Фейсбук сельского священника. #неудобное кино #книги #спектакли

25 марта 2016 года

Сквозь тусклое стекло (1961)

Реж.: Ингмар Бергман

Отец, поговори со мной

Первый фильм в трилогии гениального шведского режиссера о «молчании Бога». Трилогию эту, конечно же, придумали кинокритики, и как справедливо они указывают, название экзистенциальной кинодрамы «Сквозь тусклое стекло» восходит к словам апостола Павла из Первого послания к Коринфянам: «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно». Но мне кажется, что очень важны для понимания этого фильма и дальнейшие слова апостола, которые мало кто из критиков вспоминает: «Тогда же [увидим] лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан» (1 Кор 13:12–13). Хоть это и непростое место Священного Писания, важно помнить: нам здесь обещано, что однажды мы все увидим в ясном Божьем свете: и себя, и других, и весь мир.

Понятно, что фильмы Бергмана не обязательно должны всем нравиться, и я догадываюсь, что многим они как раз не нравятся. Но трудно, наверное, найти человека, который бы досмотрел фильм Бергмана до конца и не отметил бы филигранную работу оператора, актеров, тщательно выстроенных мизансцен, не оценил бы очень точно подобранной музыки и ландшафтов. В этом фильме меня особенно поразила игра молодой Харриет Андерссон, одной из 4-х актрис Бергмана, которых он снимал почти во всех своих многочисленных фильмах, а я ее помню уже совсем немолодую в любимом мною «Догвилле» Ларса фон Триера. Бергман так отзывался об исполнительнице главной роли: «Самое поразительное, с какой совершенной музыкальностью Харриет Андерссон исполняет роль Карин. Непринужденно, не спотыкаясь, она скользит из одной заданной ей реальности в другую. Ее игра пронизана чистотой тональности и гениальностью»^[21].

И все же главное в фильмах Бергмана – то, к чему они нас обращают, о чем помогают задуматься. Сам Ингмар Бергман говорил, что в этом фильме он хотел «описать случай религиозной истерии или, если желаете, шизофрении с религиозными симптомами». Это было не просто желание «описать случай», он хотел выразить мысль, что «любое божество, созданное людьми, непременно должно быть чудовищем. Двуликим чудовищем или, как говорит Карин, «паучьим богом»^[22].

Карин, страдающая шизофренией, слышит голоса людей, которые ждут от нее, что она приведет их к Богу, которого никто не видел, Он сокрыт. И вот, наконец, это происходит, и она рассказывает: «Я так испугалась! Дверь открылась, но Бог оказался пауком. Он подобрался ко мне, и я увидела его лицо. Это было ужасное, каменное лицо. Он вскарабкался по мне и пытался проникнуть в меня, но я смогла отбиться. И тогда я увидела его глаза, они были спокойны и холодны. А когда он не смог проникнуть в меня, он пополз дальше по моей груди, по лицу, а потом спрыгнул на стену. Я видела Бога».

«Я видела Бога. Бог оказался пауком». Многим кажется, что это есть главная мысль, которую Бергман, сын протестантского пастора, потерявший веру в 8 лет, хочет нам донести. Вот, например, кинокритик М. Трофименков пишет: «Вопреки христианским стереотипам, “нищие духом” не блаженны, встреча с Богом – не благодать, а кошмар. Бог таится в заброшенной комнате семейного дома, где разводы сырости на обоях складываются в письмена. Бог – это чудовищный паук, пытающийся изнасиловать Карин. Конечно, это цитата из “Преступления и наказания”: Бергман довел до логического финала мысль Федора Достоевского. Только Достоевский не решился предположить, что паук, таящийся в душном помещении, где мы, как чудится Свидригайлову, окажемся после смерти, это и есть Бог. Бергман договорил за него. “Что такое вечность? Это банька. Вечность – это банька с пауками”, – уже в наши дни подхватит тему Виктор Пелевин»^[23].

