Kitobni o'qish: «Друзья с Маяка»

"Мы создаем мечту!"

Мастер Краус

Часть первая. Первые грозы

Глава 1. Одуванчиковый день

Мари выглянула в окно и не поверила глазам: холм, на котором белой свечой возвышался их маяк, застилала пестрая желтая рябь. Без всякого предупреждения солнечные головки одуванчиков разом заполнили весь склон! Глубоко вдохнув теплый, напитанный предвкушением лета воздух, Мари почувствовала, что ветер за ночь поменял направление и больше не дышал дождем, как в предыдущие месяцы, вместо этого легкими теплыми порывами ерошил он шерсть небесных овец, неспешно идущих на стрижку, и качал желтыми головками в зелени молодой травы.

Такой славной погоды не было даже, когда день уравнялся с ночью, и одна из обитательниц маяка покинула его, чтобы стать хозяйкой в новом доме. Одновременно с радостью и сожалением помогала тогда Мари своей подруге с переездом. И хотя молодая жена почтальона жила совсем недалеко и все так же продолжала помогать в булочной, Мари было непривычно готовить только на двоих и не видеть за ужином улыбающегося лица Жаннет. Девушка вспоминала, как часто подруга-художница спускалась в гостиную, заляпанная краской, сама того не замечая, а когда ей говорили, принималась тереть рукой, еще более размазывая краску по лицу… Мари улыбнулась майскому утру и своим воспоминаниям. Отстранившись от подоконника, на который опиралась ладонями, девушка быстро побежала по винтовой лестнице вниз. Распахнув входную дверь, она босиком ворвалась в царство одуванчиков. А чуть позже охапка желтых цветов была помещена в глиняную вазу, украсив стол в гостиной.

Наверху хлопнула дверь, и на металлической лестнице послышались торопливые шаги. Проходя мимо комнаты Жаннет, Томми бросил взгляд на деревянную дверь, слегка приоткрытую сквозняком, – ему захотелось привычным движением забарабанить по ней с криком «Жаннет, вставай!», чтобы разбудить работавшую почти до зари художницу. Теперь эта привилегия досталась другим. Анри рассказывал как-то за ужином – а они продолжали часто собираться все вместе – что привычки Жаннет не сильно изменились после свадьбы.

Из комнаты все еще доносился слабый запах масляной краски…

– Томми, я должна серьезно поговорить с тобой, – Мари накрывала на стол.

«Хорошенькое начало такого солнечного и теплого дня», – подумал мальчик, прицеливаясь, что бы ему ухватить со стола и побыстрее ретироваться. Конечно же, Мари собиралась говорить с ним о лодке, которую они уже несколько месяцев строили вместе с Элис и Сэмом младшим.

Все свободное время Томми проводил на пляже, рядом с бывшим домом капитана Нордваттера, где ребята установили деревянные подпорки для своего судна и небольшой навес. Элис тоже старалась уделять их «Фрегату», как называл его Томми, достаточно времени, но у нее была помимо этого еще танцевальная школа и строгая мама. А Сэм, хоть и был хорошо знаком с устройством малых судов и являлся отменной подмогой молодому капитану, нес обязанности старшего сына в большой семье Фюшкинсов и не всегда имел возможность приходить на «верфь» каждый вечер. Томми же проводил там иногда даже и дневное время, и, разумеется, это шло в ущерб занятиям в школе. Мальчик догадывался, что еще до того, как мадам Жерни успела уведомить Мари о своих тревогах, та уже получила вести из другого более близкого источника. Но что он мог поделать? С тех пор, как пришло потерянное письмо от считавшихся пропавшими без вести родителей, мальчик с трудом мог оторвать мысли от морских путешествий, а взгляд – от горизонта, где небо соприкасалось с манящей водной гладью, обещающей огромный новый мир. По ночам, при свете лампы, он читал выпуски журнала Географического Общества, которые для него выписывал из города мистер Вилькинс, расстилал на полу коричневатые простыни карт, позаимствованные у него же или оставшиеся от мистера Нордваттера. Вместе с Сэмом и Элис они чертили на обратной стороне старых рулонов обоев планы корабля, обложившись книгами из библиотеки капитана, теперь обитавшими на маяке. К удивлению мальчишек, Элис показала себя весьма способной в расчетах. Знавшая работу с выкройками, она легко справлялась с перенесением чертежей из одного масштаба в другой, аккуратно и педантично перерисовывая их в нужном размере. Сэм был хорош в практической части и знании моря, а инструмент в руках мальчишки казался продолжением его рук. Томми же отвечал за анализ литературы и идейную составляющую. И, хотя Сэм иногда посмеивался, что руки у Томми росли не из самого привычного места, юный мечтатель все же являлся основным строителем их будущего «Фрегата».

