Kitobni o'qish: «О деньгах и людях»
«Всякий уважающий себя вор сначала освоится среди чужого добра,
а уже потом начнет его присваивать».
О. Генри
Аркадий Борисович Дудкин находился на посту управляющего городским хозяйством пять лет и за это время ни украл ещё ни копейки.
Нельзя сказать, чтобы он совсем не пытался. Попытки были, но всякий раз, как в нём проскакивала зловещая решительность присвоить себе казённое имущество, на Аркадия Борисовича откуда ни возьмись накатывала тоска, и желание красть само по себе откладывалось на неопределённый срок.
Он был некрупным, имел щуплые плечи, впалый живот и редкие, как леса в западносибирской равнине волосы. Даже природа на нём сэкономила, намекая – хочешь жить, умей вертеться. И он вертелся, правда, сидя на стуле в своём кабинете, рассуждая на больную тему.
«Украсть, – бормотал Аркадий Борисович, – Мне непременно нужно что-нибудь украсть. Все чиновники воруют… ну, почти все. Чем я хуже?»
По правде сказать, Дудкин был ничуть не хуже остальных.
За годы служения народу, он успел познать немало схем для отвода бюджетных денег в собственный карман. А скольких советов он наслышался от более опытных коллег по цеху… столько, что будь у Аркадия Борисовича писательский талант, накопилось бы на пухлый сборник. Не говоря уже про тираж, который непременно разошёлся бы на миллионы экземпляров, заняв почётное место на полке золотых бестселлеров русской литературы.
Жаль, но все его знания нещадно пропадали зря.
Крутясь на стуле, он укачал себя до тошнотного головокружения. У него был на удивление слабый вестибулярный аппарат. Выскользнув из-за стола, Дудкин решил пройтись по кабинету.
Его никак не покидали мысли, что ему непременно нужно что-нибудь прикарманить. Это походило на наваждение. Пять лет в должности управленца и ни одной лишней копейки. За этот срок нормальные чиновники успевают украсть, получить статью, отсидеть, выйти и снова украсть.
О лучшей карьере и мечтать нельзя.
Аркадий Борисович с досадой пнул стеллажный шкаф. Удар не произвёл на мебель никакого впечатления. Тонны бумаг, силой утрамбованные в полки, навеки сроднили его с линолеумом. На гнев чиновника откликнулась только ваза, стоящая на самом верху. Она покачалась из стороны в сторону, как бы говоря «ц-ц-ц», осуждая действия Дудкина, а после замерла в привычном для неё положении.
Ваза служила напоминанием о его неудачном воровском прошлом.
В этом ремесле Аркадию Борисовичу не везло с детства. Когда мальчишки воровали груши, вызывая негодование садового сторожа, он умудрился попасть на сбор урожая, да ещё и записался в «тимуровцы». В студенческие годы Дудкин выкрал зачётку из деканата, чтобы досрочно закрыть экзамены и, по невнимательности, сдал все экзамены не за себя, а за своего однофамильца из параллельного потока.
