Kitobni o'qish: «По дороге к счастью»
Глава 1
Первым летом в Караулбазаре
Поселок Караулбазар, сообразительно расположившийся у автотрассы и железнодорожной ветки Бухара-Карши, ничем не мог всколыхнуть воображение ни тех, кто оказался здесь по воле случая; ни тех, кто приземлился в нем по назначению или кого занесли сюда зигзаги судьбы. Это было скучное, на первый взгляд, однообразное поселение нефтяников и газовиков, предназначенное для обслуживания промзоны разведки и эксплуатации нефтегазовых месторождений.
Но люди в поселок приезжали. Кто-то селился надолго, а кто-то временно, пока душа или какие-либо обстоятельства снова не позовут в дальние дали. Жили в одиночку или семьями, по мере возможности обустраивали быт, работали, рожали и воспитывали детей, радовались и огорчались.
Осевшим в неприглядной местности приходилось терпеть азиатскую жару и летние суховеи, бьющие на улице в лицо колючим песком и наметавшие в квартиры изрядный слой пухлой пыли. Терпеливо относились люди и к отсутствию обилия зелени, и к качеству привозной воды, хранившейся в железных бочках, горизонтально врытых до середины брюха в землю. Ко всему этому и еще ко многому другому нужно было привыкать семейству Никитиных, прибывших в конце июля тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года в это населенное место бухарской степи.
Несколько дней родители и дети ночевали вповалку на голом полу в одной из комнат общежития. Это было необычно и неудобно: пол оказался горячим и твердым. Но никто не возмущался, не капризничал. Питались тем, что приносили из магазина. На третьи сутки Николай, вернувшийся из очередного похода по делам, весело приказал:
− Семейство! Хватай монатки и пошли!
− Куда? – в один голос удивленно вскрикнули Екатерина и Людка.
− На улице Первооткрывателей, в доме номер 7, нам выделили квартиру! − потрясая ордером, громко возвестил расплывшийся в улыбке глава семьи.
Собрав вещички, отправились по указанному адресу.
Идти было недалеко. Вот и нужное двухэтажное здание в ряду таких же, ничем не примечательных строений – квадратные глазницы окон на беленых стенах да на противоположных сторонах по два подъезда: один приглашал гостей с улицы, другой ‒ со двора. К нему-то, ко входу со двора, и направились Никитины. Топоча по деревянной лестнице, гуськом поднялись на второй этаж. Не спеша, оглядываясь, проследовали с лестничной площадки в небольшой светлый коридор на две квартиры. Остановились перед дверью справа: она вела в их новое жилье.
Квартира состояла из трех комнат, следующих одна за другой. Первая, с окном на улицу, очевидно, играла роль прихожей и кухни. В ней слева от двери прижимался к стене тумбовый стол. Рядом со столом, ближе к окну, пустыми полками ротозейничал подержанный светло-коричневый шкаф. У противоположной от этой разнородной мебели стены сиротливо глядела четырьмя конфорками немытая газовая плита.
Второе помещение, также с окном в уличное пространство, особой привлекательностью тоже не отличалось. Новые жильцы увидели здесь встроенную в стену черного цвета газовую контрамарку – для отопления двух смежных спальных комнат, − пустой платяной шкаф, круглый раздвижной стол и несколько твердых стульев – вся беушная мебель также из разных комплектов. Решили, что в этой комнате, поместив в нее кровать, обоснуются родители.
Окно последнего помещения выходило на соседнее, крайнее от степи однотипное строение. За ним просматривался унылый безбрежный пейзаж с низкой, почти незаметной из окна степной растительностью. Две железные полуторки, приткнутые справа и слева к противоположным стенам, явили зрителям голые панцирные сетки. На крайних трубках спинок кроватей Людка заметила сияющие никелированные шарики. Комнату определили как детскую.
Для семьи Никитиных, три года ютившихся в камышовых землянках буровой «Шахпахты», новое жилье показалось замечательным. Рабочий люд тем и отличается, что ценит то, что имеет. Главное – крыша над головой, тепло в доме, хлеб на столе, голова на подушке. Будет достаток – будут другие желания. Придут другие времена – заживет по-новому. Не добьется значительных высот – довольствуется малым: ценность жизни не только в материальных благах. Есть еще другое, что делает человека довольным и счастливым. Правда, каждому свое.
Лето перевалило за второй месяц. Николая приняли на работу в нефтеразведку дизелистом, в свою смену он пропадал на буровой. Екатерина занималась домом и детьми, детвора осваивала замусоренный двор. Людка в свободное время углублялась в роман «Евгений Онегин» – задание на лето.