– Послушай, – Мари налила чай, – я понимаю, что в такую погоду, как сейчас, в школу ходить не слишком хочется…

– …У, не в эфом фело… – Томми отчаянно запихивал в рот бутерброд почти целиком.

– Да прекрати же дурачиться! – девушка встряхнула собранными в конский хвостик волосами, – подавишься!

Однако не тут-то было, Томми блестяще справился с бутербродом, глотнул чая, схватил еще один, и со словами «мне пора» бросился к двери.

– Томми!

Дверь хлопнула, только вздрогнули желтые головки одуванчиков.

– Совсем не совладать стало… Ладно, вечером поговорим, – Мари добавила молока себе в чашку и села завтракать.

Томми вприпрыжку летел через лес, спугивая с ветвей голосящих весенние песни птиц. Было еще рано, и Городок-вниз-по-холму спал, редкие хозяйки сонно потягивались, собираясь растапливать печь, и только те, что держали скот, были уже на ногах. Даже ранняя пташка – Мари – еще не вышла на лесную тропинку, чтобы первой открыть булочную и наполнить улочку ароматом свежего хлеба, а Томми уже бежал к берегу, где в старом домике на сваях он хранил свой инструмент.

Теплый соленый ветер ударил в лицо мальчику, взъерошил его светлые волосы, дернул за воротник рубашки, забрался внутрь и захлопал ею, как парусом корабля при смене галса¹.

Нашарив под заветным камнем ключ, мальчик отпер домик и вытащил наружу тяжелый деревянный короб с инструментом. «Сделаю пока, что успею, – подумал Томми, – а там как звонок услышу – побегу». Звонок он, конечно же, не услышал.

***

Элис было не усидеть. Она то бросала взгляд за окно, открывавшее клочок голубого неба и школьного двора, но, разумеется, берега через него было не увидать, а то украдкой поглядывала на закрытую вслед за отгремевшим звонком дверь классной комнаты. Но Томми не появлялся, причем такое происходило уже не первый раз. Элис догадывалась, где она могла бы найти его сейчас, и это-то и тревожило ее. Почему он так часто стал пропускать занятия? Но в очевидном беспокойстве об образовании друга была и совсем иная нотка. Ведь обещание ходить в школу было частью его соглашения с Мари. Неужели он снова собирается уйти? Дверь смущенно скрипнула, и в класс скользнул мальчик, удостоившись укоряющего взгляда преподавательницы. Элис сразу вскинула голову, но тут же снова опустила взгляд в книгу – это был не Томми.

Обернувшись, девочка встретилась взглядом с большими карими глазами одноклассника, сидевшего в противоположной части комнаты. Сэм Фюшкинс, долговязый мальчик, в силу своего роста отправленный на заднюю парту, неопределенно пожал плечами. В ответ Элис слегка поджала губы, что было скорее знаком задумчивости, чем недовольства, и отвернулась к доске. Вся надежда была на третий урок. Географию Томми старался не пропускать.

Тем временем в небольшом домике почтальона, покрытом свежей желтой краской, раздался страшный металлический грохот. Однако он никого не потревожил, ибо в доме сейчас находилась только лишь виновница шума. Мать почтальона в этот момент занималась подравниванием кустов в саду, к тому же была глуховата, и ничего не услышала, продолжая неспешно орудовать секатором. На кухне Жаннет недовольным взором оглядывала последствия своих действий. Несколько крупных кастрюль, все еще продолжая покачиваться на округлых бортах, словно корабли в дрейфе, лежали на полу, куда были низвергнуты рукой незадачливой хозяйки. Сковородки в силу своей формы занимали более стабильное положение, уже перестав издавать низкий гул, которым они сопроводили приземление. Наибольший урон получила фарфоровая чашка, просто попавшая под сковородо-кастрюльную лавину. Теперь она представляла собой разбрызганную по полу горстку черепков.

