Kitobni o'qish: «Альманах «Российский колокол». «Новые писатели России». Литературная премия М. Ю. Лермонтова. Выпуск №5»

При перепечатке ссылка на альманах ««Российский колокол» «Новые писатели России». Литературная премия М. Ю. Лермонтова» – обязательна.

Мнение редакции не всегда совпадает с мнением авторов.

Адрес редакции

107023, г. Москва, ул. Никитская Большая, 50а, стр. 1

Электронная почта

pressa@inwriter.ru

Электронная версия

ros-kolokol.ru

Вероника Боршан

Абдельманова Вероника Николаевна. Публиковаться начала в 1992 году в подростковой газете «Сверстник». Печаталась в ней несколько лет подряд. Тогда же опубликовалась в городской газете «Вечерний Волгоград». Являюсь автором поэтических книг «Кураре» (2015), «Все эти тайны» (2016), «Ягода, гармошка…» (2018, детские загадки), «Знаки» (2018), двух музыкальных альбомов для группы «Тутыжман» (2013, 2015) и и участником проекта «Романтическая пластинка» (2015) издательства «Союз писателей».

Автор стихов к гимну волгоградских рок-музыкантов и протестного движения против лишения медалей российских олимпийцев. Номинант на национальную премию «Поэт года» 2015, 2016, 2017, 2018, 2019. Финалист премии «Поэт года» 2016 и 2018 гг. в главной номинации. Финалист открытого Костромского (Костромского открытого) конкурса поэзии «Предлог» 2016 и 2017 гг. Четырежды лауреат и дважды победитель поэтического конкурса «Скрёбовские чтения» 2016, 2017 и 2019 гг. в номинациях «Лирика», «Гражданская поэзия» и «Экспериментальная поэзия». Дважды лауреат Международной литературной премии «Перископ» в номинации «Философская лирика». Финалист Двенадцатого Международного поэтического конкурса «Союзники» 2016 г. Лучший поэт марта-2017 по версии Resonator studio г. Санкт-Петербург.

Шорт-лист Крымской литературной премии «Витражи-2017».

Шорт-лист «Театральной газеты» и Mint tea г. Тверь 2017 г.

Шорт-лист Всероссийского литературного конкурса имени Гавриила Каменева «Хижицы» (2018).

Лонг-лист Международного литературного фестиваля-конкурса «Русский Гофман» 2017 г.

Лонг-лист Премии им. Ф. Кафки 2018 г. (РосКон).

Участница благотворительного проекта «Добрая книга» для библиотек онкологических центров.

Публиковалась в поэтических сборниках «Сокровенные души», «Сокровенные души» № 3, «Сокровенные души» – спецвыпуск «Шестьдесят две секунды в минуту думаю о тебе», «Часы творчества. Бессмертный андеграунд», «Пе-роН», «Союзники-12», «От имени любви», в трилогии «Цифра», в журналах «Союз писателей», «Русская строка», «Цветные строчки» (здесь же можно прочесть и рецензию на стихи), «Русская строка» (рецензия писателя А. Белянина). Публиковалась в проектах питерской литературной группы «ЛитероЗрение»: «Всё это явь», «Диалог», «Календарь-2018», «Как много ненаписанных стихов»,

В книжных проектах «(Антология русской литературы XXI века», «К-150», «Ломаные линии», «Голуби серебряные», «Премия «Перископ».

В составе сборника «Сокровенные души» выдвинута на премию «НОС» («Новая словесность»).

Регулярно печатаюсь в конкурсных альманахах «Поэт года», «Русь моя», «Наследие», «ММКВЯ» (2016, 2017). В общей сложности более четырёх десятков публикаций в газетах, журналах, сборниках и альманахах.

С 2017 года являюсь постоянным членом жюри конкурса «Лучший автор» и премии для молодых литераторов «Литературе – жить!». Член жюри литературной премии для начинающих «Фонарь».

Награждена медалью им. В. Маяковского за вклад в развитие русской литературы.

Член Интернационального и Российского союзов писателей.

