Kitobni o'qish: «Синдром потерянной души»
Пролог
Меня зовут Алиса. Мне восемнадцать лет. Внешне я почти ничем не отличаюсь от моих сверстниц, однако внутри я больна. Дело в том, что мое тело не может надолго удерживать мою душу. Никто толком мне не объяснил, почему это происходит. Некоторые говорят, что это из-за того, что мое тело слишком слабое, а душа слишком сильная. Другие считают, что мой дух просто изначально не смог закрепиться в теле, и поэтому время от времени вылетает и вселяется в другое тело, которое находится поблизости. В науке моему недугу нет названия, но среди шаманов он именуется как «синдром потерянной души».
Переселение происходит в моменты, когда я испытываю сильные негативные эмоции: боль, злость, страх, обиду и так далее. Как только я начинаю испытывать подобное, то все – привет новому телу.
Как правило, я задерживаюсь в нем на несколько недель, а то и месяцев, и выйти сама не могу. Столь долгое пребывание двух душ в одном теле убивает ту, которую я подавляю. Так что, в довершении ко всему, я становлюсь еще и убийцей.
Единственное, что утешает – я вселяюсь в молодые женские тела. Зачастую примерно своего возраста. Никаких теток, бабушек и, слава богу, мужчин.
Из-за своей болезни я не хожу в школу, почти не гуляю, и у меня нет друзей. В телефоне у меня всего три номера – мама, бабушка и доставка пиццы.
Примерно раз в месяц мама с бабушкой находят какого-то очередного шамана или колдуна, и везут меня к нему на осмотр.
Так, в декабре, почти перед самым Новым годом, мы поехали в соседний город, где жил один относительно молодой шаман. Мама узнала, что у него тоже был «синдром потерянной души», и, каким-то чудом, он с ним якобы справился.
Когда мы приехали к нему, он быстро осмотрел меня, улыбнулся белозубой и хитрой улыбкой, и спросил:
– Ты когда-нибудь была счастлива?
Я открыла было рот для утвердительного ответа, но что-то вдруг помешало мне ответить. До этого момента я без сомнений считала, что абсолютно счастлива, ведь, по сути, у меня было все, что мне требовалось. Из-за того, что я была лишена школы и друзей, мама с бабушкой постарались обеспечить меня всем остальным – в деньгах мы никогда не нуждались. В моей комнате была куча книг, видеоигр, комиксов и прочих развлечений. Я была зарегистрирована во многих соцсетях, и у меня не было недостатка в друзьях по переписке. Однако вопрос молодого шамана внезапно заставил меня задуматься. Сжав гладкую ручку прозрачного зонтика, с которым в дождливую и снежную погоду практически не расставалась, я мысленно задала себе вопрос: действительно ли я была счастлива?
Однако дать ответ я так и не смогла. Через несколько минут в комнату вломились мама с бабушкой, и, выставив меня за дверь, начали расспрашивать шамана о моем состоянии и о том, как он вылечился.
Сидя на старом и потертом кресле рядом с дверью, через которую доносились приглушенные голоса взволнованных родственников, я изо всех сил пыталась услышать ответ шамана, однако ничего кроме его веселого смеха я разобрать не могла – в отличие от моих родственников мужчина говорил негромко.
Отбросив попытки что-либо услышать, я откинула голову назад и начала думать о вопросе шамана.
Итак, была ли я хоть раз по-настоящему счастлива за все свои восемнадцать лет?
Отнюдь.
Мне лишь казалось. Что я счастлива. Сама себя окутала сладкой и уютной ложью, которая затмила горькую правду.
Обида нахлынула на меня ледяной черной волной. Густой и вязкой, оставляющей на душе склизкие черные подтеки, которые тут же впитывались, делая обиду все сильнее и сильнее.
Еще одно печальное осознание вдруг пронзило мою душу: я не только ни разу не испытывала счастья, но еще и была одинока. Забавно, не правда ли, быть одинокой при живых родителях? И все же именно одиночество затапливало меня все это время, просто я до сих пор не хотела этого понимать. Черное, тягучее, холодное. Оно покрывало всю мою душу, вгрызалось в нее, постепенно вытачивая в ней дыры.
