Kitobni o'qish: «Гибкие этничности. Этнические процессы в Петрозаводске и Карелии в 2010-е годы»

Редакторы:

Пекка Суутари и Ольга Давыдова-Менге

Предисловие

Пекка Суутари, Ольга Давыдова-Менге

Как правило, в исследованиях этничности рассматривается выделение меньшинства из доминирующей культуры, а также специфические черты этнического сообщества и культуры. В настоящей книге основное внимание уделяется множественной идентичности, то есть параллельному сосуществованию двух или нескольких этнических идентичностей, и тому, как характерные черты русской, карельской, финской или другой этничности переплетаются в повседневной жизни или находят свое место в форме национальной репрезентации и культурной деятельности в многокультурной городской среде.

Анализ этничностей в российской Карелии проводился совместными усилиями российских и финляндских ученых в рамках многолетнего исследовательского проекта. Задача исследования состояла в том, чтобы вместе осветить темы, релевантные как для международного научного сообщества, так и для местных жителей и общества в целом. Наряду с этическими вопросами при определении научных подходов необходимо учитывать также и особые политические условия в российской Карелии как объекте исследования. Сотрудничество между исследователями осуществлялось с 2007 года в форме семинаров, организуемых два раза в год, обмена научными работниками между Йоэнсуу и Петрозаводском, а также использования совместных методов сбора материалов.

Республика Карелия

Карелия – важная тема как для финнов, так и для россиян. Республика Карелия – это своеобразный и привлекательный регион на Северо-Западе России, в Финляндии же соседство с Карелией способствует пробуждению интереса к восточно-финляндской идентичности. Интерес этот объясняется самобытным характером языка и фольклора, сформировавшихся на общей основе в Восточной Финляндии и российской Карелии. Наиболее ярко это проявляется в «Калевале» – мире мифов, заклинаний и лирических рун, который оказывает огромное эмоциональное воздействие на жителей всех уголков мира. «Калевала» – это не просто книга, а сплав музыкального, языкового и культурного наследия, которое и по сей день живо как в российской Карелии, так и в Восточной Финляндии. Общая в основе национальная культура, а также карельский язык будут и в дальнейшем способствовать укреплению идентичности, культурной деятельности и туристической ценности этих регионов.

История национальностей Республики Карелия является ярким примером того, как в XX веке в России и Советском Союзе велось управление национальными и языковыми процессами. Политика коренизации, проводившаяся в Советском государстве до 1938 года в отношении национальных меньшинств, сыграла важную роль в формировании «национального облика» Советской Карелии. Со дня основания на ее территории в качестве национального языка использовался язык, не являющийся языком ее коренного населения. Финский язык должен был стать литературным языком всего национального населения – карел, вепсов и финнов, а также служить языком социалистической национальной культуры. История Республики Карелия как самостоятельной административно-территориальной единицы началась в 1920 году с образования Карельской трудовой коммуны и затем Карельской Автономной Советской Социалистической Республики (КАССР). Главной задачей этого национально-территориального образования было поднятие местного этнического населения до более высокого национального уровня и создание базы для объединения с Финляндией после того, как в последней произойдет социалистическая революция. На практике это означало поэтапную финнизацию национального населения, прежде всего карел (см. Brown 2004, Hirsch 2005, Kangaspuro 2000). КАССР была создана при содействии финских политических эмигрантов, и в этой работе на начальном этапе участвовали финны, переселившиеся туда по разным причинам из Финляндии и Северной Америки. Их численность на территории России в середине 1930-х годов составляла не менее 32 тысяч человек (Такала 1998; 2010: 25, 28).

Финский язык служил языком культуры и просвещения для карел и финнов, а диалекты карельского языка – разговорным языком карельского населения. Достижениями этапа «финской карелизации» можно считать создание системы образования на финском языке от начальной школы до вузов и создание культурных институтов, среди которых – финноязычные газеты и журналы, театр, литература, музыка, изобразительное искусство и т. п. В эту деятельность было широко вовлечено также и карельское население, выходцы из которого пополнили круги непрофессиональных и профессиональных журналистов, актеров, писателей и музыкантов. В течение короткого времени в Карелии была создана живая финноязычная культура (Такала 2010:28–37; Суутари 2009; Юликангас 2009). Как и в других уголках Советского Союза, советизация населения происходила через национализацию (коренизацию): люди учились осознавать свою национальность, а также действовать в качестве ее представителей (Brown 2004). Первый этап коренизации в Карелии – финская карелизация – продолжался до 1938 года, когда многие финны, проживавшие в Карелии, включая руководителей, стали объектом национальных репрессий.