Жаннет еще раз тяжело вздохнула. И всего-то-навсего тянулась за небольшим ковшом, который, в отличие от своих соседей, все еще предательски восседал на верхней полке. Снова мысль о табуретке проникла в голову Жаннет. «Ну, нет уж! Раз в первый раз не стала, теперь-то уж чего?» – и она потянулась к ковшу.

Последовал короткий лязг, и на кухне снова воцарилась тишина.

– Подумаешь, какой важный! – девушка подобрала ковш с пола, а затем занялась остальной утварью.

Анри обычно покидал дом рано, часто еще даже до пробуждения жены. Первые дни после свадьбы девушка делала героические усилия, чтобы успеть встать и не только проводить мужа, но даже приготовить ему завтрак, хотя бы сварить кофе. Ее хватило на две полных недели. Но пустые холсты жгли ее изнутри, зудели, как изъеденная комарами кожа, и, в конце концов, вечера подле мужа плавно стали перетекать в ночи у мольберта, а утренние пробуждения стали все мучительнее. Мари вздыхала, что Жаннет клюет носом у прилавка во время своих смен. Старушка мать тихонько сокрушалась, что она ничего не может найти на кухне после сомнамбулического хозяйствования невестки. А однажды утром Анри отставил чашку с кофе, в котором вместо двух ложек сахара, как он любил, были заботливо перемешаны супругой две ложки соли, и положил этому конец, сказав, что масло на хлеб он с утра вполне в состоянии намазать сам, и ему куда важнее выспавшаяся и адекватная жена. С тех пор жизнь в доме почтальона потекла спокойнее.

Однако сегодня Жаннет была настроена решительно. До смены в булочной оставались еще целых два часа, а дороги до места не более минут пяти, так, во всяком случае, полагала жена почтальона. Сегодня она собиралась приготовить полноценный обед и занести его на почту Анри.

Взяв небольшую метелку с замятой на одну сторону щетиной, Жаннет аккуратно собрала осколки. Самое неприятное было то, что чашка принадлежала сервизу. Конечно, мама Анри наверняка скажет – «к счастью». Старушка с первого дня тепло приняла невестку в свою семью. И это была первая «официальная» семья девушки за долгие годы. На маяке все было немного иначе, Жаннет прибыла туда когда-то в статусе помощницы, а в итоге прожила там как равный независимый член команды, в конце концов, почти семьи. Но здесь, в новой семье, она боялась, что от нее будут ждать соответствия общепринятым ролям. На маяке ее принимали такой как есть, без статуса, без ярлыка. Она была просто Жаннет. Теперь же она стала «женой», «невесткой», «хозяйкой дома»… И ведь за этими табличками стояли не просто слова, но представления, соответствия, ожидания. И в первую очередь те, которые она сама неосознанно им приписывала.

Жаннет вздохнула и унесла осколки. «К счастью, к счастью, к счастью», – пробубнила себе под нос художница.

***

Отрывисто глянув на часы, Мари поспешила улыбнуться очередной покупательнице. В печи надували слоеные бока круассаны, заполненные домашним шоколадом. Партия коричных булочек подходила, греясь рядом. А между тем Жаннет все не появлялась, вынуждая Мари разрываться между наплывом посетителей и своими строгими критериями по выпечке. Наконец, звякнул колокольчик, и с сорокаминутным опозданием в булочную вошла художница. Вид у нее был понурый. Обычно влетающая, словно маленький вихрь, улыбающаяся всем присутствующим, сегодня она лишь вежливо поздоровалась и двинулась на кухню. Быстро оценив ситуацию, Мари поняла, что при таком состоянии Жаннет, выпечка вряд ли найдет в ней безопасное соседство, поэтому, отпустив покупателя, которого в данный момент обслуживала, извинилась перед еще двумя, ожидавшими своей очереди и, сославшись на печь, метнулась в кухню. Впрочем, в своем оправдании Мари не кривила душой, круассаны и впрямь пора было изымать. Подбавив огня, девушка погрузила следующий противень в печь.

