Kitobni o'qish: «Я беременна от вашего мужа»

***

– Лёнька! Ты будешь ужинать? – крикнула я в сторону комнаты сына.

Нашего с мужем единственного ребёнка, которого этим словом назвать уже язык не поворачивался. Лёня был под два метра ростом, не пренебрегал спортом, а к своим двадцати двум обзавёлся не только высшим образованием, но и собственным бизнесом.

Очень серьёзный, начитанный, постоянно занимающийся какими-то проектами, наш с мужем сынуля был опорой и поддержкой во всём. И хотя нам с Вадиком только-только исполнилось по сорок два, из которых вместе мы были четверть века, Лёня уже заверял, что если решим уйти на пенсию пораньше, то он нас всегда прокормит.

«Какая пенсия, сын? – с притворным возмущением отвечал Вадим. Переглядывался со мной, подмигивал и добавлял: – Мы, может, ещё одного малыша родим? А что? В сорок два всё вполне возможно!»

Он так шутил, а я лишь вздыхала с сожалением. Господь нам после рождения Лёни детей не дал, как мы ни старались их завести. Беременность и роды у меня, конечно, были не сахар, но врачи по прошествии пяти лет после появления сына на свет в один голос заверяли меня, что я очень даже фертильна.

Но когда и после нескольких лет бесплодных попыток забеременеть не получилось, я решила, что быть матерью одного ребёнка – моя судьба.

– Мам, не буду. У меня встреча важная, – ответил сын, выходя из своей комнаты.

Он был одет с иголочки, и я залюбовалась этим красавцем мужчиной. Жил он пока с нами, хоть вовсю и рвался из родительского гнезда. Но квартира, которую Лёня взял в ипотеку, была ещё не готова. А тратить деньги на аренду, когда у нас самих была приличная трёшка, я не видела смысла. Вот будет готово отдельное жильё, пройдёт там ремонт, тогда сын и съедет. А пока он нам не мешает, да и вообще, я так привыкла к тому, что Лёня рядом.

– Какой ты у меня деловой, – поцокала языком.

Подошла к сыну, поправила воротничок его рубашки. Лёнька склонился ко мне, чмокнул в щёку. На секунду прижал к себе в медвежьих объятиях и, пообещав вернуться до полуночи, вышел из квартиры.

Я взглянула на часы. Муж приедет не раньше, чем к семи, а то и к восьми. Если ужинать будет вдвоём, то можно особо не напрягаться. Вадик предпочитает простые блюда – овощной салат и какое-нибудь мясо, которое на гриле можно пожарить за считанные минуты. Так что у меня есть минимум пара часов на себя любимую.

Так я думала, намереваясь наполнить себе ванную и поваляться в ней с часик, когда раздался звонок в дверь. Первая мысль была о том, что это, наверное, вернулся Лёня. Скорее всего, даже не озадачился тем, чтобы открыть своими ключами, а прибежал, видимо, за зонтиком.

Обычно сын игнорировал возможность укрыться от дождя, но сегодня с утра разверзлись хляби небесные и пролили на землю ливень.

Когда я всё же открыла дверь, то обнаружила за нею вовсе не Леонида. На меня смотрела, внимательно изучая, незнакомка. Ко всему – беременная.

Мелькнуло дурацкое предположение, что это может быть дама сердца Лёни. Я знала, что он с кем-то встречается, однако знакомить нас с мужем со своей пассией сын не торопился.

Хотя, это вряд ли она. Лёнька говорил, кажется, о девушке двадцати лет, а передо мною стояла женщина хорошо за тридцать.

– Здравствуйте, – проговорила я, решив наконец нарушить молчание, которое очень быстро стало дискомфортным.

– Здравствуйте, Елизавета. А я к вам пришла. Меня Глашей звать.

Итак, она знала, как меня зовут. И прибыла ко мне с какой-то целью. Я попыталась припомнить, кто бы это мог быть, но никаких идей на этот счёт у меня в голове не появилось.

– Вы пришли ко мне, – напомнила я Глаше. – По какому поводу?

Она покачала головой и вдруг выдала то, от чего я застыла безмолвной статуей:

– Я не понимаю, что случилось с Вадиком, но сейчас он очень отстранился от меня и нашей старшей дочери.