Я где-то читала, что одиночество может убить в тебе все самое лучшее: надежду, веру, любовь. Человек всегда нуждался в человеке, особенно в таком, кто близок ему по духу. Отсутствие возможности поделиться с кем-то своими мыслями, чувствами и увлечениями убивает. Стачивает душу, заостряя ее края и делая их острыми, как лезвия. Одинокие души кровоточат и воют, но никто не может увидеть их крови и услышать их вой. Никто, кроме точно таких же одиноких и несчастных душ…
На глаза внезапно навернулись слезы. Я не хотела плакать, но сдержать поток эмоций не могла. Слезы лились из моих глаз и никак не останавливались. Обида, злость, грусть, зависть, – все это разом скопилось внутри меня и вышло наружу.
Когда от обилия эмоций стало трудно дышать, я почувствовала, как в груди неприятно защекотало – верный признак того, что я вот-вот переселюсь.
Последнее, что я помню – это как разгневанные чем-то мама и бабушка вылетели от шамана.
– Ну надо же, что предложил! Как только наглости хватило?! Она же еще ребенок! – возмутилась мама, размахивая руками.
Бабушка успокаивающе положила ей руку на плечо.
– Да я скорее соглашусь на тут жуткий ритуал, чем на это! – взвизгнула мама и посмотрела на меня. – Алиса, ты в порядке?..
– Нет, – пробормотала я, хватаясь за грудь. Щекотка становилась почти невыносимой. Голова закружилась, а перед глазами возникли черные пятна.
Тяжело вздохнув, я в последний раз взглянула на родных и провалилась в забытье.
Глава 1
Меня разбудил телефонный звонок. Жесткая, громкая и агрессивная музыка ударила по моим ушам, и мое тело непроизвольно дернулось.
Ничего не соображая спросонья, я пошарила рукой по постели и, найдя телефон, приняла вызов, даже не взглянув на экран.
– Ты что, спишь? Ты охренел?! Ты уже час как должен быть на работе! – закричала очень злая писклявая женщина. – Кирилл? Кирилл! Ты меня слышишь? Ты что, опять уснул?! Кирилл!!!
– Вы ошиблись, – басовито ответила я и отключилась.
Откинула телефон в сторону, поудобнее устроилась на подушке, закрыла глаза и тут же снова их открыла.
Почему у меня такой грубый голос???
Приподнявшись, я прокашлялась и произнесла несколько слов, которые пришли в голову:
– Креветка, пицца, эскимо…ох, черт!
У меня был мужской голос. Глубокий, низкий и звучный.
В прояснившийся ото сна разум стремительным потоком ворвались последние воспоминания – визит к шаману, вопрос, на который я не смогла ответить, мое отчаяние, а затем переселение.
– Ох, блин, – простонала я, закрыв лицо руками.
Перед глазами мелькнуло что-то разноцветное. Отняв руки от лица, я вытянула их вперед и охнула. От плеча до кончиков пальцев они были покрыты татуировками – ни одного живого места не было.
– Боже, я наркоман какой-то или панк? – испугано прошептала я, снова хватаясь за лицо, которое было немного колючим.
Господи, почему я переселилась в этого тупого орангутанга?!
Откинув одеяло и с облегчением заметив, что на мне есть хотя бы трусы, я спрыгнула с кровати и на сильных и по непривычки огромных ногах понеслась в ванну.
Войдя в маленькое помещение с ярко-оранжевым кафелем, я покосилась на зеркало и в нерешительности замерла у входа. Потоптавшись немного на одном месте, я стиснула татуированные кулаки и решительным шагом двинулась к зеркалу. Подошла, зажмурилась, повернулась, досчитала до трех и резко открыла глаза.
Передо мной стоял симпатичный парень лет двадцати пяти. Лохматая шевелюра шоколадного цвета, оливковая кожа, слегка прищуренные серо-голубые глаза, темные брови вразлет. На переносице и в уголках губ еле заметные морщинки – наверно, он много смеется…
Он.