В этих словах критика я вижу типичную ошибку – мнение одного из героев романа, причем явно не самого симпатичного, приписывается автору. В том-то и дело, что это для Свидригайлова вечность – баня с пауками, а не для Достоевского. Думаю, что и сумасшедшая Карин, которая явно симпатична режиссеру, все же не является его alter ego. Таким alter ego режиссера, скорее, является писатель Давид, отец Карин и Минуса. Показательна, как мне кажется, финальная сцена фильма – разговор отца с сыном, младшим братом Карин. Минус говорит отцу, после того как Карин увозят с острова в больницу. Может быть, я не совсем точно передаю этот диалог.

– Мне страшно, папа. Реальность уходит из-под ног. Я не могу жить в этом мире.

– Я знаю, но ты должен жить с Богом. Я могу подарить тебе кусочек моей надежды. Ты должен понять, что любовь существует в нашем мире. Разная любовь. Высокая и низкая, самая губительная и самая совершенная, чувственная и безответная, любовь-сомнение и любовь-вера.

– Любовь – это и есть доказательство?

– Не знаю, есть ли любовь доказательство или это и есть сам Бог.

– Для тебя любовь и Бог – это одно и тоже?

– Я часто думаю об этом, Минус…

– Папа, если это правда, значит, Карин окружена Божьей заботой, это поможет ей?

– Думаю, да.

И заканчивается этот диалог, а вместе с ним и весь фильм, крупным планом Минуса, который проникновенно произносит:

– Отец поговорил со мной.

Бог – это паук, потому что трудно не согласиться с Бергманом, что «любое божество, созданное людьми, непременно должно быть чудовищем». Бог молчит, потому что Его ищут «как бы сквозь тусклое стекло». Если буквально перевести эти слова апостола, то будет «сквозь зеркало», так, кстати, переведено в церковнославянской Библии. Иногда встречается и такое название этого фильма Бергмана – «Как в зеркале». Что можно увидеть в зеркале? Только себя самого. Больная Карин и видит и слышит лишь свою больную душу, которую принимает за Бога. Но одинока ли она в этом? Не бывает ли так, что вполне здоровые и очень порядочные и набожные люди принимают за Бога лишь свои фантазии и комплексы?

Бергман не хочет ничего придумывать, он не хочет стучать в ту дверь, за которой, как ему кажется, если что-то и есть, то что-то ужасное. Бог рядом. Он проявляется в нашей любви, а может быть, Он и есть эта любовь.

«Религия мне казалась чем-то неприличным», – говорил Бергман. Его с легкостью записывают в атеисты. Но думается мне, особенно после просмотра этого фильма, что, как и в случае с Чеховым, все не так просто.

20 апреля 2016 года

Назарин (1958)

Режиссер: Луис Бунюэль

Спасет ли добро мир? Евангелие от атеиста, милостью Божией

В воскресенье на киноклубе мы посмотрели фильм «Назари́н». Эта драма снята великим испанским режиссером Луисом Бунюэлем в 1958 г. в Мексике по мотивам романа Бенито Переса Гальдоса. Кантина является первой частью своеобразной трилогии Бунюэля о «праведниках», которые подвергаются искушению и испытанию жестокой действительностью. Две других картины – «Веридиана» (1961) и «Симеон-столпник» (1965). «Назарин» был награжден Международным призом Каннского кинофестиваля (1959).

Фильм Л. Бунюэля стоит на третьем месте в известном списке «10 лучших фильмов по мнению А. Тарковского». В небольшой заметке «Жгучий реализм» об этом фильме А. Тарковский писал: «Лучшая картина Бунюэля, на мой взгляд, – «Назарин». И одно из главных ее качеств – простота. По драматургической конструкции она похожа на притчу. А герой ее во многом перекликается с Дон Кихотом Сервантеса.

Действие фильма происходит в Мексике. Искренне верующий в Бога падре дон Назарио, бессребреник и добрый человек, знающий тяжелую жизнь городка, в котором он живет, слишком терпим и демократичен. Он пастырь не за страх, а за совесть и стал им по велению своего бесконечно доброго сердца. Он вмешивается в жизнь бедняков, всячески помогая им, чем, по мнению церковного начальства, компрометирует свой сан. В результате несложных перипетий и своих чересчур добрых поступков он становится неугодным церкви, ее чинушам и карьеристам и изгоняется из города.

