Kitobni o'qish: «Хрущевка княжны Соколовской»

Глава 1

– Княжна, очнитесь. Прошу, простите меня, я не хотел… не думал, что вы… Прошу, придите в себя, я знаю, вы можете, – бархатный мужской голос раздавался откуда-то сверху. И из-за того, что звучал он крайне приятно, до меня не сразу дошел смысл сказанного.

Какая княжна? Прямо тут что ли? Где? Я тоже хочу посмотреть!

Я открыла глаза, рывком села и начала озираться по сторонам. Ради того, чтобы поглядеть на настоящую княжну, которая каким-то чудом оказалась в нашем захолустном уральском городе, я и из могилы бы сейчас встала: любопытство буквально пожирало меня.

Но вокруг стояли только мужчины. Все в костюмах, с флером приятных запахов дорогого парфюма, от которого, правда, сейчас мне стало еще тяжелее дышать. На грудь вообще будто легла каменная плита.

И никакой мне княжны. Получается, меня обманули, а значит, можно и обратно того… помирать.

Голова раскалывалась, и потому убедившись, что поблизости не наблюдается никаких знатных персон, я прикрыла глаза и хотела снова принять горизонтальное положение, однако чьи-то руки меня подхватили, не позволив этого сделать.

– Дышите глубже, княжна, – голос звучал уже неприлично близко, совсем над ухом.

Так, погодите-ка, это я что ли княжна? Ничего не понимаю, он шутит так? Грешно, я между прочим больной человек. Ну, видимо больной. К врачам я в последнее время не ходила, но раз грохнулась в обморок посреди рабочего дня, значит со здоровьем что-то точно не так.

– В вас пробудилась родовая магия. Поздравляю, – тем временем продолжил незнакомец, обладатель бархатного голоса. Правда, особенной радости в его тоне я не расслышала, скорее в нем сквозила досада.

Я подняла на него глаза и некоторое время сосредоточенно пялилась, пытаясь сфокусировать взгляд: не знать внешности того, кто уже битый час держит меня фактически на руках, мне показалось неприличным.

Разглядев мужчину повнимательнее, я едва не присвистнула. Таких красавчиков я видела разве что в кино: точеное лицо с благородными чертами, короткие светлые волосы с едва заметной под ярким солнцем проседью зачесаны назад, но растрепались то ли от бега, то ли еще от чего-то. Незнакомец втянул носом воздух, сжав тонкие губы, и, мне показалось, сделал это несколько нервно. Осознав, что нервничать он может из-за моего не в меру долгого и пристального взгляда, я опустила голову, щеки почему-то залила краска. Перед тем, как уставиться на собственные колени, я успела отметить, что у красавца редкая форма носа – греческая, без впадины на переносице, и что лет ему на вид около сорока.

– Встать сможете? – спросил тем временем он и, не дожидаясь моего ответа, помог подняться.

Ноги подрагивали, но спустя пол минуты, которые я цеплялась за предплечье мужчины, я уже держалась вполне бодро. Пока я пыталась поймать равновесие и не рухнуть обратно на асфальт, перед глазами проносились картины, как мне казалось, недавнего прошлого: вот этот самый мужчина отчитывает меня за опечатки в какой-то статье, в другой момент его коллега требует кофе, третий, которого я как будто знаю, но прежде вроде бы никогда не видела, хвастается победой в каком-то турнире, а когда я вступаю в разговор, лишь пренебрежительно заявляет, что женщина в этом спорте ничего понимать не может.

– Я вызову вам такси. Сегодня постарайтесь побольше отдыхать, а завтра утром приходите на кафедру, мы обсудим… ситуацию, – убедившись, что со мной все будет в порядке и умирать в ближайшее время я не собираюсь, незнакомец – вернее, сейчас я откуда-то знала, что его зовут Владислав – достал из кармана телефон и сделал звонок. При этом он продолжал ненавязчиво придерживать меня за талию, страхуя от нового падения.