Кто он?
Я нахмурилась, глядя на лицо парня, у которого я наглым образом отобрала тело.
Звонившая недавно женщина называла меня Кириллом. Значит, его зовут Кирилл. Вернее, звали. После меня еще ни одна душа не выживала…
Крутясь перед зеркалом и с тайным восхищением рассматривая рельефные мышцы своего нового тела, я параллельно думала о том, что, оказывается, быть мужчиной не так уж и плохо. Почти ничем не отличается от того, как быть женщиной.
Покрутившись еще немного перед зеркалом, я вдруг вспомнила, что нужно позвонить маме с бабушкой – они наверняка сходят с ума. Интересно, сколько прошло времени с тех пор, как я переселилась?
Повернувшись к двери и сделав пару шагов, я внезапно поняла, что хочу в туалет по-маленькому. Развернувшись, я замерла напротив унитаза и опустила голову вниз.
И что дальше? Неужели, мне придется достать его?..
– Фу, гадость, – сморщившись, прошептала я.
Позыв с каждой секундой все усиливался. Развернувшись и снова досчитав до трех, я подняла глаза вверх, быстро стянула трусы и уселась на унитаз.
За свою жизнь я просмотрела много фильмов, где женщина оказывается в мужском теле. В них героини, будучи уже в теле мужчины, почти всегда в первый раз садились справлять маленькую нужду.
Особого выбора у меня не было, поэтому я сделала точно, как в фильмах. Вышло не особо удобно и приятно, но все же сносно. Смыв за собой и сполоснув руки, я вышла из ванной комнаты и направилась обратно в спальню, которая одновременно служила и гостиной – квартира оказалась однокомнатной.
В глаза тут же бросились развешенные по стенам гирлянды и стоящая на тумбочке маленькая елочка, украшенная старыми игрушками. Подойдя ближе, я увидела, что елочка живая и растет в горшке, а игрушки на ней не старые, а старинные – кажется, такие делали еще в Советском Союзе времен моей прабабушки. Потертая лампа Аладдина, серебряные шишки, зеленые елочки на прищепках, шары с ромашками…
Рядом с елочкой стояла небольшая лейка с водой. Взглянув на сухую землю в горшке, моя рука сама по себе схватила лейку и аккуратно полила деревце.
Еще немного полюбовавшись на игрушки и зябко поежившись, я решила что-нибудь надеть на себя.
Хозяин моего нового тела был не особо аккуратным – одежда валялась по всей комнате. Побродив по ней, я наша относительно чистые домашние штаны с футболкой и, одевшись, взяла телефон и по памяти набрала мамин номер.
– Дочка? Это ты? – голос мамы был полон надежды. В моменты, когда я вот так пропадала, она не выпускала телефон из рук ни на минуту и ждала звонка с незнакомого номера.
– Мам, это я, – жалостливо пробасила я.
На мгновение мама замолчала. Наверно, лишилась дара речи, услышав мой голос.
– Ты в мужском теле? – бесцветным голосом спросила мама.
Рядом картинно охнула бабушка.
– Угу, – выдавила я, теребя край футболки с какой-то древней рок-группой.
– Так, без паники! – сказала мама скорее самой себе, чем мне – это ее голос дрожал, а не мой. – Все когда-то бывает в первый раз. Помни, что это ненадолго.
Я снова угукнула.
– Где ты, знаешь?
– Нет, – ответила я, глядя в окно. – Как только узнаю, скину адрес в смс. Вы еще домой не уехали?
– Не успели, – ответила мама. – Прошло всего несколько часов. Милая, поторопись, пожалуйста. Я жду адрес. Пока.
Попрощавшись в ответ, я отложила телефон и подошла поближе к окну. Квартира находилась на втором этаже, а окна выходили во двор. Никаких опознавательных знаков и табличек с названием улицы не было.
