Kitobni o'qish: «Стихотворения и поэмы. Том 2. Неизданное при жизни», sahifa 2

Мужественница – ницы

мужественницам достойным

 
Емуж – я, муж и отдар Осподень, —
День и сподобень: облое лебодь!
Ей – ея и древь и ревущую косм тень
И не те ли и сильные ноги: лес бодр.
 
 
Но ницы! и цель святая
Как гром по росам – твёрд, твёрд!! рцать.
И ты, мужественница, святая
– Свят, свят! – уходишь сует мирских.
 
 
Сильней! сильвана
– Ей, мир, вспоёшь, летя.
Или море, или купель, или смертельная ванна…
Или – из миллиардов веков лепо: Я.
 

1920. VIII

День Св. Брониславы

Евпатория

«Текие течёт – и тыл застыл…»

 
Текие течёт – и тыл застыл.
Летая, застыло камение в вере
Севере! и вёсел твоих за стыд —
За борт-гром не выброшу, серых.
 
 
Монастырь, – остылый, пустой, святой —
Я тоже в один льдину облажу
Блеское пламя и свет тот,
Который <согреет> барсову ла́пу ж.
 
 
А пламя моё поёт в текие
И келии-льдины ино о нём:
Соснём, дух, – а тело текет
Со временем барса и арса конём.
 

1920. 25/IX

Евпатория

Взбесь еси

сестре Ревекке

 
Взбешенный шиир и жир
Зелёный от лона налива.
А ведь ведьм не хватало – решить.
И вбей, бесиво, синюю сливу.
 
 
В запертое древо девь.
А едят тяжело легион ног
Разломленный хлеб раздетый.
А где ты, погибший Бог?
 
 
В моём ли разсевшем сердце,
Я, девонько, огнь семьи…
О!! хворь – ордовод серый
Средо стекших светил семи —
 

1920. 11/IX

День усекновения Главы

Евпатория

И вновь пыл

 
Жааадно! А дно одно ж —
От ножа, ожигающих ноче.
О, чурь и ночь и дня янтарные ножки
И по́лдня оло́дье, долинное очень.
 
 
И скамьи́, окомейки теней,
Леденят ледовитые годы.
И уго́дяный лес строений-тонее
И вся темень в лунной погоде
 
 
               Теменью темя
               Покрыто, орыто.
С ледовитыми ле́тами теми
               Растения дремлят горы.
 
 
               Город – о, рысь!
Сырь и асфальта о щёлки о полночь.
Но акции купа о утре взгорись,
Золота волн полная чрезь.
 
 
Гооора, о радо
И нутрь и оутра жар
– Рождения сил пряди
Как лес у се́ла лежать
 
 
– Лес – Жар
То Богом для мужа сжать.
 

21–22. IX – 920

Обо́г от вети

Мире

 
Вете – и ветера трель умолкла у ног
Чёрных и чёрствых уже зе́ми.
И мелее и ле́са ство́лы и мох.
И мог субботний Бог зажечь своё семь.
 
 
Дево! волосы, веть и твете —
И ночо отдождье даждь паро Слав.
Со лавой ледя́ной истлейте
Олетье – и трепь и трупы трав.
 
 
Говор? ров вороной – бесснежий
И нежное ше́пто расте́нь.
Раз-тень – и месяце облык медвежий
Влакёт – тело на стены.
 
 
Девонько – оконвою твоею богат я, обого.
О, горнее него всего, веселие миира рябого!
 

18–IX – 1–X – 920

Евпатория.

Утро, предввечерь

Пред морем мор

Софии Прегель

 
Лодь, = дол до льда, = грохот
Ветров – рёв ве́рьвья и вербо бурь.
Рубахи, рубахи коротких холк
Волн – и соолнце мутные жмури.
 
 
И холодная моолнья жжёт
Живот вооспухшего пска.
Пе́сче, с чем твоё тело живёт?
– Травы́ огромадные вставы.
 
 
               Люююбовь! и бровь воробьиной ночи́
               И гу! чугу́ не накипевшего моря.
               О, рябь и мир в черепках – но чин Вееетров и рва травы – а, выя мора.
 

