Kitobni o'qish: «Жаль, но я тебя люблю»

Он сказал мне, что уходит, прямо во время родов.

Был рядом все восемь часов, а когда пришла пора сыну появиться на свет, произнёс:

– Делаю это, чтобы ты меня никогда не простила. У меня другая и я к ней ухожу. На содержание Арсения буду присылать деньги на карту.

Показалось, что боль душевная затмила физические страдания.

А Кирилл действительно ушёл. Прямо за полчаса до рождения нашего сына.

Миновало три года. Я назло бывшему мужу не стала называть ребёнка так, как хотел Кир. И назло же стала счастливой.

А Кирилл появился рядом снова совершенно внезапно и сказал:

– Жаль, но я всё ещё тебя люблю…

Если бы Кирилла не было рядом, я бы, наверное, сошла с ума. Нет, мне не было как-то заоблачно больно, или что-то в этом духе… Я просто была в состоянии какой-то дикой растерянности, страха, которые ничем разумным не объяснялись.

Вроде и про роды прочла всё, что можно и нельзя, а когда наступил день «Икс», почему-то меня охватило каким-то жутким, совершенно иррациональным испугом.

Но присутствие Кира, что стоял рядом со мной нерушимой скалой, или же растирал мне поясницу на пике схваток, не только давало ощущение уверенности, что всё пройдёт так, как нужно, но и успокаивало неимоверно.

– Может, всё же обезболивающее? – спросил Кир, когда миновала особенно жестокая по силе минута.

Я отрицательно помотала головой.

– Нет. Только немного воды, пожалуйста. Буквально глоточек…

Кирилл подал мне стакан, из которого я отхлебнула практически чуть-чуть, чтобы смочить горло, после чего продолжились те часы, которые уже стали своего рода бесконечностью.

И вот последний осмотр и благословенные слова от врача:

– Через десять минут на кресло, открытие почти полное. Будем рожать.

Фух! Слава богу! Аж полегчало на душе от того, что я поняла: вот-вот на свет появится наш с мужем сынок. Мы даже имя ему уже придумали, причём очень сильно заранее. Арсений. И я мысленно представляла, как красиво будет смотреться запись в его свидетельстве о рождении.

Марков Арсений Кириллович.

Мой крохотный малыш, который, когда вырастет, обязательно будет похож на отца. Такой же красивый, сильный, настоящий мужчина.

– Ну, скоро увидим сыночка, – выдохнула я, немного приходя в себя за те мгновения, которые были в моём распоряжении во время перерыва между схватками.

Я посмотрела на Кира с вымученной улыбкой, и мне почему-то совершенно не понравилась та реакция, которую он выдал. Муж как будто бы был не рад тому, о чём я говорила.

Однако задать вопросы по данному поводу я не успела – меня снова накрыло новыми «весёлыми» ощущениями, только теперь к ним присоединилось чувство, будто меня распирает изнутри.

И вот он – тот момент, когда мне сказали, что можно и нужно на кресло, где и должен был появиться на свет наш Арсюша.

Марков помог мне с тем, чтобы оказаться на этом чудо-приспособлении, и вдруг выдал то, что меня ошарашило:

– Я делаю это именно в данный момент, чтобы ты никогда меня не простила, – шепнул он, склонившись к самому моему лицу.

Врачи как раз были заняты последними приготовлениями, в палату пришёл неонатолог… А я лежала, раскинув ноги, и не понимала, что вообще происходит.

За что прощение? О чём он вообще? Кирилл же, меж тем, продолжил:

– У меня другая и я к ней ухожу. На содержание Арсения буду присылать деньги на карту.

Если бы сейчас с небес спустились римские солдаты, чтобы распять меня прямо здесь и сейчас, я бы и тогда не испытала даже сотой доли того, что ощутила в этот момент.

Это было крайне жестоко! Это было непростительно… И почти смертельно! По крайней мере, я испытала именно чувство, будто меня убили… Причём сделано это было руками настолько любимого и родного человека, что я сама бы без раздумий отдала за него жизнь.