Я глубоко вдохнула и почувствовала, как головная боль отступает. Решив, что со странной информацией, которая появилась в голове будто бы из ниоткуда, разберусь потом, я огляделась по сторонам. И обнаружила, что стою у входа в здание, выполненное в псевдоготическом стиле. Над массивными двустворчатыми дверьми красуется лаконичная вывеска «Магический университет имени Архимага Г.Е. Распутина».

Имени кого?!

От удивления я покачнулась снова. В голосе одновременно существовали как будто два мира: в одном Распутин – крестьянин, ставший то ли святым, то ли безумцем, приближенным к царской семье. В другом – тоже крестьянин, но благодаря упорному труду и таланту сумевший добиться степени Архимага и затем спасти царскую семью во время покушения. Да что за чертовщина?

Ощутив, что Владислав уже почти прижимает меня к себе, не давая упасть, я постаралась отстраниться. Подняла голову и в этот момент наши лица оказались так близко, что его горячее дыхание опалило мои щеки. Я попятилась, но разорвать дистанцию оказалось не так-то просто, хватка у профессора просто-таки стальная.

И все же, заметив, что мне не слишком комфортно, он отпустил. Я каким-то чудом устояла на ногах и даже сделала несколько шагов в сторону такси, которое притормозило на парковке.

– Может быть, мне доехать с вами? – обеспокоенно спросил Владислав – называть его иначе даже мысленно мозг почему-то отказывался.

– Нет, благодарю. Я сама доберусь, – отказалась я и тут же поняла свою ошибку: я понятия не имела, куда именно мне ехать, адрес дома совершенно вылетел из головы.

Однако мой то ли спаситель, то ли тиран-начальник решил и эту проблему: он расплатился с водителем несколькими купюрами и сам назвал нужный адрес. Как только машина выехала на дорогу и встроилась в не слишком плотный, но все же поток других автомобилей, я зажмурилась и закрыла лицо ладонями.

Маг Распутин… Колдовской университет… Да еще и блондин утверждает, что у меня пробудились какие-то «силы». Что вообще происходит?!

За время, пока желтый автомобиль с характерными «шашечками» вез меня куда-то за пределы центра и углублялся в лабиринт панельных пятиэтажек, я успела осознать, что либо сошла с ума и мне мерещится всякая чертовщина, либо… я попала. В магический мир.

Конечно, мне больше хотелось воображать себя героиней фэнтезийной истории, чем психбольной, но поверить во все происходящее до конца не удавалось. И вместе с тем все окружающее выглядело таким реальным и настолько привычным, что я начинала постепенно сходить с ума.

Совершенно обычное кресло в машине с черными пыльными чехлам, обычный водитель – грузный мужчина в синей рубашке и черных джинсах. Обычные стекла, обычный асфальт, привычные панельные дома мелькают за окном. Даже правила движения и дорожные знаки – если смотреть поверхностным взглядом, все то же, к чему я привыкла.

Но стоило приглядеться чуть внимательнее, как намечались явные отличия: женщины почти все носили либо платья в стиле ампир, либо просторные рубашки и юбки в пол, в джинсах или брюках я не видела ни одной прохожей. Водитель трогался, когда на светофоре загорался красный и останавливался на желтый. Названия улиц, которые я успевала выхватывать, когда машина проезжала мимо, пестрели незнакомыми именами либо отсылками к магии или мифологии. Улица Кикиморная, переулок Жар-птицы, Жилой комплекс «Русалочья заводь». К тому же, память подсказывала, что город называется «Калинов мост», хоть и находится почти в самом центре Империи. Российской Империи, на минуточку. Когда-то во времена завоевания Сибири его построили на границе и посчитали, что такое название будет символичным. Но казаки продвинулись дальше на восток, граница отодвинулась до Японского моря, а название так и осталось.

