Kitobni o'qish: «Курсант. Назад в СССР 11»
Глава 1
Сентябрь 1986 года
Литейск, город областного значения в европейской части СССР
Дверной звонок надрывно бзыкнул, нарушив мрачную тишину широкой лестничной площадки в старинном жилом доме. Четырехэтажка расположилась в историческом центре города, построена она была еще в девятнадцатом веке под доходный дом, а в недавнем прошлом жилое строение чудом избежало участи быть изнутри порезанным на коммуналки, сохранив просторные квартиры для индивидуального проживания граждан.
Хилая лампа в широком и прохладном, как пещера, подъезде еле высветила мужчину в мышиного цвета плаще и фетровой шляпе, надвинутой на глаза. Воротник плаща приподнят до ушей, будто мужчина прятался от непогоды. Но в парадной ни ветра, ни дождя, лишь поскрипывает форточка, пропуская дыхание осеннего вечера. Пасмурного и безлунного. Даже уличные фонари, казалось, сегодня поглотила чернота. Стемнело раньше обычного, так бывает, когда тучи собираются вместе и скрывают закат.
Незнакомец снова нажал на кнопку звонка, вросшую в серую стену с причудливой паутиной проводов.
– Кто там? – раздался старческий голос из-за двери с облупившейся краской цвета застарелой глины.
– Милиция! – уверенно проговорил человек в шляпе и плаще. – Откройте!
Для большинства советских граждан этого более чем достаточно, чтобы впустить незнакомца в свое жилище.
– Ох, что же так поздно-то! – запричитала бабуля, возясь с замком.
Дверь приоткрылась, и из проема показалось приплюснутое от возраста лицо старушки. Круглое, словно старое блюдце, в обрамлении каемки из серебристых кудряшек. Поверхность «блюдца» усеяна трещинками-морщинами. Любопытные глаза с подводкой из туши уставились на незваного гостя.
– Здравствуйте, гражданочка, – мужчина шагнул в квартиру, не дожидаясь приглашения. – Мне нужно задать вам несколько вопросов по поводу ваших соседей. Только с глазу на глаз. Вы одна здесь проживаете?
– Вы насчет Матюшкиных? – с готовностью всплеснула хозяйка руками и поспешила захлопнуть дверь за незнакомцем. – Давно пора их прижучить! Все расскажу, товарищ милиционер. И как фильмы заграничные они крутят на видике своем, гостей полный дом собирают. Даже, говорят, деньги за просмотр берут. Рубль за фильм. А еще музыку заграничную включают, на весь дом слышно. Между прочим, запрещенную, – бабуля потрясла морщинистым крючковатым пальцем и, вдохновившись вниманием сотрудника, продолжила: – А вчерась к ним один тип приходил. Страсть, какой подозрительный. С портфелем и одет, вроде, прилично, ну вот прям как вы, считай, только рожа не ваша, такая, что сразу видно – либо шпион, либо вообще спекулянт.
– Пройдемте в комнату, – по-хозяйски предложил гость широким жестом. – Там все и расскажете подробно. А я запишу…
– Конечно, конечно, – старушка подчинилась и зашаркала по темному коридору с высоченным потолком. – Ой! – прищуриваясь, прижала она руки к груди. – Я же вас знаю! Это вы?.. Не может быть…
– Я, – мужчина дернулся, но заставил себя улыбнуться и кивнуть, будто совсем не ожидал такого расклада.
– Как же я вас сразу не узнала? Да вы проходите, проходите! Сейчас я чай…
Но бабулька не договорила. Сослепу она даже не заметила, как из недр плаща гостя появилось холодное оружие, как кинжал мелькнул в свете настенного бра, с которого свешивался проводок с выключателем-карандашиком, как хищно сверкнула сталь старинного клинка в смертельном ударе.
Взмах! Одним точным тычком мужчина угомонил пенсионерку навсегда. Клинок с грустным всхлипом вошел в область сердца, пробив шаль, халат и скрипнув металлом по связкам и костям, пройдя за ребра. Вонзился до самого перекрестия у основания клинка. Вошел легко, словно это была не плоть человека, а подтаявшее масло.
– Хороший удар, – хмыкнул мужчина.
