Kitobni o'qish: «Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск им. Велимира Хлебникова. Выпуск второй»

Слово редактора

Дорогой читатель!

Перед тобой специальный выпуск альманаха «Российский колокол», посвященный памяти русского поэта и прозаика, одного из крупнейших деятелей русского авангарда Велимира Хлебникова.

В истории литературы немного писателей с такой сложной судьбой и таким необычным мировосприятием. «Вечный узник созвучия», «председатель земного шара», «будетлянин» (от слова «будет»), как он себя называл. Его творческие поиски во многом определили развитие не только русской, но и мировой культуры ХХ века, а найденные им «законы чисел», «законы времени», другие открытия оказались провидческими. Его короткая жизнь окружена легендами, за которыми скрываются еще более фантастические факты.

Кому-то творчество Велимира Хлебникова покажется странным и непонятным, а кого-то увлечет и натолкнет на размышления. Уверены, что среди вас будут и те, кому вообще не знакомо это имя. И поэтому наш альманах несет не только памятную, но и просветительскую миссию.

И как говорил Велимир Хлебников:

«Стихи живут по закону Дарвина. Закон Дарвина справедлив не только для животных, но и для стихов. Самые сильные стихи живут столетия, а слабые вымирают».

А значит, перед нами сильные стихи, которые не просто пережили столетия, а заняли свою нишу в русской литературе.

Надеемся, что в нашем выпуске вы обязательно найдете для себя что-то увлекательное и полезное, ведь в его создании принимали участие десятки талантливых и интересных людей. И каждому из них определенно есть что сказать и чем поделиться.

Хотим выразить свое признание и уважение всем нашим авторам, которые любезно откликнулись на приглашение принять участие в этом необычном и интересном проекте памяти великого писателя.

Приятного чтения!

Борис Алексеев

Борис Алексеев, москвич, родился в 1952 году. Окончил ядерный институт МИФИ, некоторое время работал физиком-ядерщиком в Институте атомной энергии им. И. В. Курчатова. Увлёкся рисованием, оставил физику, выучился на художника и стал профессиональным иконописцем. С 1998 года является членом Московского Союза художников. Имеет два ордена РПЦ.

Пишет стихи и прозу. Выпустил ряд книг, в том числе три книги в содружестве с ИСП. В 2016 году стал лауреатом премии Гиляровского (памятный знак 3-й степени) и серебряным лауреатом Международной литературной премии «Золотое перо Руси».

Живет и работает в Москве.

Планета-надежда

Фантастическая триоль для старших и старейших школьников

Вступление. Обыкновенная пакость фатального характера

– Я так считаю: на Земле человек стал этаким беспечным всезнайкой. Ничем его не удивишь. Космос – другое дело! В космосе чем больше ты знаешь, тем глубже твоя граница с незнанием. Космическая одиссея возвращает нам способность удивляться!..

– Ромул, оставьте эмоции. Комиссию интересует только ваша техническая версия случившегося.

– Техническая? Пожалуйста. В считанные секунды непредвиденное обстоятельство превратило нашу планетарную миссию в жалкую примитивную катастрофу. Я понимаю, вас интересует человеческий фактор. Искать причину аварии в действиях стрелочника – неистребимая особенность нашего рабского ума! Однако смею утверждать и настаиваю: случившееся с нами – ещё один пример дискретности наших фундаментальных знаний. Проще говоря – обыкновенная пакость фатального характера. И только.

Вечером того же дня.

– Ромул, здорово ты этих комитетчиков припечатал! Они Верховному уже и списочек составили. Вали на мёртвых, им что!

– Слушай, Рэм, найди мне толкового скульптора. Я памятник ребятам обещал поставить. Если Комитет не прочухается, поставлю сам.

– Почему ты сказал «Рэм»? Я Кларк.

* * *

…Рабочая капсула в штатном режиме отделилась от орбитальной станции и вошла в плотный атмосферный слой крохотной планеты Урия¹.