– Жаннет, что стряслось?

– Все пропало… – жалобно произнесла девушка, ковыряя ложкой уже готовую начинку для пирожков.

– Что такое? Картина не получается? – Мари аккуратно вытащила миску из рук подруги, – у меня там очередь, тут круассаны… Ладно, скоро приду, – бросив оценивающий взгляд на ближайшие к подруге предметы, Мари скрылась за дверью.

Вскоре она снова появилась на кухне.

– Давай-ка переодевайся и рассказывай, – Мари кинула фартук художнице, все так же восседавшей на табурете.

Та неспешно поднялась.

– Я хотела сделать Анри обед и отнести его на почту…

– Анри или обед? – Мари попыталась рассмешить подругу, принимаясь перекладывать круассаны.

Жаннет лишь покачала головой:

– Это катастрофа какая-то!

– Не преувеличивай, – Мари быстро раскатала тесто и стала нарезать его аккуратными ромбиками, – у меня еще два подноса пирожков и все. Тебе не нужно ничего делать на кухне – вот! Ты сегодня будешь только у прилавка. Хорошо?

Жаннет кивнула.

– Ну что такое? Сгорело, пригорело, разбилось? Взорвалось, быть может? – девушка улыбнулась подруге, – У всех бывают криворукие дни. Не помню, чтобы раньше тебя беспокоило подобное.

– Раньше, – Жаннет еще раз вздохнула, – раньше были картины на первом месте, а теперь у меня есть еще – Анри.

– Разве это плохо? Мне казалось, что семья… – но тут Мари замерла, осознав, что не может подобрать правильных слов, – что я хотела сказать: Анри – не тот человек, который станет осуждать тебя.

– Анри, может, и не станет, – и Жаннет вышла навстречу звякнувшему колокольчику.

Мари на мгновение замерла с миской в руках, потом принялась раскладывать начинку по ромбикам теста.

«Семья…» – Мари знала, что далеко не всегда это слово влекло за собой простую историю, по крайней мере, не в ее случае, и не для Жаннет. Все трое скитальцев, которых в свое время жизнь свела под крышей старого маяка, несли за спиной мешок непростых воспоминаний. Быть может, в том числе это и объединило и сблизило их. Потому Мари могла понять волнения подруги по поводу вступления в новую жизнь, сама-то она туда не слишком торопилась.

Когда девушка вынесла к прилавку круассаны, посетителей уже не было, только Жаннет с отсутствующим видом раскладывала монеты по достоинству.

– Хватит, – Мари опустила поднос на прилавок, – ну что ты киснешь? На, съешь круассанчик.

– Да ну, Мари, в самом деле, – художница отодвинула от себя поднос, – потом ты предложишь выпить горячего чая – как будто это лучшее решение всех проблем.

– Нет, конечно, это не само решение, но важная его часть, – Мари улыбнулась, посмотрев куда-то далеко за пространство булочной, – моя бабушка так делала. Когда кто-то переживал или ссорился, она сажала их пить чай. Постепенно люди успокаивались и начинали приходить к адекватным решениям вместо поспешных, навеянных переполнявшими их эмоциями.

– Когда меня переполняют эмоции – я пишу картины. Это состояние для меня важно, – Жаннет потянулась к подносу.

– Так и пиши! Изобрази на полотне ощущение сбежавшей каши или подгоревшего хлеба! – улыбнулась Мари подруге.

– Смеешься, – покачала цветными перышками Жаннет. После свадьбы она снова стала красить часть прядей в разные цвета, убедившись, что экстравагантность ее облика никого в доме мужа не смущала. – А сама несешься к печи в середине любого разговора, ни секундой раньше, ни секундой позже!

Мари слегка дернула плечами:

– Я могу помочь тебе с кулинарией, но ведь ты и так все прекрасно умеешь. Дело не в этом.