Любить

 
Совпавшие не пазлом, но рубцом,
Глубокой раной, залитой свинцом,
Печатями на всех больничных койках,
Мы возвели в квадрат немую стойкость —
Держаться рядом и держать лицо.
Мы были неучтённый компонент
В продуманном вселенском полотне,
Настырная особенная каста.
Мы носим под одеждой сопричастность
Вне площади измятых простыней.
Совпавшие по эллипсам орбит,
Порогам дня, что предстоит прожить,
Двух крайностей неразрешимый ребус,
Мы держим на руках большое небо,
А значит, не перестаем любить.
 

Сталинград – Волгоград

 
Срывает сизый ветер этажи,
Швыряет вслед измученным продольным.
Мой город мёртв и высушен до жил,
И полнокровным я его не помню.
Цепляется надрывное тепло,
Нащупав землю пальцами слепыми.
Я столько лет врастаю в ее плоть,
Что забываю собственное имя.
И всё вокруг – открытая ладонь
Со множеством болезненных отметин.
Мой город – разорённое гнездо,
Где по бетонным рёбрам ходит ветер
И, обнимая стылые межи,
Лежит в степи оплаканная груда.
Я столько лет врастаю в рубежи,
Что уходить мне некуда отсюда…
 

С каждой из них…

 
С каждой из них становишься злей и строже,
Учишься быть мудрее, сильнее, старше.
Каждое утро приходят они без кожи —
Женщины, ждущие зрелища и реванша.
В тёмной прихожей снимая чужие крылья,
Смотрят мне в душу, как в окуляр прицела,
Ищут во мне чувствительные болевые,
(Были и серебряные пулевые),
Но у меня суверенитет и цельность.
С каждой идёшь на дно, но и дна не чуешь,
Не достаёшь во тьме ни песка, ни камня.
Донные рыбы, драконы с единой сутью —
Твёрдый раствор, судьбинная амальгама.
С каждой из них становишься злей и зорче,
Не повторяешься в первой крутой подаче
Женщинам без хитиновой оболочки,
Белым дольменам, спрятавшим звуки плача.
Каждое утро приходит всё новый идол
С линией жизни в заметный суровый прочерк.
Я научилась – я делаю длинный выдох,
Все девять жизней спуская им по цепочке.
 

Вчера я думала…

 
Вчера я думала о том, что якорь стар
И ржавой крошкой больше не удержит,
Что я сама себе как самодержец —
Владелица бумаги и мансард,
Где по стеклу спускаются слова
В дождливый полдень пряного июля.
Вчера я думала, что больше не горюю
И мне меча из ножен не достать,
Как не достать старинный артефакт
Пропахшему сигарой букинисту,
Летучему голландцу – вечно – пристань,
Ленивому – вершины мастерства,
И отстраниться молча, и забыть,
Закрыть давно не крашенные ставни,
Не думать ни о ближнем, ни о дальнем,
И ничего в себе не отразить.
И как молчат пустые зеркала,
Бессонно глядя в темноту прихожих,
Так нарастить затворничества кожу
И холод пальцев прятать в рукава.
Но мне такой не выпросить судьбы,
И якорь держит крепко позвоночник,
Нельзя ни отказаться, ни умолкнуть,
Ни бросить словоблудной ворожбы.
Все те, кто от рождения заклят,
На землю не вернутся с корабля.
 

Чертовски невменяемо…

 
Чертовски невменяемо и остро
Глядят глаза у оттепели пришлой.
И между ней и небом третьим лишним
Раскинул город мокнущие кости.
На поводке оголодавших веток
Привязаны, как тощие борзые,
Деревья, одичавшие и злые,
Упёртые в небесные просветы.
И стены изливаются на землю
Остатками немых радиоточек,
И каждый проходящий обесточен,
Сведён с ума, зависим и бесцелен.
 

И день достаёт из каких-то своих закромов…

 
И день достаёт из каких-то своих закромов
Чудесные запахи кофе, зимы, пирогов,
Пуховый платок и бумажный цветок на иконе,
И хрупкое кружево снега на детской ладони.
И бабушка, словно носатый смешной снеговик,
Купает в сугробе молдавский цветной половик.
А в сонной квартире в углу есть магический веник,
Темнеет смола на ветвях у стареющей ели,
Игрушки и звёзды, сменившие координаты,
Уложены бережно в самую мягкую вату.
Осыпались сказки, и полный дождя коробок
Теперь отправляется сладко дремать в уголок.
И день достаёт из каких-то своих закромов
Кусочки волшебного детства, халдейских даров:
Потёртое кресло, лохматого злого кота
И куклу в серванте, застывшую там навсегда.
И мир так надёжен, и столько всего он сулит!
И что происходит – задумано лишь для любви.
 