Когда до расчётного квадрата посадки оставалось меньше полутора тысяч метров, на поверхности планеты началось мощнейшее извержение вулкана с выбросом радиоактивного пепла. Все приборы капсулы мгновенно зашкалили. Защита, блокированная контуром «i-pi» и не рассчитанная на бомбардировку быстрыми нейтронами, которых практически нет в открытом космосе, не сработала. В результате вместо мягкого и контролируемого приземления капсула воткнулась точно в гранитный выступ скальной гряды. Сотрясение было настолько велико, что все четыре мои товарища, находившиеся в переднем обзорном отсеке, погибли мгновенно. Меня же спасло то обстоятельство, что за минуту до удара я отлучился в отсек биологических процедур, находящийся в хвосте капсулы (проще говоря, в сортир). Богу было угодно, чтобы деформация корпуса остановилась в нескольких перегородках от того места, где я, собственно, и «выполнял» процедуру. По этой нелепой случайности мне удалось обменять смерть на пару отменных шишек на голове и лёгкую контузию.

Оглушённый ударом, шатаясь, как пьяный, от сотрясения и испарений какой-то разлившейся гадости, я прошёл в головной отсек, вернее в то, что от него осталось, и по трупам товарищей стал пробираться к выходу. У выходного шлюза мне почудился странный гул. Гул нарастал. Я тупо поглядел в иллюминатор и увидел, что повреждённая капсула окружена толпой воинственных живых существ, антропологически схожих с нашими далёкими предками. О, несмотря на трагедию момента, это зрелище захватило меня! У подножия битого сверхметалла оживала иллюстрация из книги о раннем периоде развития человечества.

В голове моей всё смешалось. Ужасный вид мёртвых астронавтов в разорванных скафандрах, живые комиксы дикарей за окном, разбитая в хлам аппаратура – всё сплелось в причудливый липкий ком визуальной грязи. Я обхватил руками голову и сжал виски, стараясь удержать в равновесии рассудок, накренившийся, как крыша соломенного домика под тяжестью мартовского снега.

Часть 1. Соприкосновение

Токсичность воздуха в капсуле увеличивалась с каждой минутой. Оставаться доле взаперти не имело никакого смысла. Я собрался с духом и ослабил гидравлику выходного шлюза.

Центральный бортовой компьютер, сохранивший (это невероятно!) работоспособность после аварии, объявил по селектору состав урийской атмосферы и добавил, что первичный анализ допускает контакт с бионикой среды без поддерживающих систем дыхания и температурной регуляции. «И то слава Богу, – подумал я, – судя по всему, здесь явно придётся задержаться».

Шлюз медленно наполнился воздухом Урии. Воздух был абсолютно прозрачен, но имел лёгкий фиолетовый оттенок. Я осторожно вдохнул его фиолетовую струйку, и тут же по всему телу разлилось сладостное ощущение покоя и бессодержательного веселья. «Ох, не к добру!» – подумал я, пряча улыбку.

Последние аварийные «челюсти» шлюза распахнулись, и механический трап медленно пополз к поверхности планеты. «Ты гляди, мы ещё что-то можем!» – обрадовался я, с каждой минутой всё более пьянея от испарений фиолетового урийского «самогона».

С моим появлением на площадке трапа у подножия капсулы наступила мёртвая тишина. Не менее тысячи глаз из-под косматых смоляных бровей пожирали меня глазами со смешанным чувством любопытства и страха. Представьте моё положение: за спиной – трупы мёртвых товарищей, впереди – дикая, непредсказуемая масса коренного населения планеты. И я, оглушённый случившимся, в состоянии аффекта должен приступить к историческому диалогу двух цивилизаций!

Я развёл руки в стороны, таким образом подавая туземцам знак о своём миролюбии. По толпе прокатился одобрительный гул. Ага, значит, поняли! Не опуская рук, я начал спускаться по трапу вниз. Каждый мой шаг толпа сопровождала гулким «у-ух» и чуть более сторонилась капсулы. Наконец я ступил на каменистую поверхность планеты Урия.

Кровь ударила в виски: свершилось ещё одно грандиозное событие в познании Вселенной. Однако печальные обстоятельства за моей спиной не располагали к фундаментальной радости, скорее, наоборот.

«Что они со мной сделают, когда перестанут бояться, – съедят, наверное?» – подумал я, продолжая вдыхать упоительную местную арому и глупо улыбаться в ответ на озадаченные выражения туземцев.

От толпы отделились четыре высокорослых существа и мелкими пружинистыми шажками направились ко мне. Так кошка, повинуясь инстинкту, подкрадывается к опасной добыче, которая может расправиться с ней самой.