Умудренная жизненным опытом, я обула валяющиеся под кроватью тапки и, тихонечко приоткрыв дверь, взглянула на ее номер. Оставив дверь открытой, я направилась к почтовым ящикам и, найдя нужный, сунула мизинец в одну из трех дырочек. Нащупав что-то плотное и бумажное, я попыталась засунуть руку в верхнюю щелочку, но то, что всегда прокатывало с тонкими женскими руками, не вышло с здоровенными мужскими ручищами. Снова сунув мизинец в дырочку, я поддела бумагу и, подняв ее вверх, с горем пополам смогла достать из ящика.
Пыхтела я недаром – повезло с первого раза достать письмо со штрафом. Вернувшись в квартиру, я закрыла дверь, сфотографировала адрес на конверте и отправила маме.
Самое сложное позади. Теперь оставалось только ждать, когда мама с бабушкой заберут меня домой.
Глава 2
В ожидании родных я начала собирать вещи. Каждый раз при переселении я нагло тырила у людей, чьи тела занимала, одежду, косметику и прочие предметы быта. Они ведь им все равно больше не понадобятся. Тем более, все их автоматически становилось моим.
Первым делом я положила в боковой карман паспорт, бумажник и другие документы, которые были у Кирилла в тумбочке. Найдя в шкафу спортивную сумку, я сложила в нее пару джинсов, несколько футболок и толстовок и один свитер. Помедлив, кинула в сумку стопку нижнего белья и пять пар носков. Благо, все это было чистым и пахло лавандой. От самого тела тоже исходил едва ощутимый запах лаванды и цитруса.
Собрав одежду, я окинула взглядом комнату. Что бы еще прихватить?
Внимательно оглядываясь вокруг, я заметила много того, чего не видела раньше. На письменном столе в творческом хаосе были раскиданы наброски рисунков. Рядом, на ноутбуке, лежал графический планшет. Я подошла к столу и взяла в руки пару плотных листов формата А3. На одном была изображена длинноволосая эльфийка с суровым взглядом, а на втором – огромный волк с клыкастой пастью.
– Красиво, – заметила я, разглядывая наброски. – Жаль, недоделанные.
Положив листы на место, я развернулась и снова начала оглядывать комнату. На сей раз взгляд зацепился на плакатах рок-групп 60-х и 70-х годов.
– Точно панк, – хмыкнула я.
Однако следом моему взору предстали висевшие над разложенным диваном портреты Эйнштейна и Хокинга, под которыми висели еще два – Бродский и Мандельштам.
Увидев последнего, я не смогла сдержать улыбки.
– Я тоже люблю Осипа Эмильевича, – прошептала я.
Недалекий человек не повесил бы портреты этих людей у себя дома. Возможно, я ошиблась насчет Кирилла, и он вовсе не тупой орангутанг?..
В задумчивости почесав затылок с непривычно короткими волосами, я направилась в ванну. С тяжким вздохом забрала с полочки станок, гель для бритья и лосьон. Понюхала шампунь, сморщилась и решила, что подойдет и мой, женский. Зато гель для душа мне понравился – пах апельсином и лавандой, как и само тело.
Набив сумку доверху, я плюхнулась на разобранный диван и уставилась в потолок.
– Скууучно, – протянула я низким голосом, к которому уже начинала привыкать.
Повернувшись на бок, я увидела на тумбочке стопку из шести книг, в каждой из которых торчали закладки.
– По несколько книг за раз что ли читает? – удивилась я.
Вверху лежали «Хроники Шаннары», прочитанные почти до конца. Наверно, самая интересная. За ней маленькая книжица под названием «Круглосуточный книжный мистера Пенумбры» с закладкой на середине. Прочитав название третьей книги, я присвистнула – этот татуированный орангутанг читал книги по неврологии…
А еще по астрономии и восточной мифологии…
Последней лежала «Улисс» Джойса. Закладка была почти в самом начале.
Хлопнув в ладоши и злорадно засмеявшись – басовитость придавала моему смеху еще больше жути, – я самодовольно объявила:
– А я ее дочитала! Так-то!
Задумавшись о том, какие книги еще имеются у орангутанга, я окинула комнату взглядом, но ничего не нашла. Если он такой начитанный, то где же хранит книги?