Брови мои взлетели наверх, почти что на макушку. Она имела в виду Вадика… моего? Того мужчину, с которым я прошла по жизни рука об руку двадцать пять лет? Или речь шла о тёзке мужа, по поводу которого Глаша заявилась почему-то ко мне?

Она так и продолжала на меня глазеть. Положила руку на аккуратный живот, растянула губы в широченной улыбке, которая, осветив её веснушчатое лицо, сделала его каким-то простецким и даже отталкивающим.

– Он все ждёт, когда ваш сын сделает дарственную на тот дом, – меж тем, продолжила Глаша.

Меня как током прошибло. Тот дом – это наше уютное загородное жильё, за которое мы не так давно выплатили ипотеку, и которое было оформлено на Лёню. И да, в наших планах действительно было оформление дарственной. Сын должен был подарить нам дом, ведь ипотека хоть и была оформлена на Леонида, но выплачивали её мы с Вадиком.

– Но, наверное, уже не дождётся. Вы не могли бы с ним поговорить? Сказать ему, что раз у вас всё давно кончено, то ему нужно нести ответственность за маленькую дочь и нашего будущего сына?

От того шока, в который меня погрузили слова рыжей, я даже все слова растеряла. А во рту моём образовалась самая настоящая пустыня Сахара.

У нас все кончено? Вадим ждёт, когда сын сделает дарственную? Но мы ведь с ним официально женаты и разводиться не собираемся. Господи, что происходит?

– А кто вы вообще такая? – выдавила я из себя, уже прекрасно понимая, что творится.

Вадим завёл себе вторую семью. И если эта дамочка не лжёт, то у него на стороне уже росла дочь, а следом вскоре должен был появиться ещё один малыш.

Так, Лиза… Почему ты так быстро в это поверила? Вадим разве хоть когда-то дал тебе повод усомниться в том, что он тебе верен и хочет прожить с тобой бок о бок до конца ваших дней?

– Я жена вашего мужа, – уверенно ответила Глаша то, что являлось абсолютной чушью. И добавила: – Мы с ним обвенчались пару лет назад. Вадик же пробивной, он смог договориться…

Ноги перестали меня держать. Наш с мужем брак был, что называется, светским. Мы просто расписались в ЗАГСе и в церковь ни он, ни я бежать и давать там клятвы не планировали в принципе.

Но я ведь знала, что для венчания нужно предъявить свидетельство о браке. Или существовали какие-то способы обойти этот момент?

– Вот. Я знала, что оно понадобится. Вадик ведь говорил, что вы с ним очень хорошие друзья и так и останется впредь. Я не против, Лиза. Наоборот! Я ведь из деревни, у нас очень ценятся большие семьи.

Она стала совать мне в руки какой-то документ. Я не сразу поняла, что это – свидетельство о венчании. Кажется, кто-то из соседей вышел из квартиры и, пройдя мимо нас, покинул общий коридор. Я мало понимала в происходящем, а перед глазами моими всё плыло.

Когда же взгляд выцепил имя свидетеля, которое тоже было вписано в красивый документ, похожий на пасхальную открытку, меня как водой ледяной окатило.

Это был крёстный папа нашего сына. Лоскутов Ярослав. И он свидетельствовал на таинстве венчания, которое было совершено в отношении Глаши и Вадика!

– Пойдёмте, – тихо сказала я, обратившись ко второй жене моего мужа.

Как же ужасно это звучало! И самое страшное, что этот абсурд был реальным.

Конечно, я могла прогнать эту бабу куда подальше, а потом дождаться приезда мужа и уже с ним говорить об этом происшествии. Но Вадик ведь тогда извернётся и сделает всё, чтобы себя обелить.

Она вошла в квартиру и выдохнула с облегчением, даже не скрывая этого. Наверняка рассчитывала на какой-то другой приём. Ведь даже если считала, что у Вадика с женой «всё кончено», это вовсе не означало, что я приму её с распростёртыми объятиями.

– Вы в курсе, что мы с Евдокимовым женаты двадцать пять лет? – спросила я, указав Глаше на стул, на котором она и устроилась.