От видимого сходства нового мира с моим при наличии множества отличий мне становилось дурно. Я ощущала что-то вроде морской болезни, которая возникает, когда сигналы, поступающие мозгу от зрения и тела не совпадают.

– Приехали! – если бы не оклик водителя, я бы, наверное, зарыдала от ощущения беспомощности в окружающем хаосе, но вместо истерики пришлось сдержанно поблагодарить, выйти из машины и закрыть дверь.

Тут суровая реальность подкинула очередную проблему: я понятия не имела, в какой квартире живет владелица тела. И даже как ее зовут. И как она выглядит. И все же не сомневалась, что тело не мое: слишком длинные пальцы, рост меньше, чем я привыкла, почти полное отсутствие веснушек на предплечьях и, главное, чужая память – все намекало на попаданство.

Я постаралась расслабиться и довериться новому вместилищу моего духа. Пошла, не разбирая дороги. Вскоре оказалась у двери подъезда серой пятиэтажки. «Хрущевка» – всплыло в голове привычное слово, но здесь оно, кажется, имело несколько иной оттенок. Покопавшись в памяти, я выяснила, что доступное жилье для людей среднего класса построили по программе одного из министров Николая Третьего, отца нынешнего Императора. Несложно догадаться, какую фамилию носил этот благодетель простого народа. Что ж, какое-никакое, но все-таки жилье, и нечего роптать на судьбу.

На удивление привычным движением я достала из маленькой сумочки ключ и, преодолев два пролета лестницы, замерла напротив 35-й квартиры.

При виде ужасно обшарпанной и исцарапанной двери доверие к миру тут же исчезло.

Я оглядела ключ и замочную скважину: на первый взгляд все верно. Прислушалась, но за дверью никто не разговаривал, не играла музыка, вообще не доносилось никаких звуков.

Ключ подошел, и стоило мне переступить порог, как из комнат слева и справа выскочили две похожие друг на друга девицы.

– Марго, ты пришла! – радостно завопили они, бросаясь мне на шею. – Мы же сегодня пойдем на концерт?!

Одна из девочек в росте почти сравнялась со мной, другая была на голову ниже. Обе – обладательницы волос холодного светлого оттенка, огромных голубых глаз и пухлых губ, судя по всему, сестры. Мои сестры.

Я обняла каждую из них и мягко улыбнулась, стараясь не вызывать подозрений.

– Какой еще концерт? – картинно приложила пальцы к переносице, делая вид, что никак не могу вспомнить.

– Музыканты филармонии дают бесплатный концерт в центре в честь начала осени. Они каждый год выступают, – пояснила та из девочек, что выше. «Марина» – услужливо подсказала мне новая память.

– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! – тараторила вторая, Марта, и таращилась на меня щенячьими глазами. – Они весь вечер будут играть. Давай хоть часок послушаем. Мы ведь в филармонии не были с тех пор, как… – она закусила губу и опустила взгляд. Я заметила, как старшая сестра отвесила ей легкий подзатыльник, растрепав гладкие волосы.

«С тех пор, как родители умерли», – машинально додумала я.

Хотела ответить сестрам, но воздуха снова стало не хватать. Покачнулась, перед глазами потемнело и я едва не повалилась на пол.

Марина подхватила меня за локоть, не давая упасть, Марта, подобрав длинную юбку, бросилась куда-то в сторону кухни. К тому моменту, как старшая из сестер помогла мне добраться до дивана, младшая уже стояла возле подлокотника со стаканом воды.

Если бы мне не было так паршиво, я бы в жизни даже кончиками пальцев не прикоснулась к той развалине, которую память упорно именовала «диваном»: линялая ткань, отколотая ножка, замененная старой книгой, из дыр в обивке торчит что-то вроде пожелтевшего от времени поролона. И запах соответствующий – пыли и плесени.