«Парламентёры» остановились метрах в четырёх-пяти от трапа. Поразительно! Все четыре дикаря внешне были абсолютно похожи друг на друга. Вы усмехнётесь: дикари схожи по определению. Согласен, европейцу подметить различия двух китайцев – большая проблема! Но тут было иное. Передо мной стояли настолько одинаковые экземпляры, что закрадывалась мысль… об их последовательном клонировании. Забегая вперёд, скажу: именно так и оказалось.

Один из подошедших поднял вверх руку. Толпа одобрительно закивала головами и опустилась на колени. Я понял: передо мной вождь и свита. Вождь, продолжая указывать в небо, вытянул другую руку в мою сторону. Он что-то предлагал мне, и я обязан был ему ответить. Но что? Есть правило: когда не знаешь, как поступить, повтори уже известное. И я, копируя движения дикаря, так же поднял правую руку вверх, а левой указал на него. Вождь, не опуская рук, направился ко мне. Я зашагал ему навстречу. Через пару мгновений наши пальцы коснулись друг друга. Как только это символическое касание произошло, толпа поднялась с колен и огласила окрестность рёвом ликования.

Я понял сакральный смысл происходящего. Сверкающий серебристый скафандр с кучей причудливых прибамбасов роднил меня в сознании дикарей с божественным пришельцем, ожидание которого всегда присутствует в разумной материи, независимо от уровня её эволюционного развития.

Получив «благодать» методом «прикосновения к божеству», вождь отправился раздавать её соплеменникам. Двойники (их он коснулся в первую очередь) тоже отправились в народ, торжественно вознося правую руку вверх как символ небесного соприсутствия.

Восторженная церемония дикарей напомнила мне земное отечество, детство и воскресную службу в храме, счастливые лица прихожан, отходивших от Чаши с кусочками Тела и Крови Господней…

Благостные воспоминания прервала трезвая мысль-негодница: не надумают ли дикари меня самого превратить в некое «причастие»? Мысль о том, что я могу рассыпаться (вернее, разрезаться) на «благодатные» кусочки, равно как и просто быть съеденным без гарнира, вернула мне чувство опасности. Твердили же нам все пять лет обучения в университете астронавтики: «Чувство опасности – ваша нить Ариадны в космической одиссее!»

Дикари, не ведая о моём страхе, по очереди выходили из толпы и складывали передо мной подношения. Вскоре выросла целая гора разнообразных предметов – от каменного острия стрелы до мохнатого скальпа какого-то животного. Торжественный вид собравшихся недвусмысленно говорил, что появление капсулы они расценивают как чудо и вождь объявляет по этому случаю великий праздник. Действительно, лица туземцев искрились предвкушением праздничного веселья.

Вдруг огромная чёрная птица, похожая на древнего ящера-птеродактиля, сорвалась с верхушки скалы и камнем упала в толпу дикарей. Вонзив острые когти в одного из них, она пыталась взлететь, но со всех сторон десятки рук ухватили её за взъерошенные подкрылки. Силы были явно неравны, и птица, орудуя клювом, стряхивала нападавших одного за другим. Но действия дикарей на некоторое время задержали расправу над беднягой, зажатым в железных когтях рептилии, и это позволило свершиться невероятному!..

Несчастный пленник изловчился и, несмотря на ужасную боль и распятое состояние, достал из болтавшейся за его спиной плетёной сумы какой-то острый предмет. Этим предметом (видимо, заточенным камнем) он рассёк руку от плеча до ладони. Кровь брызнула из раны. И тут я оказался свидетелем настоящего чуда, чуда по всем земным и планетарным меркам!

Брызнувшая иссиня-фиолетовая кровь на моих глазах стала образовывать некую странную форму. Форма росла и в конце концов превратилась… точно в такого же дикаря, что был захвачен птицей. Единственное отличие от первообраза состояло в отсутствии набедренной повязки у новоявленного клона. Как только трансформация крови завершилась, нападавшие дикари отпустили птицу. Рептилия, взмахнув огромными крыльями, грузно поднялась в воздух и понесла прочь свою добычу. А собратья, обступив новорождённого двойника, гладили его плечи, руки и указывали на меня, сообщая языковым клёкотом новому члену племени какую-то вводную информацию.