Чаёв и кофеёв я, разумеется, ей предлагать не стала. Просто посидим, поговорим, я выясню всё, что мне требуется знать.

– Да, знаю, – кивнула Глаша. – Вадик всё говорит, что как только Лёня ваш дом перепишет, то он сразу на развод подаст. А я всё жду и жду. Вон уже второй на подходе.

Он слегка похлопала себя по животу и снова расплылась в улыбке, которая очень портила её лицо.

– А первой вашей дочери сколько? – уточнила я.

– Ой, пятнадцать уж! – ответила Глаша, и я снова покачнулась.

Пятнадцать лет… пятнадцать лет он жил на две семьи?

– Постойте, у меня что-то не вяжется, – пробормотала я, буквально падая на стул напротив Глаши. – Вы сказали, что обвенчались только пару лет назад. А что же до этого? Жили в грехе?

Сказав это, я прикусила язык. Можно подумать, что преступный поход к церковному алтарю хоть как-то нивелировал ту грязь, которую развёл Вадим.

– Жила, да… – вдруг залилась краской Глаша. – Каюсь. И родители меня всё журили. Но они у меня добрые, особенно батька, – рассмеялась она.

Она вздохнула и, вынув из кармана телефон, открыла фотографию и протянула мне.

– Вот старшенькая. Варюшка. Это они с Вадиком рыбачат.

Я машинально взяла её мобильник, отметив про себя, что с ним она в своей деревне, наверное, первая баба на селе. Это была довольно дорогая модель айфона. И с экрана его на меня смотрел улыбающийся муж, который приобнимал девочку-подростка лет тринадцати, которая была на него удивительно похожа.

Странно, но эти подробности двойной жизни моего мужа меня удивительным образом отрезвили. Личность моя словно бы расщепилась, и теперь я была совсем другой Лизой, весьма отличающейся от той, которая совсем недавно планировала расслабиться в ванне, а потом приготовить ужин для мужа.

– А это мы как раз во время венчания, – быстро забрав у меня телефон и пролистнув несколько фотографий, сказала Глаша.

Теперь я взирала на застолье, во главе которого восседал румяный и довольный Вадим, а рядом с ним по левую руку расположился Лоскутов, поднимающий бокал за здоровье «молодых».

– Я вам это показываю, потому что вижу – вы обескуражены. И это ясно, Вадик ведь пока ничего вам не хотел говорить.

Вернув телефон владелице, я впилась взглядом в её лицо. Как так вышло, что Евдокимов настолько давно с нею связался? Как ему удавалось скрывать столь длительное время свою вторую семью?

Хотя, о чём я… У него же частые командировки, он постоянно в разъездах…

– Он так и сказал вам, что между нами всё кончено? – уточнила я, глядя на Глашу ещё пристальнее.

Её простецкое лицо стало серьёзным, она закивала и ответила вопросом на вопрос:

– А что? Это разве не так?

Разумеется, это было не так! А уж нашим планам на будущее могли позавидовать даже самые великие фантазёры. Мы собирались дождаться момента, когда сын переедет, разменять нашу квартиру на две однокомнатных, обе отдать под сдачу и отправиться жить в загородный дом. А ещё построить второе жильё в пригороде, чтобы получать в перспективе деньги с аренды. Ну или выделить его молодой семье Лёни, которая непременно у него появится.

И вот теперь оказывается, что Вадим просто ждал, когда сын перепишет на него имущество, чтобы потом со мной разойтись и начать создавать ячейку общества с другой женщиной. С той, кого он объявил своей женой перед богом.

– Вы сказали, что я должна вам помочь. И что Евдокимов в последнее время от вас отдалился. Что конкретно имеется в виду?

О, да. Я собиралась покопаться в этом всём дерьме, причём сделать это с чувством, с толком, с расстановкой. Тем более, что и времени на это имелось с избытком.

Глаша устроилась удобнее и ответила:

– Раньше все праздники, особенно церковные, Вадим проводил у нас. А тут у Варюшки именины, а он по делам куда-то уехал. Всё говорил, что сейчас с бизнесом у него всё пошло в гору, вот и надо брать быка за рога.