– Да, – кивнула Жаннет, – время… оно течет как-то по-разному для тебя и для меня. Я словно не в ладу с его потоком, постоянно гребу против течения, а ты четко видишь каждый камень, каждый порог…

Мари на мгновение отвела глаза, будто поток, о котором говорила Жаннет, подхватил ее и понес вспять.

– Нельзя увидеть каждый порог… Иногда эта река обрушивается и уносит в водовороте, когда тебе казалось, что впереди она такая спокойная еще на многие мили… Но да, я ощущаю некую гармонию со временем, – девушка потянула носом аромат, доносившийся из кухни, потом качнула головой, – нет, еще рановато…

Жаннет возвела глаза к потолку и откусила круассан, из которого по краям сразу проступило кружево шоколада:

– Мм… – протянула она, вытирая рукой губы, – это другой?

– Да, я сменила поставщика какао.

– Серьезно? Так ты за этим на прошлой неделе ездила в Порт?

Мари кивнула:

– Лучше, согласись? Хочу поэкспериментировать с новыми рецептами с использованием этого шоколада, надеюсь успеть к Празднику Начала Лета.

Жаннет увлеченно доедала круассан, казалось, вспышка ее огорчения улеглась так же стихийно, как и возникла.

– Мы так хорошо показали себя на осеннем празднике, что нам, похоже, собираются доверить и этот.

В ответ Жаннет посмотрела на подругу с таким видом, что если бы у нее не был занят рот, то прозвучало бы «и ты молчала?».

– Но это еще не точно, – поспешила опередить эту фразу Мари, – никто ко мне пока официально не обращался. Но. Я хочу подготовиться, – и она с заговорщическим видом подняла бровь.

***

За спиной Томми раздался радостный лай, и почти сразу на плечи мальчика опустились лохматые лапы, осыпав рубашку комками мокрого песка. Большой черный пес повалил своего человеческого друга в песок и торжествующе высунул язык.

– Ах, хулиган! Да стой же ты! – семеня галошами по песку, спешила к ним хозяйка непослушного зверя. – Томми, это ты, а я уж испугалась… – мадам Кюрю пыталась отдышаться, одной рукой поправляя съехавший платок.

Мальчик к этому времени взял реванш и валял в песке пса к вящему восторгу последнего.

– Мадам Кюрю, доброе утро! Как Ваше здоровье? – отвлекся на мгновение Томми.

– О, сегодня уже гораздо лучше, спасибо! – лицо старушки сразу же осветила улыбка, – Скоро должна приехать моя дорогая Викки! Доктор прописал ей морской воздух и прогулки на природе, она ведь… Как бы это поделикатнее… – мадам Кюрю перебирала в голове слова, – на сносях…

– Где она? – Томми поднял удивленный взгляд на говорившую, резко перестав трепать за ухом пса. Тот тоже глянул на хозяйку.

– Я хотела сказать… в положении… – замялась та.

– В трудном? – хитро посмотрел на старушку Томми.

– Не в простом, само собой… Ой! – махнула на него рукой мадам Кюрю, – что ты меня путаешь? Как с вами, мальчиками, сложно. Беременна она.

– Пуф! Так бы и говорили! Про это, положим, всем еще с Рождества известно! А то снося какие-то…

– Томми, – несердито покачала головой мадам Кюрю и, вдруг что-то вспомнив, рассеяно посмотрела на него, – да, а разве ты не должен быть сейчас в школе?

– Ой! – Томми обернулся и прищурился на солнце, высоко уже маячившее над линией горизонта, после чего сразу вскочил, спешно принимаясь убирать инструменты. – Хорошего дня, мадам Кюрю! – прокричал он, схватив портфель и устремляясь бегом вдоль берега, – хороших сносей Вашей дочери!

– Ох, эти мальчики… – покачала головой старушка и тут же воскликнула: – Ой! А ты куда? Безобразник! Стой немедленно!

Черный пес припустил по песку вслед за Томми, приняв его побег за новую игру.

– Ну, разбойник! – всплеснула руками мадам Кюрю.