А Кирилл действительно развернулся и ушёл. Прямо за полчаса до рождения нашего сына…

Следующие минуты превратились в ад на Земле. И виной тому были вовсе не физические страдания. Их затмила настолько острая душевная боль, что я не представляла, как с нею можно совладать…

– Давай, Тасенька, ну же! Помоги сыну родиться… – донёсся до меня голос акушерки, и это прорвало какие-то неведомые преграды у меня внутри.

Нет, я не разрыдалась, хотя очень хотелось это сделать, и я понимала, что так или иначе не миновать потом момента, когда стану выть в подушку. Но из меня вырвался протяжный нечленораздельный звук, я сосредоточилась на том, чтобы родить ребёнка… Несколько потуг и родильный зал огласился криком новорождённого.

А меня затопило такой эйфорией, что она смела волной все те моральные страдания, которые с полчаса назад намеренно причинил мне Кирилл.

Пока производились те манипуляции, которые требовались по регламенту и в отношении меня, и в отношении сына, я лежала, прикрыв глаза. И не пускала в голову мысли о муже, хотя разок мне пришло предположение о том, что меня попросту разыграли.

Да, жутко. Да, почти непростительно… Но всё же разыграли. Иначе и быть не может… Но ведь бывают жестокие пранки над близкими людьми. Когда их пугают чуть не до сердечного приступа, или макают лицом в торт…

Но этот розыгрыш был бы слишком ужасным… Хотя сейчас я готова была молиться о том, чтобы всё именно так и обстояло. И чтобы вот-вот муж зашёл в палату с букетом и сказал:

«Я просто хотел, чтобы адреналин помог тебе не испытывать боль».

Господи, о каких глупостях я думаю! Ведь всё более чем прозрачно и понятно. У Кира и впрямь другая, и я это замечала ещё до того, как мы оказались здесь!

Меня переложили на кровать-каталку, а малыша устроили в прозрачной люльке на колёсиках. Подвезли поближе ко мне, и я всхлипнула, когда мой взгляд, словно приклеенный, остановился на Арсении…

Нет уж! Никакой это будет не Арсений! Ведь именно муж выбрал данное имя. А сейчас, когда ушёл – если это действительно правда – я буду последней, кто оставит ребёнка названным так…

Илья.

Да, теперь он будет Ильёй…

– Таисия, вы обедать будете? Мы пока палату ждём послеродовую, я вам сюда могу еду принести, – обратилась ко мне медсестра, и это почему-то стало тем катализатором, который меня заставил скривиться и разрыдаться.

Совсем не так я представляла себе окончание родов… Совсем иначе!

– Господи, – тихо выдохнула она и, подойдя, взяла меня за руку.

Я не знала, слышал ли кто-то из персонала о том, что произошло прямо во время родов, но даже если они стали свидетелями, данную тематику не развивали.

– Муж же ушёл, да? Совсем? – спросила я у медсестры, проревевшись, и она нахмурила брови.

– В коридоре никого нет. Но вы ему позвоните.

Она протянула мне мой телефон и, как-то кривовато улыбнувшись, вышла. А я осталась лежать. Только смотрела на сына, который мирно спал, видимо, утомленный своим появлением на свет, и ничего не делала.

Потому что знала: стоит мне только набрать номер мужа, я получу ответы на все свои вопросы. Даже если он не возьмёт трубку.

А потом я решилась – позвонила Кириллу, и сразу, как только это сделала, услышала в трубке оповещение о том, что абонент находится вне зоны действия сети. И на этом всё. Стало окончательно ясно, что муж сделал всё именно так, как мне сообщил.

Ушёл к другой, а на Илью планировал пересылать денежные средства. Это был крах моей семейной жизни, потому что Марков всё сказал верно. Такое не прощается, особенно если сделано намеренно прямо во время родов.

Прикрыв глаза, я стала мысленно бороться с тем ужасающим состоянием безнадёги, которое поселилось в душе. Гормоны эйфории схлынули, и меня стало окутывать чем-то вроде депрессии. Слишком рано, я понимала это, но, тем не менее, бороться с этим ощущением не могла.

И когда меня стало потряхивать, а наружу попросилась самая настоящая истерика, я набрала номер мамы. Которая наверняка не спала всю эту ночь в ожидании известий.