Я был совершенно потрясён случившимся. Да, мы научились клонировать биоорганизмы любой сложности, в том числе человека, но это прежде всего технология! А чтобы вот так запросто из секреции крови создать полное подобие с помощью обыкновенного камня! И кто? Дикий, полуживотный антропос…

Часть 2. Рождённый от крови

Над горизонтом клубились ранние фиолетовые сумерки. Рыжее урийское солнце медленно садилось за остроконечные выступы гор. Сочетание тёплого оранжевого солнечного света и холодного фиолетового отлива атмосферы подкрашивало ландшафт необычайными оттенками и светотенями. Я даже на некоторое время забыл о происходящем вокруг и залюбовался вибрацией цвета, которая все окружающие предметы превращала в источники красоты.

«Мои товарищи! – как молния, сверкнула горькая мысль. – Четыре мёртвых товарища в разрушенной капсуле!..» Я поспешил к трапу. У трапа ко мне подошла всё та же четвёрка. Один их них встал передо мной на колени и протянул руку. На его ладони я увидел небольшой камень с острым, как лезвие бритвы, краем и глиняную чашечку, наполненную до краёв густой фиолетовой жидкостью.

Опять загадка! Он мне что-то предлагал, но что? Я оказался в цейтноте и от напряжения непроизвольно нахмурил брови. Дикарь воспринял мой «рассерженный» вид как проявление божественного неудовольствия. Он повернулся и махнул кому-то рукой. Тут же рослый волосатый туземец оказался перед ним на коленях.

Вождь поднял тяжёлую руку верзилы и камнем рассёк её от запястья до локтя. Из раны брызнула фиолетовая кровь. И тотчас упавшие на камни сгустки крови стали непроизвольно соединяться друг с другом, образуя какую-то осмысленную форму. Форма стремительно росла и превратилась в конце концов… в копию верзилы! Мне с трудом хватило сил сохранить своё «божественное» достоинство и не рухнуть в обморок к ногам дикарей.

Сгибаясь до земли, подбежало несколько членов стаи. Они обхватили материализовавшегося верзилу-клона и, согнув его буквально пополам, поволокли в сторону. Вождь ещё раз протянул мне чашу, предварительно пригубив от неё глоток. Я понял: мне также предлагается выпить чудодейственное фиолетовое содержимое. Я согласился, взял из рук вождя чашу и отпил глоток фиолетовой влаги. Безвкусное инертное вещество тихо и безболезненно разбежалось по моему организму. По прошествии минуты я почувствовал прилив сил и необычное жжение в области груди. Вождь протянул мне камень. При виде камня я почувствовал непреодолимое желание рассечь руку. Рука ныла, чесалась и всячески обращала на себя внимание. Я взял камень с ладони вождя, закатал по локоть гофру скафандра и рассёк руку. Из раны брызнула красно-фиолетовая кровяная струйка.

Ещё в воздухе, прежде чем коснуться каменистой насыпи, кровь стала образовывать причудливую форму, всё более и более напоминавшую человека. Ещё секунд через десять на ступени трапа стоял совершенно голый мой абсолютный двойник и широко открытыми глазами оглядывал происходящее. Наконец он увидел меня, и его взгляд застыл неподвижно. Я смотрел на него, как в зеркало, и горячие слёзы готовы были брызнуть из моих глаз. К нам опять подбежали несколько дикарей и прикрыли моего двойника куском власяницы.

О, зрелище! Два совершенно одинаковых человека, один в межпланетном гидравлическом скафандре, другой – прикрытый перекинутой через плечо власяницей, стоят и смотрят друг другу в глаза. Один – с изумлением и страхом, другой – с радостью и надеждой…

Вождь издал гортанный крик, похожий на крик земной чайки: «Ыа». Что означал этот крик, я понял потому, что послушное племя попятилось назад и стало расходиться. У трапа остались: я, мой брат-близнец (как по-другому скажешь?) и четверо вождей, похожих друг на друга, как четыре капли воды. Я пригласил вождей в капсулу. Они поднялись по трапу и вошли вслед за мной в рабочий отсек, где лежали исковерканные тела моих несчастных товарищей. Я внимательно следил за мимикой дикарей в надежде, что их реакция на увиденное подскажет мне дальнейшие действия. Они же в свою очередь решили, что я одержал победу в схватке и с другими божествами, и с ещё большим трепетом глядели на меня, ожидая царских распоряжений.

Я жестом указал на мёртвых астронавтов и опустил руку указательным пальцем вниз. Вожди оказались вполне сообразительными собеседниками. Они поклонились и один за другим спустились по трапу.