Обойдя комнату еще раз, я увидела за широким креслом пару потрёпанных корешков. Заглянув за эту мягкую бандурину, я не смогла сдержать радостного крика:
– Ура! Клад!
За креслом действительно был клад. Стопки книг аккуратно стояли на полу, полуприкрытые белым покрывалом. Сняв его, я начала изучать корешки. Многое из классической литературы у меня имелось, а вот из современной прозы у меня не было практически ничего, что было у Кирилла. Мама всегда старалась контролировать то, что я читаю. Книг, на обложках которых стояло 18+, мне не покупали.
С завистью взглянув на внушительную коллекцию Пелевина, я схватила один роман и быстро засунула его в сумку, прикрыв одеждой. Может, еще что-нибудь стырить? Например, сборник стихов Асадова? У меня такого нет…
Однако вернуться к книгам мне не дал звонок в домофон.
Подпрыгнув от неожиданности, я кинула грустный взгляд на книги и поспешила открывать своим родным.
Увидев меня, мама и бабушка ненадолго впали в ступор. Я расплылась в неуверенной улыбке и помахала им здоровенной ручищей.
– Ты переселилась в тот тип мужчин, от которых я берегла твою маму и тебя, – наконец сказала бабушка. В ее голосе сквозила тонкая ирония.
Мама же подлетела ко мне, схватила за руки и начала осматривать татуировки.
– Зек что ли какой-то? – пробубнила она. – Вроде вены нормальные…
– Ты что, думала, что он – наркоман? – возмутилась я.
– А ты в зеркало смотрелась? – нахмурилась мама. – По нему же все видно.
– Ничего не видно! – обиделась я. – Он, вообще-то, умный и начитанный.
Бабушка скептически посмотрела на меня, а мама недоверчиво хмыкнула.
– Не наркоман он, а нормальный парень, – буркнула я, удивляясь своему порыву. Сама же недавно считала Кирилла наркоманом и тупым орангутангом…
– Вообще-то, наркоманы не только колются, – тихо заметила бабушка.
Мы с мамой одновременно злобно зыркнул не нее, и бабушка покорно подняла руки, мол, больше ничего не скажу.
Вздохнув, мама спросила меня:
– Ты готова?
Я кивнула.
– Тогда уходим отсюда.
Снова кивнув, я сбегала за сумкой, надела темно-синюю куртку, которая одиноко висела в прихожей, натянула кроссовки и, взяв с тумбочки ключи, покинула квартиру Кирилла.
Глава 3
Воткнув наушники, я включила звук на максимум и, расслабившись под композиции Томаса Бергерсена, смотрела в окно на заснеженные улицы и мерцающие гирлянды.
Новый год я любила с детства. Правда, больше самого праздника мне нравились приготовления к нему. Еще в середине декабря мы с мамой и бабушкой шли в магазин и покупали новые игрушки – самые красивые. У меня всегда было все самое лучшее, особенно на Новый год и день рождения.
Вот и сейчас меня дома ждали новые красивые гирлянды, елочные игрушки и мишура. Через пару дней можно будет наряжать елку под веселую музыку 80-х. Мама будет подпевать любимым итальянским певцам, а бабушка указывать, как лучше развесить электрические гирлянды. А еще нам больше не понадобится стремянка – мое новое тело высокое, примерно сантиметров 185.
Однако теперь меня поему-то не радовали новые украшения. Перед глазами стояли старые игрушки, которыми Кирилл украсил свою елочку в горшке. Несмотря на то, что они были потертые и далеко не новые, в них чувствовался новогодний дух, теплота праздника. От моих же ничем подобным не веяло. Надо было забрать с собой и его игрушки. Все равно он их уже не увидит…
Я поднесла к глазам свои большие руки и с интересом начла рассматривать татуировки на внешней стороне ладони. На правой руке были набиты четыре лунные фазы – каждая на отдельном пальце. Ниже, под костяшками красовался череп с надписью «Memento Mori», что с латыни переводится как «помни о смерти». Эту фразу специальные рабы шептали римским полководцам, которые возвращались в триумфе победы, чтобы те помнили, что, не смотря на славу, они все же остаются смертными.