Добр он беспредельно. Почти как Христос, как князь Мышкин или Дон Кихот. И доброта его становится притчей во языцех и надеждой для “страждущих и обремененных”»^[24].

Трудно не согласиться с Тарковским – история, рассказанная в этом фильме, на первый взгляд, предельно проста, и то, что режиссер предполагал, как пишет там же Тарковский, что зритель хорошо знаком с Евангелием, – очевидно. И именно поэтому простая история о мексиканском священнике воспринимается как притча. Но вот о чем эта притча? Как мне кажется, чтобы это понять, надо постараться увидеть связь отца Назарио с князем Мышкиным и Дон Кихотом, которых упоминает Тарковский.

Но прежде надо хотя бы несколько слов сказать о самом авторе этой истории – о Луисе Бунюэле. Он родился в начале века и в детстве окончил иезуитскую школу. Как это часто бывает, строгая дисциплина и религиозное образование оказали на будущего режиссера колоссальное влияние, на всю жизнь сделав его яростным противником Католической церкви. Казалось бы, все очень просто – Бунюэль законченный и последовательный атеист, как сам он о себе говорил: «Слава Богу, я атеист». Однако не все так однозначно.

Парадоксальную характеристику Бунюэлю дал великий английский режиссер и актер Орсон Уэллс: «Он глубоко верующий христианин, ненавидящий Бога, как это может делать только христианин, и, конечно, он – настоящий испанец. Я считаю его самым верующим режиссером в истории кино». А биограф Бунюэля Джон Бакстер считает, что в его лице Церковь потеряла истово верующего, аскетичная жизнь в быту которого во многих отношениях вполне соответствовала стандартам жизни монаха. Этот парадокс напрямую связан и с фильмом «Назарин», который чисто случайно на том же Каннском фестивале не получил премию Международной Католической организации в области кино (OCIC). И как пишет сам Бунюэль в своей биографической книге «Мой последний вздох»: «Недоразумение, именуемое “попыткой реабилитации”, продолжалось. После избрания папы Иоанна XXIII меня пригласили в Нью-Йорк, где кардинал, преемник гнусного Спелманна, хотел вручить мне почетный диплом за фильм. Я, естественно, отказался. Зато продюсер картины Барбакано поехал туда».

Мне же представляется важным отметить, что в отличие от историй Сервантеса и Достоевского историю отца Назарио рассказывает атеист. На склоне жизни Бунюэль говорил: «Верить или не верить – суть одно и то же». Эта философия своего рода атеистического пессимизма присутствует у Бунюэля в фильме. Мы видим, как один из разбойников, оказавшийся вместе со священником в тюрьме, делится с ним своими грустными размышлениями: «Нет никакой разницы: творить добро или зло, мир все равно не меняется».

Зачем же Бунюэль тогда рассказывает нам эту притчу? Хочет напомнить о Христе, Который еще прежде отца Назарио шел дорогою добра, любви и милосердия и был не просто не понят, но поругаем и убит именно теми, к кому Он с этим добром и пришел? Но история Иисуса не заканчивается на Кресте, как думали Гегель, Штраус, Ренан, Л. Толстой и Луис Бунюэль. Она заканчивается Воскресением. «А если Христос не воскрес, то вера ваша тщетна… то мы несчастнее всех человеков» (1 Кор 15:17,19). Вот именно это и чувствовал Бунюэль – тщету и иллюзорность христианской веры, ведь он был убежден, что Христос не воскрес. И эту иллюзорность, бессмысленность и потому вред христианства он и хотел показать, и тем самым сделать нас если не счастливее, то просто мудрее. Что может сделать несомненно прекрасный человек, такой как о. Назарио, пытаясь твердо следовать идеалам добра, бескорыстия и милосердия? Он не только не улучшает мир и людей, но, может быть, делает их еще хуже. Так не стоит ли отказаться от этих иллюзий, не делать вид, что мы что-то можем? А что же тогда остается? Если мир нельзя улучшить, может, его стоит уничтожить?