…Я вглядывался в мёртвые лица друзей, и меня охватывал ужас от невосполнимости свершившейся потери. Сердце ныло от боли и стыда за то, что высшие силы избрали из нас пятерых именно меня к продолжению жизни. Чем я оказался лучше их? Вот лежит Ор-ланд, командир нашего экипажа, заслуженный астронавт, умница. Скольких ребят он спас, рискуя жизнью! А вот пристроился рядышком, с вдавленной в грудь осевой балкой аварийной гидравлики Стёпка – биолог, гений нанокомбинаторики и знаток всех анекдотов от сотворения мира…

От переживаний сердца я, по-видимому, впал в сегментный анабиоз и совершенно потерял ощущение времени. Привёл меня в чувство… мой кровный брат. Он подошёл и обнял меня за плечи.

– Ты жив, и это главное, – тихо сказал он, прижимаясь щекой к плечевой гофре скафандра.

Это были первые слова, сказанные братом с момента его «рождения». Я очнулся и посмотрел ему в глаза:

– Ты говоришь, как я?

– А как я должен говорить? Я многого не знаю, но ведь ты расскажешь мне? Скажи, кто они?

Брат указал рукой на погибших астронавтов.

Я кратко ответил ему. Затем, открыв дверцу отсека дополнительного оборудования, достал бельё и предложил одеться. Наблюдая за его движениями, я заметил, что одевался он так, будто совершал эту процедуру многократно. Я невольно улыбнулся и тут же осёк себя. Радость в окружении мёртвых товарищей была неуместна.

Послышались призывные голоса дикарей.

– Они зовут нас. Всё готово.

Мои брови опять поползли вверх.

– Ты понимаешь их язык?

– Конечно, я один из них.

– Но…

– Да, представь себе!

Брат улыбнулся и направился к шлюзу. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.

Часть 3. Рэм!

С верхней площадки трапа я увидел, что дикари уже вырыли небольшую аккуратную яму невдалеке от капсулы. Возле ямы была навалена горка земли. Её необычный цвет поразил меня и даже отвлёк внимание от ритуала предстоящего погребения. С минуту я разглядывал лазурно-фиолетовые каменистые образования.

– Они спрашивают, что им делать дальше, – шепнул на ухо брат, возвращая меня к происходящему.

– Ответь им, пусть помогут здесь.

Брат махнул дикарям рукой, приглашая подойти к капсуле.

Мы аккуратно выпутывали мёртвые тела астронавтов из всклокоченной аппаратурной дыбы и спускали по трапу вниз. Дикари принимали тела и несли к яме. Когда всех четверых героев перенесли к последнему пристанищу, я попросил брата перевести мои прощальные слова:

– Прощайте, Орланд, Геометр, Степан и Полладий. Пусть фиолетовый мрак Урии станет вашим вечным космическим домом. Клянусь, если мне удастся вернуться на Землю, я расскажу о вашем подвиге. И люди поставят в вашу память обелиск славы…

Брат, насколько хватало его сообразительности, переводил, вернее, толковал мою речь. Я видел, как он страдает от непонимания большинства сказанных мною слов. Тем не менее его голос взволнованно вторил моим словам, а четвёрка дикарей одобрительно кивала головами.

Мы бережно опустили тела на дно ямы. Дикари принялись деревянными скребками забрасывать посверкивающие в сполохах закатного неба серебристые скафандры астронавтов. Вскоре ямы не стало. Я попросил принести валявшиеся неподалёку сухие ветви упавшего от ветра старого дерева и сделал из двух наиболее толстых ветвей крест. Установив крест в рыхлую землю каменистого фиолета, я тихо произнёс: «Пусть Урия будет вам пухом, друзья. Простите меня, окаянного, что остался жив и не погиб заодно с вами. Бог для чего-то разделил нас. Прощайте».

– Могут ли они идти в деревню? Уже поздно, – обратился ко мне брат.

– Поблагодари их, и пусть уходят, – ответил я.

Дикари ушли, а мы вернулись в капсулу. Следовало первый раз за долгий урийский день хоть чем-нибудь перекусить. Я достал провиант, разлил в две пластиковые чарки красное сухое вино и протянул одну из них брату. Его лицо изобразило беспокойную гримасу непонимания.

– Пей, это можно, – улыбнулся я и отпил первым.

Мы начали трапезу. Мой молчаливый собеседник с удивлением разглядывал тюбики с разнообразными яствами. Заморская еда с каждой новой тубой ему нравилась всё больше, и он за вечер заметно сократил драгоценные запасы экспедиции.