Октябрь светел

 
Октябрь светел, флаги и ключи
На городских воротах ходит ищет.
И свой закат от горького кострища
Пока еще не в силах отличить.
Почти укрыта влажная земля,
Напитанная будто сладким чаем,
И воздух в октябре необычаен —
Грибная смесь со вкусом миндаля.
Октябрь – пряность, пестрый алфавит:
Анис, корица, звездочки шафрана
И дымкой от небесного кальяна
Засушенный на клумбе аконит.
Такая в переулках тишина,
Что кажется – уже перед уходом,
Окидывая дом хозяйским взором,
Октябрь вспоминает имена.
 

Этот август

 
Этот август будет не мальчиком, но мужчиной,
Другом, старателем, золотцем, половиной,
С головой, несомненно, в чем-то повинной.
Да бог с ней, в этом особый смак.
Будет смотреть с прищуром хитрый малый,
Бродить по садам, задворкам, сердцам, вокзалам,
Пить с кем попало и ночевать с кем попало,
В кармане таскать коньяк.
Этот август умеет крепко брать за запястье,
Водить на маяк, дышать в унисон, сбываться,
Падать к ногам, тянуть в полумраке снасти,
Наматывать на кулак,
Стоять по колено в рассветных молочных водах
Милым юнцом, языческим грозным богом.
Время застынет, нападает яблок много,
И потечет смола.
Этот август придет, обнимет руками склоны,
Разный: дождливый, жаркий, уже влюбленный,
Качающий берега, корабли, понтоны,
Ястреба ставящий на крыло.
Будут звенеть стрекозы, и ляжет платье
Прямо в подсолнухи, в солнечные объятия.
Август, какой он разный, его не хватит,
Время ему не по росту – всегда мало.
 

Когда однажды…

 
Когда однажды разжимаешь пальцы,
Прислушиваясь к отголоскам боли,
Боясь, что это было слишком просто —
Открыть глаза, вдохнуть холодный воздух,
Обжечь гортань, закашляться от спазма
И счастья в каждой нежной альвеоле,
То прорастаешь в небо, как апостол,
Как строгая струна, прямая хорда.
И тянешься за вдруг спокойным пульсом
Хрустящими больными позвонками,
Не веря в остановку, землю, точку,
В кольцо, где начертали: «Всё проходит,
Пройдёт и это», смутно осязая
Свой новый берег, твердь его и камень.
И повод жить теперь предельно прочен —
Печать богов, скрепляющая ордер.
 

А жена его выла, выла…

 
А жена его выла, выла в сто голосов,
Сто собачьих смертей сулила и сто костров.
Только был его шаг размашист и светел взор.
Пожелавший волю всегда умножает скорбь.
По нему ли седые травы в степи горят,
За околицу вдовы выйдут ли колдовать?
На озёрах ведьма ликом что медь и мёд.
Никакой молитвой не победить её.
И пускай руке никогда бы не знать меча,
Лучше ржавый серп, овраги да молочай,
Лунь-трава у дуба, молнией что сожжён,
Лишь бы пахла зельем ласковая ладонь.
И пускай по следу жгут ввечеру огни,
На кровавом небе скроется птичий клин,
Брат наточит нож, покачнётся в хмельном седле,
Нет озёрной ведьмы теперь никого милей.
 
 
…Как подуют ветры, высушат чернозём,
Заметет снегами тропы вокруг озёр.
 