Пока пила волу мелкими глотками, успела рассмотреть и остальной интерьер. Оптимизма он не внушал: потертые бежевые обои, на которых местами еще угадывался цветочный узор, потрескавшаяся краска на полу, зеркало в непонятных разводах, комод с надтреснутой дверцей. Да уж, тоже мне княжеские покои. И почему я не могла попасть, как все нормальные девушки? Они вон сразу в невесты к богатым и прекрасным драконам, в позолоченные хоромы, а я тут, в побитой молью, плесенью и заросшей пылью квартире.

Выглянув в окно, настолько давно немытое, что стекло помутнело, я по положению солнца прикинула, что сейчас только полдень. Отдала Марте стакан воды и глубоко вдохнула. Но тут же закашлялась от затхлого воздуха.

– Мы пойдем на концерт, – медленно заговорила я, стараясь выдержать строгий тон. – Но при одном условии.

Девочки затаили дыхание и испуганно уставились на меня.

Глава 2

Мы сделаем генеральную уборку! – провозгласила я. – Марина, ты приберешься в ванной и в коридоре, Марта – мы возьмем на себя кухню и зал.

Я оглядела маленькое помещение еще раз и прикинула, что начать надо бы со шкафа в углу и комода – перебрать их содержимое и, может, найти хотя бы какие-нибудь документы, которые прояснят мое нынешнее положение. О нем память нового тела почему-то предательски молчит.

За размышлениями я даже не заметила, как девочки скривились.

– Убираться? Нам? Но мы же из княжеского рода, это неприлично, – Марта состроила плаксивую мордашку и выглядела так, будто сейчас разревется.

– А жить в грязи прилично? – спросила я, пресекая нытье и попытки канючить.

– Но раньше ты сама не хотела заниматься уборкой. Почему сейчас передумала? – подозрительно сощурившись, спросила Марина. По всей видимости, из двоих сестер она более рассудительна.

– Мне все надоело, – немного помявшись, нашла оправдание я. – С сегодняшнего дня мы живем по-новому! Наденьте платья, которые не жалко испачкать, и начнем. Если постараемся, то все успеем еще до начала концерта.

При упоминании концерта поникшие сестры немного повеселели. Я, показывая пример, первой поднялась с дивана и направилась к шкафу. Перебрав скудный набор одежды Маргариты, выбрала серую юбку с заплатами и рубашку настолько застиранную, что цвет уже не удавалось определить, и быстро переоделась.

– Но чем мы будем вытирать пыль? У нас даже тряпок нет, – огорошила меня Марина.

– Что-нибудь придумаем, – не отрываясь от ревизии шкафа заверила ее я.

Порывшись в комоде, обнаружила несколько рваных полотенец. Располовинив их, получила средства для уборки. Благо, ведра и тазы в доме все-таки нашлись, правда, толковой чистящей химии я не обнаружила. Зато нашла обычное хозяйственное мыло и, измельчив его часть с помощью терки, взбила даже некоторое подобие пены. По комнате разнесся характерный запах, которого я… прошлая я не чувствовала со времен студенчества. Хотела уже приступать к уборке, но вовремя взглянула на нежные ручки девочек.

– Если есть какие-нибудь совсем старые перчатки, наденьте, – посоветовала я. Сама же не стала тратить время на такие мелочи и, подхватив ведро с тряпкой, двинулась к комоду. Девочки с тяжелым вздохом последовали моему примеру.

Прежде, чем вытирать, еще раз проверила его содержимое. В целом ничего особенного: постельное белье, полотенца, какая-то одежда, в которой и в огород-то стыдно было бы выйти. В глубине нижнего ящика обнаружила шкатулку, в которой хранились старинные украшения. Безвкусные крупные камни, оправленные массивным золотом, восхищения во мне не вызвали, но наверняка их в случае крайней необходимости можно будет продать за неплохую цену.

При мысли о продаже я сразу вспомнила, как покойная матушка с тяжелым вздохом цепляла тяжелое колье на шею.

«Такие старомодные, – вздыхала она. поднося к ушам слишком уж большие для ее изящных мочек серьги. – Но бабушке так нравится, когда я их надеваю.»

