Kitobni o'qish: «Прометей № 6»

Серия «Прометей»

Авторы:

Э. Хобсбаум, А. Сластин, Р. Вахитов, И. Ратьковский, Д.Костенко, И.Яцынина и др.

© Колпакиди А. И., авт. сост., 2025

© ООО «Родник», 2025

Кредо «Прометея»

Слово редколлегии к читателям альманаха

Уважаемый читатель! В твоих руках новый выпуск историко-публицистического альманаха «Прометей» – принципиально нового издания, основанного участниками Клуба Левых Историков и Обществоведов (КЛИО).

Название альманаха не случайно. Прометея – легендарного древнегреческого титана, могучего защитника простых людей от произвола и деспотизма богов – Карл Маркс называл «самым благородным святым и мучеником в философском календаре». Ради счастья людей Прометей похитил божественный огонь у избранных, чтобы отдать его людям. Наш «Прометей» ставит именно такую задачу – сделать историческое знание уделом многих, осветить (и в прямом, и в переносном смысле) самые яркие эпизоды истории освободительного, антиабсолютистского движения нашего народа. Показать подлинные источники для его вдохновения, а также указать на влияние, которое оно оказало на современников и потомков. Свою задачу мы видим еще и в том, чтобы освободить от наветов и лжи имена замечательных людей, как в истории Родины, так и в истории мировой. Имена тех, которые подобно титану Прометею отдали пламень собственных душ во имя освобождения человека труда – самого благородного и жертвенного дела на Земле.

Данный альманах призван объединить усилия огромного числа ученых, которые в наше предельно трудное для отечественной науки время продолжают заниматься этой исключительно важной для нашей страны темой. Эту тему сегодня категорически не приемлют апологеты «официального» или «государственно-консервативного» взгляда на историю, представители которого безраздельно господствуют в общественно-политическом пространстве, независимо оттого к какой из групп этого, на самом деле единого, лагеря они принадлежат – к условному «либеральному» или условному «консервативному».

Авторы альманаха открыто заявляют, что их главная задача состоит в том, чтобы на основе объективного исторического анализа и объективных данных поставить заслон воинствующим фальсификаторам наиболее героических страниц отечественной истории, и в особенности ее советского этапа, как безусловной вершины в тысячелетнем движении народов России на пути к независимости, свободе и прогрессу. Истории, вместившей в себя ярчайшие страницы, которыми все народы нашей страны по праву могут и должны гордиться, и на примерах которой могут и должны строить свое настоящее и будущее.

Так же как и многие герои нашего первого и всех последующих выпусков «Прометея», наш альманах отстаивает идеи прогресса, идею поступательного развития человечества. Мы будем спорить, предлагать новые идеи и трактовки, открывать архивы. Отживших «консервативных» стереотипов и представлений об истории Родины (в особенности тех, которые в нашей науке обанкротились еще 200 лет назад) «Прометей» категорически не признает. То же самое относится и к мировой истории, к ее ангажированным интерпретациям, которые, к несчастью, завладели сегодня многими умами.

Свою наиглавнейшую задачу «Прометей» видит в том, чтобы на примерах русского и мирового исторического процессов приучить наш народ к той важной, но категорически неприемлемой для многих представителей сегодняшних «элит» мысли, что не они (эти самые «элиты») и не их нынешние венценосные и скрепоносные кумиры-охранители есть подлинные вершители судеб Отечества и истории в целом. Что именно народ, который должен знать всю правду о своей собственной истории – как раз и является самым первым и самым главным ее созидателем и творцом. Именно эту, казалось бы, банальную, но крайне непопулярную сегодня истину, словно легендарный огонь Прометея, как раз и будет доносить до читателя наш одноименный альманах.

Хотите знать правду о прошлом и настоящем, правду об обществе и государстве, о социализме и черносотенстве, о «святых» царях и полузабытых революционерах-героях? Правду о том, как меняется мир – иногда даже непосредственно на наших с вами глазах? О том, кому выгодны религии и войны, кто и почему стравливает народы и усыпляет в нас классовое сознание?