А старушка грустно выдохнула и мягко осела, как сброшенный тополем июньский пух. В ее стекленеющих глазах читались недоумение и обида – как же так? А я вам чаю хотела…
Убийца занес кинжал еще раз, но с трудом остановил руку. Нет. Нужен только один удар в сердце. Нельзя отходить от сценария, в котором он – вершитель человеческих судеб, а не просто какой-то мясник…
Мужчина прошелся по старинной, с пафосными потолочными арками квартире. Выпотрошил комод и трюмо. Разбросал небогатые побрякушки престарелой дамы по полу. Где-то даже мелькнул жемчуг в позеленевшей витиеватой оправе – остатки былой роскоши. Но он ничего не взял, ведь главное – создать антураж ограбления.
Подошел к массивному книжному шкафу, сгорбившемуся под тяжестью собраний сочинений Пушкина, Достоевского и… Светлицкого…
Убийца усмехнулся, разглядывая зеленую корочку с золотым тиснением, взял томик местного писателя пальцами, туго утянутыми в перчатки из коричневой замши, чтобы не оставлять отпечатков. Раскрыл книгу, а на титульном листе размашисто-завитушечным почерком, полным пафоса, художественности и осознания писательской гениальности, начертано: «Завьяловой Агриппине Порьфирьевне с наилучшими пожеланиями от автора». Далее подпись мэтра и дата: июль 1986 г. Совсем недавно книжка подписана…
Убийца усмехнулся, то ли с презрением, то ли с восхищением, полумрак комнаты и надвинутая на глаза шляпа не давали достоверно разглядеть эмоции. Возможно, он скривился по поводу книги, ведь издания собрания своих сочинений Светлицкий добился еще при жизни. И классиком он не был. Пока не был…
Мужчина аккуратно поставил томик на место и продолжил наводить свой порядок. Раскидал из пузатого, на кривых ножках, потертого шифоньера пуховые подушки и прочие ненужности, про себя отметив – и зачем старухе столько подушек, одна ведь живет. Будто со времен приданного их берегла. Подушки белые, почти не пользованные, но вот пух – слежался от времени и похрустывал.
Снова схватил кинжал, вспорол одну подушку для куража и разметал по квартире белые хлопья. Легло красиво. Несколько перышек прилипло к одежде. Мужчина нервно сбросил их с плаща. Поняв свою ошибку, быстро отошел в сторону, осматривая себя со всех сторон.
– Дьявол! – пробормотал он. – Это была плохая идея. Не хватало ещё захватить парочку с собой. Это же улики…
Он прошелся в спальню, раздвинув в проеме портьеры с кисточками, и нашел старое трюмо у изголовья кровати. Включил свет и осмотрел себя с головы до ног в зеркало. Вроде нет перышек на одежде. Все выловил… Фу-ух…
Но тут его взгляд скользнул в сторону окна. Он застыл, а по спине пробежал холодок.
На этом окне почему-то не было штор, и он стоял посреди хорошо освещенной комнаты, как пугало на огороде – издалека видно. Видно, старушка решила накануне постирать занавески.
Мужчина кинулся к стене и спешно выключил свет. В голове стучали беспокойные молоточки, а внутренний голос издевательски им вторил: «Как же ты так прокололся, засветил физией на весь двор».
– Нет там никого во дворе, – буркнул убийца, успокаивая сам себя. – И потом… Меня не так-то легко узнать в таком наряде.
Он еще глубже надвинул на глаза шляпу и поднял воротник плаща, будто прямо сейчас, в квартире, в темноте, его мог кто-то увидеть.
– Вот придут завтра за тобой товарищи из милиции, тогда и посмотрим, трудно было тебя узнать или нет… старая карга-то тебя сразу узнала…
– Не каркай, – шикнул убийца. – Она видела меня в упор. Этого невозможно было избежать, тем более, она никому ничего уже не скажет…
– Все равно, – не унимался гаденький голосок, скрипучий, как покосившиеся дворовые качели. – Такого не должно было быть. Ты специалист – никаких проколов, никаких улик. Будет обидно, если тебя возьмут по силуэту – или перышку на плаще.