Я моргнула, стараясь поставить мысленную границу между воспоминаниями этого тела и своими. Они смешивались, создавая в голове совершеннейшую неразбериху. И хоть по большей части знания предыдущей владелицы тела оказывались полезными, я все же злилась, что будто стала совершенно не собой.

Тщательно вымыв все ящики внутри и снаружи, я заново сложила в них вещи и переместилась к шкафу. Здесь, на верхней полке, нашла коричневую папку с документами, подтверждающими право собственности на квартиру, три паспорта – свой, вернее, Маргариты, и обеих сестер – и несколько справок, суть которых с первого взгляда определить не удавалось. Вчитавшись, я поняла, что их выдали Маргарите после того, как за долги ее семья лишилась сначала загородного особняка, затем небольшой дачи и двух просторных квартир. Да уж, беда.

На самом дне папки лежала еще одна справка. Судя по ее потрепанному виду, сначала ее кто-то измял, но позже заботливые руки разгладили бумагу и постарались придать ей хоть сколько-нибудь презентабельный вид. Читать расплывшиеся буквы оказалось трудно, но возможно. Справка гласила, что Маргарита Соколовская прослушала курсы по истории Империи и мира, а также магической теории в университете имени Распутина.

Неприятное предчувствие кольнуло грудь. Судя по этой справке, а также по тому, как одеты местные женщины, в вопросах равенства полов этот мир продвинулся не так далеко, как хотелось бы. Конечно, надо бы еще поподробнее разобраться в особенностях местной социальной системы, но что-то мне подсказывает, что эти самые подробности меня не обрадуют.

Я тяжело вздохнула и собиралась отложить документы, но замерла. заметив, что посеревший от пыли ажурный тюль колыхнулся. Окно при этом оставалось закрыто, от двери тоже не сквозило – я стояла рядом и почувствовала бы ветер.

– Ой! – Марта бросила тряпку, которой неумело, но старательно мыла подоконник, и подбежала ко мне. – Марго, только не говори, что…

– У тебя открылся дар, – упавшим голосом констатировала Марина, которая прибежала на вскрик младшей сестры.

Я перевела удивленный взгляд с одной на другую. Разве магия – это не хорошо? Почему они обе выглядят такими расстроенными?

– Бедняжка, – Марта стиснула меня в объятьях так крепко, что я едва не задохнулась.

– Только не реви, она же не помирает, – напомнила Марина, но смотрела на меня все равно с грустью. – Ничего ведь страшного не произошло? – спросила она, пытаясь, кажется, убедить не столько меня, сколько себя саму. – У тебя и так кандидатов в женихи не было, кроме этого… Яринского, – фамилию незнакомого настоящей мне мужчины она почти выплюнула, скривив губы. – И вряд ли появились бы, даже не будь ты одаренной.

– Да, ты права, – я натянула на лицо улыбку, стараясь скрыть раздражение. Если снижение шансов моего замужества настолько сильно расстраивает сестер, значит, с положением женщин тут совсем туго. Мне что, революцию придется устроить, чтобы жить здесь так, как я привыкла? – Давайте работать, иначе не успеем до концерта.

Я надеялась, что и в этот раз магическое слово «концерт» подействует на девочек ободряюще, но увы, они по-прежнему смотрели на меня так, будто я на последней стадии рака. Однако за тряпки все же взялись.

– Может, тебе лучше отдохнуть? Говорят, пробуждение силы – неприятный процесс, – пробормотала Марта, почему-то пялясь на носки своих стоптанных туфель.

– Я чувствую себя… – сказать «нормально» не повернулся язык, – вполне сносно. К тому же, без меня вы точно не успеете закончить.