После объявления на многочисленных партийных съездах финского языка языком «буржуазного национализма» и смещения финнов с руководящих постов в Карелии, в официальной национальной политике произошел разворот к карельскому языку. Проблемой оказалось большое разнообразие карельских диалектов и отсутствие единого литературного языка. Еще в 1930-х годах в Петрозаводске был создан Карельский научно-исследовательский институт, в котором под руководством Дмитрия Бубриха началась работа по картированию карельских диалектов и созданию литературного языка. Литературный язык создавался на основе собственно карельского и ливвиковского диалектов с использованием кириллического алфавита. Он должен был заменить финский язык в качестве языка обучения в национальных школах. Создание и внедрение литературного языка на практике имело яркую политическую окраску, сопровождаясь принятием целого ряда поспешных решений, поэтому в 1939 году финский стал снова использоваться в качестве языка обучения в национальных школах. (См. Анттикоски 2000).

В Карело-Финской Советской Социалистической Республике (1940–1956), созданной после короткого, но разрушительного периода национальных репрессий против финнов (1937–1939), финский язык снова стал официальным языком, который начали преподавать как национальный язык. В результате войны в состав республики вошли территории, Приладожье и Сортавала, отошедшие СССР от Финляндии. Карельский перешеек с Выборгом был присоединен к Ленинградской области. Финляндских жителей переданных СССР территорий переселили в Финляндию, включая и 36000 карелоязычных (Hamynen 2013). Во время войны (1941–1944) часть Советской Карелии была оккупирована Финляндией. Советские финны были в основном эвакуированы с оккупированных территорий. Органы же финляндской военной администрации организовали школьное образование для карел на финском языке (Hyytiä 2008).

Карело-Финская Советская Социалистическая Республика (КФССР) была упразднена в связи с недостаточной численностью национального населения, а также потому, что внешняя политика Советского Союза уже не была ориентирована на включение Финляндии в его состав. Упразднение КФССР вкупе с реформой школьного образования в 1958 году привели к тому, что система образования на финском языке была окончательно разрушена. Обучение национальному языку в начальной школе, а также преподавание на финском языке в системе среднего и высшего образования было прекращено. Когда в 1963 году финский язык вновь стали преподавать в школах, это был уже не язык обучения, а один из учебных предметов (Vavulinskaja 2002). Тем не менее издание финноязычной периодики и литературы, а также другая культурная деятельность продолжались до периода перестройки в стандартных советских формах (Курки 2009).

В послевоенный период карельский язык был объектом исследования как в самой Карелии, так и за ее пределами, однако он никогда не преподавался в школах. Это, безусловно, способствовало ускорению ассимиляции карельского населения, и количество людей, зарегистрированных как карелы, быстро таяло одновременно с сокращением численности тех, кто говорил на карельском как на родном языке. Если по данным переписи населения в 1926 году 95 % карел считали своим родным языком карельский и в 1959 году этот показатель составлял еще 80 %, то по данным последней переписи населения советского периода в 1989 году лишь 50 % карел считали карельский своим родным языком. В 1926 году в республике проживало более 100000 карел (то есть 37,4 % от общей численности населения), а в 1989 году их осталось менее 79000, то есть около 10 % от общей численности населения. В постсоветское время численность карельского населения стала сокращаться еще быстрее, и в 2010 году карел было зарегистрировано чуть более 45 000 (7,4 % от общей численности населения республики) (Тебенко 2010).

Период национального пробуждения во время перестройки в 1980–1990 годы стал важным этапом для коренных национальностей Карелии – карел, финнов и вепсов. Финноязычная интеллигенция (по происхождению финская, карельская и вепсская), сформировавшаяся в результате финской карелизации и создания финноязычной национальной культуры, сыграла главную роль в зарождении и развитии национальных движений в Карелии (Klementjev 1996; Liikanen 1996, 2001). Газеты и журналы превратились в арену оживленной дискуссии на национальные темы. Ранее замалчиваемые и вычеркнутые из публичной памяти репрессии и страдания финнов-ингерманландцев, эмигрантов из Америки и других групп финнов получили широкое освещение. Также велась дискуссия о необходимости возрождения карельского языка.