– Мам… привет, я родила, – выдохнула в трубку те слова, что показались заученными. – Три восемьсот двадцать, пятьдесят три сантиметра. Приезжай, пожалуйста… Кирилл от меня ушёл… У него другая, он хочет развестись.

Последнее, конечно, добавила от себя, но иначе не представляла, зачем мужу надо было поступать со мной так бесчеловечно. Хотя, он ведь и так знал, что измена для меня – это совершенное табу. То, что я бы не смогла простить даже если бы она случилась по пьянке и не имела последствий.

Так что ему достаточно было просто дождаться родов и всё мне рассказать. Ну или вообще ошарашить этим в процессе моей беременности. Он ведь в любом случае совершенно не думал о том, в каком состоянии будет его ребёнок, иначе бы так не поступил.

Понимал же, что сейчас у меня от стресса может пропасть молоко… Или вообще стрястись ещё что похуже. Но всё равно это сделал.

– Что… что ты говоришь? – выдохнула мама с полнейшим неверием. – Тасенька… что ты говоришь?

Я услышала, что она начала быстро собираться. Ну или просто заметалась по квартире, и эта паника, которую я себе живо нарисовала, передалась и мне.

– Расскажу при встрече. Приезжай, – попросила я снова и, отключив связь, закрыла глаза.

Мне вновь стало невыносимо, хоть ложись и умирай. И только тот факт, что рядом стояла люлька, в которой спал мой сыночек, придавал мне сил.

Я выстою и не сломаюсь, как бы всё ни повернулось дальше. У меня есть ради кого жить.

Когда мама и папа примчались, меня уже перевели в заранее оплаченную палату. Сейчас я даже пожалела о том, что мы не взяли ее на двоих или троих с другими девочками. Родители явно не станут со мной ночевать, а я, наверное, попросту изведусь от тех вопросов, что уже стали бесконечными. Я лежала и задавала их себе раз за разом, но ответов на них не находила.

Лишь только прокручивала в голове те факты, на которые обратила внимание совсем недавно. Как Кирилл стал вдруг довольно отстранённо себя вести. И как решал какие-то вопросы, о которых мне ничего не говорил.

Тогда я успокаивала себя тем, что это наверняка связано с его фирмой. В последние полгода дело Маркова взлетело чуть ли не до небес, стало приносить весьма ощутимые доходы. Вот он и был занят допоздна каждый день. Ну, я так думала.

А по факту вышло, что времени мужу хватало и на бизнес, и на любовницу.

– Тасенька… Я так и не поняла, что случилось! – ужаснулась мама с порога.

Она поступила как настоящая родительница – бросилась сначала ко мне, а не стала умиляться внуком. Это я отметила про себя краем сознания, как тот факт, что для мамы я была самым важным человеком на свете.

Папа тоже проявил себя почти так же, но при этом встал между моей кроватью и люлькой Ильи, словно хотел тем самым показать – готов защищать до последней капли крови и жену, и дочь, и внука.

От этого понимания очень хотелось рыдать, но я сдержалась. Эмоциональный фон нужно держать под контролем, и если я буду вынуждена превратиться в робота, чтобы только мой ребёнок не страдал от недостатка чего бы то ни было, я это сделаю.

– Я сама не поняла, – призналась, приподнявшись на подушках. – За полчаса до родов, когда всё вот-вот должно было случиться, Кирилл сказал, что уходит от меня к другой. И делает это настолько безобразно, чтобы я точно его не простила.

Я с силой закусила нижнюю губу. Сын, словно «прочитав» мои переживания, забеспокоился в люльке. Поэтому пришлось в очередной раз выписать себе моральный подзатыльник и попытаться привести себя в порядок. Хотя бы создать видимость этого…

– Ну что я могу сказать? – процедил отец таким тоном, что даже я вздрогнула. – Хода ему больше нет – ни к тебе, ни к ребёнку! И пусть засунет куда поглубже свои родительские права, или что он там мог кому-то предъявить!

Ну вот… Илюша всё же не выдержал и разрыдался. Так жалобно, что я тут же вскочила с кровати, несмотря на то, что местами моё тело ещё очень даже помнило о прошедших родах.