Читайте «Прометей»! Редакция издания будет признательна всем, кто готов сотрудничать и поддерживать альманах в нашей общей борьбе за объективную историю любыми доступными вам способами: подписывайтесь на него, присылайте свои материалы, обсуждайте его и распространяйте среди товарищей и друзей. Наш альманах сможет сделать важные открытия в области общественных наук только при условии, если мы будем взаимодействовать в режиме диалога и взаимопомощи, если будем вместе. Если мы будем действительно товарищами.

Вместе – победим!

Из наследия исторической марксистской мысли

Группа историков коммунистической партии

Эрик Хобсбаум

В течение 10 лет после Второй мировой войны такие выдающиеся исследователи как Эрик Хобсбаум, Кристофер Хилл, Эдвард и Дороти Томпсон, Рафаэль Сэмюэл создали группу историков Коммунистической партии Великобритании для обсуждения и развития марксистских исторических исследований. В публикуемом эссе¹, первоначально вышедшем в 1978 году, Хобсбаум размышляет о работе группы и её длительном интеллектуальном влиянии.

Данный очерк основан на воспоминаниях, консультациях с несколькими старыми друзьями [1], а также на обширном собрании материалов и не претендует на то, чтобы считаться настоящей «историей» группы историков Коммунистической партии, охватывая период только с 1946-го по 1956 годы. Тем не менее, написанное может представлять некоторый интерес даже для тех, кто к ней не принадлежал или до сих пор числится среди её участников. Группа историков сыграла важную роль в развитии марксистской историографии, и по причинам, которые даже сейчас трудно понять, основная часть британских марксистских теоретических усилий была направлена на историческую работу [2]. Что имело определённое значение для британской историографии в целом. Наконец, члены группы также сыграли важную роль в жарких дискуссиях, раздиравших коммунистическую партию после XX съезда КПСС в 1956–1957 годах, и в последующем зарождении различных движений новых левых.

Эрик Хобсбаум – выдающийся британский историк-марксист, участник «Исторической группы» Коммунистической партии Великобритании.

Таким образом, данная статья – не просто попытка заново открыть для себя то, чем занималась группа, но также и повод задать и дать ответ на некоторые вопросы касательно её довольно необычной роли в течение 10 лет после Второй мировой войны. Формально группа сложилась только после войны. Если мне не изменяет память, её возникновение связано с конференцией, организованной, чтобы обсудить планировавшееся новое издание «Народной истории Англии» А. Л. Мортона, в ходе которой и автор, и партия стремились учесть результаты дискуссий историков-марксистов за время, прошедшее после первой публикации (1938). Те неформальные дискуссии начались, как вспоминает Кристофер Хилл, со встреч в Доме Маркса и в Баллиоле в 1938–1939 годах, что и привело в 1940 году к написанию Хиллом эссе об английской революции. Судя по всему, обсуждения были организованы Робином Пейджем Арно – старейшим историком-марксистом Британии, который на момент написания нашего очерка, к счастью, продолжает свою деятельность. Несколько человек внесли свой вклад в текст Хилла, а некоторые – покойные Дона Торр и Дуглас Гарман и (под псевдонимом) всё ещё работающий Дж. Кучински обсуждали буклет после публикации в Labor Monthly. Сама группа историков, официально созданная после войны, существует до сих пор. Но время между её основанием и кризисом 1956–1957 годов – самостоятельный период, и мои воспоминания посвящены этому времени.

I

Традиция марксистской истории в Британии тогда ещё не сложилась, хотя существовала радикальная и ориентированная на лейбористов мощная историческая традиция, самым последний пример которой – книга Коула и Постгейта «Простые люди» (1938, новое издание 1946). (Фактически, одной из первых задач группы в 1946 году стало критическое обсуждение этой влиятельной для того времени работы.) До 1930-х годов марксистских англоязычных исторических работ издавалось довольно мало, и на их нехватку даже в 1930-е годы указывает тот факт, что на статью П. К. Гордона Уокера о Реформации в журнале Economic History Review широко ссылались как на марксистскую. Переводы зарубежных марксистских трудов были тоже малоизвестны и труднодоступны, за исключением некоторых советских работ (М. Н. Покровского, Теодора Ротштейна), из которых выделялась статья Гессена 1931 года «Социальные корни ньютоновских начал» из-за её влияния как на потенциальных историков-марксистов, так и на потенциальных учёных-марксистов-естествоиспытателей. Имелись некоторые работы периода расцвета немецкой социал-демократии до 1914 года (Каутский о Томасе Море, «Кромвель и коммунизм» Бернштейна). Однако основные тексты, на которые мы опирались для материалистического толкования истории – это сочинения самих Маркса, Энгельса и Ленина. До волны публикаций середины 1930-х годов, когда появилась «Избранная переписка Маркса и Энгельса» Доны Торр [3], и ряд других работ, многие из них были отнюдь не легкодоступны.