Мужчина снова стал себя оглядывать:
– Не накручивай… Мало ли перьев. Может, голубиное.
– Ну да, ну да… – градус ехидства и сарказма в интонациях внутреннего собеседника подрос. – Таких пуховых уток прошлого века можно найти только в комоде гражданки Завьяловой, потомственной дворянки. Экспертиза сейчас все доказать может, сам знаешь, не мне тебе рассказывать.
Мужчина зло плюнул, а голосок торжествующе добавил:
– Ну вот! И еще одна улика! Ты же знаешь, что по слюне можно определить групповую принадлежность антигенов. Группу крови, то бишь…
Убийца нервно затер плевок подошвой ботинка, смешав его с невыскобленной грязью между волокнами потрескавшегося паркета и спешно вышел из злополучной квартиры.
Сегодняшнее убийство прошло не так гладко, как хотелось бы. Хотя, может, он себе надумал лишнего? Уж слишком тщательно он подходил к делу, все планировал. Но идеальных убийств не бывает. Хотя нет, бывает – в книжках и фильмах…
* * *
– Не поняла! – Света уперла руки в бока, уставившись из дверного проёма на гостиничный номер, в который мы заселялись. – А почему кровати раздельные? Андрюш?
– Сейчас разберемся, – заверил я. – Наверно, заселили, как коллег, мы же здесь в служебной командировке, и фамилии у нас с тобой разные в паспортах.
– Уже не пора ли на одну перейти? – наморщила носик Света.
– Я же говорю, щас разберемся, будет нам номер с одной большой кроватью.
– Я не про ложе, – фыркнула Света, – вообще-то, я про фамилию. И потом…
Но я уже почти ее не слышал, так как спешил к администратору, чтобы решить вопрос о смене номера. Надеюсь в этом занюханном Литейске нет проблем с номерами.
Город вроде не маленький, но и не сказать, что большой. Твердый середняк – примерно на пятьсот тыщ рыл советских граждан.
Не курорт, не здравница, так что приезжих нет, и количество жителей подсчитывается по прописке, а не по койко-местам.
Я спустился в фойе, за массивной и гладкой, как зеркало стойкой виднелась голова администратора. Вернее, виднелась книга в зеленой обложке с золотым тиснением, а голова разве что угадывалась за ней.
Работница погрузилась в чтение книги знаменитого писателя, автора детективов, который с недавних пор гремел на весь Союз и взлетел на поприще милицейского романа. «Светлицкий В. Х» – светились дорогим тиснением буковки на обложке.
Я хмыкнул… Ага, знакомый литератор, даже многосерийные телефильмы по нему снимали. Сериалами их тогда (то есть сейчас) еще не называли, хотя по сути первый многосерийник наши сняли еще в шестидесятых: «Вызываем огонь на себя». Ну, а «Следствие вели» – чем не сериал? Говорят, что некоторые его серии сняты по мотивам повестей этого самого Светлицкого… Кстати… Он же, вроде, из Литейска. Ну, да, точно, нас когда сюда отправили, Алексей сразу обратил на это наше внимание.
Из местных достопримечательностей были указаны трубопрокатный завод и писатель Светлицкий. Тогда я не обратил внимания на фамилию, и только сейчас вспомнил, когда увидел книжку, что это же тот самый горе-детективщик. Почему горе? Да потому что у него в книжках все как в кино. Вместо постановления на обыск – ордер, а поджарый следак бегает с пистолетом наперевес за бандитами, хотя должен сидеть в кабинете и строчить поручения, отправлять гоняться за преступниками оперативников.
Хотя чувствуется, что милицейскую кухню товарищ Светлицкий знает неплохо… Некоторые подробности по части улик передает очень подробно и достоверно. В некоторых местах книжулька даже похожа на пособие для начинающего преступника: этакое «Как не оставлять следов и планировать преступления». Видно, что консультант у писаки грамотный, хоть и не везде успевает подчищать за ним. И ляпы все же есть… Ну, это для меня ляпы, а для обычного советского читателя – это неоспоримая истина. В конечном счете, какая разница, ордер это или постановление? Для гражданского человека – ровно никакой.