Однажды после очередного похода за провизией мать пришла домой с известием.
– Людка, − позвала она с порога дочь, уткнувшуюся в зале в книгу, – иди сюда!
Девочка бережно отодвинула от себя сборник Пушкина на середину стола, медленно поднялась со стула и вышла в кухню.
− Ты знаешь, сегодня в магазине я разговорилась с одной женщиной, − продолжила Екатерина, подойдя к кухонному столу. − У нее дочка тоже идет в девятый класс. Ее зовут Валя. Она будет ждать тебя сегодня возле бассейна – о каком бассейне идет речь, Людка знала.
– И что я ей скажу? – устремив на мать пытливый взгляд, поинтересовалась дочь, облокотившись о косяк двери.
– Познакомишься, расспросишь о школе, − выкладывая на стол продукты из авоськи, убежденно проговорила Екатерина.
– Я стесняюсь. Скажет: приставучая, − насупилась Людка и поскребла ногтем по крашенному белой краской дереву.
– Не говори ерунды. Надо же заводить новых друзей. Она будет ждать тебя в два часа, − решительно прекратила разговор Екатерина, и Людка вернулась к прежнему занятию.
Неглубокий, но просторный прямоугольный бассейн занимал середину широкой улицы недалеко от дома Никитиных. Воды в нем не было. Широкая бетонная опалубка искусственного водоема служила местом отдыха для всех желающих на ней посидеть. На сухие ветки, пучки травы, принесенные ветром, на прочий сор, скопившийся на дне оставленного без ухода бассейна, не обращал внимания никто.
К двум часам дня Людка уже была на месте назначенной встречи. Как всегда, хулиганистый летний ветер бросал в лицо пыль, пытался задрать до плеч подол ситцевого в белую ромашку голубого платья. Людка уворачивалась от колких песчинок, придерживала юбку руками.
– Девочка, ты Люда? – наконец услышала она голос за спиной.
Обернулась. Прищуренными в целях спасения от вездесущего самума зелено-карими глазами на нее смотрела девочка, примерно одного роста с ней. Короткие русые волосы незнакомки, крылышки легкого платья метались, как неприкаянные, в пыльном воздухе.
– Да, – подтвердила Людка, щуря глаза и искоса глядя на девочку.
– А я Валя. Пойдем скорее к моей подруге, она здесь недалеко живет, – позвала незнакомка, и новые приятельницы побежали к такому же, как у Никитиных, дому, только находящемуся на противоположной от него стороне улицы. Постучались в квартиру на первом этаже. Дверь открыла худенькая девочка с ясными серыми глазами и миленьким курносым носом. Увидев гостей, она тотчас же сказала:
– Девочки, проходите! Валя, откуда вы?
– Ой, Лариска, на улице такая завируха, спасения нет, – шумно дыша, заговорила та. – А это Люда, наша новая одноклассница.
– Проходите в зал, – пригласила девчонок хозяйка. – Дома, кроме меня, никого нет.
Все трое прошли в комнату.
– Садитесь, девчонки! – указывая на диван, пригласила гостей Лариса. Сама села напротив у круглого стола. – Откуда вы? – повторила она вопрос, заданный при виде пришедших.
– Мы с Людой встретились у бассейна, – охотно заговорила Валя. – Наши мамы разговорились в магазине и решили нас познакомить, раз мы одноклассницы.
Пока Валя говорила, Людка огляделась: яркий азиатский ковер над диваном, сервант с хрустальной посудой, бархатная синяя скатерть на круглом столе, наконец, телевизор под вязаной белоснежной салфеткой – все говорило о достатке.
– Значит, ты тоже идешь в девятый класс? – спросила Лариса, дружелюбно глядя на незнакомку.
– Да, в девятый, – подтвердила Людка, переведя на нее взгляд.
– Откуда ты приехала? – продолжила расспрос хозяйка.
– Из Каракалпакии.
– Это где?
– Это тоже в Узбекистане.
– Теперь нас в классе будет пятнадцать, – сообщила Валя, обращаясь к Людке. – Класс у нас маленький, учителя часто меняются.
– Маленький, да удаленький. А как учишься? – задала очередной вопрос новенькой Лариса.
Хвастаться своими достижениями перед новыми приятельницами Людка не захотела, поэтому, на секунду замявшись, ответила:
– Хорошо.