***

Одарив осуждающим взглядом приземлившегося с ней за одну парту мальчишку, Элис демонстративно отвернулась к доске. Томми захотелось скорчить ей в ответ какую-нибудь рожицу, но он посмотрел на мистера Вилькинса и передумал. Тот ничего не сказал мальчику по поводу его опоздания, однако в конце урока, когда Томми проходил мимо, попросил зайти к нему в кабинет после уроков. От такого приглашения сбежать было нельзя, Томми это хорошо понимал. Элис же продолжала дуться, что повышению настроения не способствовало. Да еще на перемене подошел Сэм и сказал, что сегодня на верфь прийти не сможет – нужно помочь родителям. Томми перевел вопросительный взгляд на Элис.

– У меня танцы сегодня, ты же знаешь, – ответила она, – а у тебя разговор с мистером Вилькинсом, – Элис тоже слышала слова учителя, покидая класс, – и, честно говоря, я бы посоветовала тебе потом сесть за уроки. Но да ведь ты все равно ничьих советов не слушаешь!

«Теперь еще и она будет нотации читать!» – сердито подумал мальчик, но вслух сказал:

– Элис, ты же сама знаешь, как это важно для меня…

– Знаю, – ответила девочка чуть мягче, – но «Фрегат» никуда не денется, а учиться тоже важно. К тому же лето скоро. Ну и потом… – она слегка понизила голос, – ты же сам знаешь, это только подготовка, и мы не можем уйти на нем далеко, тем более, сейчас. Ты сам говорил, – последнее она произнесла практически с надеждой.

– Говорил, – протянул мальчик.

К обеденному времени Томми подошел к дверям географического кабинета, помялся немного, тяжело вздохнул и постучал.

Мистер Вилькинс сидел за учительским столом, закинув ногу на ногу в гладко выглаженных брюках. Проницательные зеленые глаза спокойно смотрели на мальчика, в них не было недовольства или осуждения, с которым обычно другие учителя готовились отчитывать нерадивых учеников. Он пригласил Томми садиться, предпочитая общаться с мальчиком на равных.

– Я так понимаю, тебе сегодня с утра не удалось застать Мари, – уточнил учитель.

– Скорее это ей не удалось застать меня, – сознался Томми.

– Может, так и лучше, – мистер Вилькинс сложил ладони перед собой, – Томми, тебе хорошо известно, что я считаю тебя неглупым молодым человеком, ты много читаешь, это так. Однако есть опасность в одностороннем образовании. Как минимум начальные знания должны охватывать широкий спектр предметов. Понимаешь, о чем я? – мальчик кивнул, и мистер Вилькинс продолжал, – к тому же речь идет об ответственности. Тебе необходимо окончить школу, чтобы двигаться дальше по жизни. Я вижу твое отношение к моему предмету и ко мне лично, но, честно говоря, меня огорчает твое пренебрежение другими, и мне неприятно за коллег.

Он замолчал, давая мальчику осознать и впитать услышанное. Томми тоже молчал, рассматривая дощатый пол под ногами. Доски волшебным образом начинали менять свою форму прямо перед его глазами, постепенно превращаясь в обшивку корабля. Мальчик моргнул. Он чувствовал себя неловко, эти слова почему-то звучали особенно болезненно именно в устах мистера Вилькинса. Возможно, потому что тот говорил их мальчику как равному, не квохтал, как некоторые учителя, не отчитывал… Даже Мари говорила бы с ним немного сверху вниз. Однако мистер Вилькинс, будучи гораздо старше и выше по статусу, общался с ним просто и спокойно, и оттого Томми было еще грустнее. Ведь он понимал, что вряд ли последует совету учителя. Если бы он и присутствовал на всех классах, мысли его были бы все равно в ином месте. Даже сейчас разум его то и дело возвращался к обрастающему плотью корабельному скелету на берегу. Когда Томми увлекался чем-то, ему было очень сложно заставить себя уделять время иным вещам.

Нужно было как-то объяснить это мистеру Вилькинсу, но Томми не знал, как подобрать правильные слова. Он глянул на учителя и снова опустил взгляд.