23–24 IX. 920

Евпатория

Ночь, утро

«И вечрь чермные темони…»

Брониславе

 
И вечрь чермные темони
И оутро гулкое гола!
Голые дре́ва – вёдро! но чтём коня
О нас осыпающее мглою.
 
 
Сырь – но рыхлые древа на ножках
Ооожг!! – или жёлтый иль чермный сполох.
Илохани охальные дрожи
Жор чёрный взлили а по́ ноги.
 
 
Но утрье! – рдей и тепло
Оцвет неба и бае растень.
Растекается сток, о, вётлы,
О, вербо, купы об осени стены.
 
 
Стеня дивовечко взгурт
О утре телом поёт
– Поемлем бурно
Арс осенний, поэты!
 

3 X/16 X – 920

Взем зиму

 
Хо! Лодь – отлетая от льда летит
Тления тень, синея, о золото!
В золы, в голые логии лета титлы,
В твой голубой и горозный холст-холод.
 
 
Дологи, о, гибельные струи
У рта – а, трубы нёба, не бай, – молк.
К дому льда приготовьтесь струги,
Белый, лебедями, лебедями взвейсь полк.
 
 
И запоём поёмный луг —
Гу! угрызённое холодом море.
И гром моряной явь новый дух —
Худощавый у́дых лемурий.
 

28/X. 920

«Со ревом: севере!! и хлынуло о ложь…»

 
Со ревом: севере!! и хлынуло о ложь
Жоолтые и красные звёзд въезды.
Бесы ли, боги? а гибни от гула моло́жих,
Их жолоб полный журчаль, зачиная невесть где.
 
 
И стрельцов во целованный пулями рост
Встречая речами – и меч и мечту,
Мечись и сечи гулом радостный рот
– Народе! чтоб в отдыхе течь тут
 
 
И моло́жая жолть и краснь – заздравствуйте дюже,
Чтоб в уши взвилась мозговая окрайная круть!
 

17.18.XI

«Восхрапом в ночи́…»

 
Восхрапом в ночи́,
О чьи чересчур ручьевые,
Воолны воды воздуха речи
Огорчат персты ручевые.
 
 
Холод до лот да лат лета
Кинул и в кость и в кисть
Рук куриных худо бледо.
И блюдо ближнее тёмное листьев
 
 
Вдрожь, как жердь ордяную горива,
Врождь в твердь ольдяну́ю окрыва.
 

26–VI–1921

Жар-жизнь (1932)

«Апрель, тонкий как свист…»

 
Апрель, тонкий как свист.
А трель звонкая истова.
И смех детей, ха-ха, и треск ледка, крр-трра
Ледка – ледка – ледка, как жизни молод – негой
Как смерти сражено игра.
 
 
Идти в особняк игры,
Не беречь там себе дары,
В пустоте не затменной дыры,
В простоте неизменной поры —
 
 
Вселикий, великий, великий
Ведь мигом, в один миг проник он
Воздух весенней поры,
В трель сражённой игры.
 
 
И сестра и брат любят тем брать,
Что умеют велико узнать.
И в трель <нрзб.> игры
Проникнут флюиды поры.
 
 
– Вселикой, великой, великой!
И дикой, о, дикой! – Ну, дикой.
 

Новые колыбельные песни

Еврейская

 
О, баю. Качаю тебя на руках, на руках.
О, спи мой еврей у меня на руках, на руках.
О, новая, новая жизнь по реке, по реке.
О, древней и новой, милой Москве! по Москве!
 
 
О, верю и знаю: Ленинский век, век.
О, сильный, железный, стальной человек! человек.
 
 
О, тихо, как тихо, без синагог, синагог,
Пал устаревший, страшный наш бог! бог.
О, баю еврея, еврейская мать, мать.
О, новую эру счастливая знать! узнать.
 
 
О! хедер и ребе ребяток ломать, ломать,
Не будут, не будут – можешь ты спать, спать;
 
 
О, спи мой еврей у меня на руке, на руке.
О! Баю, качаю на сильной руке! на руке.
 