Задумавшись над смыслом этой татуировки, я невольно взглянула на свое тело, которое безжизненно сидело рядом со мной, пристегнутое к сидению. Интересно, я до конца так буду прыгать или это когда-нибудь прекратится?
На второй руке была тоже интересная татуировка. На среднем пальце начиналась голова оленя, чьи рога переходили на костяшки. В свою очередь эти рога плавно вписывались в овал с сеткой. Я не сразу поняла, что это своеобразный ловец снов, а когда додумалась до этого, то тихо хохотнула. Защита от ночных кошмаров всегда рядом. Удобно.
Дальше рассматривать татуировки я не стала – для этого надо было снять куртку и тем самым привлечь внимание бабушки и мамы. Лучше займусь этим позже, а пока стоит немного вздремнуть. Этому телу в последнее время явно не хватало отдыха – глаза так и закрывались от недосыпа.
Обычно мне не снятся сны. Крайне редко – примерно раз в год – мне может присниться какой-то эпизод из моего прошлого, но не более. Возможно, это своего рода побочный эффект от моей болезни, а может, просто особенность моего организма. Так или иначе, мне не снятся сны, однако сейчас, провалившись в забытье, я увидела настоящий сон, в котором был Кирилл.
Я видела, как он стоял в коридоре своей квартиры и недовольно смотрел на молоденькую девушку с розовым рюкзаком и кучей разноцветных заколок в волосах. Девушка протягивала ему маленькую елочку в горшке. По сравнению с той, что я видела, эта была просто малюткой.
Кирилл неуверенно взял деревце и поинтересовался:
– И что мне с этим делать?
– Не «это», а Мисс Хвоя, – упрекнула его девушка.
– Чего?
– Ее так зовут, ну. Она же хвоя, значит – Мисс Хвоя. Постарайся ее не убить, братик.
Братик, наморщив нос, скептически оглядел Мисс Хвою, а потом хмуро уставился на девушку.
– Ее поливать надо? – спросил он.
– Конечно, она же живя. Посмотри в Интернете, как за ней ухаживать.
– Делать мне больше нечего, – фыркнул Кирилл.
– Нечего. Ты целыми днями на работе. У тебя мало друзей, нет девушки, а с нами ты не живешь. Тебе надо за кем-то ухаживать, иначе сойдешь с ума от одиночества.
– Я не одинок! – громче, чем следовало, воскликнул Кирилл.
Фальшь в его словах услышал бы даже дурак.
– Как родители? – Кирилл попытался направить разговор в другое русло.
Сестра пожала плечами.
– Нормально. Передают тебе привет.
Кирилл печально усмехнулся.
– Уж точно не мама…
Девушка открыла было рот, но так и не нашла, что сказать.
– Я буду о ней заботиться, – вдруг сказал Кирилл.
– Обещаешь? – Лицо девушки засияло.
– Да. А когда она подрастет, буду украшать ее к Новому году.
Внезапно голоса Кирилла и его сестры начали постепенно затухать, а картинка помутнела и исчезла, но на смену ей тут же пришла другая.
Лето. Светит яркое солнце. Дети играют на площадке во дворе. Неподалеку на лавочке сидит одинокая фигурка и крутит в руках футбольный мяч. Я не сразу разглядела в худеньком подростке со спутанными волосами и длинной челкой черты Кирилла.
Как давно это было? Лет десять назад?
Кирилл то и дело недовольно поглядывал на детскую площадку. Взгляд его суровых и внимательных серо-голубых глаз следил за мальчиком лет пяти.
Через некоторое время к Кириллу подошли двое мальчишек: низенький рыжий и высокий блондин.
– Че ты тут тухнешь, пошли играть. Там наши десятиклассники команду набирают, будут против 143 школы играть.
Кирилл хмуро зыркнул на ребят и пробубнил:
– Не могу, я за братом слежу.
Ребята синхронно повернули головы к детской площадке.