– Игорь, ну что ты духаришься? – тут же набросилась мама на отца. – Здесь нужно тише выражать свои эмоции! Хотя я их разделяю!

Она подхватила его под руку и увлекла к дивану, на который и усадила. Ещё не хватало нам заполучить папин сердечный приступ… Ведь он очень остро воспринял произошедшее и даже побледнел, стал хвататься за ворот рубашки.

Скотина Марков! Как же я могла его возненавидеть, причём за считанные мгновения!

Присев на постель, чтобы быть к родителям спиной, я приложила сына к груди. Это простое действие успокоило и меня, и Илюшу. Значит, надо будет наладить активную лактацию.

– Я не думаю, что он захочет что-то предъявлять, – ответила на слова папы. – Судя по всему, Кирилл просто ушёл – от меня и сына, который ему совершенно не нужен. Так что и опасаться этого точно не стоит.

У меня были родители – те люди, которые поддержат всегда, даже если вдруг выйдет так, что окажусь неправа. И я чувствовала эту опору, что они мне демонстрировали. Слава богу, это было так – иначе бы я попросту свихнулась.

– Ну вот и всё! – выдала вердикт мама, когда молчание, образовавшееся между нами, затянулось. – Ты можешь во всём на нас положиться Тасенька. Мы обязательно будем рядом всегда.

Я обернулась к ним и посмотрела с благодарностью, которую даже не нужно было вербально выражать.

А потом перевела взгляд на сына, что сладко чмокал, добывая молоко.

Он теперь – моя самая огромная ценность. И ради него я готова на всё. Даже быстро собрать себя воедино и забыть о том стрессе, в который могу впасть из-за действий мужа.

На этом и сосредоточусь в обозримом будущем. Чтобы оно у нас стало счастливым, несмотря ни на что.

И у меня это точно получится сделать.

Через пару дней, когда я только-только уговорила себя погрузиться в состояние относительного спокойствия, ко мне пришла лучшая подруга.

Всё то время, что прошло с момента, когда Илюша появился на свет, я принимала поздравления, была занята вопросами материнства и смотрела сериалы. И эта рутина во многом повоздействовала на меня благоприятно, так что тот самый пресловутый эмоциональный фон удалось всё же взять под контроль.

Мама и папа были на связи всегда и за двое суток приезжали ко мне аж трижды. Так что я уже даже сказала им, что со мной всё более-менее в порядке, и в настолько активном участии в моей, порядком потрёпанной стараниями мужа жизни, пока необходимости нет.

Так что они увлеклись тем, чтобы всё приготовить к моему возвращению, а я осталась ждать выписки.

И вот – приезд Софии, по лицу которой я тут же поняла: что-то не так. С подругой, конечно, мы всё обсудили, и она была крайне возмущена тем, как поступил по отношению ко мне Марков, но сейчас поведение Сони было связано с чем-то другим.

Вернее, оно наверняка относилось к Кириллу, вот только было окрашено не в нотки злости, а какой-то растерянности, что ли…

– Давай… рассказывай всё, – сдавленно проговорила я, когда София поворковала над кроваткой бодрствующего Ильи, который оказался очень даже спокойным малышом.

Лежал себе в те моменты, когда не спал, и просто глазел в никуда. И это меня бесконечно радовало – значит, по отсутствию рыданий можно было понять, что у него всё в порядке.

Подруга сомневалась, но всё же протянула мне телефон.

– Не хотела говорить об этом, чтобы ты не огорчалась, но сама всё по мне видишь… Ну и мы рано или поздно бы это обсудили, а сейчас, возможно, тебе это поможет принять какое-то решение…

Она нажала на экране «плэй», потому что сама я не решалась это сделать, уже поняв, что, вернее, кто, на том видео, которое принесла Соня.

И почти сразу узнала мужа, который нежно целовался с женщиной, которая была мне знакома.

Перегнувшись через столик, Кирилл коснулся губами сначала накаченных губ, а затем носа Виктории Козловой.

Дочери своего нового партнёра по бизнесу.

Мне всё стало ясно почти сразу. Своего рода деловые вложения, которые точно себя окупят в будущем. А мы с Илюшей к этому самому будущему уже никакого отношения не имеем и иметь не будем.