Преподаватель наблюдал за мальчиком. Он видел внутреннюю борьбу, но не понимал пока ее истинных причин.

– Томми, если тебя что-то беспокоит, ты можешь сказать мне. Хорошо? Не обязательно сейчас. Просто знай, что я тебя выслушаю.

– Хорошо, мистер Вилькинс, – Томми поднялся. – Я знаю.

– Ладно, – учитель тоже встал, – будем считать, что наш разговор состоялся. Выводы из него ты сделаешь сам и примешь решение.

Прикрыв за собой дверь кабинета, Томми поспешил покинуть здание школы. Берег в шелке свежей травы ласково освещало солнце. Мальчику захотелось броситься бегом к пляжу, скинуть всю одежду и с головой окунуться в морскую воду. Но тепло воздуха было обманчиво, прогревая землю лишь днем, ночью же царила весенняя прохлада, а морские просторы, сиявшие в этот момент пронзительной синевой, несли в своей глубине отголоски зимнего холода.

На приступке у школы Томми увидел Элис, склонившуюся над книгой в тонкой обложке, разложенной на коленях. Веселые непослушные завитушки пшеничных волос пробивались около ушей и на шее, как одуванчики из травы. Томми подошел и заглянул через плечо. В отличие от него, Элис выписывала совсем другие журналы, о вымышленных приключениях вымышленных героев, однако наполненные путешествиями и описаниями диковинных уголков света, как и те, что читал Томми.

– Ты же на танцы шла, – убедившись, что Элис его не замечает, дал о себе знать Томми.

– Ой! – девочка подняла голову, явно выдернутая из какого-то иного мира, полного диких невиданных растений и прячущихся в их зарослях индейцев, – ну да, я и иду. Просто… решила вначале тебя дождаться, узнать, как все прошло.

Томми опустился рядом с Элис на приступку.

– А… – махнул он рукой. Но девочка видела, что на самом деле ее друг переживает, – еще Мари дома наверняка что-нибудь скажет… – добавил он, – просто со всех фронтов обложили. Иногда я начинаю думать, может, пора сбежать снова…

– Глупости говоришь! – Элис раздраженно захлопнула книгу и вскочила, – все, я пошла на танцы.

Конечно, мальчик всерьез не имел в виду того, что сказал. Но, наблюдая теперь удаляющуюся спину Элис, подумал: «Ну чего она так обозлилась?» – и тоже зашагал прочь от школы.

У домика на сваях он остановился, вспоминая события прошлого года, когда они с Элис впервые наведались сюда в гости. Томми невольно улыбнулся. «Вот мистер Нордваттер меня бы понял», и с этой мыслью он сунул руку под камень, доставая ключ.

***

Маленький садик, разбитый за маяком, как любой участок окультуренной земли, нуждался в постоянном уходе. У Мари не всегда доходили до него руки. И в основном он служил источником свежей зелени для стола и небольшим цветником. Однако девушка мечтала выращивать там пряные травы для пекарни, но это требовало большего времени. К тому же не все травы, привычные ей с детства, желали расти в этом климате. Особенное огорчение и регулярную борьбу вызывал розмарин.

В большой соломенной шляпе, удерживаемой на голове широкой сиреневой лентой, Мари, стоя на коленях подле одной из грядок, аккуратно перемещала туда подрощенную заблаговременно рассаду. Семена базилика и других менее прихотливых трав она засыпала сразу в землю, но маленькие проростки розмарина еще долго грелись в лучах весеннего солнца на подоконнике в ее комнате. Жаннет посмеивалась над ежегодным упорством подруги, напоминая ей, что вовсе не накладно покупать эту специю. Но для Мари это было делом принципа – она хотела использовать собственные травы.

Выковыривая лопаткой лунки, девушка поглядывала на склон холма, спускающегося к лесу, и довольно рано заметила приближающуюся к маяку фигуру. Очистив лопатку, Мари поднялась, сняла перчатки, сложила все в небольшой деревянный ящик и направилась к домику, где хранила инструменты. И поспешила на маяк. Время, как всегда, было рассчитано отлично. Птичка только что залетела, и дверь захлопнулась.

