Kitobni o'qish: «Начальник милиции 6»

Глава 1

– Миша! Какой еще, нахрен, хозяин, что ты несешь?! – я готов был вытряхнуть из Баночкина душу, но понимал, что тот не виноват.

– Я не знаю, Саныч, – пробормотал дежурный, втянув голову в могучие плечи. – Он, это самое… с Кулебякиным переговорил и забрал. Получается, что шеф добро дал.

– Шеф, говоришь? – зло процедил я и, тут же развернувшись, быстрым шагом, почти бегом направился к лестнице.

Я взлетел на второй этаж и ворвался без стука в кабинет начальника:

– Петр Петрович, я не понял! Про Мухтара – это правда? Это что за подстава?

Кулебякин, который стоял и курил у окна, теперь вздрогнул и, чуть попятившись, уперся задом в подоконник. Остановился и виновато пробормотал:

– Сан Саныч, понимаешь, тут такое дело… Ершов из госпиталя вышел, оклемался. Не надеялись уже…

– Рад за него! Ближе к делу. И кто это вообще?

– Ну-у, это прошлый хозяин Мухтара, – Кулебякин попытался стряхнуть пепел в окно, но сигарета выпала от щелчка пальцев и улетела на улицу.

– Насколько я помню, кинолог, за которым был закреплен пёс – погиб при исполнении. Так?

– Почти, – кивал майор.

– Что значит – почти?! – рявкнул я, напирая.

– Сан Саныч, успокойся, найдем тебе другого пса, еще лучше. Даже двух, если захочешь. Я договорюсь, денежки нам на покупку из лучшего питомника выделят. Овчара голубых кровей.

– Меня нашенская кровь устраивает. Другого не надо… И скажите, Петр Петрович, как такое могло вообще произойти? Пса, находящегося на балансе Зарыбинского ГОВД – увели?

– Ну-у… Там такое дело… Ершов – уважаемый сотрудник, ветеран службы. Его пуля зацепила бандитская, думали, не жилец. Месяцы в госпитале, потом неходячий был, на реабилитации в Москве лечился долгое время. Пока его не было, Мухтара к нам и определили. Так он к тебе и попал. А сейчас Ершов, вроде, ходит. Вернулся в Угледарск, в отставку вышел. И как почетный ветеран органов внутренних дел он в Главк бумагу накатал, дескать, прошу вернуть мне друга, служебного пса Мухтара. Согласно заслугам уважить, мол, инвалида. Списать служебную собаку, а он его заберет себе домой.

– Молодого? Списать?

– Ну, там генерал навстречу пошел, сам знаешь, что разные причины можно найти для списания, не только возраст.

– А мои заслуги что, не считаются? Или мне тоже бумагу надо было писать?

– Сан Саныч, пойми. Ты же теперь не кинолог, официально у нас нет такого сотрудника. Вот и посчитали они там, – Кулебякин ткнул пальцем в потолок, – что пес нам не нужен более.

– Охренели… – выдохнул я. – Они сводку, что ли, не читают? Там Мухтар на каждом мало-мальски значительном преступлении значится! И почему я не в курсе, что моего пса списали?

– Да еще не списали, приказ готовится, акт выбраковки только составили. Пару дней – и формальности закончат.

– Адрес!

– Что?

– Адрес этого ветерана…

– Сан Саныч, зачем тебе? – Кулебякин потер лысину. – Уже ничего сделать нельзя. Не совершай глупостей, Саша. Меня скоро в область заберут, тебя буду на свое место рекомендовать, перед генералом ходатайствовать. Тебе сейчас не о собаках думать надо, а о карьере. Об отделе нашем… Кто рулить будет? Кроме тебя некому.

– Я друзей не списываю. Адрес мне назовите, – непреклонно проговорил я.

Шеф вздохнул, подошел к столу. Поднял трубку и покрутил диск телефона. Переговорил с кем-то из кадров УВД Угледарска, записал на листочке адрес Ершова и протянул мне.

– Только я прошу, Саша, не наделай глупостей… Иначе ни меня, ни тебя не переведут. А может, и вообще турнут.

– Разберемся, – буркнул я и вышел из кабинета, хлопнув дверью.