Только всё ещё возникал вопрос – зачем всё нужно было делать настолько бесчеловечно? Кирилл ведь знал, как дважды два, что я бы не простила измену в любом случае. Так что нужно было просто мне сказать об этом в лицо, но без спецэффектов в виде антуража, который он использовал в родилке…

– Какое решение, Сонь? – горько усмехнулась я, возвращая телефон. – За меня его уже приняли. А в ответ могу лишь сказать, что план Кира сработал. Теперь он и впрямь не подойдёт ни ко мне, ни к нашему сыну даже на пушечный выстрел.

Я прикрыла глаза, прогоняя те картинки, которые уже казались выжженными на сетчатке. Поцелуй моего мужа с другой… Господи, надо прогнать всё это прочь, а то так действительно молоко можно потерять.

А это будет слишком высокой ценой, которую заплатим мы с сыном этому предателю… Ведь именно его я мысленно винила во всем, а не эту накаченную во всех местах Козлову. Хотя, она ведь наверняка знала, что у Кирилла есть семья и беременная, на момент начала их романа, жена. А теперь – ребёнок…

Хм! Интересно, а на что рассчитывает Марков? Что я дам ему развод? Надо будет уточнить, дадут ли ему свободу прямо сейчас, когда наш малыш только-только родился?

Словно читая мои мысли, София проговорила холодным тоном, который был направлен в сторону Кирилла:

– А ты ведь можешь его сейчас придержать рядом. Не разводиться, пока Илюше не исполнится год, но уже подать на алименты! А то ещё неизвестно, сколько он будет тебе перечислять…

Я посмотрела на подругу, размышляя над тем, что она сказала. Значит, сейчас всё зависит от меня. Захочу – разведусь. Не захочу – останется он моим мужем и дальше. Нужно очень крепко об этом пораздумать.

– У меня имеется возможность выбирать, – протянула я, и эта информация принесла мне некоторое успокоение.

А Соня, закивав, поддержала меня ещё больше:

– Как только немного придёшь в себя после родов, обязательно съездим к моему знакомому адвокату. И пусть он тебе всё расскажет подробно.

Она улыбнулась и, вновь вернувшись к Илюше, склонилась над моим сыном.

– Не понимаю, как можно променять такое чудо на какую-то куклу-муклу, из которой силикон разве что не сочится! – возмутилась она, но не настолько громко, чтобы мой сын стал тревожиться.

Я пожала плечами, но ничего отвечать не стала. Тоже этого не понимала, но факт оставался фактом – Кирилл вполне себе смог сделать такое с нами.

А это значило лишь одно – впредь я даже близко не буду думать ни о ком, кроме себя, Ильи и своих родных.

А Марков пусть будет счастлив в силиконовой долине. И эта мысль придала мне моральных сил.

***

Когда нас выписали домой, я уже порядком оправилась от потрясения – и физического, и душевного. Стоило оказаться в тех стенах, которые когда-то были мне родными, поняла, что в моё отсутствие здесь многое изменилось.

В частности, Кирилл вывез все свои вещи, о чём мне вскользь сказала мама.

– Мы когда приехали, здесь уже ничего не было. Но это к лучшему. Теперь тут много места для нашего маленького богатыря.

Она забрала спящего Илюшу из рук отца, причём сделала это так, будто он был сделан из хрусталя. И у меня это вызвало такое умиление, что я не удержалась от улыбки.

Хотя как раз именно так проявлять эмоции не хотелось – на языке была такая цианидовая горечь, что от неё даже стало тошнить.

– Вы всё очень прекрасно подготовили, – проговорила я, обозревая комнату, в которой всё было сделано так, как нужно.

Рядом с моей кроватью стояла люлька для Илюши. Причём папа убрал часть плетёного бортика, чтобы я всегда могла иметь доступ к сыну. Ещё здесь был пеленальный столик, на котором родители разложили памперсы. И еще имелось море мелочей вроде присыпки, масла после купания и еще бог знает чего.

– А ещё я диван пока разложила, на всякий случай, если понадобится моё присутствие, а тебе мы купили специальное кресло для кормления. Говорят, оно очень удобное, я всё прочитала!