Подземка

 
Спускайся в царство звуков и морфем,
Простых решений, чисел, линий, схем,
Подземный институт бездушных правил.
Купи жетон и выбери свой путь,
«Не прислоняйся», не дыши, не будь,
Останься частью пластика и стали.
Спускайся вниз, оглохни и смотри
На сумрачный цепляющий ретрит
Из множества прямых, причин и следствий,
Заложников неведомой игры,
Ведущей в параллельные миры,
Которым никогда не пересечься.
Так прост геометрический маршрут,
Где ты не ждёшь и где тебя не ждут,
Но все и вся преследуют друг друга.
Смотри перед собой и замечай
Простые числа, литеры, печать —
Отмычку заколдованного круга.
Запомнишь их – и можно получить
Пароль на выход, тайные ключи,
Количество шагов и переходов;
И бог тоннелей Чёрный Недосып
Тебе накинет лишние часы
Свободы наверху – иди, расходуй!
 

Валерий Бутов

Родился 29 сентября 1940 года в селе Песчаное Павлодарской области.

В 1960 году окончил Пермское военное авиационно-техническое училище. Участник Карибского кризиса 1962 г., воин-интернационалист. В 1964 году по состоянию здоровья был демобилизован из рядов Советской армии. С 1964 года жил в Минске, работал токарем, наладчиком автоматических линий, мастером на производстве и мастером ОТК на заводах полупроводниковых приборов и вычислительных машин.

С 1967 года жил в Павлодаре. Работал инженером на заводе и мастером в ПТУ. С 1968 года служил в подразделениях УВД Павлодарского облисполкома, политработник. В1981 году окончил юридический факультет КазГу в г. Алма-Ате. В 1988 году по состоянию здоровья и в связи с выслугой лет уволен в запас. До сентября 1997 года работал собственным корреспондентом газеты «Целинная магистраль».

В 1997 году как вынужденный переселенец переехал в г. Балахну Нижегородской области, где работал главным редактором районного радиовещания. С 2007 года живёт в с. Бессоновка Пензенской области.

В. Г. Бутов печатался в армейских, областных, республиканских и всесоюзных газетах и журналах («Советский воин», «К новой жизни», «Простор», «Нива», «Московский Парнас», «Сура», «Часовые памяти») и в другой периодике, а также в ряде коллективных сборников.

Автор двадцати книг стихов и прозы, шесть из них – для детей.

Награждён 24 государственными и ведомственными орденами и медалями, в т. ч. боевой медалью Республики Куба «Воину-интернационалисту» I степени, знаком «Воин-интернационалист СССР», орденом Доблести, медалью «За отличие в патриотической деятельности», почётным знаком «Лауреат Всероссийского конкурса «Растим патриотов России».

Член Союза журналистов и Союза писателей России, член Академии российской литературы.

Член правления Российского общества дружбы с Кубой (РОДК). Заместитель председателя правления Межрегиональной общественной организации ветеранов воинов-интернационалистов «кубинцев» (МООВВИК, Москва), Председатель правления регионального отделения МООВВИК в г. Пензе.

Член правления Пензенской общественной организации «Российский Союз ветеранов». Член секции по патриотическому воспитанию областного совета ветеранов.

Бывало лихо трудное —
(стихи о войне, о ветеранах и детях войны)

Село

 
Вы, пожалуй, немало
Таких повстречаете в наших краях,
Но именно здесь родила меня мама,
Вскормила, горбушку на крохи деля.
Река как река, и просторы степные,
Земля как земля – на руках, на губах.
Здесь мазанки были литые, лепные,
Над каждою крышей ведёрко – труба.
Здесь также дороги протяжны и долги,
Как песни казахские жизни полны.
Я здесь научился работе и долгу.
Я здесь полюбил и чабрец, и полынь.
Хлеба как хлеба, только чуть низкорослы.
И солнце как солнце, чуть жжёт горячей.
Но именно здесь в те целинные вёсны
Я духом окреп, стал не рослым, а взрослым,
Без лишней шумихи, без громких речей.
 