Спустился на крыльцо и осмотрелся. Как назло, служебной «копейки» на привычном месте под топольком у зданию не оказалось. Мои парни, Гужевой с Прошкиным, сейчас поехали по обыскам. Нужно было многое осмотреть: квартира Святоши, дача, гараж. Также отработать всех знакомых и друзей Святоши, благо их у него оказалось немного. Еще нужно было найти хоть какие-то следы Сафрона.

Его мы пока так и не обнаружили. Судя по обстановке в квартире Святоши, Сафрон там не проживал уже несколько дней. У него теперь есть паспорт на имя Блохина, он мог и смыться из города, затеряться на просторах Союза. Но я нутром чуял, что этот гад всё ещё где-то здесь, у нас.

Были кое-какие мысли, как его выманить и найти, но в свете последних событий вот совсем не до него стало. Перво-наперво нужно вернуть Мухтара. Даже если мне придется забрать его силой и порвать приказ о списании прямо в кабинете генерала – я это сделаю.

Уволят? Ну и хрен с ним. Уеду с псом на Севера, там восстановлюсь в ментовке. Буду коллегой Тулушевским сородичам. В журнале «Советская милиция» пишут, что там всегда требуется личный состав. Некомплект в тех местах хронический, а с милицейским высшим образованием так и вообще почти нет сотрудников.

Такие невеселые мысли крутились в голове, пока я оглядывался по сторонам в поисках подходящего транспорта, чтобы выдвинуться в Угледарск.

Взгляд упал на бобик дежурной части. Нет… Его нельзя забирать, он обслуживает суточные происшествия. Можно разве что на мотоцикле поехать. Давненько я им не пользовался. Хотел уже вернуться во дворик ГОВД, открыть один из боксов и заводить драндулет, как к крыльцу чинно подкатила знакомая «шестерка». Из раскрытого окна орала музыка. Эдик, выходит, автомагнитолу прикупил. В песне верещали что-то на английском. Похоже, Майкл Джексон. Ну точно он. Пока не король, но уже популярен в США, а в СССР о нем мало кто слышал, разве что мой друг фарцовщик, что был за рулем машины.

– Привет! – он как раз высунулся в окошко, лихо притормозив у щербатых ступенек. – Такси на Дубровку заказывали?

– Как же ты вовремя! – я быстренько сбежал с крыльца, распахнул дверцу и уселся на переднее пассажирское сиденье. – В Угледарск.

– Э-э, постой, я думал, мы в пельменную заскочим, перекусим. Время-то обеденное. Дела перетрем.

– Какие дела, Эдик, погнали!

– Как какие? Ты же меня сам просил поспрашивать у блатных за этого, за Сафрона Грицука.

– Ты его нашел?

– Нет.

– Тогда в Угледарск. Поехали…

– А волшебное слово?

– Жми педальку.

– Ладно, – Эдик, прикусив губу, как бы в шутку обидевшись, стал разворачиваться, выезжать на дорогу. – А чего случилось-то? И где твоя служебная бричка? Сломалось корыто?

– На выезде, – вздохнул я. – Вот и говорю, ты вовремя.

– Слышал, ты навел шороху! Говорят, завсклада мясокомбината пристрелил. И главного редактора газеты «Красный Зарыбинск» грохнул.

– Они себя плохо вели…

– Ага… Говорят, они из этих были. Из нацистов. Прятались столько лет.

– Откуда ты всё знаешь? – нахмурился я. – В прессе ничего не было.

– Ха! Я же с людьми работаю. Сарафанное радио – оно правдивее прессы. А иногда и быстрее. Так куда спешим?

– Вот на этот адресок, – я положил перед Эдиком на панель приборов бумажку. – Мухтара надо забрать.

– Как – забрать? – опешил фарцовщик.

– Пса у меня увели.

– И ты молчал?! – притопил педаль газа Камынин, бесцеремонно подрезав запорожец.

А потом мы выехали на встречку и обогнали телепающийся «Москвич».

* * *

Я позвонил в квартиру. На лестничной площадке тихо, пусто. Жильцы все на работе. Дома только пенсионеры и… и товарищ Ершов, надеюсь, тоже. Будучи инвалидом, работать он не может. Хотя не товарищ он мне. Щас посмотрим, что за фрукт у меня друга забрал, посмотрю в его бессовестные глаза.

За дверью раздался знакомый и родной лай. Мухтар! Сердце радостно ёкнуло. Не увез его этот гад ни в деревню, ни куда еще подальше, хотя подобные мысли меня посещали и скреблись на сердце. Но теперь отлегло. Дело за малым – не прибить уважаемого ветерана и забрать Мухтара. В том-то и главная сложность – не прибить.