Когда студенческое поколение 1930-х годов – костяк группы – начало выпускать историков-марксистов, их было немного. Относительно высокопоставленные интеллектуалы уже были марксистами или начинали приближаться к марксизму. Хотя никто из них по профессии не был историком, они, как и все марксисты, увлекались историей и вносили в неё свой вклад. Самый выдающийся из них – археолог и почти что историк В. Гордон Чайлд поначалу, похоже, не оказал на нас большого влияния, возможно, потому что он не имел связи с Коммунистической партией. Самая процветающая группа – марксистские классики (например, Бенджамин Фаррингтон, Джордж Томсон), были довольно далеки от интересов большинства из нас, хотя книга Томсона «Эсхил и Афины» (1940) вызывала большое восхищение и много разговоров. (Группа организовала критическое обсуждение этой работы и той, что последовала на ней, вероятно, в начале 1950-х годов с участием антропологов, а также ныне известных в этой области археологов и филологов.) Однако основная историческая работа – «Исследования развития капитализма» Мориса Добба которая имела для нас решающее значение, ибо в ней формулировалась главная из наших проблем. Эта важнейшая работа не публиковалась вплоть до 1946 года. Уже упоминалась «Народная история» А. Л. Мортона. Таким образом, в нашем распоряжении оказалось совсем немного работ старших марксистов, а некоторые из них (например, заброшенное исследование Роя Паскаля по немецкой Реформации 1932 года) не приобрели широкой известности.

Поскольку члены компартии тогда строго отделяли себя от раскольников и еретиков, сочинения ныне живущих беспартийных марксистов имели мало влияния, хотя «Черных якобинцев» К. Л. Р. Джеймса читали, несмотря на известный троцкизм автора, и некоторые из нас не могли не заметить, что такие книги, как «Рождение германской республики» Артура Розенберга (Лондон-Оксфорд, 1931), были марксистскими в своей интерпретации имперской Германии. На самом деле мы, вероятно, в любом случае пострадали бы от необычайного провинциализма британцев 1930-х годов, которые – и коммунисты, и некоммунисты – почти не обращали внимания на большинство блестящих умов среди беженцев от нацизма. Карл Корш, Карл Поланьи и Фредерик Антал – вот лишь некоторые из тех, кто был марксистом или находился под марксистским влиянием, и кто не оказал практически никакого влияния в то десятилетие. Во всяком случае, членство в компартии привлекло наше внимание к некоторым иностранцам, которые в противном случае остались бы совсем незамеченными (например, к Дьёрдю Лукачу для читающих по-немецки), а плюс к тому к иностранным коммунистам, которые принимали активное участие в британских дискуссиях, находясь в эмиграции (например, Юрген Кучинский).

Словом, костяк группы изначально состоял из людей, которые получили высшее образование в начале 1930-х годов, могли проделать исследования, начать публиковаться и в исключительных случаях преподавать. Среди них Кристофер Хилл уже занял особое положение как автор важнейшей трактовки английской революции и благодаря своим связям с советскими историками экономики. Среди тех, кто опубликовал свои работы до 1946 года или только что собирался опубликовать, – Брайан Пирс, тогдашний историк эпохи Тюдоров, В. Г. Кирнан, чьи энциклопедические знания уже привели к созданию книги о дипломатии империализма в Китае, Джеймс Б. Джефферис, получивший докторскую степень историка экономики XIX века, чей военный промышленный опыт сделал его, среди прочего, автором одной из лучших работ по истории профсоюзов («История инженеров», 1945), и Ф. Д. Клингендера, историка искусства, чьи контакты с группой не планировалось прерывать. Один или два из наиболее выдающихся довоенных историков-марксистов такого ранга к 1946 году порвали связь с коммунистическими группами и далее не упоминаются в силу права на приватность своего прошлого.