Вдобавок к существующим уже с 1920-х годов финноязычным СМИ (газетам, журналам, радио и телевидению) в 1990 году в Петрозаводске была создана газета на карельском языке «Оша шиа», а в 1993 году – «Kodima» на вепсском языке. Сфера культуры на национальных языках стала более разнообразной: например, в настоящее время по-прежнему работает Национальный театр Карелии, в котором идут спектакли на русском, финском и карельском языках. В 2011 году острый кризис затронул и Национальный театр, однако, к счастью, Министерство культуры РК приняло решение продолжить работу театра, которая ведется без перерыва с 1959 года в построенном для него здании. Большую роль играют также музыкальная деятельность, о которой более подробно рассказывает в своей статье Пекка Суутари, а также любительский кукольный театр, работе которого посвящена статья Ильи Мошникова. В 1990-е годы обучение национальным языкам (финскому и карельскому) было расширено, однако затем количество школ с их преподаванием существенно сократилось. Этой теме посвящена статья Ольги Давыдовой-Менге.

Несмотря на все принятые меры, численность людей, говорящих на карельском языке, продолжает сокращаться даже более быстрыми темпами, нежели ранее. Единственные группы, ведущие обучение на карельском языке по методике «языковых гнезд», в Калевале были вынужденно упразднены под давлением органов власти примерно в 2010 году, и на практике рост численности карелоязычной молодежи прекратился, несмотря на усилия некоторых немногочисленных семей. На практике статус карельского языка среди населения является очень низким, и современная политика России, подчеркивающая российский патриотизм, делает публичные проявления карельской идентичности весьма затруднительными. По данным переписи населения 2010 года 27 % людей, идентифицирующих себя как карелы, владеет карельским языком. По оценке отчета по международному исследовательскому проекту «Eldia» (2012), посвященному ливвиковскому диалекту карельского языка, уровень владения населением карельским языком значительно варьируется, и в целом карельский язык в Республике Карелия находится под серьезной угрозой исчезновения (то же самое наблюдается и в Финляндии). С другой стороны, отчет «Eldia» напоминает о том, что без поддержки, которую Республика Карелия оказывает системе обучения языку и институтам культуры, исчезновение карельского языка могло бы иметь еще более быстрый и разрушительный характер, как это произошло на другой крупной карелоязычной территории – в Тверской области, где еще в 1920-е годы проживало почти 150 000 человек, говорящих по-карельски.

Закрытие «Молодой Карелии»

В современной российской политике Республика Карелия занимает особое место. За пределами крупных мегаполисов Москвы и Санкт-Петербурга, ни в одном из других регионов страны, правящая партия «Единая Россия» не имеет таких слабых позиций, как в Карелии. Напряженность была вызвана также и избранием в 2013 году представителя оппозиции Галины Ширшиной мэром г. Петрозаводска – правда, ей пришлось покинуть свой пост уже через два года. Помимо оппозиции, еще более пристальное внимание уделяется контролю за настроениями граждан. В судебных инстанциях рассматривались дела о выступлениях с критикой в адрес российской политики. Кроме того, органы государственной власти легко вмешиваются в деятельность общественных организаций. С точки зрения центральной власти, у Карелии слишком тесные контакты с Финляндией, близость к которой связывают с более либеральными политическими настроениями граждан Карелии в сравнении с другими регионами России.

Весной 2015 года в прессе России и даже Финляндии разгорелся скандал в связи с тем, что Николай Патрушев, избранный руководителем группы подготовки к празднованию 100-летия Республики Карелия и возглавлявший одно время ФСБ, в своем выступлении предостерег от активного влияния финских националистов в Карелии. По его мнению, в деятельности российских общественных организаций четко прослеживаются признаки попыток иностранного влияния на внутреннюю политику России.