– Кто? – раздался грубый голос из квартиры. Его обладатель явно не рад гостям.

– Милиция!

– Кто?! – уже с удивлением спросил тот же, с хрипотцой голос.

– Дед Пыхто, открывай давай!

Послышались щелчки замка, дверь распахнулась, в проеме появилась небритая рожа с впалыми щеками, под глазами мешки, волосы всклочены, и перегарчиком напахнуло.

– Ты кто? – насупился Ершов, но Мухтар оттолкнул его ногу мордой и протиснулся мне навстречу, радостно заскулил и закрутился вокруг, успевая при этом лизнуть мне руку.

– А-а… – хмуро протянул Ершов. – Ты этот… Морозов который. Попрощаться пришел. Ну, прощайся… Мухтар теперь со мной будет.

– Я пришел его забрать.

– Чего?! – выкатил на меня глаза из-под косматых седых бровей ветеран. – У меня все согласовано! Генерал команду дал. Так что всё, гуляй, Вася.

Только сейчас я заметил, что Ершов действительно сильно хромает. Передвигается с трудом. Припадает на левую ногу. Мысленно я от души пожелал ему здоровья, чтобы было можно без зазрения совести двинуть ему в морду кулаком. Но имеем, что имеем. Похоже, он действительно инвалид по ранению, списанный со службы. А теперь вот спивается. Тактика моя поменялась. Силовой план захвата Мухтара нужно заменить на другой. На более жидкий.

– Водку будешь? – спросил я тогда без всяких расшаркиваний.

– А? – поскреб лохматый затылок мужик, не веря своим ушам.

– Я говорю, обмыть надо… прощание с псом, так сказать. Я в магазин, у тебя картоха есть?

– Ну есть, – все еще недоверчиво косился Ершов.

– Пожарь… я мигом. И лука побольше.

– Колбасы прикупи, – не растерялся ветеран. – Ливерной хотя бы… Мы с Мухтаркой ее обожаем. Ту, что подешевше, ее собачьей радостью еще кличут.

– Знаю, – кивнул я. – Мухтару ливерной, а нам сервелат возьму на закуску.

– Ха! Где ж ты в нашем городе сервелат собрался найти?

– Разберемся… Картошкой пока займись.

Я вышел на улицу и сел в машину к Эдику.

– А где Мухтарыч? – разочарованно спросил тот.

– Пока в квартире… Будут переговоры, а для этого мне нужны некоторые вещи: водка, хорошая колбаса, ну и балычок холодного копчения. Где сможем это купить?

– Нигде, у нас не Москва.

– Ой, да знаю я… я не про магазин, я про рестораны. За двойную мзду, так сказать, – я перебирал пальцами воздухе, будто теребил невидимые купюры. – Какие тут рестораны есть крупные? Тебе лучше знать. Давай прокатимся.

– Вспомнил! – хлопнул себя по лбу Эдик. – Не надо ресторан, погнали в горторг, на склады. Там заведующий джинсы мне заказал и куртку на меху не так давно. Говорил, если надо будет что-то из продуктов, к нему обращаться. А я так и не доехал. Потом и денег не было, чтобы деликатесы покупать. Сейчас помаленьку встаю на ноги. Бегунов набрал новых, раскручиваюсь.

Камынин полез в карман и достал лопатник.

– Убери, – замотал я головой. – Деньги имеются. Я плачу.

– Да я помочь хотел, мне для Мухтарыча ничего не жалко. И потом… я помню, как ты меня пельменями накормил.

– Это мелочи.

– Знаешь, Саня, нифига это не мелочи. Меня за всю жизнь только мамка и ты кормили. Вот…

* * *

Мы смотались до складов горторга, нашли заведующего и в темпе вальса затарились деликатесными продуктами. Никогда я не закупался так быстро – по крайней мере, здесь, в СССР. Хотя взяли мы всего, сразу не только для операции по вызволению Мухтара, но и впрок, домой.

Товарищ Миль погиб от рук Чудинова, а с новым заведующим зарыбинского гастронома я пока контакт не наладил, не до светских приемов было мне в последнее время.

Одну из полных авосек я потащил в квартиру Ершова. Взял и бутылку беленькой, и запасную на всякий пожарный.