– Томми, мой руки и сразу к столу, – Мари застала мальчишку на лестнице.

– Нравоучения читать будешь? – вздохнул Томми.

– Сначала кормить, – улыбнулась Мари, – ну, давай-давай!

Если бы он не был так голоден, можно было бы закрыться в комнате, сказав, что не будет ужинать, а когда Мари ляжет спать – тихонько проскользнуть на кухню, но он полдня проработал на верфи и не мог сопротивляться приглашению на ужин. За все приходится платить… Хочешь есть – будь любезен слушать лекции о пользе общего образования.

– Тебе Жаннет не рассказывала о своем детстве? – спросила Мари, когда отзвучали ложки и чашки.

– Ну… что-то там про ферму… Корову она доила… – пожал плечами Томми.

– Да, – Мари слегка отодвинула чашку, – их было трое у родителей, два старших брата и она. С маленького возраста все они помогали родителям. Мальчики изредка ходили в сельскую школу, но у них не было много времени на это. Ферма требует постоянного труда от зари и до заката. А девочкам в то время, особенно не из привилегированных семей, вообще учиться особенно-то и не полагалось. Потом Жаннет пыталась поступить в художественное училище, но у нее не было ни базовой подготовки, ни денег, но еще одним серьезным препятствием являлось то, что она была девочкой. И по этой же причине о высшей школе речи не шло. Ей пришлось достигать всего самой, одной, параллельно зарабатывая себе на хлеб. Мне повезло больше, в нашей семье всем девочкам давали домашнее образование. Но в школу я, как ты или Элис, не ходила. Возможно, я и смогла бы попасть в университет, но очень высокой ценой. До сих пор не везде принимают женщин, или косо смотрят на них как в учебных аудиториях, так и в собственной семье. В мое время в университеты прорывались самые первые и самые отчаянные, прокладывая дорогу остальным жаждущим знания женщинам. И мне сейчас тебе не рассказать, чего им это стоило. И как порицало их общество. Ты, – и Мари посмотрела ему прямо в глаза, – имеешь привилегию учиться, пусть не в городской или столичной, а в нашей маленькой школе, но поверь, учителя в ней высокой квалификации. И хотя не все из них получили университетское образование, в первую очередь в силу своего пола, – она сделала небольшую паузу, – им есть чему тебя научить.

Томми молчал, потом поднял глаза, которые опустил в конце ее монолога, и спросил:

– То есть, если бы, например, Элис родилась на несколько лет раньше, она не смогла бы учиться?

– По крайней мере, точно не в одной школе с тобой, – усмехнулась Мари. – Девочек отправляли в пансионаты, если родители могли это позволить, или им нанимали учителей.

– А.. когда мы окончим школу, Элис… сможет пойти учиться дальше?

Мари пожала плечами:

– Возможно.

– А ты? Ты хотела учиться?

Девушка посмотрела в окно и задумчиво произнесла:

– Было время, я хотела стать врачом. Но женщина, да еще и на медицинском факультете… – она усмехнулась, – впрочем, такие уже тогда были. Но моя семья никогда бы не допустила этого.

***

Томми лежал в постели, устремив взгляд в окно, за которым из легкого тумана облаков выглядывал тонкий серп луны, и раздумывал над словами Мари. Еще никогда он не смотрел на жизнь под таким необычным для него углом. Он уже несколько лет учился в местной школе, с Элис в одном классе, сидел с ней за одной партой, а Жаннет и Мари, оказывается, в его возрасте не сидели с каким-нибудь мальчишкой за одной партой, более того – вовсе не учились в школе. «Интересно, а Элис знает об этом? Надо будет спросить ее…», – подумал он, натягивая повыше одеяло, когда из окна повеяло прохладным ночным ветром.

Месяц постепенно переползал по небосклону, так что уже только самый кончик его был виден в окно. Мысли Томми неспешно меняли свое направление, и вот уже на границе сна выплыл перед ним большой, светящийся, как и луна, на которую мальчик смотрел, корабль. Сон потянулся вслед за белыми пузатыми парусами, и веки Томми сомкнулись.