К «старикам» 1930-х годов вскоре присоединилась группа студентов, – в профессиональном плане хотя и более молодых, но обрётших сравнительную зрелость после 6 лет войны. Никакой чёткой границы между теми, кто начал какие-то исследования до 1939 года, и теми, кто только что закончил учёбу, не существовало, и к этому промежуточному слою принадлежали Р. Х. Хилтон, Макс Моррис Оатер (выдающийся член Национального союза учителей), Джон Сэвилл, Э. Дж. Хобсбаум, которые сразу зарекомендовали себя активными и ведущими членами группы. Мыслительные способности некоторых из них расширились благодаря работе или военной службе за рубежом, особенно в Индии (Кирнан, Сэвилл, Пирс), и это, как вспоминает Кирнан, уберегло нас от чрезмерного провинциализма и концентрации на современной истории. Например, XVI и XVII века или даже средневековая аграрная история не имели чисто научного значения для тех, кто обладал опытом и интересовался докапиталистическим или капиталистическим обществам в переходной период.

Скромный, но практически незамеченный разрыв между поколениями новобранцев отделял эту группу от притока послевоенных студентов, уменьшившийся в годы «холодной войны», хотя пополнение (особенно из Баллиола) никогда полностью не прекращалось. Большинство новых членов влились в неё как аспиранты, но последний и самый молодой из новобранцев до 1956 года, Рафаэль Сэмюэл (ныне из Раскин-колледжа и «Исторической мастерской»), фактически начал посещать собрания ещё школьником. Однако в те времена люди, серьёзно интересующиеся историей, автоматически не задумывались о карьере в университете, поскольку вакансий было мало, если не считать связанные с университетами факультеты для обучения взрослых, куда поступали наиболее способные, например покойный Генри Коллинз, Лайонел Манби (оба выпускники Оксфорда), Е. П. Томпсон и – покинувший рады компартии после войны – Рэймонд Уильямс (оба выпускники Кембриджа). Ещё большее число пошло работать школьными учителями, по крайней мере на какое-то время. Для тех, кто не успел занять академическую должность до весны 1948 года, когда появились чёрные списки времён «холодной войны», шансы на преподавание в университете в течение следующих 10 лет оказались практически нулевыми. Тем не менее, ядро марксистских историков, работающих в университетах и в сфере обучения взрослых, не прекратило существование, и это, как справедливо предполагает Джон Сэвилл, помогло группе сохранить прочную преемственность в последующие трудные годы.

Ко всем студентам и выпускникам университетов присоединилась разнородная группа людей (как правило, старшего возраста), которые кроме членства в партии и преданности марксизму и истории имели мало общего. Некоторые из них принимали участие в работе группы с непоколебимой преданностью и усердием, например, Альфред Дженкин, его давний казначей, который теперь ушёл из Британского музея в свой родной Корнуолл. Другие работали постоянно, например, Джек Линдсей, чья энциклопедическая эрудиция и постоянно бурлящий котёл идей находили свой выход в дискуссиях, – от классической античности и вплоть до XX века. Для некоторых группа стала пусть не образом жизни, но небольшим делом, а вдобавок – дополнительным средством проведения досуга. Большинство же связывала ещё и дружба.

То были люди, которые пробирались, обычно по выходным, по сырым, холодным и слегка туманным утренним улицам Клеркенвелла к дому Маркса или к верхнему залу ресторана «Гарибальди» на Лэйстолл-стрит, вооружённые копиями повесток дня, «тезисами» или краткими доводами для предстоящих дебатов. Атмосферу в Саффрон-Хилл, Фаррингдон-Роуд и Клеркенвелл-Грин в первые 10 послевоенных лет нельзя назвать ни праздной, ни слишком гостеприимной. Физический аскетизм, интеллектуальное возбуждение, политическая страсть и дружба – вот, вероятно, то, что пережившие те годы помнят лучше всего, но также и чувство равенства. Некоторые из нас знали о каком-то предмете или периоде больше, чем другие, но все мы в равной степени становились исследователями малоизвестной территории. Мало кто воздерживался от участия в полемике, ещё меньше – от критики, и никто не решался принять критику.