Она немного помолчала, видимо, понимая, что этого недостаточно для того, чтобы начать считать, будто мужчина избегает семейных обязанностей. Господи! Я уже сижу и размышляю о том, что у Вадика есть полноценное, вполне себе законное, семейство, при этом данное обстоятельство весьма крепко интегрировалось в мою жизнь. И случилось это за считанные минуты… Что дальше? Я тоже начну приезжать к Глаше и их с Евдокимовым детям на хлеб-соль?

– А тут батька мой попросил с крышей помочь… протекать стала у них…

Я не удержалась и нервно хохотнула. Протекающая крыша – это как раз весьма адекватное обрамление тому, что творилось.

– Так Вадик покивал и вообще забыл. Да и ездит к нам уже не так часто, как раньше.

Она очень глубоко вздохнула и посмотрела на меня с ожиданием во взгляде. Я понимала – сделать вид, что мы вот так вот каждый вечер собираемся компанией жён Евдокимова и перешагнуть через это, чтобы пойти дальше, не уведомляя об этом знакомстве Вадика, не выйдет. Моя жизнь раскололась надвое. Дальше проистекать так, как до сего момента, она уже не станет.

Но в моих силах сделать всё, чтобы не остаться в итоге с носом. А это значит, бежать с шашкой наголо на амбразуру – не стоит.

– Аглая… – начала я, но рыжая меня перебила:

– Глафира, – поправила она и опять улыбнулась той самой своей улыбкой.

– Глафира, – после небольшой паузы продолжила я, подбирая слова, – давайте мы с вами поступим следующим образом. Вы должны понимать, что про вас мне Вадик ничего не рассказывал…

– Это понятно, – закивала она.

– И что для меня всё это стало настоящим сюрпризом. Я поговорю с мужем. Мы с ним обсудим сложившуюся ситуацию…

Глафира смотрела на меня, как овца, пришедшая по собственной воле на заклание. А я гадала, чем она могла привлечь мужа? У нас с ним была светская жизнь, интеллигентная и даже интеллектуальная… Театр, обсуждение новых постановок классики и не только. Поездки за границу, где мы не успокаивались, пока не обследовали каждый музей, не отправлялись на каждую интересную экскурсию…

Нет, я, конечно, ничего не имела против людей, так сказать, из деревни. Простых барышень сельской внешности и таких же интересов… Но мы ведь с нею были словно небо и земля.

– Оставьте мне ваш номер телефона и пока ни слова не говорите Вадиму о том, что были у меня и что наш с вами разговор состоялся. Как только я сама наведу мужа на беседу о вас, поверьте, мне он расскажет гораздо больше, если я при этом буду присутствовать одна, а не в вашей компании.

Глаша просияла. Она живо надиктовала мне номер телефона, забрала своё дурацкое свидетельство о венчании и по дороге к выходу успела расписать в красках и жизнь в деревне, и то, какой урожай они там собирают.

– Пареньку вашему я вишню в сиропе передам. Ну, как ту, которую в том году Вадик привозил, – распиналась Глаша, не сразу покинув нашу с Евдокимовым квартиру.

Я слушала её и теряла терпение. А ещё – ужасалась тому, что она говорила мне. Помнила я эту вишню в сиропе. И враньё Вадика, что он купил закрутки у бабулек, что торговали на обочинах.

Так вот откуда гостинцы возились. И компот яблочный, и даже свежий зелёный лук…

– До встречи, Глафира! – растянула я губы в улыбке, когда она всё же переступила порог и оказалась в общем коридоре. – Всего хорошего. И помните, что Вадику пока вы ничего не должны говорить.

Сказав это, я закрыла за ней дверь и в бессилии прислонилась спиной к холодному металлу. Мне нужен был срочный мозговой штурм, и я, выждав некоторое время, бросилась к телефону и начала звонить тому человеку, который мог мне помочь.

Взрослой не по годам и умной племяннице Саше.

Поговорить с нею я отправилась в офис. Он располагался довольно далеко от нашего с Вадиком и Лёней дома, поэтому за время пути меня успело накрыть. Осознанием, какое дерьмо случилось в моей жизни, и тем, что теперь всё пойдёт кардинально иначе.