В прессе эти слова были восприняты с удивлением, поскольку ни одна из известных организаций не соответствовала признакам отмеченной угрозы. Несмотря на это, вскоре крупная молодежная организация «Молодая Карелия» была обвинена в том, что она выполняет функции «иностранного агента». Такое обвинение может быть предъявлено организации, деятельность которой носит политический характер и использует иностранное финансирование. В рамках судебного процесса, последовавшего за обвинением, «Молодая Карелия» была признана иностранным агентом в связи с тем, что она, с одной стороны, приняла в Петрозаводске делегацию молодежной организации партии Истинных финнов из Финляндии и, с другой стороны, получила финансирование для реализации проекта со стороны ООН.

«Молодая Карелия» обжаловала судебное решение, и даже Глава Республики Карелия Александр Худилайнен заступился за нее: «Я очень хорошо знаю руководство этой организации. Сейчас мы постараемся разобраться со статусом „иностранного агента" и доказать, что для этого нет оснований. Я отношусь к „Молодой Карелии" очень положительно. Она оказывает поддержку карельской культуре, традициям и языку» (Ahonen 2015). Несмотря на это, «Молодая Карелия» проиграла судебное дело и приняла решение о своем закрытии. При этом крупных штрафов удалось избежать, и уже в январе 2016 года несколько бывших активистов «Молодой Карелии» встретились для того, чтобы основать новую молодежную организацию – Центр поддержки коренных народов и общественной дипломатии «Молодая Карелия», председателем которого был избран Алексей Цыкарев.

Всемирный конгресс финно-угорских народов в Лахти, состоявшийся летом 2016 года, также был омрачен противодействием со стороны органов власти России. Например, министр культуры РФ Владимир Мединский обвинял конгрессы финноугорских народов в том, что они представляют угрозу для внутреннего порядка России.

Национальности в России в процессе перемен

«Молодая Карелия» была объявлена иностранным агентом, однако имидж этой организации как уважаемого деятеля гражданского общества сохранился. На всех официальных праздниках в Республике Карелия всегда заметно присутствует карельская символика. В столице Республики Карелия Петрозаводске курсы карельского языка пользуются большой популярностью. Показатели владения карельским как родным постепенно снижаются. Эти явления отражают современные этнические процессы и шире – то, как меняется роль этничности и национальности в российском обществе. Эти процессы являются многоуровневыми и в то же время противоречивыми, однако для них характерно то, что государство и его официальные органы стремятся контролировать национально-этнические процессы и определять направления их развития.

В 2010-х годах Россия развивалась по все более авторитарному типу управления (Никипорец-Такигава, Пайн 2016). Кульминацией этих тенденций можно считать присоединение Крыма в марте 2014 года к России и возникшую вследствие этого национальную эйфорию по поводу возвращения России ее былой мощи. Последовавшие за присоединением Крыма двусторонние экономические санкции и рецессия российской экономики в 2015–2016 годах постепенно убавили этот эмоциональный настрой, но антизападная пропаганда, развернутая контролируемыми государством СМИ, остается одним из краеугольных камней современной российской национальной идеологии. В антизападной риторике наблюдается стремление отмежеваться от Запада и подвергнуть сомнению его либеральные ценности (Cottiero et al. 2015). Идеология и практика мультикультурализма, сохранение миноритарных языков и культур меньшинств интерпретируются как инструменты политического влияния Запада тогда, когда они рассматриваются в качестве возможной угрозы единству и стабильности России (напр., Посадский 2015).

Большинство населения России начало воспринимать присоединение Крыма как вполне естественное событие, поскольку среди инструментов пропаганды в СМИ существенную роль начала играть особая идеологическая концепция – Русский мир. В соответствии с ней Россия является центром простирающейся за пределы ее географических границ русской цивилизации и на основании этого имеет право и обязана защищать и укреплять ее и за пределами страны. Понятие «русскости» трактуется широко и включает русский язык, русскую культуру, православные и консервативные ценности, происхождение людей из России или от русских родителей и даже из числа «традиционных народов» России (Davydova-Minguet 2014). На уровне идеи Россия с ее Русским миром является продолжением Советского Союза, поскольку она представляется образованием, простирающимся за пределы существующих границ, а ее русские (этнические) жители называются «государствообразующей нацией». Консервативные, антилиберальные ценности представляются как идейная основа единства этого «воображаемого сообщества». Современный российский государственный национализм имеет ярко выраженный империалистический характер (Grigas 2016).