– Мы с Валей тоже хорошо учимся. Ну что, будем общаться? – широко улыбнулась Лариса, обнажив ровненькие мелкие зубки. – Ходить в кино, на танцы?
– На танцы? – удивленно приподняла брови Людка.
– А что тут удивительного? У нас танцы бывают каждую субботу и воскресенье. На площадке возле клуба «Геолог», вечером. Туда приходят все, кто хочет: взрослые, дети. И танцуют все. У нас в поселке весело!
– К нам даже знаменитые артисты с концертами приезжают! – с видимым удовольствием дополнила рассказ подруги Валя.
Поболтав на разные темы еще с часик, Валя и Людка отправились было по домам.
− А хочешь, я тебе нашу школу покажу? – вдруг предложила Валентина, когда девчонки покинули гостеприимный дом.
Ветер стал утихать. Можно было не опасаться за платье и спокойно смотреть на мир.
− Давай, − согласилась Людка, и они, миновав бассейн, направились вдоль поселковой улицы.
Здание учебного заведения было одноэтажным, неновым.
– То ли казарма в нем когда-то была, то ли общежитие, то ли еще что-то, точно не знаю, − пояснила Валя, когда девчонки подошли к школе.
− Окна широкие, много их, − заметила Людка.
− Поэтому в классах светло, − засмеялась собеседница.
Пройдя мимо длинного туловища школы, что вклинилось в шеренгу таких же приземистых жилых домов, одноклассницы вышли на просторную квадратную площадку. На ней, кроме слегка провисшей волейбольной сетки между двух металлических труб, больше никаких спортивных сооружений новенькая не увидела.
− А это наш школьный стадион, − сообщила Валька, подходя к сетке. – Мы здесь занимаемся физкультурой.
− Я люблю играть в волейбол, − сказала Людка и провела рукой по старенькой вязаной ткани.
− Здорово! Я тоже. Вечером здесь бывают и взрослые ребята, из общежития. Так что приходи. А сейчас попробуем попасть в школу.
Девчонки направились к двери, выкрашенной коричневой краской. Валя дернула за ручку, но дверь не подалась.
− Закрыто! − слегка огорчившись, сказала девочка и затем, успокаивающе, добавила: − Ничего! Еще не один раз пройдешь по скрипучему полу коридора. А сейчас лето. Ура! Еще почти целый месяц свободы! – воскликнула она, а потом предложила: − Давай заглянем в окно?
Девчонки завернули за угол и прилипли к первому окну. Новенькая увидела небольшое помещение с двумя рядами парт и контрамаркой в дальнем углу. Прямо перед следующим окном, напротив двери, стоял учительский стол. Парты сверкали черными крышками.
− Ремонт сделали…− сказала Валя и спросила: − Ну, как тебе наша школа?
− В Ходжейли, в интернате, у нас тоже ремонт летом делают.
Одноклассницы отошли от окна.
− Ты училась в интернате? – с интересом глянула Валя на Людку.
− На буровой, как ты знаешь, школы нет.
− И долго ты там училась?
− Три года.
Валька помолчала.
− А я недалеко от школы живу, − сообщила она и спросила: – Может, зайдешь?
− Спасибо, но я пойду домой: мамка будет беспокоиться. Ветер улегся, теперь, сама знаешь, нужно опять пыль везде вытереть. Как-нибудь в другой раз.
Девчонки распрощались, и Людка пошла в обратном от школьного здания направлении.
− Ну, как сходила? – встретила ее вопросом мать, как только та показалась на пороге.
− Познакомилась с Валей и с ее подругой Ларисой. У девочек родители работают в нефтеразведке. У Вали Прониной есть брат, Степка, он в седьмой класс ходит. А мать с отцом трудятся в токарном цехе.
− Семья рабочих, как и наша, − удовлетворенно сказала Екатерина. – А что другая девочка?
− Бескоровайная Лариса живет с матерью и маленькой сестрой Леной – недалеко от нас, в угловом доме. Ее мама – бухгалтер.
− Понравились тебе девочки?
− Хорошие! Приглашали ходить вместе в кино и на танцы.
− Школьницы – и на танцы?
− Мама, не удивляйся. Здесь, в поселке, в выходные вечером на танцы ходят семьями. Танцуют взрослые и малышня, на одной площадке.
− Ты смотри! Я такого еще не видала! Ну, посмотрим, посмотрим, что это за поселковое семейное развлечение, − возмущенно произнесла Екатерина и, недоумевая, продолжила: − Надо же! Танцы!