– О! Быстро ты… – удивился ветеран, открыв мне дверь. – Хреночки на тарелочки! – восторженно воскликнул он, увидев сквозь красную сетку снедь и водку. – Вот это по-нашему… вижу, парень ты не прижимистый, свой. Знаешь, я даже подумал, ты можешь иногда Мухтара навещать, если захочешь.

– Или ты можешь его навещать, – тихо проговорил я, чтобы не расстраивать раньше времени Ершова.

– Чего сказал? – переспросил было он. – Я на левое ухо теперь тугой, мне как пуля позвонки цепанула, так вся левая сторона будто чужая стала.

– Я говорю, картошку пожарил?

– А то! Сметана есть, и грузди соленые еще имеются, лучком посыпал, нормально посидим, а то поговорить не с кем. Я ведь как из госпиталя вышел, так никто навестить и не пришел ни разу.

– Так уж и никто?

– Ну, из ячейки приходили да от профсоюза подачку приволокли. И все… посидели, поулыбались, здоровья пожелали, и один я опять, как дохлый сарацин в поле. Теперь хоть с Мухтаркой буду. Он по мне соскучился.

Мы прошли на кухню, Мухтар не отходил от меня, но и Ершова не чурался. Тот гладил его с любовью, и его морщинистое лицо при этом разглаживалось в теплой улыбке.

– А на кой тебе служебный пес в квартире? – спросил я, выставляя закуску на стол.

В квартире у Ершова оказалось на удивление чисто. Простенько, небогато, местами по-советски убого, но чисто, хотя сам он выглядел неряхой. Тельняшка с пятнами, трико дырявое, щетина и заплывшие от выпивки глаза – такой вот облик.

Поэтому я, когда входил, ожидал увидеть клоповник, но нет. Видимо, не пропащий он алкаш еще, есть шанс у него выкарабкаться.

– Дык нету у меня никого больше… – в предвкушении выпивки сглотнул ветеран, разливая по стопкам беленькую. – Вместе будем стареть. Он же мне как брат.

– Рано ему стареть, у него еще и детей-то нет, – хмыкнул я, поднимая стопарик. – Ну, давай, за знакомство. Тебя, кстати, как зовут?

– Жора, – выдохнул тот.

– Саня.

Дзинь!

Чокнулись, выпили, закусили.

– У-ух! Хороша колбаска, – жевал ломоть сервелата Жора. – Ты где достал такую?

– Сорока принесла.

Мухтар тоже лопал на полу собачью радость, не забывая поглядывать на меня одним глазом, мол, не забудь забрать меня, хозяин.

– Наливай, – еще не перестав морщиться от первой, с набитым ртом пробубнил Жора.

– Только же выпили.

– Хорошо идет… Между первой и второй был наш Вася холостой, а как пятую допили, так уже его женили! Ты женат?

– Нет, – я стал наливать, себе полстопки, хозяину квартиры – полную.

– Баба есть?

– Само собой.

– Кем работаешь? Начальником угро?

– Ну…

– Баранки гну! На кой тебе Мухтар тогда? Чтобы в клетке томился? Э-э… луноход пятнадцать, себе долей-ка… Во-во. До краев, не стесняйся, уважь дядю Жору.

Глазастый, блин, заметил халтуру с выпивкой. Трезвый потому что еще. И я долил.

Чокнулись, выпили, закусили. И снова разговор, но уже все больше по душам. И в голосе собеседника нет злости, а у меня к нему так вообще вся агрессия пропала. Даже стукнуть больше не хочется. Вот блин…

– А ты знаешь, что Мухтар не томится ни в какой клетке? – заявил я, еще бы в грудь кулаком ударить, но после второй не делают так. – Он на все преступления в городе выезжает.

– С кем? У вас даже кинолога нет.

– Со мной, – я налил по третьей. – Я совмещаю обязанности кинолога и руководителя розыска. Понял?

– И-ик! – удивленно уставился на меня собеседник. – А так можно?

– А то! – кивнул я. – Между прочим, на счету Мухтара много раскрытых тяжей. А здесь, с тобой на кухне, что он будет делать? Мух ловить?

Клац! – будто бы в подтверждение моих слов Мухтар поймал на лету муху и съел.