 
О, новое слово в Ленинский век, век.
Услышишь, узнаешь – спи, человек! человек.
 

Еврейская колыбельная
Новая песня

 
Спи, спи, спи!
Баю – бай!
Тихо носиком сопи
– Вот комбайн!
 
 
Мил нам новой жизни свет.
Мил нам шумный наш Озет.
Спи, Еврей мой новый, Май,
Бай!
 
 
Славно в поле ездить нам,
На Фордзоне, на Комбайне.
Васильковым по цветам.
– Май где?
 
 
Ах, колясочку твою
Тащит чёрный катерпиллар!!
Бай – баю,
По земле влечёт без пыли!
– Вот мой Май,
Баю – бай!!
 
 
Подрастай! пошлёт Озет
Виноград тебя возделать.
И на каждой на лозе
 
 
– Чёрной,
Красной,
Синей,
Белой,
Виноградарь и поэт,
Будешь петь про наш Озет.
И про новый жизни свет.
Баю-бай!!
 
 
Спи! поехал наш Комбайн.
Спит в коляске мальчик Май!!
 
 
В кулачки сжимает руки,
Не боится он дабуки.
Все дабуки, баю-бай,
Удирают, ай!
 
 
Всех дабуков цадик старый
Очень выдумал некстати —
И не верит мой Май
Ни во что, баю-бай!!
 
 
Цадик сам – у! бука,
Был такой у нас дабука.
Бай, бай, бай, бай:
Солнце пей, мой Май!
 

31. XII.

1931

Туркменская

 
Эй-ю! спи-ка, дехканка, поспи, поспи!
Эй-ю! утра в ауле всё нет, всё нет.
Эй-ю! Ночь. Аму-Дарья в песке кипит.
Эй-ю! Ночь. Куня-Дарья бежит на свет.
 
 
Эй. Эй. Эй. Эй.
 
 
Сладкую-сладкую дыньку-чарджуйку
Съем, чтоб тебе молоко, молоко!!
Сладкую гроздь винограда пожуй-ка.
Я и жую – в молоко, в молоко!!
 
 
Эй. Эй. Эй. Эй.
Спи-ка, дехканка, поспи, поспи.
Утра в ауле всё нет, всё нет.
Утром в колхозе работа вскипит.
Днём наши тракторы выйдут на свет.
 
 
Эй-ю! хлопок уборкой, уборкой спешит.
Эй-ю! тракторы дисками землю под зябь.
Эй-ю! Спи-ка, дехканка, шшии-и, шши.
Эй-ю! Спи-ка, девчонка, кричать нельзя.
 
 
Эй. Эй. Эй. Эй!
Спи. Спи. Спи. Спи!
 

2.1. 1931

Башкирская колыбельная
Новая песня

 
        Ио! Ио! Ио! Ио!
Ай, Асой, спи, пора!
Я играю на курае за твой сон.
Я играю на курае ио! ио! ио!
Спи! привет Саня вот нам
Спи! споёт тебе знай то ж!
        Ай! Ай! Ай! Ай!
               Ио!
И придёт – бать бая
Бар, бояр, ай, айя!
               Вновь он!
        Ио! Ио! Ио! Ио!
 
 
Ай, Асан, ботырь, мир
Ай, Асан бай пир! пир.
Ио! Ио!
Спи, спи, встанешь Башстрой
Платьем как живой, ио, ио!
 

Турецкая

 
Ой. Спи, полумесяц в небе зелёный, зелёный.
Ой. Спи и ты детство моё – моё – моё!
Ой. Ем в Рамазан я, в пост, давно, солёное.
Ой. Пью в Рамазан я но здоровье моё, моё, моё.
Ой. Спи же ты старая, ветхая, драная Турция.
Ой. Спи и ты рабство моё – моё – моё!
Ой. Здравствуй, костюм – теллер, одежда новая куцая.
Ой. Без паранджи чёрной, без чадры лицо моё!
Ой. В моря я бросила чадры! всё приданье странное.
Ой. Майка физкультурная, красная, флагом на мне.
Ой. Спи, Шариат ислама ветхий, но рьяный.
Ой. Здравствуй, восстанья знамя, тайно при мне, при мне!!
 