– Еще раз здравствуйте, – оторвал я от чтения тётеньку с крашенными хной бигудюшными барашками и длинным, как у цапли носом. Она посмотрела на меня поверх очков, явно недовольная, что ее оторвали от такого замечательного времяпровождения.
Ну да… пока нет интернет-помойки, соцсетей и прочих тиктоко-ютубовой дряни – книга для советского человека единственный легкодоступный источник развлечения. Даже, чтобы посмотреть фильм, надо идти в кинотеатр или ждать вечера у телевизора, а лучше – субботы, там и фильмы поинтереснее показывали. Днем же фильмец глянуть почти нереально, программа телепередач пестрела лишь такими высококультурными заголовками: Играет духовой оркестр ДК им. В. Чкалова (Москва); Встреча школьников с бригадиром комсомольско-молодежной бригады шахтеров A. Л. Царевским – и прочими упоминаниями о Велогонках дружбы стран Балтийского Моря. Все правильно… Днем работать люди должны, ну, или окультуриваться…
– Можно нас с супругой переселить в номер с двуспальной кроватью? – улыбнулся я.
– У вас в паспортах штампов нет, – буркнула тетя. – Не положено…
– А селить, значит, в один номер разнополых коллег положено?
– Будете зубоскалить, молодой человек, вообще вас расселю по разным номерам.
– Это вряд ли, – хмыкнул я и вытащил «туза из рукава», то есть, корочки свои верные. – Майор милиции Петров. Дайте-как мне телефон вашего директора… И кстати… У вас там в коридоре огнетушитель просрочен.
– Ой, – подскочила тетя, тряхнув рыжими кудряшками. – Что же вы сразу не сказали, что из милиции? Я вот как раз про вас читаю… Сотрудник уголовного розыска идет по следу убийцы старушки.
– Очень интересно, – я поставил на стойку бочонок-брелок с прицепленным к нему ключом от номера. – Если можно, нам комнату с видом на сквер, а не на улицу. Тише будет.
– Конечно! – администратор суетливо выудила из ячейки ключ с номером «13» на деревянном брелоке. – Вот… Если вы не суеверный, то номер, самый лучший из данного сегмента, с балконом. Приятного вам отдыха…
– Спасибо, – я сгреб ключ.
Что мне эти цифры, ничего они в жизни нашей не решают.
– А Всеволода Харитоновича обязательно почитайте, – тетя с энтузиазмом помахала книжкой. – У нас в ресторане можно, между прочим, его книги под запись взять.
– Ага, почитаю.
– Я ведь благодаря его романам и прониклась сочувствием к работе наших органов. В фильмах все не так, наигранно, а Всеволод Харитонович ведь сам когда-то в милиции служил, поэтому и пишет не понаслышке. Жизненно, так сказать… Правдиво.
– Вот как? Светлицкий – работник милиции?
– Бывший, – закивала администратор, гордясь своими познаниями в биографии писателя. – Я к нему на встречу с читателями в дом литераторов ходила. Он там про себя рассказывал.
Женщина раскрыла книгу на титульном листе и посверкала именным автографом автора:
– Он мне там книжку и подписал.
– Коллега, значит, – хмыкнул я и зашагал по коридору. Похоже, я ошибался, не консультант у Светлицкого за всем приглядывает, получается, что сам могёт.
Может, мне тоже мемуарчики начать строгать? Глядишь, и госдачу, и спецпаек дадут. Что там еще писакам положено? Курорты в Болгарии и общественное признание. Не-е… Некогда такой ерундой заниматься. Нам очередного убийцу поймать надо. Да и Света уже, наверное, заждалась.
Я прибавил шагу.
– Андрей Григорьевич! – окликнул меня Горохов. – Нужно выезжать в управление. Вы заселились?
– В процессе, Никита Егорович. Небольшое недоразумение приключилось. Но я решил вопрос.
– Поторопитесь, дело важное… Нас уже ждут.
– Не понимаю, – пожал я плечами. – К чему такая срочность? Мне кажется, вообще зря нас сюда отправили. Не совсем наш профиль, так сказать. Это даже не маньяк.