В своей книге Бунюэль об этом говорит так: «Я подчас мечтаю о межпланетной катастрофе, которая бы уничтожила два миллиарда жителей, пусть и меня в том числе». При этом он добавляет, что «катастрофа должна быть природной, а не рукотворной». И тогда нам остается ждать и… смеяться, не принимая этот мир всерьез, доводя все до абсурда. Именно улыбкой, пусть несколько сюрреалистической (а Бунюэль оставался до конца неисправимым сюрреалистом), как мне кажется, и заканчивается этот его фильм.

Отца Назарио в полном одиночестве ведет конвойный по пыльной дороге. Мимо проезжает его бывшая ревностная ученица, не обращая на него внимание. Тот, кто еще вчера раздавал все нуждающимся, остался совсем один и сам оказался в нужде. Теперь он никому не нужен, но, может быть, кто-то поможет ему? Проходящая мимо женщина протягивает ему. ананас со словами: «Возьми этот дар, и да прибудет с тобой Господь». Тарковского особенно поразил финал этой картины, он посчитал, что ананас – это «символ страдания до последнего дыхания». Позволю себе не согласиться с великим мастером. Шествие на Голгофу «по пыльной дороге под тяжелые удары барабанов, глядя вперед просветленным и трагическим взглядом» с ананасом под мышкой выглядит не только странно, но просто смешно и уж точно лишает этот финал, как и сам фильм, трагичности, а скорее возводит его к фарсу. Что и требовалось показать режиссеру.

Ну а как же Дон Кихот и князь-Христос, тот, который идиот? Об этом можно написать отдельный текст, а может, и не один. Основной темой романов Достоевского и Сервантеса, как пишет Карен Степанян в своей замечательной монографии «Достоевский и Сервантес: диалог в большом времени», «является определение границ земной власти человека, желающего переделать мир своими индивидуальными усилиями и личным примером, превратить его из злого в хороший, из ада в рай»^[25].

Замечу, что Сервантес не только, как многие отмечают, защитил своего героя смехом, но и возвысил его с помощью смеха. Бунюэль делает ровно противоположное.

Достоевский гениально развенчивает в своем романе популярную в его время «прогрессивную мысль», что Христос был очень хороший человек, но не Бог. Развенчивает как бы от противного. Хорошо, пусть Он не Бог, тогда он – князь Мышкин, и что он может сделать? Только принести горе и несчастье. Все, кто в наибольшей степени доверились Мышкину, терпят от него наибольший урон. Но повторяю, для Достоевского это означает ровно противоположное тому, о чем нам хочет сказать Бунюэль. «Если мы только в этой жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков». Потому что Достоевский знал вместе с апостолом Павлом, что «Христос воскрес из мертвых, первенец из умерших» (1 Кор 15:19,20). В книге «Мой последний вздох» Бунюэль задает вопрос, остающийся без ответа: «Зло выиграло в извечной и возвышенной борьбе. Силы разрушения и распада победили. Человеческий дух нисколько не прогрессирует. Быть может, он просто регрессирует. Слабость, страхи и болезни окружают нас. Откуда взяться сокровищам доброты и ума, которые могли бы нас спасти?» Мне кажется, Достоевский точно знал ответ.

11 июня 2016 года

Иррациональный человек (2015)

Реж.: Вуди Аллен

Преступление и наказание по-американски

Давно я не смотрел кино. Вчера, решив все-таки это сделать (я очень люблю кино), остановился на последнем фильме Вуди Аллена «Иррациональный человек». Не скажу, что я большой поклонник американского киноклассика, скорее даже наоборот, но хотелось посмотреть что-то не очень серьезное и в то же время не попасть на совсем уж пустышку. Вуди Аллен, по моему мнению, идеально подходит для такого случая. 80-летний режиссер снимает с завидным постоянством по фильму в год, это его 46-й фильм. Я смотрел не так много его фильмов, но вот что интересно: из четырех его работ, которые так или иначе связаны с «Преступлением и наказанием» Достоевского («Преступление и проступки» (1989), «Матч Пойнт» (2005), «Смерть Кассандры» (2007), «Иррациональный человек» (2015)), я не видел только самую первую и теперь точно как-нибудь посмотрю. Из всех этих фильмов, наверно, самый яркий – «Матч Пойнт» со Скарлетт Йоханссон. Я думаю, его многие смотрели. Что же касается «Иррационального человека», в котором главные роли замечательно сыграли Хоакин Феникс и Эмма Стоун, то этот фильм мне показался достаточно интересным и даже забавным.