– А обо мне ты, Саша, подумал? – Жора положил на мое плечо руку. – Я тут сам как в клетке… в квартире этой гребанной…

Мы выпили, зажевали картошечку прямо со сковородки, что поставил Ершов на стол с плиты.

– А ты дома не сиди, – парировал я. – На работу устройся. Чего киснуть?

– Ага… возьмут меня хромого куда-то, как же. Да и что я делать-то умею? Только собак дрессировать. По следу ходить. Хотел в милицию вольнонаемным проситься – к кинологам, хоть кашеварить собачкам да вольеры чистить, да только видишь – сам еле ноги волочу. Слава богу, уже получше, но все одно с лопатой и метлой не слажу.

– А какое у тебя образование? – спросил я.

– Зоотехник. По диплому – коровам хвосты крутить должен. Во как… а в армии в караульную кинологическую роту попал, так и прикипел к собачкам-то. Там и научили меня старшие товарищи, с какой стороны к псу подходить. Вот с тех пор всю жизнь с ними и вожусь. А Мухтарка у меня лучший. Это ведь в него бандюган стрелял. Тогда… В тот день… – Ершов сглотнул. – Я поперек встал.

– Ты… Мухтара спас? – вытаращился я, а рука так и застыла с картошкой на вилке в воздухе.

– Да чего уж теперь вспоминать, – поморщился Жора и торопливо смахнул накатившую слезу. – Не жалею ни о чем… Дай бог и сам выкарабкаюсь…

Глава 2

– Ты Мухтара собой закрыл? – будто не веря услышанному, переспросил я, нахмурившись, а самого пробрало до глубины души. Вот тебе и алкаш, оказывается, он Муху спас.

– Что было, то было! – отмахнулся Жора и делано попытался натянуть уголки губ вверх.

Улыбка далась ему с трудом, но он быстренько сунул себе в зубы сигарету и с задумчивым видом закурил.

– Не куришь? – опомнившись, предложил он мне открытую пачку.

– Не-а.

– Ну и правильно… я тоже бросаю, уже лет сорок как… Все бросить не могу, а сейчас, с такой жизнью, и смысла не вижу завязывать.

– Слушай, Жора, – я положил ему руку на плечо. – А что там у тебя со здоровьем? Я понимаю, что ранение, а конкретно? Что врачи говорят?

– Да что они могут сказать? Время, мол, лечит… Нет, я против эскулапов ничего не имею, да только они коварные – спрашивают, где болит, а потом давят туда.

– Прогноз-то какой? – допытывался я.

– Жить буду, и слава богу.

– А ходить? Хромота пройдет?

– Этого они не знают. Представляешь, врачи сами удивились, что я вообще на ноги встал. Но как от кровати оторвался, так сразу выпнули, то есть выписали.

– Короче, Георгий… – проговорил я. – Тебе на работу надо, иначе скиснешь – верно тебе говорю. Опять же, двигаться будешь, может, и недуг пройдет.

– Да куда я пойду? Я же только с собаками управляться умею, а в грузчиках теперь не потяну.

– С собаками, говоришь? – я крепко задумался. – А если я тебе такую работу организую, с собаками…

– Это как?

– Пока сам еще не знаю, но есть пара мыслишек, нужно разузнать и почву пробить. Сообщу, – я услышал Жорин вздох, глянул на него и увидел, как он горько и мелко кивает – не очень-то мне верит. И добавил: – Это не разговор по пьяной лавочке, я серьезно.

– Ну, если срастется, я, Саня, по гроб жизни тебе благодарен буду, – Жора проникновенно ударил себя кулаком в грудь.

– Рано пока благодарить, а вот с горькой придется подзавязать. Давай приходи в себя, постригись, марафет наведи. В человека обратно превращайся. Сам знаешь, что собаки пьяниц не жалуют.

– Знаю, – повесил голову Ершов. – Одна радость в жизни осталась, и как не пить?

– Тебе что важнее? Заливать горе или жить без него дальше? Радость тебе заменим на настоящую, когда при деле будешь – не до выпивки окажется. Ну и с собаками заниматься надо будет, как ты и любишь.

– Слушай, а точно с собаками? Не окажется потом, что дворником каким-нибудь или сторожем-вахтером?

– Мы же коллеги… Специальность у тебя для нашей области редкая, не хочу, чтобы ты свои знания зарывал. Да и дворником тебе здоровье не позволит. Кстати, о здоровье, ты мне свои диагнозы тоже приготовь, собери бумажки все, что врачи написали. Покажу знающим докторам.