– Э-э, да тебя не прокормишь! – улыбнулся я, приходя в хорошее расположение духа после трёх-четырёх выпитых чарок.

– Слушай, брат! – мне захотелось придать словам оттенок торжественности. – Моё имя Ромул. А тебя я назову… Рэм! Ты только представь: Ромул и Рэм, основатели Рима! Рим? Э-э, потом, про Рим я тебе расскажу потом, это долго. Ты согласен?

– Согласен, конечно, согласен, – задумчиво, растягивая слова, произнёс Рэм (он пил наравне со мной, причём первый раз в жизни!). – А скажи, брат, в твоём племени все имеют такие красивые сверкающие одежды, как ты и твои погибшие друзья?

– Идём! – я взял Рэма за руку и вывел на верхнюю площадку трапа. Огромные лиловые звёзды царствовали в чёрном фиолете неба. – Где-то там, за большими звёздами, есть крохотная звёздочка под названием Солнце. А среди множества планет, которые, как комарики на болоте, кружат вокруг неё, есть и моя планета…

– Что значат твои слова «комарики на болоте»?

Пересказывая Рэму историю Земли, я невольно анализировал его реакцию. Оказалось, что фундаментальные знания он воспринимал легко, и мне не приходилось пускаться в бессмысленные и дотошные разъяснения. Но тонкости земной жизни, которые я извлекал скорее из глубины своего житейского подсознания, вызывали у Рэма вопросы, на которые он сразу же стремился получить ответ.

– Вы прилетели на Урию. Зачем?

– Понимаешь, Рэм, смысл разума, если можно так выразиться, в непрерывном движении вперёд. Разум идёт по следам Бога. Он и привёл нас сюда.

– Кто привёл, Бог?

– Да нет, я же тебе объясняю: ра-зум, покоритель Вселенной! Вселенная, понимаешь?

– Вселенная… – мечтательно повторил Рэм. – А как ты думаешь, почему Бог не подарил вам Вселенную? Почему вы должны её завоёвывать, жертвуя, как ты говоришь, жизнями лучших из людей?

– Странный вопрос! Бог подарил нам разум. А разум – это ключ, который помогает открыть сундучок с тайнами мироздания. Понимаешь?

– Нет, не понимаю. Но слышу, как твоя память произносит имя «Пандора», кто это?

– Ты слышишь мысли?!

– Ну да, это просто. И мои братья слышат мысли друг друга, поэтому наша речь так неразвита. Они и тебя слышат, но не понимают смысла.

– Пандора, говоришь? – я на мгновение задумался. – Да, была такая любопытная особа. Некто Зевс подарил ей красивый ящичек с уговором, что она ни в коем случае не откроет его самостоятельно. Но разве можно словом унять женское любопытство! Конечно, Пандора приоткрыла крышку. Она не хотела открывать, она хотела просто посмотреть, что находится в ящике. Увы, как только образовалась щель и в темноту ящика брызнул луч солнечного света, наружу из ящика вырвались все возможные несчастья и беды. Это было ужасно! Пандора в страхе захлопнула крышку, но поздно. На дне ящика осталась единственная представительница житейского ремесла – недотёпа Надежда…

– Поучительная история, – произнёс Рэм, зевая и с трудом приподнимая отяжелевшие веки.

Мне вдруг показалось, что этот однодневка-фигляр замахнулся ни много ни мало на смысл разумного обустройства Вселенной! И зачем я ему про Пандору стал рассказывать?

Чтобы побыстрее закончить щекотливый разговор, я набрал в лёгкие воздух и пробасил:

– Я, Аслонов Ромул Полладьевич, принимаю командование личным составом космической экспедиции на себя. Слушай мой приказ – всем спать!

– Ой-ой-ой, напугал даже! – пробурчал Рэм и, как сидел, повалился на ближайший плоский выступ аппаратуры.

Я смотрел на похрапывающего Рэма и припоминал невероятные обстоятельства его появления на свет. Так душа смотрит со стороны на покинутое тело. Что ж, первый день его жизни завершился. «Какой же он ещё маленький, этот верзила!» – улыбнулся я. Никогда не думал, что смогу любить другого человека как себя.

Мне всегда эта христианская заповедь казалась надуманной. Однако то, что произошло сегодня, круто изменило моё понимание жизни, сложившееся за тридцать лет моего земного обустроенного благополучия.