– Не серийник, да, – согласился шеф и задумчиво поправил галстук. – Вот только шишка важная убита. Сам понимаешь, кем работал товарищ Парамонов. Указания получены с самого верху. Дело на контроле у генерального. От нас ждут оперативного реагирования, по горячим следам, так сказать. Думаю, за пару дней раскроем и вернемся.
Он даже хлопнул меня по плечу – мол, не всем делам быть закрученными, можем и на несложном поработать. А потом снова ка-а-а-ак…
– Угу, – кивнул я. – Тем более, город меня не впечатлил, надо побыстрее управиться – и в Москву.
Мы тогда еще не знали, как сильно ошибались.
Глава 2
Возле крыльца гостиницы нас уже ждали две черные «Волги» двадцать четверки – мечта любого советского гражданина. Самая презентабельная и комфортная машина из серийных автомобилей.
– А неплохо живет местная милиция, – присвистнул Федя, разглядывая угольный блеск полированных боков авто, в которых можно было даже в некоторых подробностях разглядеть свое отражение в полуденном солнце.
– Это не милицейские, – предположил я, разглядывая водителей, которые услужливо нам открыли двери, лишь только мы появились на крыльце гостиницы «Север». – Уж больно лица у них гражданские, службой не отягощенные, и возраст не служивый, наверняка внуков уже нянчат. Да и не носят наши коллеги-водители костюмов.
– Это машины горисполкома, – подтвердил мои догадки Горохов. – Едем на срочное совещание туда по нашему делу.
– Хм! – вмешался уже Катков, выкатив грудь колесом. – А с каких это пор исполком вмешивается в дела следствия?
– Формально я дело к производству еще не принял, – парировал Горохов. – А местных они контролируют, это факт. И потом… Там нам кое-что пояснить хотят по жертве.
– Жертва – их работник? – поинтересовалась Света, когда мы уже подходили к машинам.
– Нет, директор швейной фабрики…
– Обычный управленец средней руки, – пожал плечами Федя. – Не прокурор, не секретарь горкома, и стоило нас из-за этого дергать?
– Получается, что не совсем обычный, – заверил шеф. – Раз нас прислали… Ладно, по коням.
Я, Света и шеф уселись в переднюю машину, а Федя и Алексей во вторую.
Автомобили вырулили на широкий проспект. Я глянул на часы – 11.45. Скоро обед, однако нас ждут. Видно, слишком важная фигура убитый, раз чиновники решили пожертвовать своим обеденным перерывом ради совещания.
Судя по проплывающим мимо скверам, фонтанам и площадям, двигались мы к центру города.
Автоматы с газированной водой и кафе-стекляшки, мамочки с колясками и праздная молодежь в цветастых рубахах с патлами и с гитарами за спиной. Обычный советский город – не провинция, но и не Москва.
Здание горисполкома стояло на краю площади, посреди которой возвышался вездесущий Ленин на массивном гранитном постаменте. На макушке – белесый голубиный налет. Свежий, не успели почистить.
– Непорядок, – покачал головой Горохов.
Машины остановились прямо у крыльца. Один из водителей проводил нас внутрь. Холл здания поражал величием эпохи. Отделан мрамором самого тонкого распила. Хотя, на мой вкус, мраморная плитка смотрелась архаично, но для этого времени – вполне себе шик, пусть и не модерновый.
Посреди холла раскинули перистые опахала живые пальмы, вокруг которых сгрудились кресла, обитые бархатом. На полу – красные ковровые дорожки с золотистой каемкой. Они уходили вглубь просторных коридоров и на лестницу.
Мрамор есть, а вот лифта нет, так что мы поднялись пешком на третий этаж и уперлись в просторный «предбанник» с надписью «Приемная».
Там из-за стола с пишущей машинкой вспорхнула немолодая секретарша в блузоне с объемными плечами и рукавами летучей мыши. Несмотря на возраст, подскочила она к нам с проворством серны, видно, ее уже проинструктировали насчет нашего появления.
– Проходите, товарищи! – она быстренько возглавила нашу вереницу, собственноручно постучала в двойную дверь с табличкой: «Председатель горисполкома Монашкин Борис Борисович». Просунула туда свою голову. Что-то проговорила, после чего распахнула дверь пошире, пропуская нас вперед.
