ко двору короля Артура в канун нового года. Его одежды, лицо и даже лошадь были зелены, как листва. В одной руке он сжимал ветвь остролиста, а в другой – топор из зеленой стали. Зеленый человек предложил рыцарям Круглого стола отрубить ему голову – с условием, что если сопернику не удастся его убить, через год тот должен будет приехать в Зеленую часовню и принять ответный удар. Гавейн ответил на этот жестокий вызов, чтобы спасти честь своего короля. Он отрубил Зеленому рыцарю голову, но тот невозмутимо поднял ее и удалился в лес. Год спустя Гавейну пришлось отправиться в Зеленую часовню посреди чащи. Он пережил это испытание, но был осмеян Зеленым человеком, который уличил рыцаря в обмане.

Во французском романе «Валентин и Орсон» императрицу Константинополя, обвиненную в измене, изгнали из дворца, и она родила в лесу двух мальчиков-близнецов. Один из сыновей (вместе с матерью) был спасен аристократом и воспитан при дворе, в то время как другого, по имени Орсон, украла и вырастила медведица. Много лет спустя они случайным образом встретились, сразились и стали побратимами – пока волшебный оракул не открыл их истинное родство. Постепенно дикий близнец вернул себе цивилизованный облик, сохранив при этом первобытную мощь, – однако после смерти брата ушел обратно в лес. Эта история представляет нам еще один важный архетип – «вудвуза», или дикого человека, примитивного, но могущественного создания, чьи отражения можно встретить в мировой литературе от «Эпоса о Гильгамеше» (в образе Энкиду) до «Тарзана, приемыша обезьян».

«Средневековое воображение было пленено образом дикого человека, – отмечает Роберт Поуг Харрисон, – однако в Средние века он считался отнюдь не плодом вымысла. Время от времени в лесах действительно находили «диких» людей – зачастую пораженных безумием. Если охотники встречали такого человека, они старались поймать его живым и вернуть в город, где его приветствовали как небывалое чудо». Другие известные примеры «диких людей» можно найти в романах Кретьена де Труа «Ивэйн», Якоба Вассермана «Каспар Хаузер» (он основан на реальной истории дикого ребенка, забредшего на рыночную площадь в Нюрнберге в 1829 году) и, конечно, «Книге джунглей» Редьярда Киплинга.

Предания о лесных найденышах – подкатегория легенд о диких людях, хотя в таких историях (например, в «Робине Гуде») герой обычно является цивилизованным человеком, который вследствие жизненной несправедливости вынужден бежать от общества. Истории об отшельниках и разнообразных мистиках составляют другую подкатегорию, а христианские жития нередко повествуют о святых, которые уходили в леса, где питались одним медом и желудями. Опять-таки, эти легенды подкреплялись реальным опытом, достаточно распространенным в старину среди маргинальных слоев населения. Ведьмы, знахари, вдовы, чудаки и блаженные нередко селились в лесу за деревней – по собственному желанию или вынужденно. Моя пожилая соседка из Девона, Англия, до сих пор помнит безвредного старичка, который во времена ее юности жил в пещере за городом и считался среди местных провидцем.

В представлении немецких романтиков, леса хранили душу мифа и народной культуры – более чистую и правдивую, чем все созданное руками человека. Эрнст Т. А. Гофман, Людвиг Тик, барон Фридрих де ля Мотт Фуке, Новалис и другие писатели вдохновлялись лесами при создании своих сказочных, немного мрачных произведений, опирающихся на мифологические архетипы. В начале XIX века в Германии увидели свет знаменитые сборники сказок братьев Гримм. Многие сюжеты в них включали путешествие в темный лес, которое становилось катализатором чудес и личных трансформаций героя. Благодаря братьям Гримм Европу охватила страсть к собиранию фольклора, народные предания стали неотъемлемой частью популярного искусства, а ученые обратили свой взгляд на устные предания и баллады.

Вдохновившись работами немецких романтиков, шотландский священник Джордж Макдональд начал писать фольклорные истории – например, «Невесомую принцессу» и «Золотой ключ», которые теперь считаются классикой сказочной литературы. В лесах Макдональда мы встречаем говорящие деревья (одновременно притягательные и зловещие), словно прямиком вышедшие из первобытной чащи архетипов. Они составляют часть литературной традиции, простирающейся от деревьев-предсказателей из волшебных приключений Александра Великого до «Леса самоубийц» дантевского Ада и энтов из «Властелина колец» Дж. Р. Р. Толкина.

Викторианский живописец Эдвард Берн-Джонс и близкое ему «Братство прерафаэлитов» снова и снова возвращались в Архетипический лес в своих полотнах, поэзии и прозе – включая роман Уильяма Морриса «Лес за Гранью мира». На исходе века писатели «кельтских сумерек» – например, ирландский поэт Уильям Батлер Йейтс – также черпали вдохновение в сумрачных, полных магии европейских лесах. Начало XX века подарило миру целую россыпь волшебных сказок – «Луд-туманный» Хоуп Миррлиз, «Дочь короля эльфов» лорда Дансени и многие другие, – авторы которых, по выражению Дансени, стремились исследовать зачарованные леса «за пределами известного нам мира». Их эстафету приняли три оксфордских преподавателя, входивших в литературное сообщество «Инклинги», – Дж. Р. Р. Толкин, К. С. Льюис и Чарльз Уильямс. Они заложили основы сказочного эпоса в том виде, в котором мы его знаем.