Переворошив шкаф и обнаружив в нем еще несколько вещей, уже не пригодных для носки даже дома, я отложила их на нижнюю полку. Надеялась отыскать еще что-нибудь, что расскажет о семье Соколовских, но увы, попадались мне только остатки былого величия вроде ни разу не надетой бежевой шляпки, которую, видимо, хранили как память, и нескольких дорогих бальных платьев в пыльных чехлах.

Закончив и со шкафом, я решила проверить, как дела у Марины. Войдя в ванную, с удовольствием обнаружила не только саму белую чугунную чашу, но и раковину и – слава всем существующим богам – стиральную машину. Выглядела она так же, как самая первая машинка моей бабушки – «Малютка», но все лучше, чем полоскать те же простыни руками. Что там настираешь куриными лапками Маргариты, а тем более девочек?

Марина домывала пол, выложенный плиткой со множеством трещин. Да и стены, от которых местами отвалилась краска, оптимизма не добавляли. И все же чистота несколько скрашивала бедность этого места. Еще бы почерневшие швы между дощечками плитки глаза не мозолили – и было бы замечательно. Но что имеем, как говорится.

Похвалив Марину за старания, я вернулась в комнату. Наклонилась к ведру, и вдруг пол взбрыкнул, как норовистый жеребец. Я почувствовала, что заваливаюсь на бок, но упасть мне не дала вовремя подоспевшая Марта.

– Ты все-таки приляг, отдохни, – сказала она, помогая мне добраться до дивана. – А на кухне и в комнате мы сами закончим.

Я бы хотела возмутиться, но сил не осталось даже на пару слов. Пришлось подчиниться упорным попыткам младшей сестры укрыть меня пледом. Отметив про себя, что диван надо или выбить, или пропылесосить, или – если не получится очистить – выбросить к чертовой матери, я закрыла глаза.

Думала, что сразу усну, но оставалась бодрой. И невозможность пошевелить даже пальцами из-за накатившей слабости вскоре привела к тому, чего я так сильно боялась: я начала размышлять обо всем, что со мной сегодня произошло.

Я не слишком отчетливо, но все же помнила свою прошлую жизнь: много работы, мало развлечений. Однушка в новостройке в ипотеку, серия неудач в личной жизни. Деньги – вот все, что волновало меня. Две работы и подработка. Кажется, я что-то кому-то рассказывала, что-то писала и редактировала, но попытки вспомнить, какой профессией владела, на кого училась и как складывался мой карьерный рост, потерпели полный крах.

Помнила, что средств на жизнь хватало. Но больше – ничего. Ни увлечений, ни друзей, все мое существование поглотила работа, похожая на панический забег хомяка в колесе. Иногда – книги или посиделки в баре с немногочисленными знакомыми, спортзал, но, кажется, все это без особого удовольствия, «потому что надо».

При попытке вспомнить более ранние годы перед глазами мелькали только обрывки: целый шкаф, забитый книгами, в старой комнате с ковром на стене. Какой-то спорт – бег, кажется. Собственный громкий смех, проселочная дорога под колесами велосипеда и радость от того, что город остался где-то позади. Сами по себе воспоминания казались милыми, но их омрачало осуждение, которое покрывало все детство как сеть липкой паутины. «От бега ноги будут некрасивые», «лучше бы погуляла с подругами, чем целями днями с книжкой сидеть», «опять порвала штаны, пока каталась в лесу» – сколько бы ни пыталась, не могла вспомнить ни одного хорошего слова в свой адрес и стыд из-за того, что не могу быть такой хорошей, какой хочет видеть меня мама.

Теперь, оглядываясь назад, я без труда поняла, что моя взрослая жизнь стала такой пресной из-за бессознательной боязни осуждения. Все у меня было «как у всех» – ни меньше, но и, увы, не больше. Тогда я этого не чувствовала и казалось, что делаю все правильно. Я не понимала, почему на душе так тоскливо и пусто, но не настолько, чтобы покончить с собой. Так что же случилось? Почему я… умерла? Откуда-то о том, что именно умерла, я знала совершенно точно.