12/13

1931

Китайская

 
Колокольчик из храма
Дзинг-дзинг-дзинг-дзинг
Для тебя я украла.
Усыпить тебя чем?
О, спи, Лилэй-Чен.
Дзинг-дзинг-дзинг-дзинг.
О, спи Янце – Кианч!!
Золотых¹ нет лилий:
– Целы ноги твои
Дзинг-длянг! спи, милая,
Не бинтую я их
Дзинг-длянг, Лилэй-Чен.
Хороша будешь чем?
Дзинг-длянг! без лилий.
Спи; спи, моя дочка!
Дзинг-длянг-длянг-дзинг!
Сумэ-Чен уже ночка.
Я звоню! спи, спи!
И пою я тихо
Чтобы днём-днём-днём
Лилай-Чен была мигом
Под солнца огнём.
 

3–4.1

1932

Японская

 
Ночь, Дзио-сан, – беру сямисэн.
Спи, Дзио-сан, девочка, жизнь!
Ночь. Пей отдых, пей запах сена
Спи! под охраной вишни лежи.
 
 
Я, твоя мать, убираю рис.
Ты, моя дочь, рости вне стен.
Нет у нас трактора, нету рикш.
Ночь, отдыхая, беру сямисэн.
 
 
День. Ты не будешь жить средь гейш.
День. Под охраной вишни лежи.
День. Я тружусь над уборкой полей.
Ты же иную увидишь жизнь.
 
 
День. День. День. Лежи,
Девочка, девочка; девочка-жизнь.
 

4.1.

1932

Индийская

 
Ганг течёт. Гонг будит.
Индия, Индия! – парни бросили чётки
Брамины в храмах напрасно молят чётко
Тая хитрость в груди.
 
 
Эо!
Шахид, – бросила чётки
Эо? шахид, – задор в грудь.
 
 
Пария ты, но спи спокойно, эо!
Пария – я, – ты спи спокойно, эо!
Англия змея сама в домру
Лондона злится в туман, в дым,
 
 
Ганг река
У нас велика.
 
 
Спи, Шахид, я бросила чётки
Задор у меня в молодой груди.
Ганг гудит.
 
 
Проснись, Шахид, отдам тебя тётке
И сама иду Индию будить.
 

6.1.

1932

Польская колыбельная

 
Дзецко коханэ, спи в паньской Польше,
Сил моих женских нету, нет больше!..
Дзецко, ты в Польше!
 
 
Хлопы мы польске, Мацек мой, Мацек.
Паны нас съели, мальчик мой, мальчик,
Дзецко, мой Мацек!
 
 
Пане Пилсудский, ешь нас не в меру.
Пане, лечиться ездишь в Ривьеру
               Тоже не в меру.
               Кабы холеру!!
 
 
Мацек мой, люли! спи в чёрной люльке.
В люльке, ой люли! кутанный в юбке.
В чёрненькой люльке,
В чистенькой юбке!
 
 
Хлопы мы, графы свои земляные:
– Полугектара на графской на вые!!!
– Вы, земляные
Пухлые выи!
 
 
Мацек мой, в мячик сыграешь ты сердцем
Пани злой Польши, под небом серым.
               – Сердцем отчизны.
               Люли, правь тризну!
 
 
Спи пока, дзецко,
Некуда деться!!!
 

10.1. 1931

Негритянская колыбельная

 
Э! Э! Э! Э!
ОЭ! ОЭ!
Да, да, дочь, да, да, да.
Пою я под там-там.
ОЭ! ОЭ!
 
 
Да, да, да, да.
Нас минула беда – Отец твой сгиб. Когда?
 
 
Э! Э! Э! Э!
ОЭ! ОЭ!
Отец твой где? Он сгинул где?
– Был чёрный линч, и на кресте,
Э! Э! Э! Э!
От белых рук,
Э! Э! Э! Э!
ОЭ! – погиб мой милый друг,
Мой чёрный друг, на фермерском кресте!
 