Я никогда не думала о своём возрасте как о чём-то, что не даст мне нужного трамплина, и сорок два года были лишь новым этапом жизни. Но багаж прожитых лет уже налагал определённое понимание на то, как всё будет происходить дальше. Прежде всего – со мной самой. Я уже предвидела, как непременно провалюсь в эмоциональную яму, когда буду сидеть сама с собой и осознавать, что вся моя жизнь, которой жила с семнадцати лет, просто превратится в воспоминания. Счастливые, наполненные теми чувствами, которые воспевают в балладах, но всё же воспоминаниями.

– Садись и рассказывай всё от и до, – велела мне Сашка.

Она дождалась, пока я устроюсь за её рабочим столом, плюхнулась напротив и поправила очки на красивом лице.

Моя маленькая племяшка, которая была мне точно такой же родной, как и сын. И при взгляде на которую я поняла, что меня захватывает ужасающее чувство уверенности: в нашем окружении есть кто-то ещё, помимо Лоскутова, кто знает о второй семье Евдокимова. И этим «кем-то» вполне может быть даже Саша, ведь она – дочь брата Вадика.

– Ко мне пришла женщина по имени Глафира, – начала я, впиваясь в лицо Саши пристальным взглядом.

Она никак не отреагировала на озвученную информацию. Значит, не была в курсе. Или обладала недюжинными актёрскими талантами, которые до сего момента мне были не видны.

– К тебе пришла женщина по имени Глафира, – напомнила мне племянница, когда пауза в нашей беседе затянулась.

– Да… – ответила я и быстро, как на духу, рассказала всё.

Про то, что говорила Глаша, про то, что мне демонстрировала. И чем больше я говорила, тем круглее становились глаза Сашки за простыми линзами. Тем острее становилось понимание, в какой переплёт я угодила…

– Господи, тёть Лиз… да ты что? – Она прикрыла рот ладонью и сделала рваный вдох. – Напоминаю, что сегодня не Первое апреля!

Изо рта её вырвался нервный смех, на что я ответила слабой улыбкой, в которой не было ни капли положительных эмоций.

– Я в курсе, Саш… И с удовольствием бы поверила в то, что это розыгрыш, а все фотографии, которые мне показала Глаша – фотомонтаж, но понимаю, что это было бы глупо.

Племяшка встала и отошла к столику, где стоял графин с водой. Налила мне в стакан и подала, после чего направилась к окну и принялась думать.

Обычно она впадала в такие состояния, когда ей нужно было обмозговать свои проекты. Занималась Саша творческой деятельностью – снимала клипы и фотосеты для стоков, к чему подходила с фантазией, которая очень ценилась в её сфере.

– И что нам с этим делать? – задала она вопрос растерянным голосом, повернувшись ко мне.

Я пожала плечами и посмотрела на неё взглядом, которого обычно себе не позволяла. Со стороны он, должно быть, так и кричал: помоги!

Как там поётся в песне? Мне не встать без твоей руки?

– Так! Я немного не поняла вот что… Откуда эта Глаша узнала ваш адрес? Что она вообще хочет в принципе? Чтобы ты направила мужа к ней? Говоришь, она на голубом глазу это просила сделать? Какая хитренькая! – начала сыпать фразами, которые перемежались вопросами, Саша. – А вообще тебе нужно очень хорошо подготовиться к тому, что будет дальше. И уж точно не переводить никакой половины дома дяде Вадику!

Она с таким возмущением посмотрела куда-то за окно, будто именно под ним стоял Евдокимов, ждущий нашего приговора. Эта бурная реакция стала елеем для моей израненной предыдущими событиями души.

– Он тоже ведь выплачивал ипотеку… даже больше, чем я… – начала тихо, на что Сашка отреагировала так, что я даже не узнала собственную племянницу.

– Тётя Лиза, ты что? Твоя интеллигентность и желание подумать о других сыграет с тобой злую шутку! – возмутилась она так искренне, что я мгновенно прониклась этими словами. – Пока никаких действий не предпринимай. Нам нужен адвокат… а Лёня? Он знает? – задала она те вопросы, которых я старалась избегать даже мысленно.

Если сын, не дай бог, в курсе, я просто лягу и умру.