Мы очутились в огромном, как небольшой спортзал, кабинете, отделанном в лучших традициях чиновничьей обители советских времен.
Стены до высоты человеческого роста зашиты панелями из «ореха», витиеватый паркет застелен такими же ковровыми дорожками как в холле – с тяжелым ворсом из натуральной шерсти и насыщенным глубоким цветом пролетарской крови. С потолка свисают вычурные люстры, больше похожие на перевернутый ледовый замок, вдоль стены встроенные шкафы из импортной полировки, а посреди кабинета растянулся длинный широкий стол для совещаний, на котором можно запросто в настольный теннис играть, и еще место останется.
Присутствующие, завидев нас, приветственно встали из-за стола. Судя по форме, это был прокурор, начальник местной милиции, еще какой-то дядя в штатском с добрыми, но хитрыми глазками, либо завхоз (что вряд ли), либо конторский (скорее всего).
Во главе стола заседал человечек далеко не богатырского сложения, с посеребрёнными висками на черноволосой в остальном голове, умным и подвижным лицом не совсем славянской внешности – было у него что-то казахское и цыганское одновременно, хотя, если сильно не приглядываться, то вполне мог сойти за чернявого русского.
Человечек поспешил нам навстречу, размахивая руками в просторном, не по его худым плечам пиджаке. На тонкой шее галстук в бордовую косую полоску казался слишком широким и сошел бы за пижонский всего примерно полтора десятилетия назад.
– Монашкин Борис Борисович! – отрекомендовался хозяин кабинета, протягивая мне первому руку.
– Петров Андрей Григорьевич, – пожал я в ответ узкую, как плавник акулы, ладонь.
Товарищ Монашкин немного смутился, видно он ожидал, что я назовусь Гороховым. Но так вышло, что шеф немного отстал, подзапыхался при подъеме на третий этаж, а я невольно возглавил наше шествие, встав в авангард широкой грудью, вот он и принял меня за главного. Несмотря на моложавость моей морды лица, выглядел я в свои двадцать шесть по партийному презентабельно. Сказывались, наверное, все-таки суммарно прожитые годы.
Борис Борисович мигом решил исправить ситуацию, спешно выдернул «плавник» из моей руки и с извиняющейся улыбкой протянул руку Каткову. Алексей не преминул пожать ее в ответ и представиться. Своими могучими, откормленными на семейных харчах телесами, он закрыл Горохова и снова ввел в заблуждение нашего встречающего.
Монашкин скрыл конфуз и в этот раз тряс руку Лехи дольше, чем мне, будто ему все равно, в каком порядке ручкаться с нашей делегацией, а потом во избежание подобных казусов протянул ладонь-плавник Свете, решив, видно, что уже поздно как-то восстанавливать порядок приветствий.
Света сверкнула улыбкой, как она умеет, стрельнула глазками по кабинету, мгновенно оценив обстановку. Мужики стояли позади Монашкина и пялились на нее, ждали отмашки от главного, когда им можно будет перекинуться приветственным словом со статной девушкой в кофейном костюме из приталенного жакета и юбки-карандаш чуть ниже колен, подчеркивающей линию бедер.
Про нас они будто на время забыли, когда Света явилась в центре кабинета, то все внимание перетянула на себя. Ее аристократически-интеллигентный вид сочетался с красотой модели, такие умные глаза для которых – редкость. А тут такое сочетание.
Горохов добрался до Монашкина последним, после крепкого рукопожатия Феди Борис Борисович уже уверовал, что жмет, наконец, руку главе делегации, и шеф не преминул его разочаровывать, произнес четко, негромко, но как приказ отдал:
– Руководитель межведомственной специальной следственной группы Горохов Никита Егорович.
Каждый раз, прибывая в новый город в очередную командировку, шеф произносил эту фразу с особым достоинством. С чувством и неспешно, ведь в этой фразе и была вся его жизнь. Его работа, хобби и прочие времяпровождения (впрочем, как и у всех нас) сплелись в одну емкую фразу – межведомственная спецгруппа.
Борис Борисович в свою очередь представил нам присутствующих, того, кто был по гражданке, назвал лишь по имени и отчеству.