 
Э! Э! Э! Э!
ОЭ!
Спи, дочка, тихо под там-там,
Спи, негритянка, да, да.
Пою тебе: отец твой где?
– На фермерском кресте.
 
 
Э! Жгли его, трещал костёр.
Э! Не забыть мне до сих пор:
Кричал отец, а я рвалась…
ОЭ! ОЭ! – упала в грязь.
 
 
Э! Э! Э! Э!
– Нас минула беда.
 
 
Да, да, да, да.
Забудься, дочка, под там-там.
ОЭ! Я – никогда!!
 

7.1.

1932

Испанская

 
Испания
Бай,
Бай.
               В Мадрите,
               Хей – холла!
               Хей – холла!
 
 
Смотрите,
У голла,
У голла.
 
 
Ребёнок спит стоя он бой.
Бай.
Бай.
Бай.
 
 
               Не голый,
               Не голый,
Не голый – Одетый в ливрейку: он бой.
 
 
А где,
где,
где,
 
 
Клетчатая треуголка,
Гвардеец спит – он и жандарм?
 
 
               Да,
               Да,
               Да!
        А в поле,
        Эй холла!
Ползёт как уж, человек.
 
 
Он жолуди крал с голода.
Жена-то спит в воде.
 
 
Бай, бай – в пруде.
Не выпутал. Сголода.
 

1931

Татарская, крымская

 
Ай, Бахчисарай. Ай, Крым, ай Мидхат сын, сы-ы-ын!!
Ай Ялта-а, Дирикой; ай для помаза кувшин
– Разбилса-а-ааа!!
 
 
Ай, мулла переменилса-ааааа!!
Он частник, частник, торгует чайниками-и!
В лавочке важно, частник! частник, ик!
 
 
Спи, Мидхат, спи – Хайри не танцует сегодня.
Спи – Чабан-Заде не споёт песен – он профессор сегодня.
Спи. Умер Ашир, чем другой и другой тым-тым.
И Мидхад Пиратов объявлен моряком светлым… светлым!!
 
 
А ты – мой Мидхад, я мать – без чадры, о-и-и!
– Я мать, танцую Чадане без чадры, о-ии!
Я мать Акия, хожу свободно и смело, о!
Я мать была в Совете свободно, смело, о!
 
 
Ты же, Мидхад, ай да ай, да, да!!
Тоже идёшь в новый мир – айда.
 

Немецкая

 
Милый Берлин
На хлеб твой моряки!
На хлеб твой мармелад
Милый Берлин
– Чистый Ад.
 
 
Бай, Ганс, – отец твой в тюрьме.
Бай, Ганс, – а брови мои не в сурьме.
 
 
А губы мои не в кармине,
Бай, Ганс, стыдно не спать детине!
 
 
Милый Берлин
Чистый ад
 
 
В очередь – жди свой мармелад
В очередь – жди свой мармелад.
 
 
Бай, Ганс, – скоро оденешь <нрзб.>
Бай, Ганс, – скоро пойдём на штурм
 
 
Милый Берлин
Трашно бурлит.
 
 
Бай, Ганс – скоро ты <нрзб.> будешь влит.
Бай, Ганс – скоро Рот Фронт! взорлит.
 

6.1. 1925

Киргизская

 
        У них – отара. У нас – гурт.
У нас гармонь, гитара.
У них домра, зурна, какие, э! гяур.
«Тым – тым, тым – тым»
 
 
– На домре, тонко.
Из трубки дюбека дым
И голос, звонко:
 
 
        «Киргиз, киргиз,
Ты сорок котловин видевший. Киргиз, киргиз,
У сорока берёз в крови лежавший И всё – живой!
 
 
Улан – улан – улан те песню взвоет.
– У! У У!! Ай! ой! ой! —
Ты не убит, ты белым ранен вдвое!
 
 
               Саан, Саан,
От чёрной крови очень-очень жидкий.
               Овца, баран
В лучах на травке сидят очень мирные.
 