– Я ему пока ничего не говорила. Он до позднего вечера занят. Но скажу…

Скажу и буду очень сильно надеяться на то, что Леонид о второй семье Вадима ни сном, ни духом. Иначе это будет моя окончательная смерть.

– Хорошо. Блин… Братюня, конечно, будет в шоке, – покачала головой Саша.

Она начала копаться в своём мобильнике и диктовать мне номера телефонов. Я послушно записывала их, и в итоге обзавелась аж тремя адвокатами, с которыми собиралась связаться уже завтра утром.

– Не волновайся, тёть Лиза… Всё будет хорошо! – обняла меня племяшка перед тем, как я покинула её офис. – И я пока пораскину мозгами, что нам нужно будет сделать перед тем как империя нанесёт ответный удар, – снова невесело хихикнула она, прижимая к своему плечу мою голову. – Одно знаю точно – мы непременно скатаемся в ту самую церковь! Ты ведь запомнила, где она находится?

В этот момент я почувствовала себя особенно хрупкой и уязвимой. Но позволила себе побыть слабой лишь несколько мгновений.

– Запомнила, – кивнула в ответ, а перед глазами, словно выжженные на сетчатке, появились слова, написанные на том чёртовом свидетельстве. – До встречи, Сашуль. И спасибо.

Я покинула офис Сашки, но прежде, чем ехать домой, какое-то время просто побродила бесцельно по улицам. Вадик уже вернулся домой, он звонил мне и оставлял сообщения в мессенджерах, но я лишь ответила мужу, что мне пришлось срочно уехать по делам.

А потом я решилась и написала Глафире. Потому что было одно обстоятельство, которое теперь не давало мне покоя. Однажды я нашла женскую простенькую заколку у нас на кухне. Нашла в тот момент, когда мы с сыном вернулись из недельного путешествия к морю, в которое отправились без Вадима.

Тогда у Лёньки только-только появилась первая девушка и я справедливо решила, что именно она и обронила этот аксессуар, когда он приводил её к нам домой. Но сейчас всё казалось совершенно другим…

«Глафира, подскажите, а как вы узнали адрес, где мы живём?» – написала я второй жене своего мужа.

Отправила мгновенно, зная, что могу передумать. Ответ пришёл с точно такой же скоростью, будто Глаша только и делала в этот вечер, что ждала моего сообщения.

«Так мы с Варюшкой жили у вас несколько дней, пока вы на морях косточки грели. Варюше надо было к врачам, Вадик нас и поселил в вашей квартире».

Я прочла это и покачнулась. Какой ужас… какой кошмар наяву…

Опустившись на первую попавшуюся лавку, я задала себе самый главный насущный вопрос: «Сможешь ли ты, Лиза, какое-то время просто молчать и делать всё, чтобы в итоге припереть мужа к стенке, да так, чтобы он уже не отвертелся?»

Ответ был однозначным. Смогу, но на это мне понадобится такой запас душевных сил и нервов, что останется лишь молиться, чтобы всё закончилось как можно скорее.

«Лизонька! Вы не думайте, мы всё потом за собой убрали! А квартира у вас хорошая, уютная очень».

«Вы ещё не говорили с Вадиком?»

Она строчила мне сообщения как из пулемёта, и мне приходилось обращаться к своему железобетонному терпению, которое таяло, словно глыба льда под палящим солнцем. Ещё немного – и останется вместо него лишь жидкая лужица.

«Пока нет. Я думаю, что мы это сделаем всё же с вами вместе. Но приезжать не нужно! Я напишу вам, когда буду свободна».

«Спасибо. Спасибо вам!»

Отбросив желание удалить все эти сообщения и заблокировать абонента «Глафира», я поднялась со скамейки и поплелась домой. Впервые за мою жизнь мне так отчаянно не хотелось туда возвращаться.

Когда зашла в прихожую, оказалось, что Вадим принимает душ. Мелькнула дурацкая мысль – один ли он там? А что? Если он отстранился от Глаши, то вполне мог обратить своё внимание на какую-нибудь молоденькую дамочку. Она ещё и детей ему способна родить, и скрасить его зрелые годы.