История, как и любовь, – это то, что, как думается, мы узнаём, когда становимся взрослыми. Более того, история – полноценная составляющая рабочего движения, поскольку его идеологическая традиция и преемственность во многом опираются на коллективную память о прежней борьбе. История – ядро марксизма, хотя некоторые современные школы марксистов, похоже, думают иначе. Для нас и для партии история – развитие капитализма до его современной стадии, особенно в нашей стране, которую изучал сам Маркс, – включила в повестку дня нашу борьбу и гарантировала нашу окончательную победу. Некоторые из нас даже чувствовали своё призвание как личности. Где бы мы, как интеллектуалы, находились, что бы случилось с нами, если бы не опыт войны, революции и депрессии, фашизма и антифашизма, окружавшие нас в юности? Таким образом, наша работа как историков оказалась встроенной в нашу марксистскую работу, которая, как мы полагали, подразумевала членство в коммунистической партии. Последнее неотделимо от нашей политической приверженности и деятельности. В конечном итоге именно чувство единства между нашей работой как историков-коммунистов привело к кризису 1956–1957 годов, поскольку именно среди историков недовольство реакцией партии на речь Хрущёва на XX съезде КПСС впервые вышло на первый план. Как результат, многие наиболее активные и видные члены группы ушли или были исключены из партии, хотя, к счастью, личные отношения между ушедшими и оставшимися в целом не нарушились. Как бы то ни было, группа продолжала существовать – и в последние годы претерпела возрождение – 1956 год, несомненно, ознаменовал конец эпохи.

II

Разрыв стал особенно драматическим именно потому, что в 1946–1956 годы отношения между группой и партией оставались почти совершенно безоблачными. Как и все, мы одинаково лояльны, активны и преданы группе коммунистов хотя бы потому, что, как нам казалось, марксизм подразумевает членство в партии. Критиковать марксизм означало критиковать партию, и наоборот. Так, один из наших наиболее способных членов Эдмунд Делл заявил о своих разногласиях с партией посредством ряда тезисов о диалектике, которые группа обсуждала на специальной конференции 6–8 января 1950 года. Он соглашался с тем, что вера в диалектику «помогает практикующему историку и практикующему политику и может сбить их с толку». Он не признавал, что «диалектика» на самом деле описывает «природу изменений». Однако остриё его теоретических наблюдений содержалось в концовке:

Проверка социальной теории на практике затруднена из-за сложности доказательств. Тем не менее, было бы полезно проанализировать политические решения коммунистической партии в решающие моменты за последние 10 лет. Почувствует ли кто-то, что размер и разнообразие ошибок того времени стали результатом слишком слабого понимания марксизма или слишком догматического следования ему, – всё это, несомненно, зависит от точки зрения на итоги данной дискуссии.

Вскоре Делл вышел из компартии – остальных убедить он не смог – и начал карьеру, которая с тех пор оказалась выдающейся, но исторического значения она не имела. На тот период он оставался исключением, хотя другие бывшие члены группы, особенно медиевист Гордон Лефф впоследствии сочетали критику компартии с критикой марксизма. Но основная масса членов группы, покинувших её в 1956–1957 годы, продолжала считать себя марксистами.

Английские коммунисты на демонстрации в Лондоне. 1 мая 1936 г.

С точки зрения партии, нас почти наверняка причисляли к наиболее процветающей и самой успешной из многочисленных профессиональных и культурных групп, действовавших при Национальном комитете по культуре. Организационно не будучи ячейкой (отделением) партии, мы практически обладали самостоятельностью. У нас были председатель, секретарь и комитет (в 1952 году 15 человек; позже его разделили на меньший рабочий комитет и более крупный «полный» комитет). Мы собирали подписки и пожертвования, необходимые для финансирования нашей деятельности, организовывали сборы для проезда участников наших собраний и более или менее вели свои собственные дела. Ядро группы составляли «исторические секции»: античности, средневековья, XVI–XVII и XIX веков, а также учительская секция, численно большая, но нестабильная в своей деятельности. В начале 1950-х годов появились региональные отделения группы – в Манчестере, Ноттингеме и Шеффилде – в основном по инициативе одного энергичного члена, который неустанно вёл кампанию за местную историю и в октябре 1951 года выпустил Краеведческий бюллетень. Что, в конце концов, вылилось в издание периодического бюллетеня группы, выходившего с октября 1953 года с разной степенью регулярности и в более развитой форме – с 1956 года. (На момент написания издано 67 номеров.) Филиалы исторической группы при поддержке местных парторгов и профоргов, интересующихся историей, и, как это часто бывает, столь же активные, как и историки-любители [4], должны были популяризировать наше прошлое, особенно в рабочем движении, включая, конечно, нашу партию, т. е. изучать факты своей местной жизни, в особенности историю лейбористского и других прогрессивных движений, а также следить, чтобы эти факты использовались всеми возможными способами для иллюстрации природы классовой борьбы и возрождения старой воинственной традиции (Local History Bulletin 12 January 1950).