Я не буду пересказывать сюжет этой картины, но пару слов все же напишу, надеясь не испортить ощущение от просмотра. Мне кажется, одно то, что сюжет этот явно навеян гениальным русским романом, уже о многом говорит, то есть там точно будет и преступление и наказание.

Я бы назвал этот фильм – «Преступление и наказание по-американски». Мне кажется, режиссер и сценарист этого фильма Вуди Аллен хотел обратить именно на это наше внимание. На то, как классический, почти архетипический сюжет Достоевского мог бы разместиться в современной Америке.

У профессора философии Эйба Лукаса вроде бы все есть, о чем только можно мечтать: престижная профессия, поклонницы, слава. Правда, пока ты был в горячей точке и на твоих глазах погиб твой друг, жена ушла к другому, с женщинами у тебя давно ничего не выходит, хотя они вроде сами вешаются тебе на шею. В общем, как-то все не так, «все неладно в Датском королевстве». Что делать? Да ничего, пить свой виски и писать книгу про Хайдеггера, которую вряд ли кто-нибудь прочтет. Или все-таки что-то можно сделать, чтобы опять почувствовать вкус к жизни, способность любить и творить.

Почти как у Достоевского все решает случай, точнее, случайно подслушанный разговор в кафе. Мгновенно созревает план, появляется идея – предельно простая и очень навязчивая. Что нужно, чтобы сделать мир лучше? Ответ очевиден – убить того, кто делает его плохим, убить негодяя. Одна только эта мысль, идея об идеальном, нравственном убийстве меняет главного героя. Появляется желание жить, возвращается способность любить и т. д. Преступление совершается. Все проходит как по маслу, ни один Порфирий Петрович ни о чем не догадается. Правда, есть еще Сонечка Мармеладова, любящее сердце которой начинает многое понимать. Какое же будет наказание, и будет ли оно вообще? Смотрите и поймете.

«Иррациональный человек» – это не только название фильма Аллена, но это, в первую очередь, известная книга филолога Уильяма Кристофера Баррета, в которой автор попытался перевести философию экзистенциализма на обыденный язык, ввести ее в обиход среднего американца. Вот и Аллен пытается сделать нечто подобное, только в своем фирменном ключе – с большой иронией и несколько цинично.

29 октября 2016 года

Монах и бес (2016)

Реж.: Николай Досталь

«Монах и бес» Николая Досталя 2016 года, «Училка» Алексея Петрухина 2015 года и «Одержимость» Дэмьена Шазелла 2014 года – вот три фильма, которые мы посмотрели в отпуске. Американский фильм сделан просто идеально, зрителю представлена отличная работа и режиссера, и актеров. Фильм держит в напряжении до самого конца, да, собственно, и финал прямых ответов не дает, а значит, можно думать, спорить. А думать есть о чем: учитель и ученик, природа гениальности, личное достоинство и послушание. Манипуляция или подлинное наставничество? Оправдывает ли цель средства? Чем можно жертвовать ради успеха и славы? Ради самореализации? Работа Шазелла – идеальное кино для киноклуба, спорить можно до утра.

«Училка», по моему, – очень посредственное кино, и даже великолепная Ирина Купченко его не спасает. Видно, что замысел был интересный, захотелось объять необъятное и, как всегда бывает в таких случаях, вышло не очень. Куча штампов, нестыковок, повторов, ну а финал… как в книге Иова. Но смотреть было интересно, и тоже есть о чем поговорить. Начиная с того, как не надо делать кино, и заканчивая вечной темой: кто они – наши дети? Циники и дебилы или талантливые и искренние? И как, несмотря на наличие первого, увидеть второе? И главное, как помочь им увидеть это самим в себе? Собственно, фильм этих ответов не дает, и потому, несмотря на все свои ляпы, оставляет все-таки неплохое впечатление.