Общение девятиклассниц возобновилось только в начале учебного года, так как Людку, Вальку и Витьку родители отправили в пионерский лагерь.
Глава 2
Вожатый
После летних каникул Валя и Лариса встретились с Людкой как с давней знакомой: непринужденно и весело.
− Привет, Людка! Расскажи, как отдыхала. Твоя мама сказала, что ты ездила в «Огонек», − заговорила с ней в классе Валя в ожидании начала занятия.
− Ну и как, здорово там отдыхать? Мы тоже с Валькой там были, только в первую смену. А кто у тебя была вожатой? А на экскурсию вас возили? – сыпала вопросы Лариса, подошедшая вплотную к подругам.
− Девочки, ездили в Бухару. Там ходили в крепость Арк, гуляли возле минарета Калян, видели мавзолей Саманидов. Я никогда не была в Бухаре, мне понравилось. А в лагере было все, как всегда: песни под баян, игры всякие, соревнования, пионерский костер. Но у нас не вожатая была, а вожатый! Рустам Акимович. Но мы все его звали только по имени, Рустамом.
− Это кто такой? Мы его не знаем. Хороший вожатый? – поинтересовалась Валя.
− Хороший, − только и сказала Людка и перевела разговор на события в поселке.
Вожатый действительно полюбился всем ребятам ее отряда. Этот сухощавый, среднего роста парень узбекской национальности был калекой. Он ходил с палочкой, первоначально поражал прибывших в лагерь детей махами левой ноги, изуродованной болезнью. Но постепенно к увечью Рустама дети привыкли и не обращали никакого внимания на необычную для пионерских вожатых внешность. А задор вожатого, доброжелательное внимание к своим пионерам, умение зажечь интересными идеями снискали у мальчишек и девчонок признательность и дружбу.
Не станет делиться с подругами Людка тем, что она у Рустама пользовалась особым расположением. Живая, веселая, симпатичная девочка, с большим желанием принимающая участие в различных конкурсах, спортивных соревнованиях незаметно для нее самой частенько притягивала взгляд темных глаз парня. И никогда бы об этом она не узнала, если бы однажды Рустам не обнаружил к ней юношеский интерес.
Незадолго до окончания лагерной смены на вечер в «Огоньке» был запланирован просмотр кинофильма. Августовское солнце уже спряталось где-то за территорией лагеря, но было еще светло. На ясное, бледно-голубое небо тень наползала незаметно, медленно.
Отужинавшие пионеры один за другим сбегались к открытой площадке с длинными деревянными скамьями перед натянутым тканевым экраном. Людка и ее подруги Малика и Наташка заняли места посередине импровизированного кинозала. Оживленно болтая, они стреляли глазами по сторонам, подталкивали друг друга локтями, привлекая внимание к очередной жертве их насмешек и замечаний. Ребячья публика, усаживаясь на скамьи, шумела, голосисто отзывалась на чей-то призыв, возбужденно вертелась, толкалась, возмущалась, показывала языки, корчила рожи, хохотала.
Когда весь так называемый зал почти заполнился, сидящая рядом с Людкой Наташка протянула ей маленькую пышную розу:
− Людка, это тебе!
Предложение было так неожиданно, что девочка непроизвольно взяла цветок за коротенькую ножку и испытующе уставилась на соседку:
− Где взяла? И зачем мне?
Наташка прижалась ртом к уху подруги и зашептала:
− Это от вожатого, от Рустама.
Людка поискала глазами парня. Он сидел на ряду ниже, несколько сбоку, чем она, и вполоборота, улыбаясь всем смуглым лицом, открыто смотрел на нее.
Соседка снова припала к ее уху:
− Ты нравишься Рустаму, − и хитро взглянула на подругу.
− Что ты мелешь? − внезапно смутившись, рассердилась Людка. – Отвяжись!
Она посмотрела на цветок, понюхала – аромат был тонким, нежным. Не произнесла ни звука. В это время начался фильм. Она еще раз искоса взглянула на вожатого, перевела взгляд на экран, пытаясь сосредоточиться, пальцами потеребила единственный листочек, прохладные лепестки, снова глянула на парня. Тот, увидев сердитое лицо Людки, больше, казалось, не обращал на нее никакого внимания.
Это был единственный случай, когда Рустам позволил себе недопустимую для педагога вольность. До самого отъезда девочки вожатый больше не делал никаких попыток показать пионерке Никитиной свое глубокое к ней влечение. А она с детской беззаботностью выкинула эпизод с цветком из головы и продолжала жить веселой лагерной жизнью.