– А есть у нас такие? – снова скептически прищурился тот.

– Найдем, – уверенно кивнул я, а про себя подумал, что понятия не имею, как тут с местным здравоохранением дела обстоят, но ведь что-то делать с Жорой действительно надо. Если он стал ходить, значит, не все потеряно и прогресс все же возможен. Нужно просто знать, в каком направлении и как двигаться.

– Да меня в Москве, в госпитале ведомственном, не выходили, а ты говоришь, местные врачи…

– Ты не спорь. Собери все, на днях заеду – и определимся и с работой, и с больничкой. А пока переходишь в режим трезвления. Понял?

– Угу… Спасибо, Саша…

– Не за что пока. Ладно, я пошел, телефон твой записал. Вот тебе тоже мой рабочий, – я протянул клочок газеты с циферками, – звони. Если что.

Я хитро смотрел то на Мухтара, то на Ершова. Поглядывал, что он дальше делать будет. Пока не говорил ни слова про пса, ждал, когда хозяин этого дома сам тему поднимет.

– Ты это… – Ершов жевал губу и оттягивал на груди тельняшку, будто она душила его или стала вдруг неожиданно мала. – Забирай Мухтарку. А? Ему с тобой лучше будет. Не годится боевому псу в квартирке томиться. Ему работать надо, гадов ловить. Вижу, ты человек хороший, ты его любишь, уважаешь, а он к тебе тянется. Забирай, в общем…

– Спасибо, – я положил руку на плечо кинолога. – Но ты не вешай нос, если все выгорит, скоро будет тебе с кем заниматься. Пока.

– Пока, – вздохнул Ершов и крепко пожал мне руку.

Я взял Мухтара на поводок и вышел из квартиры. Спустился во двор, открыл дверь «шестерки».

– О! Мухтарыч! – воскликнул Эдик. – Ты вернулся!

– А ты сомневался? – улыбался я.

– Фу! Это от тебя так водкой пахнет? Ну дела…

– От него, – хитро кивнул я на пса. – Поехали.

Эдик завел машину, и мы тронулись.

– Ну все, победил ворюгу! – радовался Эдик, кивая через плечо на подъезд Ершова.

– Да нормальный он мужик, просто чахнет с тоски. Один остался. После ранения хромает, говорит, врачеватели вообще не давали прогнозов, что на ноги встанет. Карабкается, как может, вот и решил Мухтара забрать, чтобы радость в жизни была.

– А как ты без Мухтарыча? И я не понял? Ты подружился с этим, что ли?

– Обещал ему помочь… Да и врачу бы его показать знающему. Есть у тебя знакомые подходящие?

– Не надо врачу, у меня костоправ хороший есть. Он у меня кожанку брал и кроссовки. Как раз таких, как твой хромоног, на ноги ставит.

– Костоправ? – с сомнением переспросил я.

– Не веришь? Я тоже не верил, а вот когда маман скрутило, никто не мог недуг снять. А он за три сеанса омолодил. Сам бы не поверил, если бы своими глазами не видел. И вроде ерунда такая, что-то надавил, где-то подтянул, разгладил, дернул. И на тебе! Человек оживает. Забыл, как метод называется по-умному…

– Мануальная терапия, – подсказал я.

– Точно! А ты откуда знаешь?

– В журнале читал, «Наука и жизнь».

Хотя костоправство существовало ещё в Российской империи, да и в Советском Союзе повсеместно практиковалось вне медицинских учреждений, по большей части на дому, медицинский интерес к мануальной терапии обозначился совсем недавно. Но пока еще не достиг своего расцвета.

– Вот давай к нему и свозим твоего инвалида, только тут такая штука – целитель берет дорого… Потянет твой подопечный?

– Сколько?

– Чирик за сеанс. А их, может, и не один десяток понадобится.

– Разберемся. Ты пока разузнай, когда можно привезти больного.

– Хорошо, я созвонюсь с ним.

* * *

Весь личный состав Зарыбинского ГОВД собрался во внутреннем дворике. Сотрудники в белых рубашках, что называется, при параде. У кого имелся парадный китель (с золотыми галунами погон), те надели их и выглядели особенно торжественно. У меня второго кителя не было, как-то не успел получить, и был в повседневном. Но в идеально вычищенном и отглаженном. День сегодня особенный, мы ожидали приезда начальника главка – генерала Строкина.