– Да ничего с ним не будет, – махнул рукой рыжий. – Пошли, ты же офигенный вратарь. Нам Косой из 10 Б велел без тебя не приходить.
Похвала вызвала на лице Кирилла широкую улыбку, от чего на его щеках образовались ямочки.
– Позовите лучше Леху, я не могу отлучиться, – стоял на своем Кирилл.
– Леха придет через полчаса. У него какие-то срочные дела, – пояснил блондин. – Тебе всего-то и надо заменить его ненадолго, а потом снова придешь за братом следить.
Кирилл в задумчивости посмотрел на съехавшего с горки брата, а потом сказал ребятам:
– Хорошо, сейчас приду.
Мальчишки радостно загалдели и понеслись назад. Кирилл встал с лавочки и направился к брату.
– Я ненадолго отойду, а ты играй здесь и никуда не убегай, понял? – деловито сказал ему Кирилл. – Если вдруг что-то будет нужно, я вон там, за теми деревьями, – он показал пальцем в ту сторону, где было расположено футбольное поле.
Брат радостно кивнул и побежал к качелям, а Кирилл заспешил к друзьям.
Играл он недолго, а когда пришел второй вратарь, то Кирилл тут же с ним поменялся и заспешил назад, к детской площадке.
Несмотря на то, что до темноты было еще много времени, все дети и их родители куда-то делись. Площадка была пуста.
– Ромка! – позвал Кирилл. – Ромка, вылезай!
Брат не отвечал. Предчувствуя нехорошее, Кирилл откинул мяч в сторону и начал искать брата, периодически выкрикивая его имя.
Он искал до темноты, пока его самого не нашла взволнованная мама.
– Где вас носит? Ты на часы смотрел? – закричала она. – А где Рома?
Мама заозиралась по сторонам, а Кирилл, ломая пальцы, пытался придумать, как сказать ей, что произошло. Однако этого не потребовалось – она и сама все поняла. Запаниковала, закричала, схватилась за голову. Сказала что-то про полицию, дрожащими руками достала телефон и позвонила мужу. Кирилл снова прирос к земле и потерял дар речи.
Вскоре пришел отец, выслушал сбивчивый рассказ мамы, затем взглянул на Кирилла и спросил у него, что произошло. Кирилл все подробно рассказал. Тихо, спокойно и четко. Все это время мама холодно и молча сверлила в старшем сыне дыры.
После долгих и тщетных ночных поисков родители вернулись домой совершенно разбитые и полные отчаяния. Кирилл вместе с младшей сестрой встретил их в прихожей и, увидев, что родители пришли одни, тяжело вздохнул. Услышав его, мама вдруг кинула на него полный злобы взгляд и, в два широких шага очутившись рядом с сыном, схватила его за горло.
– Это все из-за тебя! Из-за тебя потерялся Ромка! Ты в этом виноват! Я велела тебе следить за братом! Какого хрена ты поперся играть в футбол?? Какого хрена??
Мама сдавливала горло Кирилла так сильно, что его лицо начало краснеть, а сам он стал задыхаться.
– Марина, успокойся! – отец кинулся к ней и попытался разжать ее руки.
Глаза матери горели диким, необузданным огнем.
Когда ее пальцы разомкнулись, Кирилл упал на колени и громко закашлялся.
– Это все ты! Это ты! – кричала мать, пытаясь вырваться из отцовской хватки.
– Нет… – прохрипел Кирилл. – Это не…Это не я!
Я открыла глаза и увидела перед собой взволнованные лица мамы и бабушки. Сердце неистово билось, в горле пересохло и запершило.
Вытащив наушники, я глубоко вдохнула и медленно выдохнула.
– Что случилось? – спросила мама, не сводя с меня глаз. – Тебе плохо?
Я помотала головой.
– Ты так громко кричала, – тихо сказала бабушка. – Мы испугались и остановились. Ты не приходила в сознание несколько минут. Все кричала и кричала.
Сглотнув вставший в горле ком, я спросила:
– Что именно я кричала?
– «Нет, это не я», – в один голос ответили мама с бабушкой.