 
               Ты пил пиал,
Саан-пиал, э! с кровью очень чёрной!
               Гражданский бой ты знал
В Буамском ветре, чёрном.
 
 
               Санташ, Санташ,
Всё тише, тише – тш!. тшш.! тише.
               И Хан Э! Тенгри наш
 
 
Росой свой холод к нам рончеит лише.
«У! У! бай, бай, бай».
 
 
               Поёт бий – бая.
В шерне поёт бий бая
               «Ай, аийя!!…»
 
 
               Колюз кончил?
Колюз кончай Э! Спи, спи, спи ты.
        Колюз – дел хотел кончить
Манап-монап сердитый.
 
 
Айдате!
Аудате!
 
 
        Не быть киргизом по адате.
Эй. Эй, КАССР, байбиче наш!
Эй, эй, мы у тебя за пазухой спляшем:
 
 
– У танец чебана всем колюзом.
Э! дуй, сонташ, жарый на морозе!!
 
 
Айдате!
Айдате!
 
 
        Не быть не быть нам по адате!
                              Эй!
                              Эй!
                              Эй!
                              Айдате!
Аман, Аман, КАССР – своим адатом!!!
 

8–9. 2

1932

Кузнецкая

 
Хать! Ддда! Хать! Ддда!
А да-да-да-да-да! да!
На железном на лугу
Потерял кузнец дуду.
               – Хать!
               Ба.
               Хдехать,
               Ба!
               И дихать
               Не судьба.
               Ббба! Спи. Сын,
               Сп-а-ать!
 
 
Подарю ту кувшин
Будешь воду пить
Ни с левши, ни с правши
В жисти надо быть.
 
 
А да-да-да-да-да-да!!
Будут петь тебе гуда,
Будут гукать города,
Что же? Ты сюда, аль туда?
Выйдешь, песню порыдать?
 
 
Ххать! Ддда. Ххать! Ддда.
Спать когда, спать когда?
               Ддда.
               Хххать!
               Ддда.
               Ххать!
 
 
И дыхыть не судьба.
               Спать. Бай.
 
 
А да-да-да-да-да-да!
Ой, подвоет те гуда,
Ой, освоят ту, губан,
Города-д, города-д!!
 
 
  А ду-ду-ду-ду-ду-ду!
Потерял кузнец дуду
К своему, сказать, стыду,
– В этом, нынешнем году.
 
 
Что ж? Сыграть не на чём?
Спи. Спи. Спи. Молчи.
Что же? Умирать зря-почём?
Ббба! – живём кузнецы!
 

Шахтёрская – не наша

– русский пересказ П. И. Новицкому

 
Эххх, лежи тут без народа,
Эххх, говори, да сам с собой.
Эххх, долби киркой породу,
Эххх, забой, забой, забой!!!
 
 
Эх, пою тебе я, шахта,
Мамка чёрная твоя.
От меня родился, ах ты!
Ртом цынготным взвою я.
 
 
– Эххх, взвою я!!
Эххх, двое – ты, я.
 
 
– «Д, шахта, – бай меня!»
Тую, тую, тую. Раз, раз, раз.
 
 
Эххх!! ветер, убирайсь!
               Тую
 
 
               – Так.
               Тую
               – Так.
               Так.
Эй, лежи тут без народа,
Да стучи в мою породу
Шахта – я, ты – без дня,
Плахта дыбом у меня!
               Тую
               – Так.
               Тую
               – Так.
               Раз,
               Раз,
               Раз!
 
 
Эй, лежи тут, безобраз!
 

братьям Рура,

английским братьям

20.1. 1932

«Двадцать пять китайских коммунистов…»

Проф. А.А. Ивину

(1 мая 1932 г. в Нанкине были казнены двадцать пять китайских коммунистов.

Из газет)

 
Двадцать пять китайских коммунистов —
Двадцать пять, да! двадцать пять, да, двадцать пять!
Все висят на ночи, как манисто,
Чёрно-синие и голые до пят.
 