Мы расселись вдоль стола, а Горохов занял место с торца, напротив хозяина кабинета.
– Итак, товарищи, – начал Борис Борисович, щуря черные узковатые глазки, – прошу ввести в курс дела уважаемых гостей. Дмитрий Ильич. – кивнул он на милиционера.
Персонаж с погонами полковника и пузом настоящего генерала прокашлялся в дутый кулак и начал вещать:
– Труп обнаружен вчера в квартире по месту жительства Парамонова Савелия Артуровича. С виду – суицид. Повешен на галстуке на люстре. Телесных повреждений и других следов насилия нет. Проживает один, дети взрослые, супруга скончалась два года назад.
Вот те раз… я поморщился. Не хватало нам еще суицидами заниматься, это вообще участковая стезя – отказные по ним клепать.
– А почему решили, что это убийство? – опередил мой вопрос Горохов.
– Такое дело… – полковник поскреб залысину на макушке. – Табурет, что валялся под телом, коротковат, так сказать. Высота потолка три метра, не мог Парамонов повеситься, встав на него.
– Интересно… – Горохов, достал блокнот и погрыз кончик авторучки, а прокурор уже выкладывал перед ним фотоснимки с места происшествия.
Я тоже вытянул шею, вглядываясь в запечатлённый псевдосуицид.
– Ну, да, – кивал шеф. – Вижу, что в петлю он должен был бы буквально впрыгивать с табурета. Выходит, что ему помогли.
– Да, – полковник достал носовой платок и протёр им переносицу, жарковато ему в шерстяном кителе, хоть и окна распахнуты. – Кто-то, выходит, пытался инсценировать самоубийство. Причем не особенно умело…
Снимки с ОМП покочевали по кругу и дошли до Светы, та смотрела на них будто мельком, из любопытства, во всяком случае, присутствующие так посчитали. Что может увидеть красивая женщина-психолог в столь специфических фотографиях?
Но Психологиня в очередной раз всех удивила.
– Это не была неумелая инсценировка, – уверенно выдала она.
Чужаки уставились на нее с раскрытыми ртами, а мы лишь хмыкнули, мол, давай Светлана Валерьевна, покажи им…
– Если бы убийца действительно хотел выдать это за суицид, он поставил бы, например, под тело вот этот стол, – Света ткнула алым ноготком в фотку, показав ее присутствующим. – Стол стоит в стороне у окна, но немного сдвинут. Будто это намек, что его передвигали.
– Ну да, – закивал полковник, – на столешнице мы нашли следы ткани от носков Парамонова. Он с него повесился. Ну, или его повесили…
– Тогда зачем убийце было все усложнять, ставить стол на место и подставлять табурет? – задала Света вопрос, который интересовал всех. Вот только интонация у этого вопроса была почти риторическая.
– Зачем? – уставились присутствующие на нее.
– Затем, что если бы злоумышленник оставил стол, – Света по-учительски подняла изящный пальчик вверх, – то тогда это выглядело бы действительно как суицид, и дело бы не возбудили.
На пару секунд повисло молчание. Кто как, но лично я им наслаждался. Умеет Светка!
– Вы хотите сказать, что убийца намеренно выдал себя? – Борис Борисович округлил глазки и вытянул шею из широкого воротника голубой рубашки.
– Да…
– Но зачем?
– Затем, что он хочет привлечь к своей персоне определенное внимание. А суицид – это лишь некий сценарий в его планах. Постановка.
– Постановка чего? – недоуменно вмешался прокурор. – Для чего?
– Это нам и предстоит выяснить. Но ясно одно – он хочет поиграть с нами и оставил жирную нестыковку, чтобы мы не списали его заслуги на банальный суицид и все-таки попытались его поймать.
Я заметил краем глаза, что Дмитрий Ильич несколько помрачнел: видимо, замеченное несовпадение роста жертвы и табурета казалось ему поводом гордиться, а тут Светлана чуть ли не прямым текстом сказала, что его не приметил бы только школьник.
– Ну, не знаю… – скептически протянул прокурор. – У Савелия Артуровича были враги, они могли желать ему, ну если не смерти, то хотя бы разрушения его карьеры. Мне кажется, мы имеем дело с убийством на почве его профессиональной деятельности. А вы тут нам какого-то маньяка описываете. Играет он с нами, видите ли.