Мама «распаковала» внука, сняв с него одеялко-конверт, в котором он находился после роддома. Проверила, чтобы подгузник был чистым, и уложила Илюшу в колыбельку.

– Вот. А сейчас можем немного отметить вашу выписку домашним обедом. А мы пока здесь включим видео-няню, пусть следит за нашим мальчиком.

У меня аж слёзы чуть из глаз не брызнули… Мама и папа продумали всё-всё, и я им была за это безумно благодарна. И хоть представляла себе возвращение домой немного не так, но идеальнее этой выписки сложно было придумать.

– Спасибо, родные, спасибо… – проговорила, обняв мать и отца по очереди. – И да, я дико голодная, – соврала, чтобы родители перестали думать, будто я мало ем.

А после мы оставили Илюшу на его спальном месте и отправились на кухню.

Нужно было мысленно привыкать к тому, что моя жизнь отныне и будет такой.

Через пару дней сын стал немного капризничать, и мама приняла решение остаться на ночь у меня и помочь, насколько это было возможно.

Я не понимала, что может беспокоить Илью, но подумывала на животик.

Попросив отца привезти какой-то препарат с фенхелем, я успокоилась хоть немного, увидев, что мама и сын уснули вместе на моей кровати, но стоило раздаться звонку в дверь, меня аж подбросило на эмоциях.

Потому что я сразу заподозрила самое плохое. И когда открыла, оказалось, что была права.

«Самое плохое» обнаружилось на пороге в виде Кирилла Маркова.

– Пойдём спустимся вниз и поговорим, – произнёс муж таким тоном, что стало ясно: он не рассчитывает на то, что с ним будут спорить.

И я сделала то единственное, чего он заслуживал – захлопнула дверь перед его носом.

Ломиться в неё Кир начал почти сразу. Не прошло и мгновения, как он замолотил кулаками в металлическое полотно, и этот звук, показалось, сотряс не только квартиру, но и весь дом в целом.

Мне слышалось, что даже по перекрытиям пошла вибрация, настолько ощутимо Марков бился в дверь…

Лишь чудом Илюша не проснулся и не завопил, зато мама испуганно выскочила из комнаты и сонно заозиралась.

– Господи, что случилось? К нам пытается проникнуть вор?

Лучше бы это был он… Потому что с ним могла разобраться полиция – а вот с Кириллом вряд ли. Если даже вызвать наряд, они приедут и разведут руками. Муж все еще оставался хозяином этого жилья. Таким же, как и я.

– Я разберусь. Это Марков, – процедила в ответ и, снова открыв дверь, обрушилась на Кира, понуждая отступить: – Ты с ума сошел?! Здесь спит мой ребенок! Если ты сейчас же не смотаешься отсюда – я за себя не ручаюсь!

Я наступала на мужа, пока не вынудила его сделать несколько шагов назад. Один раз не удержалась и все же ударила его кулаками по плечам, настолько сильно он меня разозлил. Но когда мы остановились в дальнем конце коридора, Марков проговорил:

– Я предлагал спуститься вниз и поговорить там.

Сложив руки на груди, я ответила ровно, хотя меня и колотило изнутри от присутствия мужа и злости, что он во мне породил:

– Мне не нужно указывать, куда идти и с кем беседовать. Ты свалил навсегда – так проваливай окончательно!

Кирилл закивал и ответил:

– Именно это я и хочу обсудить. Нам нужно развестись, а сейчас я без твоего согласия этого сделать не могу.

Он все же явился сюда с четкой целью. Не взглянуть на сына, не справиться о его здоровье или о том, как я себя чувствую после родов. Его интересовал только наш развод. И больше ничего.

– Ну тогда знай, что моего согласия у тебя нет. И не будет. По крайней мере, до тех пор, пока я не решу, как будет правильнее и выгоднее для Ильи, моего сына.

Едва я произнесла имя малыша, как по лицу Маркова прошла тень. Он впился в мое лицо взглядом и потребовал ответа:

– Ты не стала называть его Арсением?