 
– Двадцать пять, да! двадцать пять, да! двадцать пять.
Ма-ли, женщина, качаясь, даспевает,
Чёрно-синяя и голая, до пят
И над нею ворон распевает
 
 
Песню, хриплую и страшную до пят
Это гроздь китайских коммунистов
Двадцать пять, да, двадцать пять, да, двадцать пять
Зреет ночью бледно-водянистой.
 
 
Зреет в солнце, пурпурном с утра
Это гроздь, молчащая речисто,
Все сегодня, завтра и вчера
Провисят там. Братец, оглянись ты.
 
 
– Двадцать пять, да! двадцать пять, да! двадцать пять!
А палач, придатель – гомъинданец.
Голый дъявол, рыжий весь до пят
Пляшет страшный перед ними танец.
 

Песни о Котовском

1. О Котовском

 
А он его – цоп! За грудки и – стоп.
А он его – хвать! а кот: топ, топ.
Эй, ко-ольцаа?
 
 
Эй, коооольцааа!!!
Эй, пааальцы?
Эй, пааальцы!!
 
 
И кольцо – вон, содрал, да, да.
С живого (в бога!!) и спал, ну, да!
 
 
Эх, дядя Гриша, Котовский наш,
– Лишишься пищи, лишишься сна ж.
 
 
– Кочан да свой, ой, ой, ой, ой.
Как взял, как взял, – ну бог с тобой.
 
 
И лучший блец да ах с коня.
И вот – мертвец, и в семье не скулят.
 
 
А он его – цоп! в висок да хлоп.
А он его бббах, с пеной в зубах.
               – Хлоп
               Ббббах.
 
 
Котовский наш, тебя всё чаще
Вспоминаем мы, всё лучше и чаще
 
 
С судорогой в сердце: дядя Гриша где?
С судорогой в правом боку: шай эхх.
 

29.2. 1932

2. О нём же – на досуге весёлом

 
Как повезёт с врагом
Как вышли бегом,
Да вошли к нему в дом,
Стали со смертью рядом,
Брызнув свинцовым ядом.
 
 
Как сказапули: баста,
Как свистанули часто
Из бомбомёт-пулемёта
Ну и сказал нам: то-то.
 
 
И замурлыкал что-то
– Ну и пошло веселье,
Ннну, заварилось зелье!
Ну, зачадил табак
Ну, на струнах – щипак.
 
 
Эх, балалайки, – дай-ка!
Эхх, и гармонь – застынь-ка.
Тонко, тонко, тонко,
Абы снесла перепонка.
 
 
Эхх, и делов нам только!
Соколом вдали да богом
Около, сердце, всё около
Эххх, ретивое забегало.
Пляшет, Котовский, пошёл.
Эххх, загудел поллл!!!
 
 
Эххх и вот-вот, вот,
Грудью вперёд, вперёд!
 
 
Всю отплясал, идёт
Сам для дозору, – вот.
 

29.2. 1921

3. О нём в бою

 
Бою, баюшки, баю:
 
 
Сам Котовский наш в бою.
– Это мы споём врагу
 
 
На своём да берегу.
Наше же берёг приберёг
 
 
Что? не спасёт ваш бог.
– Эй, гляди – Котовский где?
 
 
На коне в воде.
Эй, скажи-ка ты отважно
 
 
За Котовского не страшно.
– Эх, как рубит, как палит
 
 
И мелькает там – вдали.
Дядя Гриша, друг ты наш,
 
 
Где меж нас стена – ж?
Командир, отец и друг
 
 
Кто с тобой, округ.
Свита что ль какая мы?
 
 
– У воды комыш.
Окружаем мы окружаем Но в бою мы отъезжаем.
Он в бою один такой
 
 
Бьётся, нам маша рукой.
 

4. Про его – смерть

 
Нашёлся такой – не враг
Не свой, не чужой – адьютантский.
Он взял наган: и бах
В Котовского! ты проклятие!
 