Кулебякин суетился, бесконечно приглаживал усы и покрикивал на сотрудников. То ему туфли казались у некоторых сотрудников не слишком тщательно начищенными, то форма недостаточно отутюженной, а лицо не так уж и гладко выбритым. Даже щеголю Казаряну досталось за криво болтающийся на его шее форменный галстук.

– Едут! – из окна первого этажа выглянул Баночкин.

Он как дежурный был на стреме и караулил приезд высокого гостя.

– Прекратить бубнеж, – замахал руками майор на сотрудников. – Я пойду встречать, а вы – чтоб ни-ни! Ядрёна сивуха! Ясно?

Чего ни-ни – не понятно, но спорить и уточнять никто не стал.

– Да-а… – раздался в ответ нестройный хор.

– Не да, а так точно! – чуть не выдернул себе ус шеф. – Войско, твою мать! Эх…

– Да не кипишуйте, Петр Петрович, – я подошел к шефу и стал негромко вещать ему, чтобы никто не слышал, как наставляю. – Награждать же, вроде, едет, а не с проверкой.

– Ох, Сан Саныч, – вытер рукавом лоб Кулебякин. – Сроду к нам такие делегации не приезжали с поздравлениями. Чтобы вот так поощрить перед строем, да еще сам Строкин, а не кадровик его? Чую, накрутят хвоста, а у меня перевод на носу. Вот и волнуюсь с утра… Три кружки кофе выпил и полпачки скурил.

– Да все нормально будет.

Майор повернулся к строю и проговорил уже громко:

– Морозов остается за старшего, а я пойду встречу начальство. Голенищев, прическу поправь! Отрастил патлы, постричься не мог?

– Так вчера стригся, Петр Петрович, – заверил в ответ следователь.

– А-ай, – махнул на него рукой шеф и, бряцая медалями на парадном кителе, нервным колобком ускакал встречать делегацию из области.

Вскоре вернулся с сияющей мордой, с генерал-майором Строкиным и с каким-то полковником субтильного вида, напоминающим кадровика, еще с ними майор был, но тот больше на милиционера похож. Морды, за исключением генеральской, мне не знакомы, но по холеному блеску щек, вальяжности в движениях и легкой гусарской ленце в сытых взглядах видно было, что все они прямиком из главка и находятся под крылом Строкина. Приближенцы, так сказать, «адъютанты». Ну или, по-нашему, по-простому – жополизы.

Кулебякин и троица прибывших приблизились.

– Становись! – скомандовал подскочивший к строю шеф. – Сми-ир-рна-а!

Потом майор, чеканя шаг (старался как мог, хотя иногда промахивался мимо такта-ритма), приблизился к генералу, который стоял, замерев глыбой, перед нами с рукой у околышка фуражки.

– Товарищ генерал-майор, личный состав ОВД Зарыбинского горисполкома построен. Доложил начальник отдела, майор милиции Кулебякин.

– Здравствуйте, товарищи! – гаркнул генерал, а Мухтар в вольере залаял.

– Здра!.. Жела!.. Твищ!.. Генерал! – отгавкались мы дружно и громко, перекричали даже Мухтара.

Получилось лучше, чем обычно, хотя строевые подготовки проводились у нас редко. Я уже сколько здесь, а не помню ни одной.

– Вольно! – генерал убрал руку от головного убора, а строй чуть шевельнулся, выдохнул, принимая удобную позу для стояния.

– Сегодня я зачитаю важный приказ для вашего отдела! – как-то по-торжественному вещал Строкин. – Все вы знаете о том, что в Зарыбинске задержан военный преступник, на чьем счету во время войны было немало жертв из числа мирного населения. Дело резонансное, громкое, на самом верху нас отметили. А я хочу поблагодарить за службу лично капитана милиции Морозова Александра Александровича.

– Товарищ генерал, – шептал начальнику Кулебякин, но делал это так громко, что все мы расслышали его слова. – Морозов – старший лейтенант. Вот только что звание получил.

Да уж, ведь именно в тот день, когда я проставлялся, и мы всем коллективом обмывали звёздочки, и началась погоня за Сафроном – и Святошей.

– Нет, товарищи, – светил улыбкой аки боженька генерал. – Я не ошибся.