Воспоминание о хлебе

 
Я помню время горьких лет,
Поля, поросшие бурьяном,
Босой ноги нечёткий след
В пшеничном поле спозаранок.
Да, были руки не крепки,
Но крепкою была усталость,
Но отступали сорняки,
И хлебушку вольней дышалось.
Я рос как в поле тополёк…
А хлеб пошёл большой лавиной,
Степной захлёбывался ток:
ЗИС-5, «полуторки» – машины…
Казалось, что там – на быках?!
Но подвозили вороха,
Ссыпали в горы золотые.
Туч раскрывались ворота,
И шли дожди натужно злые…
Хлеб отдавал сопревшим жаром,
Хлеб прорастал за два-три дня,
«Горел» без дыма и огня,
«горел» невидимым пожаром.
Но, как в бою боезапас,
Ценилась каждая горбушка
В стране. И сердцу дан приказ:
«Убрать. Успеть!» И было нужно
Войной загубленные руки
Нам заменить…
 

…простая кроха Хлеба

 
Хлеб по меню ушёл на задний план,
На первом нынче модные закуски.
А хлеб-кормилец, чудо-великан
Сам по себе был сладким, ситным, вкусным.
Да и сейчас нужна ль ему хвала?
Кто избалован, развращен обжорством,
Покажется тому и сдоба чёрствой.
Кого от голода спасла халва?
Живём в достатке, что и говорить,
Но помню крохи на ладони бурой…
Я говорю не с целью укорить,
Скорей – для выяснения натуры.
Был этот дед мне вовсе незнаком:
В столовой общепита на вокзале
Встречал его – лучи под козырьком.
Всей пятернею хлеб всегда держал он
И перед стопкою, борщом и кашей
Раздумчиво-светло на хлеб смотрел.
Он уважительно и коротко покашливал
И первым в рот брал хлеб.
О, как он ел!
Он брал его неспешно, не торопко,
Торжественно его он водружал,
Как слово, на язык – на место тронное:
Он Дело, Хлеб и Слово уважал.
…И взгляд, и жест я помню у отца:
Ослепнув, т а к глядят на солнце, в небо,
В горсти т а к держат тёплого птенца,
Т а к дорожат простою Крохой Хлеба.
 

А жизнь велела: «Держись!»

 
У тощей груди молока
Сыну не взять, не выпросить.
У жизни крутой кипятка
Не приходилось клянчить:
Картошки подгнившей
С лебедой пополам —
И той не выбросить,
И пала единственная на всё село
Колхозная кляча.
А жизнь велела: «Держись!»
Война. И хлеба не кошены…
Работали руки на жизнь
И против всех бед непрошеных.
Серый казенный листок —
Вороном черным
В доме и в сердце.
И тяжким крылом он прикрыл
Полнеба и полсолнца.
Вымараны радуга и земля
Краскою черной и серой —
То закрылись голубые глаза
Сына-первенца, краснофлотца.
А жизнь велела: «Держись!
Радуге кем быть отмытой?»
Победные песни лились,
И слёзы лились открыто.
По тёплой земле босиком
Хожено-перехожено.
Великих домашних дел
Делано-переделано.
И всё, что велела жизнь
И что на веку положено,
Через бессонницу, через «нельзя»,
Через «не могу» сделано.
Слава нужна ли вам,
Рукам материнским, натруженным,
Или слова
Горячие, тихие, нежные,
Словно цветы из радуги?
Знаю: нет ни славы, ни слов
Настоящих, людям ненужных,
Только мы в неоплатном долгу
Перед сердцем открытым
Матери.
Сын младший просил: «Держись!»
И зори, как прежде, рдели.
Но медленно гасла жизнь,
И губы шептали: «Сделай!»
 

Тишина

 
Такое долго будет сниться:
Мы у плетня отцовской хаты…
Косынкой лёгкою зарница
Светилась на плечах заката,
Жуя, Бурёнушка вздыхала,
Кряхтели в поле трактора,
И долго птица не стихала,
Дремотно вторя: «Спать пора…»
Ты помнишь тёплое дыханье
Полей, шепталась где пшеница,
И летних трав благоуханье —
Куда там Крыму или Ницце?
А голос ночи разноцветный,
Где нота «ми» сильней слышна,
Но переходит незаметно
В «ре-до», «ля-си», и где струна
Всех голосов в груди ответно
Рождает слово «тишина»!
 