Региональные отделения не получили широкого распространения, хотя одно время, похоже, существовала тенденция – о чём сам я не помню – передавать большую часть работы группы местным филиалам. Фактически их деятельность испытывала колебания и затухала. Центром группы оставался Лондон, хотя её члены, местные и приезжие, распространяли послания по всей стране, особенно по поводу таких исторически значимых событий как годовщина 1649 года, что привело к значительной общественной активности. Тем не менее, в провинции прошли по крайней мере две конференции: одна в Ноттингеме (1952) по «Истории оппозиции британского народа войне», на которой автор смутно припоминает вступительную речь, другая – в Бирмингеме (1953) по теме «Радикализм XIX века».

Мы были или пытались быть достойными коммунистами, хотя, вероятно, только Е. П. Томпсон (менее тесно связанный с группой в сравнении с Дороти Томпсон) оказался политически достаточно важным для его избрания в окружной комитет партии. Последнего, казалось, вполне устраивала наша работа. По причинам, рассмотренным ниже, нас не сковывали особые ограничения. Единственная область, где мы с этим сталкивались, стала, по общему признанию, центральной для такой группы, как наша: история самого британского рабочего движения. Исследовать и популяризировать её – конечно, важнейшая задача для тех из нас, кто интересовался современностью. Помимо личной работы, мы вскоре приступили (вдохновлённые Доной Торр) к созданию амбициозного собрания документов, четыре тома из которого вышли в 1948–1949 годах: «Старое доброе дело 1640–1660 годов» (под ред. К Хилла и Э. Делла), «От Коббетта до чартистов» (под ред. Макса Морриса), «Годы становления лейбористов» (под ред. Дж. Б. Джеффриса) и «Поворотный момент лейбористов» (под ред. Э. Дж. Хобсбаума). То, что серия не получила продолжения, частично объяснялось нехваткой подходящих авторов, частично – относительным неуспехом двух последних томов. Они предназначались для читателей из профсоюзов и системы обучения взрослых, но те их не восприняли, а также для студенческой публики, которой ещё не существовало. Однако отчасти это было связано ещё и с трудностью разобраться в истории движения с момента основания партии в 1920 году, что, как мы все знали, подняло некоторые общеизвестно сложные проблемы.

Фактически, группа при полной поддержке партии приступила к подготовке марксистской истории движения. В 1952 (или 1953) году мы даже организовали школу выходного дня в гостевом доме Нетервуд недалеко от Гастингса, нас преследовали образы передовых объединений прошлого и, как утверждали некоторые, призраки более ортодоксальных парапсихологических явлений. Историки и партийные функционеры объединились там для обсуждения истории в изложении таких старых кадров как Джон Махон (1918–1926 годы), Джек Коэн (всеобщая стачка), Идрис Кокс (1926–1945 годы) и Джон Голлан (события после 1945 года) под председательством Джеймса Клугмана. Поскольку Британская компартия – семейная организация, с некоторыми мы были знакомы, хотя и как с чиновниками, а иногда и как с друзьями, но не как с летописцами и аналитиками прошлой борьбы. Кое с кем мы встретились впервые – с Горацием Грином (из Северо-Востока), Бертом Уильямсом (из Мидлендса), Миком Дженкинсом (из Восточного Мидлендса). Иные запомнились больше других: чудесная Мэриан Рамельсон, впоследствии написавшая прекрасную книгу о борьбе женщин, старик Фрэнк Джексон, упрямый рабочий-строитель с висящими усами, чья преданность и – иногда сектантские – воспоминания восходят к во времена IWW² Джорджа Харди, чья карьера художника повела от побережья Северного моря через Канаду в США и через ИРМ³ к организации Коминтерна на Тихом океане. Для нас, историков, то был памятный и поучительный опыт.