И он зачитал приказ, в котором говорилось о присвоении мне звания капитана милиции раньше срока за особые служебные заслуги и обезвреживание опасного преступника, скрывавшегося много лет под другой личностью.

– Капитан Морозов, – скомандовал в конце зачитывания генерал. – Для вручения погон выйти из строя!

Я вышел из линии коллег, промаршировал до генерала и его свиты. Не сбился, не запнулся, получилось неплохо. Видимо, навыки всплыли из школы милиции – тело помнит.

Встал перед генералом, а тот торжественно вручил мне капитанские погоны.

Самое красивое звание – капитан. Звездочек много и звучит хорошо.

– Служу Советскому Союзу! – взяв погоны в левую руку, я приложил к фуражке правую.

Генерал пожал мне руку, и я уже хотел было возвращаться назад, но Строкин меня остановил.

– Это еще не все… – хитро щурился он, поглядывая то на меня, то на Кулебякина, то на остальной личный состав отдела. – Основной приказ я еще не зачитал, товарищи.

Ему кто-то из свиты подал очередную бумажку, и генерал стал вещать другой приказ по личному составу, в котором говорилось о кадровых перестановках. Заканчивался приказ словами:

– Назначить на должность начальника милиции ОВД Зарыбинского горисполкома капитана милиции Морозова Александра Александровича с должностным окладом…

Далее шло перечисление денежных надбавок (секретка и еще какие-то), которые положены мне были к ежемесячной выплате, как начальнику ГОВД. Я уже не слушал, не вдавался, эти подробности меня слабо интересовали, а вот новость о новой должности, конечно, категорически, обрадовала.

Народ замер, не веря своим ушам. Обычно такие бюрократические проволочки, как назначение или перевод, длились месяцами. Рапорт на то, что согласен с предложенной должностью, я написал, но и сам не думал, что все так быстро случится. Ну и о том, что я буду начальником – никто особо не знал. Только Мария Антиповна и сам Кулебякин были в курсе. А для остальных это оказалось полным сюрпризом. Причем, судя по громким аплодисментам – очень даже приятным сюрпризом.

Радовался и Кулебякин, ведь его этим же приказом передвигали на вышестоящую должность начальника УВД Угледарского горисполкома.

– Подполковника, наконец, получу, – еле слышно выдохнул Петр Петрович, смахнув скупую милицейскую слезу.

Я его услышал и шепнул:

– Поздравляю, товарищ майор.

Аплодисменты стихли, Строкин еще что-то вещал о приоритетных задачах по охране общественного порядка, о роли партии и народа в нашей совместной деятельности и прочих наших кораблях, которые бороздят просторы Вселенной. Я не слушал, а был немножко придавлен счастьем. Никогда бы не подумал, что буду так рад новой должности, учитывая, что совсем недавно был совершенно по другую сторону «баррикад». Подумать только, а теперь вот он я – начальник милиции!

Мысли роились и не хотели укладываться в голове. Многое за эти секунды, показавшиеся долгими, всего передумал. Начиная от обновления автопарка ГОВД и заканчивая переселением Мухтара из уличного вольера в место более престижное. Ведь он теперь пес начальника. Стало быть, зам, получается. Ха!

После официальной части делегация двинулась по кабинетам, традиционно заглядывая в каждый уголок. Показывая свою сопричастность к рабочему процессу борьбы с провинциальной преступностью. Марафет мы, конечно, успели в здании навести. Как и полагается, вымыли все с порошком и хозяйственным мылом. Ненужные бумажки попрятали, нужные – красиво выложили на видное место.

Пока Кулебякин по старой привычке на правах старшего водил свиту по помещениям, я во дворике принимал поздравления от коллег. Радовались все, как дети. Петр Петрович был свой человек, а меня, видимо, считали еще более своим. Совсем своим, в доску – мне и это, выходит, в полной мере удалось.

И потом, что же ребятам не радоваться. Обычно на такие начальственные должности присылали сверху злого варяга-карьериста, а не назначали из доморощенных, чтобы проще было за ниточки тянуть и управлять ОВД из главка. А тут такая новость – теперь Морозов начальник. Учитывая, что в коллективе я давно пользовался авторитетом, и каждый обращался периодически ко мне то за советом, то за помощью – лучшей кандидатуры для шефа они и представить не могли. А что касается меня, то я согласен управлять таким коллективом. Хорошим, дружным и работоспособным.