Но эта мысль показалась мне нежизнеспособной. В последнее время у нас с мужем был своего рода сотый медовый месяц. Когда супружеский долг исполнялся по пять раз на неделю, да и назвать его именно словом «долг» язык не поворачивался.

А ещё мне на память сейчас пришла мысль. Евдокимов недавно обронил фразу про то, что нам бы сейчас ещё малыша. Тогда я внимания на неё не обратила – глупость какая-то. А сейчас мозг за эти слова уцепился и начал их обдумывать.

Вадим говорил мне эти вещи, когда у него вот-вот должен был появиться ребёнок от Глаши. Говорил, зная две вещи: другая женщина вот-вот родит ему сына. И я не могла зачать как бы мы ни старались…

– О! Лизонька, а я уже чуть в федеральный розыск не подал, – проговорил Вадим, войдя в нашу спальню, где я опустилась на край постели и сидела, уставившись в пол.

Подняв на него глаза, я натянула на лицо улыбку.

– У меня были дела, – ответила уклончиво, встав и начиная переодеваться.

– И что это за дела поздно вечером, да ещё и без мужа? – промурлыкал Евдокимов, подойдя сзади.

Он обнял меня руками, притянул к влажному после банных процедур телу.

– Просто деловая встреча. Новый клиент хочет, чтобы я придумала жалюзи на очень нестандартное окно, – отовралась я первым, что пришло в голову.

Скинув с себя руки мужа, повернулась к нему и продолжила лгать:

– Извини, пожалуйста. Он вынес мне весь мозг. Зато, может, подсмотрю у него пару идеек для того, чтобы внести последние штрихи в Лёнькин дом.

Я говорила это специально, чтобы посмотреть на реакцию мужа. Сейчас, когда она предстанет передо мною, подсвеченная теми отблесками, которые проникали через определённую призму событий, возможно, я сделаю для себя новые выводы.

– Лёнькин дом, который скоро станет нашим, – напомнил мне Вадим.

Он улёгся на кровать, закинул руки за голову и принялся наблюдать за мною. Потом вдруг принюхался и спросил:

– Слушай, тебе не кажется, что у нас дома как-то странно пахнет?

Я приостановилась, накинула халатик и приподняла бровь. Неужели почувствовал аромат «Сельская Шанель номер пять»? Как забавно… Если он про духи Глаши, то эта история тянет на новый анекдот. Пришёл муж домой, а от его жены пахнет его же любовницей.

– Нет, не кажется. – Я сделала вид, что принюхалась. – И что это за запах по-твоему?

Евдокимов нахмурился, как будто что-то прикидывал в голове. Потом расслабленно улыбнулся и прикрыл глаза.

– Да нет, показалось, – ответил он. – Так ты ко мне не присоединишься? Лёня вроде сегодня поздно будет.

Вадим похлопал рядом с собой ладонью, на что я отрицательно качнула головой.

– Нет, прости. У меня сейчас будет голова забита тем, чтобы придумать жалюзи под это чёртово окно, – опять легко соврала я и, прихватив свои блокноты и ноутбук, вышла из спальни, чтобы дождаться на кухне прибытия сына.

Лёня, как и обещал, пришёл ещё до полуночи. Когда из спальни донёсся храп Евдокимова, я выдохнула с облегчением. Теперь его из пушки не разбудишь, значит, мы с Леонидом можем спокойно всё обсудить. Хотя, как раз в способности говорить об этом без эмоций я очень сомневалась.

– Лёнь, надо кое-что обсудить, – сказала я сыну громким шёпотом, едва он появился в прихожей. – Пойдём на чёрную лестницу.

Сын свёл брови на переносице и весьма озадачился тем, как я себя вела и куда его звала, но просьбу мою выполнил. А как только мы оказались на переходном балкончике, я взяла и выдала Лёне всё. Говорить старалась коротко и чётко, без той окраски, которая сама по себе просилась на язык.

– Сегодня у меня была женщина по имени Глафира. Она – вторая жена твоего отца. С нею он повенчался в какой-то деревушке, она родила ему дочь пятнадцать лет назад, а сейчас вынашивает его сына. Тебе об этом что-нибудь известно?