Такого рода представление о России оправдывает прежде всего ее внешнеполитические действия последних лет, но также и видение других народов как подчиненных и ведомых. События на Украине и их интерпретация в прогосударственных СМИ усилили антизападные и антилиберальные настроения в России (см. Левада 2015, 245–250). Страны Запада и Европейский Союз предстают как стороны, несущие в Россию чуждые ценности и угрожающие ей, вынуждая ее в этих условиях защищаться. В 2012 году был принят закон, согласно которому общественные организации, получающие финансирование из-за рубежа, обязаны зарегистрироваться в качестве иностранных агентов, что основано на предположении о том, что иностранное финансирование ставит своей целью ослабление России и противоречит ее национальным интересам. Иностранными агентами объявляются такие организации, деятельность которых способствует проведению честных выборов, развитию свободы слова, противодействию тоталитаризму и укреплению прав меньшинств. Таким образом, меньшинства рассматриваются как возможный плацдарм для культивирования иностранных влияний, что пытаются ограничить всеми возможными способами.

Стремление к деполитизации этничности

Политизация национальности и этничности и создание на их базе организационных основ гражданского общества наблюдались во время перестройки, а также в период, последовавший за перестройкой и распадом Советского Союза, и в 1990-х годах этничность получила прочные позиции в законодательстве и системе управления России. Тем не менее предпринимались попытки контролирования этничности посредством различных программ развития и форм финансирования, а также изменений в системе образования. Одной из вех на пути ограничения этничности можно считать требование о переходе в России на кириллицу как единую графическую основу для национальных языков регионов. Осенью 2012 года Министерство юстиции РФ приняло решение о приостановке деятельности общероссийской организации «Ассоциация коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока Российской Федерации» (The Russian Association of Indigenous Peoples of the North), представлявшей интересы коренных народов 41-го арктического региона. В присоединенном к России Крыму в апреле 2016 года была однозначно запрещена деятельность «Общественного совета крымско-татарского народа» (меджлиса). Во многих национальных группах населения органы власти создают свои конкурирующие организации, которые порождают конфликты внутри миноритарных групп (по принципу «разделяй и властвуй»). Так, например, Россия внесла предложение о создании новой организации финно-угорских народов, наряду с Консультативным комитетом, существующим и организующим Всемирные конгрессы с 1992 года.

Канадская исследовательница Элеанор Пирс (Peers 2015) изучила процесс формирования идентичности в Республике Саха. По ее мнению, в Советском Союзе этничность (национальность) была позитивной социальной и моральной категорией. Элита национальных регионов считала деятельность по поддержке национального правильной, и по-прежнему культивирование этничности считается важным, так как она слита со структурой чувств человека. В настоящее время действия России и политика президента Путина находят широкую поддержку также и со стороны граждан, говорящих на миноритарных языках, поскольку общественный климат поощряет эмоциональное единство и защищает ценности, сохраняющие общество. Культурные репрезентации этничности широко одобряются именно благодаря их кажущейся политической нейтральности и огромному эмоциональному заряду. Одновременно с деполитизацией этничность подвергается также поверхностной культурализации, что означает ограничение выражения идентичности до формы безобидной, но в то же время яркой культурной программы и предотвращение попыток защиты прав меньшинств. Перформативность может привлечь внимание к меньшинству также и в рамках стимулирования развития туризма, но при этом она не обязательно отражает собственные потребности и стремление к возрождению языка миноритарной группы населения.

Шенер Актюрк (Aktürk 2012) отмечает, что в постсоветской России произошел поворот от мультиэтничного режима управления этничностью к антиэтническому. По сравнению с советским периодом, когда национальность регистрировалась во внутренних паспортах граждан и на базе национальности была создана система для демонстрации и поддержки (или ограничения) национальностей, в современной России национальность не заносится в документы, удостоверяющие личность граждан и, таким образом, не является основой для дискриминации ни в положительном, ни в отрицательном смысле. С другой стороны, по мнению Ильи Кукулина (2013), понимание этничности за постсоветский период трансформировалось из расово-биологического явления советского времени в культурный феномен. Несмотря на то, что национальность не указывается в документах, ее культурная репрезентация (например, во время праздников) по-прежнему пользуется поддержкой. Также, например, и во время переписи населения людей просят назвать свою национальность. На уровне массовых представлений сохранилось советское, биологическое понимание национальности.