Я пожала плечами и проговорила:

– Не стала. Это только мой ребенок. И только я решаю, как его будут звать. И только я буду выбирать, как поступить, чтобы не нарушить его права. Алименты алиментами… Кстати, которых я от тебя еще и в глаза не видела. А вот раздел имущества очень даже нам с Илюшей пригодится. Но к нему нам нужно подготовиться. И если у тебя все – прощай, Марков. Ты ведь сделал все так, чтобы я с тобой даже гадить на одном поле бы не села, так что…

Я сделала шаг назад, намереваясь скрыться за дверью квартиры и рассчитывая на то, что Кириллу будет достаточно того, что он услышал, чтобы это обдумать и обсудить со своей любовницей, однако Марков меня остановил:

– Я куплю вам с сыном нормальное жилье, на которое претендовать не стану. И буду платить на содержание хорошие бабки. Но мне нужен от тебя развод, Тася… Ты же не хочешь превратить наши, в целом неплохие, отношения в войну? Я ведь тоже, как отец, могу вполне сходить за свидетельством о рождении, ведь ты его еще не успела получить? И там будет написано то имя, которое носил мой дед, и которое выбрал я, а не ты?

Меня захлестнуло такой волной ненависти и агрессии, что все остатки светлых чувств, которые я испытывала в сторону Кирилла, смело ко всем чертям.

Он мне откровенно угрожал… Шантажировал теми вещами, от которых меня подбрасывало на жутких эмоциях. При этом сам и был инициатором всего того дерьма, что происходило со мной и моим ребенком сейчас!

– В эту игру можно играть бесконечно, Марков. А подать в суд и потребовать сделать так, чтобы ты никакого отношения к Илье не имел, я могу уже сейчас, не прибегая к разводу. Так что хорошо подумай над тем, хочешь ли ты тягаться с женщиной, готовой любого загрызть за своего ребенка…

Я говорила спокойно – в противовес тому, что витало сейчас в моей душе. И, кажется, мои слова подействовали на Кирилла. Он смотрел на меня пристально, а в голове его явно происходила какая-то работа мысли. Которая закончилась, когда по коридору разнесся голос отца:

– Что здесь происходит?!

Я обернулась в ужасе, не представляя, до чего дойдет, если сейчас папа и Кирилл здесь схлестнутся… Тем более, что отец, выронив пластиковую банку, которую нес Илье, заревел и бросился на Маркова. Я даже ойкнуть не успела, когда он схватил Кира за грудки, чуть ли не приподнял в воздухе и с силой приложил спиной о стену.

– Ты! Ты… Ты! – только и выдыхал папа, пока я стояла, глядя на это и не соображая, что нужно делать.

Знала лишь, что лезть к ним и пытаться разнять – плохая идея. Меня сметут с пути, как будто я пушинка.

Однако Марков ничего не предпринимал, видимо, чтобы не злить почти бывшего тестя еще сильнее. А когда отец тряханул его еще разок, выплюнул ему в лицо:

– Уговорите дочь на развод! Я ей куплю нормальную квартиру и мы разойдемся навсегда.

Он с силой ударил папу по запястьям ребрами ладоней, понуждая отпустить его. И, поправив рубашку, зашагал к выходу. И отец хоть и попытался броситься за Киром, был остановлен мною на полпути.

– Не надо! Не надо, папа! – взмолилась я, намереваясь утянуть его домой. – Мы все решили, не надо!

Он не сразу, но все же поддался. И когда я подхватила с пола лекарство для Илюши, мы все же покинули «поле боя».

Я видела, что отцу тяжело далась эта стычка. Он был у меня физически крепким, но испарина на лбу и бледность лица навевали на меня тревожные мысли.

И как же я начинала ненавидеть того, кого совсем недавно безумно любила!

Даже не думала, что такой контраст возможен.

Однако Марков Кирилл смог убедить меня в обратном…

***

Тщеславие, которое было у Кира в крови, ближе к тридцати достигло весьма внушительных масштабов. Оно было схоже с каким-то безумным состоянием, которое охватывало его каждый раз, когда он наблюдал за теми, кого считал своими конкурентами. Будь это однокашники, способные добиться высот больших, чем он сам. Или же владельцы фирм, которые срывали джекпот и вставали особняком на ниве их бизнеса.