– У Светланы Валерьевны чуйка на этих самых маньяков, – авторитетно заявил Горохов. – Я с ней согласен… Не просто так стол на табуреточку поменяли… А что за профессиональные недруги у убитого? Расскажите, пожалуйста. Это тоже крайне важная, может статься, информация.
Прокурор пожал плечами, ища взглядом помощи у Монашкина. Председатель горисполкома подхватил слово:
– Понимаете… Савелий Артурович – личность у нас известная не только в областных масштабах. Мыслил он нестандартно, использовал свои идеи на производстве. Он директор Литейской швейной фабрики, которая до 1980 года ничем не отличалась от себе подобных. Гнала себе под видом детских пальто ужасные серо-черные хламиды, нервирующие своим видом всех окрестных собак. Гражданам приходилось покупать такую продукцию для своих отпрысков, так как у других фабрик изделия тоже не отличались изыском. Плановость, понимаете ли… Конвейер, запущенный еще со времен Хрущева, тяжело заменить. Но Савелий Артурович, надо отдать ему должное, бросил вызов бюрократической машине, уж очень ему хотелось, чтобы ребятишки, и его внуки в том числе, щеголяли в красивых и удобных пальто, а не в драповых мешках.
– Дельное желание, – закивал Горохов, желая, однако, чтобы чиновник поскорее переходил к делу.
– Так вот, на местном уровне такие вопросы, сами понимаете, не решаются, и у Парамонова возникло препятствие в лице доблестных представителей торговли. На ежегодных оптовых ярмарках товароведы определяли, какие модели предприятие должно шить в течение следующего года.
– Но если модель не пользуется спросом, – уточнил шеф, – ее же необходимо заменить. Так?
– Не все так просто там у них, – Монашкин ткнул пальцем в потолок. – Для внедрения новой модели и всех согласований требовались месяцы. Между тем, новая модель успевала за это время «постареть» и оседала на складах, превращаясь в неликвид. Замкнутый круг получался… Проще было гнать старую продукцию, все равно купят, зима, как говорится, близко. И вот на очередной встрече в Москве с оптовиками товарищ Парамонов получил такое же указание от них, мол, вот вам наши модели, по ним и строчите. Из такой-то ткани, по таким-то лекалам. И ручку шариковую суют директору, чтобы договор подмахнул. Но Артурыч не лыком шит, фронтовик в прошлом. Отшвырнул ручку и возмутился, сколько можно хрень – простите – откровенную пошивать? Оттого и не покупают наши пальтишки должным образом, что отстаем от спроса.
Монашкин покивал, как бы соглашаясь с покойным Парамоновым и заодно переводя дух.
– Ну, ему там пригрозили арбитражом и прочими радостями, но Парамонов настоял на своем, мол, давайте отныне в договоре будем проставлять только количество изделий, а уже из каких тканей и какие модели шить, я сам буду решать. Тогда мы сможем легко перестраиваться в зависимости от покупательского спроса. Поспорили с ним товарищи из торговли, мол, что ты нам кота в мешке впыживаешь. Но Савелий Артурович настоял на выпускании этого самого кота из темницы, предложил им такую схему – ассортимент обновляться будет, а если он не пойдет, то оптовики могут всегда вернуть нераспроданные пальто на фабрику и взамен получить другие модели. Это их устроило, получается, что риски сняты, овцы целы.
– То есть, выходило, что директор вызывал огонь на себя, – подняла бровь Света.
Монашкин кивнул и продолжил:
– И вот договор был подписан, Парамонов вернулся домой и первым делом заключил свой договор с областным домом моделей, и в создании новых фасонов принимали участие уже местные модельеры. Цех выпускал пробную партию, если она раскупалась в наших магазинах, то партия шла на конвейер. Парамонов даже организовал отдел по изучению покупательского спроса. Установил в цехах новые полуавтоматические станки, спасибо Минлегпрому, помогли с финансированием. Полностью перестроил работу бригад, чтобы дать возможность каждой рядовой швее творчески участвовать в создании новых фасонов.