 
Ну, помню ж, сволочь, знай
Твоё-то имя – сгниет
Как бабий выкидыш, край
Тот тебя выбросил – плюёт
А имя «Котовский» у нас
Не умрёт, будет знать всякий<!>
 

Ревизор

Всеволоду Мейерхольду

Народному артисту Республики,

Мастеру мирового театра ТИМ,

Зинаиде Райх

новой актрисе, мастеру сцены,

творческому обаянию

её трансформаций

 
Гоголь – ого! какой —
Ревизия Ревизора!
А Гоголь – ого! – рекой
В голове несётся скоро.
 
 
И Райх прекрасная, здесь,
Прекрасна актрисой роли.
И все видят, где есть
Смеху сменить брови.
 
 
И Гоголю гонят кровь
По новому – быстро, быстро.
И новый ставят кров,
Всему его острому смеху
 
 
И куклами куксится смех
Сквозь страшные, страстные слёзы
 
 
Смеётся звонко, для всех
И дразнится смешке грозной.
 

29–30

V

1930

Комаринская бунтовая

 
Хххху! Мужик я, мужик
Я обвык средь мук жить —
Д’ каких ’д каких! —
От бояр, дворян мелких!!
 
 
И от всей сволоты
Прямо, значит, проклятыих
Прямо, скажем, до дерма,
Всё сожравших, эххх ма!
 
 
Эххх, головушко,
Куда д’ денимся?
Ты в правёж попадёшь
– Поизменишься.
 
 
Эхх, боярушки
Д’ дворянушки —
Бить, бить, бить, бить
Чтоб каюк: вам – не быть!
 
 
Эххху – вдарь да в набат,
Эххх, в комаринский наббат
Ту! Зови всех в’бунт
Чтоб болотинцы взглянули.
 
 
Д’ взглянули да нашли
Д’ боярушек почли.
Ээйй, в колокол звони
Чтоб пошли наши дни!!
 
 
Эхх, головушко
Ппой соловушко —
Бей бунт, правь мятеж
Помни Разина да Стешу!
 
 
Д’ мы болотинцы,
На бояр рыкнём: уну!
Буде, буде, буде, буде —
Сами выдем теперь в люди!
 

Трепак
комаринско-болотинский пляс

 
Аххх, чуда-чудак, болотинский мужик
Заголя грудя по улице бежит,
– Жжик, жжик, жжи, жжи —
Ай да да-да, держи-ии!
 
 
Он бежит, д’’ бежит, приговаривает
Сам с собой, да с собой разговаривает
               – Чумовой.
               Чу, где ум твой?
               Дддомовой!!!
 
 
На груди, д на грудях ах и знак!
На груди кляшня: от так-так!!
А сам красный, что рак
А сам выпить не дурак
А сам бурый буерак!
 
 
Ну уж имя ему: Кась – ян!
В бороде у него – из’’ян!
– Пьян, пьян, пьян, пьян
Он собою – облиз’’ян!
 
 
Рррыжий
Кожух в жиже
 
 
Башка – ниже.
Ноги, ноги земчуг нижут
По чернявой по земле
Да в тумане, д в мгл-еее!
Эхх! Грееехх! – грех плясать, грех и мясо жрать.
– Ведь март, весь великий поост!
Иии-и-ээээхх! просто смехх! ну чего от него и ждать!
Распушилась борода, что кобылий хвост.
– Д’’ддай!
Д’’эдак-так.
Обрыдай
Жистю – в скорби в знак.
Эхх, мужик, мужик болотинский чуддак
               Эдак-дак!
Эй, холоп-холоп-болярину ты раб,
               В Гашнике – дыра – а’ б’
 
 
                              Ддай!
                              Дай!
Д’’ даром, что пост, пускай и март
Пусть в церквах к намм, к намм – арь-ты!
 
 
Пусть попы клянут, пусть боляры секут,
               Скоро всем им – каюк!
                              Каюк, д’’каюк,
               Уэээх, да розог пуук!
 
 
Ах чудак, чудак, болотинский мужик,
               Заголя свой зад по слободам бежит
                              Д’’приговаривает
                                             Д’’
                              Разговаривает!
Ай всё в дым, всё в прах, всё трын-трава!
Лишь бы в шапке, лишь бы в шапке не клонилась голова!..