Воспоминание о службе

 
Построили похожих, как цыплят,
И общий «батька» в званье старшины,
Всех оглядев с макушечки до пят,
Потребовал послушной тишины.
Потом носок тянули на плацу
И привыкали к песне строевой.
Об этом я писал в письме отцу,
А девушке – о службе боевой.
Был непривычен новый автомат
И норовил всё выпрыгнуть из рук.
– Не дрейфь! – шутил улыбчивый комбат.
– Ты соберись! – учил мой новый друг.
А как сдавали полковой зачёт!
Всё как в бою! Забудь про полигоны!
Мне перед строем – воинский почёт! —
Вручил комбат сержантские погоны.
…Три года – три главы из книги.
А голуби над домом всё кружили.
И я клянусь вам именем Отчизны,
Что это все мы вместе отслужили.
 

Песня

 
Если дружба крепка,
То и служба легка —
Всё проверено в жизни не раз.
Чтобы Родина цвела
И счастливой жизнь была,
 Выполняй командира приказ.
Вот идём мы в поход,
Называет народ
Нас защитой своею и славой.
Для Отчизны своей
Сил своих не жалей,
Будь ей преданным, смелым и бравым.
Если враг нападёт,
То у нас он найдёт
Начеку боевые ракеты.
Мы присяге верны
И на страже страны
Охраняем мы мир на Планете.
 

В полёте

 
Сковородкой раскаленной
Лёг внизу аэродром.
Широко и отдалённо
Прокатился длинный гром.
Гром поехал вместе с нами.
Он рождается внутри
Туго сжатыми огнями
Ярой рвущейся зари.
Вот качнулся под крылами
Точный города макет.
Над снегами-облаками
Обнаженный солнца свет.
Муравьями – человеки,
Стрелы тонкие дорог,
Ленты вьющиеся – реки,
Да грибочком – сена стог.
Словно школьные тетрадки
Разлинованы поля,
И страна пред нами краткой
Новизною букваря.
 

Солдаты

 
Мы ехали, летели, мы смотрели
Свою страну, и ветер нас не гнул.
Нас принимали – флаг над нами реял,
Как будто вместе с нами присягнул.
Мы чистили, дежурили, мостили,
И шар земной качался за спиной,
Когда мы задыхались, мокли, стыли,
Спасая мир учебною войной.
Да, годы службы многое открыли,
Они навек останутся со мной.
Я думал, что погоны – это крылья,
А это ноша тяжести земной.
 

Я перед ним в долгу

 
Он в жизни не успел…
Всё было так внезапно:
и взрывы чёрных бомб
средь утренней росы,
и в мирной тишине
вдруг полыхнувший запад,
и сборы на врага,
как прежде на Руси.
Он в жизни не успел
закончить той атаки.
Он в жизни не убил
ни одного врага.
Он песню не допел
о чести и отваге,
не дописал письма…
Он сердцем не солгал.
И выполнил свой долг.
Он принял бой достойно.
Великие слова
он нёс в своей груди:
«Пускай наносит вред врагу
не каждый воин,
но каждый в бой иди!»
В некошеных хлебах,
остриженный нулевкой,
сухие стебли сжав
и горсть родной земли,
лежал он, недвижим,
откинувшись неловко,
не слыша, как над ним
курлычут журавли.
 

Баллада об артиллеристе

 
Отплюнута, дымилась гильза —
Последняя. И нет гранат.
И нет патрона, чтобы жизнью
Распорядился сам солдат.
Но подняла святая злоба,
И он пошёл навстречу так,
Как будто собственному гробу…
С паучьей свастикою танк
Полз, грохоча железом-сталью.
Полз и смертельно жалил в грудь,
Рычал, и содрогаться стали
Деревья-смертники вокруг.
Но шёл солдат, и грудь дымилась,
Как у весенних тёплых пашен,
Ему земля давала силы.
Он шёл. И взгляд его был страшен.
Схлестнулись взгляды – щелки глаз,
Стальные вздрогнули и сжались.
Взревел мотор и сбросил газ,
 И даже траки задрожали.
Стоял солдат бескровно-серый,
 Но ярость, мужество в глазах!
И тяги дрогнули, как нервы.
 И танк попятился назад.
Танк пятился. Он в диком страхе
Рванул, гремя железом лат.
И лишь тогда, качнувшись, с маху
Упал
Лицом вперёд
Солдат.