А вот с фильмом Николая Досталя по сценарию Юрия Арабова все немного сложнее. Он как раз явно несет просветительскую миссию, хотя и облеченную в некую фарсовую форму. Фантасмагория как форма проповеди становится характерным признаком для Арабова, вспомним его предыдущий фильм «Орлеан». У Николая Досталя получилось очень добротное кино с интересной историей, которая, хотя и происходит где-то в первой половине XIX века, не оставляет сомнений: речь идет о сегодняшнем дне. Прекрасная игра актеров, просто великолепный Тимофей Трибунцов в главной роли. И все же что-то меня не устраивает в таком кино. Наверно, примерно то же самое, что и в «Острове» Лунгина, с которым этот фильм справедливо сравнивают. Такое несколько прямолинейное морализаторство что ли. У Лунгина это было более нарочито, но там гениально сыграл Мамонов и во многом вытащил фильм. Здесь, как я уже написал, Трибунцов, да и другие актеры, играют тоже выше всяких похвал, но несколько не достает интриги, саспенса, недосказанности, особенно если ты знаком с житием святого Иоанна Новгородского, положенного в основу сюжета.

О чем фильм? О тайне беззакония, которую очень точно формулирует бес: «Не люби и не любим будеши».

В чем его актуальность? Об этом хорошо сказал сам режиссер: «Давайте этот вопрос переадресуем кинокритикам. Я считаю, когда фильм закончен, режиссер должен молчать. Я вам расскажу одну маленькую притчу. Как-то один монах вернулся в келью после трудового дня – изможденный, уставший. Заходит в надежде отдохнуть, а на его койке черт лежит. Монах смотрит на него и думает: «Небось тоже устал, бедолага». И лег под койку, бес пулей выскочил из кельи. Такая вот притча. У нас говорят: добро должно быть с кулаками. А добро с кулаками – это и есть зло. И для меня нет ничего важнее этого смысла – любви к ближнему, любви вообще к миру. Что может быть актуальнее сегодня? Особенно при таком всеобщем расколе, при такой вражде в мире. А там уже при желании можно искать и другие параллели с современностью – например, то, о чем в картине говорит император Николай I: и дороги, и воруют, и все прочее. Но если говорить о сути, то это содержание притчи, которая станет для вас ключиком к нашей истории. Очень надеюсь, что фильм с Божьей помощью откроет многим самую великую силу – силу любви, даже в наше время страшного ее охлаждения»^[26].

А вот диалог, который напоминает сразу и Достоевского, и Льюиса, и Булгакова:

Иван Семенович: А с-сатана, п-прости Господи, он к-как?..

Легион: В каком смысле?

Иван Семенович: Ну… к-как человек?..

Легион (после паузы): Очень эффективный руководитель.

Иван Семенович: А ведь ты его не л-любишь, Легион.

Легион: А я и не скрываю. Я его ненавижу. У нас так принято. Сильно надоел. Но заменить пока некем.

Иван Семенович: А с-самому встать на его м-место, не думал?

Легион: Опыта мало. Да у него такая охрана, не подберешься.

Иван Семенович: Как у г-государя?

Легион: Государю вашему до него далеко.

Иван Семенович: С-странное это м-место… Пекло. Все д-друг друга ненавидят, а в-вместе живут. Почему?

Легион: У вас в миру еще хуже.

В фильме ставится вопрос, вроде бы совсем не современный: может ли измениться бес? Или: может ли черт стать человеком? На этот вопрос сценарист фильма «Монах и бес» Арабов ответил: «А черт его знает!» Важно другое: может ли измениться человек? Такое впечатление, что создатели этого фильма отвечали именно на этот вопрос и ответ их такой: не только может, но непременно должен, иначе «тайна беззакония» станет явью.