На последних словах мой голос дрогнул, но прежде, чем я успела бы их произнести, уже поняла то, что мне было важнее всего в сложившихся обстоятельствах. Лёнька ничего не знал. Не знал, но поверил мне, что называется, с первых трёх нот.

Он побледнел, вперился в меня неверящим взглядом, а сам покачнулся и ухватился руками за железные перила.

Дышал тяжело и надсадно, переваривая услышанное, а потом низко наклонил голову и проревел:

– Я его убью!

– Тише-тише! – взмолилась я, встав так, чтобы не дать сыну броситься назад, в квартиру, где он бы накинулся на спящего отца и, чего доброго, впоследствии сел по статье сто пятой. – Пока твой папа не в курсе, что я узнала про его вторую семью.

Лёня посмотрел на меня таким взглядом, от которого мне захотелось провалиться сквозь землю. Будто это не Евдокимов был самой распоследней сволочью, а я.

– Только не говори, что простишь его и будешь с ним жить! Мама, скажи, что это не так! – взмолился он.

В словах сына сквозила такая обида, что в груди моей тут же родилось и запылало ярким пламенем чувство острой благодарности.

– Конечно, это не так. Я не останусь с ним после того, что узнала. Но мне нужны твёрдые факты перед тем, как мы с ним сядем и я выложу всё, о чём мне рассказала Глафира.

Сделав паузу, я добавила:

– Завтра, например, планирую съездить в ту церковь, в которой твой папа обвенчался с другой. И выяснить, как вообще допустили такое кощунство.

Меня аж передёрнуло от того, какие чувства вызывал во мне именно этот факт. Вадим был обвенчан с другой… Он взял её в жены перед самим Господом Богом…

– Расскажи всё ещё раз, – попросил меня Лёня. – Как можно подробнее.

Он уже взял себя в руки, и теперь уже я не опасалась смертоубийства. Только возле рта сына пролегла едва заметная складка, и я подозревала, что она уже никуда не денется.

– И завтра, конечно же, я еду с тобой! – заявил он, пока я не приступила к своей невесёлой истории.

Я улыбнулась с облегчением и начала повествование о том, как ко мне, словно снег на голову, прибыла Глаша. И о том, чем она меня практически уничтожила…

За завтраком, который мы с мужем провели вдвоём, приходилось сдерживаться, чтобы не дай бог не позволить себе какую-то фразу или намёк, по которым Евдокимов бы что-то понял.

– А Лёнька чего такой смурной с самого утра? Буркнул мне что-то и уехал, – проговорил задумчиво Вадим, пока я торопливо ела, чтобы успеть к тому моменту, когда сын приедет за мной.

Сразу после пробуждения он сказал, что у него есть небольшое дело, но он рассчитывает управиться с ним за полчаса. И когда мы договорились встретиться у соседнего подъезда, отбыл, не сказав отцу и пары слов.

– Да вроде с девочкой своей поругался, – соврала я, мысленно попросив у Лёни прощения за эту ложь. – Не обращай внимания, молодо-зелено.

Я стала укладывать грязную посуду в машинку, когда Евдокимов обронил, будто бы даже вскользь:

– Лиз… Мне надо будет дня на три в командировку уехать. У нас же дел никаких совместных пока нет?

Чего мне стоило не замереть с кружкой наперевес и не показать своей реакцией, какие именно чувства родились в душе от сказанного мужем, знали только небеса.

– Нет, никаких дел. И конечно, поезжай. Как и обычно – отпускаю с лёгким сердцем, – натянуто улыбнулась я.

Вадим нахмурился, и я себя тут же мысленно одёрнула. Однако оказалось, что озадачен Евдокимов вовсе не моими словами.

– Слушай, а Лёня там планирует документы-то собрать для проведения сделки дарения? – спросил он, что вызвало у меня просто невероятную вспышку злости.

– Конечно, планирует, – кивнула в ответ, и тут же мне в голову пришла очень интересная мысль. – Ещё как планирует, – добавила уверенно, и когда Вадик довольно разулыбался, закрыла машинку и попрощалась: – Ну всё, я побежала. До встречи.

И быстро, пока меня саму не накрыло желанием убивать, вышла из кухни, а после – из квартиры.