Современные авторы фэнтези столкнулись с непростой задачей: сохранить наследие трех этих писателей, не плодя их бесконечные бледные подобия. Наиболее успешные авторы из числа наших современников (Алан Гарнер, Урсула К. Ле Гуин, Джейн Йолен, Филип Пулман и др.) как раз опираются на мифологический материал, питавший фантазию мастеров прошлого, но при этом выделяются собственным сильным голосом, который не может затмить даже широкая тень профессора Толкина.

Нил Гейман – яркий пример современного мифотворца, которого нельзя упрекнуть во вторичности, даже когда он намеренно отдает дань уважения Дансени, Миррлиз и Кристине Россетти – например, в очаровательном сказочном романе «Звездная пыль». Его действие разворачивается в английских лесах, возле Стены, отделяющей наш мир от королевства фей. Хотя эта история с равным успехом могла быть написана в середине XIX века, ее отличают свежесть и оригинальный авторский взгляд. Немалая заслуга в ее успехе принадлежит и художнику Чарльзу Вессу, чьи волшебные иллюстрации украсили первое, графическое издание романа. Леса, созданные воображением этого талантливого дуэта, отнюдь не абстрактны. В остроумной, но изящной прозе Геймана и рисунках Чарльза Весса, продолжающих традиции Артура Рэкхема, легко угадываются характерно английские – и при этом архетипические – леса, наполненные настоящей магией.

Та же атмосфера отличает и японский анимационный фильм «Принцесса Мононоке», английский сценарий которого адаптировал Нил Гейман. Это глубоко фольклорная работа, в которой наглядно показана вся мощь и ужас мифического леса. Пожалуй, самое глубокое погружение в него совершил Роберт Холдсток, чьи романы «Лес Мифаго» и «Merlin’s Wood» я настоятельно рекомендую к прочтению.

Чарльз де Линт работает в пограничном жанре магического реализма, воплощая древние архетипы мифологического леса в декорациях современного города – например, в книгах «Forests of the Heart» и «Зеленая мантия». В романе «The Wild Wood», вдохновленном живописью Брайана Фрауда, де Линт приглашает нас в леса северной Канады, где, как и в старых шаманских преданиях, магия и безумие ходят рука об руку.

Пожалуй, леса Патриции Маккиллип – самые уютные в современной литературе фэнтези; я горячо рекомендую ее романы «Winter Rose», «The Book of Atrix Wolfe» и «Stepping from the Shadows». Также внимания заслуживают: «World without End» и его продолжение «Sea without a Shore» Шона Рассела; «Rumors of Spring» Ричарда Гранта; «Engine Summer» Джона Краули; «Слово для «леса» и «мира» одно» Урсулы К. Ле Гуин; «Cloven Hooves» Робин Хобб (под псевдонимом Мэган Линдхольм); «The Stone Silenus» Джейн Йолен; «Enchantments» Орсона Скотта Карда и «Томас Рифмач» Эллен Кашнер. Действие некоторых рассказов из замечательных сборников «Кровавая комната» Анджелы Картер и «Красны, как кровь» Танит Ли разворачивается в соблазнительно-мрачных лесах, чья магия несет легкий фрейдистский оттенок. Если же вас больше привлекает атмосфера американских лесов, советую обратиться к романам «Wild Life» Молли Глосс, «Nadya» Пэт Мэрфи, «The Flight of Michael McBride» Мидори Снайдер и «Power» Линды Хоган.

Мифический лес издавна вдохновлял и художников. Помимо книг уже упоминавшегося Чарльза Весса, обязательно загляните в графические альбомы двух английских скульпторов – Энди Голдсуорти («Wood») и Питера Рэнделл-Пейджа («Granite Song»), шотландского фотографа Томаса Джошуа Купера («Between Dark and Dark»), английского художника Брайана Фрауда («Good Faeries/Bad Faeries» и «Феи. Энциклопедия» в соавторстве с Аланом Ли), а также знаменитых живописцев «золотого века иллюстрации» – Артура Рэкхема, Кая Нильсена и Эдмунда Дюлака.

Для дальнейшего знакомства с Зеленым человеком, лесным фольклором и природной мифологией рекомендую следующие книги: «Белая богиня» Роберта Грейвса, «Green Man» Уильяма Андерсона и Клайва Хикса, «The Wisdom of Trees: Mysteries, Magic and Medicine» Джейн Клиффорд, «Celtic Sacred Landscape» Найджела Пенника, «A Dictionary of Nature Myths» Тамры Эндрюс, «Forests: The Shadow of Civilization» Роберта Поуга Харрисона, «Meetings with Remarkable Trees» Роберта Пэкенхема, «Discovering the Folklore of Plants» Маргарет Бэйкер, «The Practice of the Wild» Гэри Снайдера, «The Spell of the Sensuous» Дэвида Абрама и «The Power of Myth» Джозефа Кэмпбелла.

Любой лес является мифическим; мы заходим в него каждый раз, когда вступаем под сень деревьев. Здесь живет Зеленый человек, которого называют самыми разными именами по всему свету. В шелесте листвы по-прежнему слышится голос Оракула, а дуб служит домом для фей… или, по крайней мере, сказок про них. В Калифорнии до сих пор можно найти пихты, которым насчитываются тысячи и тысячи лет. О чем эта книга? О деревьях – древних, уходящих корнями глубоко в перегной и все же каждую весну рождающих новые зеленые листья.

1.Перевод С. Маршака.

2.«Братство зеленого волка» (фр.).

3.Здесь и далее оригинальные названия приведены у произведений, не имеющих официального перевода на русский язык.