Но всё вышесказанное помешало нам подготовить запланированную книгу. Пропасть между тем, что историки полагали нужным написать, и тем, что в те или даже более поздние годы официально считалось возможным и желательным, оказалась слишком большой. История, написанная А. Л. Мортоном и Джорджем Тейтом (историком Лондонского торгового совета), просто охватывала период с 1770 по 1920 годы (1956). Та же проблема стала неразрешимой в 1956 году, когда после XX съезда КПСС и под некоторым давлением со стороны советских историков партия готовилась написать свою собственную официальную историю, над чем работа продолжается до сих пор. В комиссии, обсуждавшей данный проект под председательством Гарри Поллитта, мнения резко разделились. (Группу там представляли Э. Дж. Хобсбаум и Брайан Пирс.) Историки придерживались ясного мнения, хотя Пирс, присоединившийся вскоре к троцкистам, оценивал прошлые достижения компартии гораздо более критически. Учитывая, что антикоммунисты пропагандировали свою версию истории компартии, и факты, сколь неудобными они бы ни были, не составляли секрета ни для кого из интересующихся темой, а их сокрытие оборачивалось стремлением уйти от решения насущных проблем. С нашей точки зрения, их следовало обсуждать откровенно, и в любом случае единственным полезным видом истории оставалась серьёзная и, при необходимости, критическая или самокритичная оценка прошлой политики, успехов и неудач партии. Такой точки зрения, по крайней мере теоретически, придерживался Р. Пальме Датт, который позднее дал подобную оценку политики самого Интернационала [5], хотя и довольно краткую. С другой стороны, Поллитт и ряд других лиц по вполне объяснимым причинам, как казалось, не испытывали энтузиазма по поводу любой истории, кроме той, которую можно было бы охарактеризовать как организованное многообразие, поддерживающее боевой дух (особенно в трудные времена), сохраняющее память о прошлом, жертвах, героизме и славе. Группу не следует связывать с реальной историей компартии, которая на момент написания дошла до 1929 года. Но та, равно как и нынешний этап историографии рабочего движения в коммунистический период, оставляющий много места для критических дискуссий, лежит далеко за пределами того периода, о котором идёт речь в наших мемуарах.

Однако проблема партийной истории имеет совершенно исключительный характер. В целом мы не ощущали какой-либо скованности, запрета касаться некоторых вопросов, мы также не чувствовали, что партия пыталась вмешаться или исказить нашу работу как коммунистических историков. Быть может удивительно, но в те годы сверхжёсткого сталинизма и «холодной войны» линия партии (где бы она ни возникла) с большой вероятностью могла глубоко охватить своим влиянием вопросы, которые на первый взгляд не имеют очевидного отношения к политике, такие как (в годы Лысенко) теория генетики; а история даже в далёкие времена гораздо сильнее связана с политикой. Политика тогда часто априори диктовала, какую интерпретацию считать «правильной», «доказать» (т. е. подтвердить) которую должна была марксистская теория. Нет сомнения, что мы сами склонялись к суровому и деревянному стилю дисциплинированных большевистских кадров, поскольку считали себя таковыми. [6] Наши аргументы иногда разрабатывались апостериорно, чтобы подтвердить то, что, как мы уже знали, обязательно «правильно», особенно в наших дискуссиях об абсолютизме и английской революции. Не знаю, как много старых членов удовлетворятся теперь результатами тогдашних дискуссий, перечитав книгу группы «Государство и революция в Англии Тюдоров и Стюартов» (Communist Review, июль 1948 года). Кое-кто уже тогда испытывал внутренние сомнения, и они с куда большим удовлетворением вспоминают не согласованные выводы, а аргументы, выдвинутые нашим главным скептиком – В. Г. Кирнаном. Тем не менее, конечным результатом наших дебатов и деятельности стало, скорее, расширение, а не сужение или искажение нашего понимания истории. Более того, мы не испытывали на себе значительного ужесточения ограничений ортодоксальности в годы Сталина – Жданова – Лысенко, как некоторые другие, хотя, возможно, наши политические лидеры имели о том лучшее представление [7].