Влиятельный академик Валерий Тишков в своих работах, написанных в 1990-е годы, призывал граждан России «забыть о нации», то есть оставить советскую концепцию нации с ее биологическими обоснованиями в прошлом, и начать создавать гражданское общество и гражданскую нацию (Тишков 1998). Парадоксальным образом нацию современной России, по крайней мере в официальных документах, называют «гражданской нацией», хотя это и понимается как сплоченность вокруг правящих кругов страны. В то же время сложно полностью согласиться с тем, что биологический фактор отошел в России на задний план, поскольку в течение XXI века и особенно в 2010-х годах тело человека, пол и семья все в большей мере становятся объектами эссенциализации и натурализации в государственной политике и общественных дискуссиях. Это явление получило название «неоконсервативного поворота» в России: в официальных высказываниях со стороны государства Россию односторонне представляют как «традиционную страну», которая чтит православные религиозные традиции и диктуемые ими нормы семейного, мужского и женского поведения. Биологическое понимание этничности соответствует этой линии, поскольку однозначная этническая принадлежность воспринимается естественной и морально оправданной.

В России понятие этничности и национальности по-прежнему является важным инструментом формирования нации. В советское время проводилась регистрация биологической этничности/национальности и на ее основе – административно-территориальное деление и установление иерархии этничностей при одновременном формировании единства страны с помощью идеологемы советского народа. Представлявшие разные национальности люди и регионы рассматривались как неотъемлемая часть единого целого. После распада Советского Союза в государственной идеологии статус советского народа был передан сначала в 1990-е годы россиянам, затем русским и позже уступил место более широкой концепции Русского мира, в основе которой лежит не биологический принцип, а набор ценностей, опирающихся на новую интерпретацию истории. В то же время официальная Россия делает попытки включить в свои высказывания по вопросу национальности как риторику российского национализма, так и ностальгию левых по советским временам при том, что государство всячески предотвращает попытки политизации национальности и этничности (Никипорец-Такигава, Пайн 2016).

Поддержка этничности обусловлена и еще одной причиной – переходом страны к капиталистической системе экономики, в рамках которой этничность становится экономическим ресурсом и товаром. Этничность нужна для того, чтобы создавать различие, и не столько между людьми, сколько между формами культуры для усиления самобытности культурной репрезентации регионов. В современной России этничность требуется для создания брендов разных регионов и развития туристической индустрии. Это становится еще более важным сейчас, когда государство стремится ограничить контакты своих граждан с зарубежными странами и направить потоки туристов внутрь страны. Этничность в качестве двигателя развития экономики представляет собой новое явление, которое ожидает специального изучения, но на которое уже ссылаются авторы статей настоящей книги.

Перемены на арене этничности связаны также с «миграционной революцией», которую переживает Россия в XXI веке и которая означает не только более оживленное перемещение жителей внутри страны, но и этническую, прежде всего трудовую миграцию на территорию России из бывших республик Советского Союза. Для российской экономики, рост которой продолжался до 2014 года, было выгодно использовать дешевый труд мигрантов, и в это же время органы власти постоянно стремились к ужесточению системы управления и контроля миграционных потоков. С другой стороны, общественная дискуссия, развернувшаяся в контролируемых государством СМИ, носит однобокий характер и рассматривает трудовую миграцию главным образом как угрозу с точки зрения культуры, экономики и здравоохранения. В дискуссиях и деятельности, связанных с миграцией, этничность расиализируется: приезжающих в Россию граждан бывших республик Советского Союза называют «черными», считают необразованными и стоящими на более низкой ступени по сравнению с русскими. Этническая иерархия усугубилась по сравнению с советскими временами, и ксенофобия превратилась в доминирующий дискурс, посредством которого проговариваются вопросы миграции (Лярюэль 2014, Пайн 2014).

В России этничность является сложным и многоплановым явлением, за формы существования, контроль и направления развития которого постоянно ведется борьба на трех разных уровнях. Этничность – важный источник идентичности для многих людей в их личной жизни, на уровне гражданского общества она образует арену для различных действий, и, кроме того, ее стремится контролировать государство, которое считает этничность как ресурсом, так и потенциальным фактором опасности.