Сейчас же, при упоминании имени вожатого, она вспомнила тот случай. Но об этой истории с Рустамом не стала откровенничать с новыми подругами: удивить их, на ее взгляд, было нечем.
Глава 3
Изгой по собственному желанию
К одноклассникам Никитина привыкла быстро. Ее соседом по парте был назначен Сазонов Юрка, светловолосый мальчишка с живым лицом и хитрющими серыми глазами. Людку он смешил забавными рожицами, которые мастерски изображал на черновике, она помогала ему по алгебре. Одним словом, они подружились.
Юрка успевал все: поминутно вертел головой, в одно и то же время писал, крутил в руке карандаш, поворачивался к Аскарову Шухрату, сидящему за его спиной, выдергивал тетрадь у соседки Шухрата Лариски.
− Сазонов, успокойся, – мягким голосом говорила учительница по русскому языку и литературе Светлана Ивановна.
− Сазонов, прекрати вертеться, − сердито одергивал его физик Умар Мухамедович.
Замечания от учителей по его адресу сыпались как из рога изобилия, но Юрка затихал только на короткое время, поэтому частенько учителя выпроваживали нарушителя дисциплины из класса.
Людка страшно завидовала вертлявому мальчишке: ее никогда из класса не выдворяли.
«Как это, наверно, здорово, когда все сидят на уроке, а ты свободно гуляешь возле школы, − думала она, когда в очередной раз место Юрки за партой посреди урока неожиданно опустело. – Я тоже хочу, чтобы меня выгнали».
Свой план Людка решила воплотить в жизнь на уроке математики. В то время, когда Маргарита Осиповна, молодая учительница с усталым лицом, объясняла новую тему, девочка стукнула тетрадкой Юрку по голове – он нарисовал ее обезьянкой.
− Никитина, что с тобой? – Голос учительницы был удивленным и строгим: примерная ученица никогда ничего подобного себе не позволяла.
Хулиганка сделала вид, что внимательно слушает урок и записывает в тетради. Но через несколько минут проделала то же самое.
− Никитина, покинь класс! – услышала она и довольная, со счастливой улыбкой на лице скрылась за дверью.
Осенний день был солнечным, безветренным и теплым. Людка прислонилась спиной к стене школы, подставила лицо ласковым лучам и закрыла глаза. Нежась, постояла так минут пять – ах, как хорошо! Взмахнула длинными ресницами, обвела любующимся взглядом синее небо с медленно плывущими снежными облаками – красиво! Постояла еще некоторое время, глядя на пустую спортивную площадку.
И вдруг ей стало одиноко и грустно. Все ребята в классе, слушают Маргариту Осиповну, а она стоит одна, никому не нужная, по собственной воле выброшенная на задворки жизни. Нет ничего приятного в том, что ты, пусть ненадолго, стала изгоем, отщепенцем. Но ты же хотела этого? Да, хотела, думала Людка. Но больше не хочу. Я хочу быть со всеми. И вернулась в класс.
После уроков Людка собралась идти домой. Из класса она выходила последней. И тут в коридоре к ней обратилась Маргарита Осиповна.
− Никитина, Люда, ты домой?
− Да, − опешила девочка.
− Ты не поможешь мне донести тетради? Несколько пачек набралось.
− Конечно, помогу.
До самого дома учительницы шли молча. Маргарита Осиповна открыла дверь в квартиру.
− Проходи в зал, не стесняйся. Сейчас оставим тетради, и я побегу в ясли. Заодно тебя провожу. Положи пачки на стол.
Хозяйка осталась в кухне, а Людка прошла в следующую комнату и у порога застыла от изумления: там был такой беспорядок, какого она никогда не видела. На диване, на стульях, на детской кроватке лежали и висели детские распашонки, ползунки, кофточки, пеленки. Стол заставлен бутылочками, тарелками, чашками. Рядом громоздились книги и тетради.
И девочке неожиданно стало до боли стыдно и жалко учительницу. У Маргариты Осиповны маленький ребенок. Она должна готовиться к урокам и в то же время ухаживать за малышом. А сколько для этого нужно времени и терпения, Людка знала. Молодая женщина, очевидно, не успевает наводить в доме порядок. А тут еще на уроках ей треплют нервы такие, как Юрка. И она, Людка, сегодня на уроке отличилась. Боже, какой стыд!
Девочка пристроила тетради на столе и вышла в кухню. Маргарита Осиповна готовила малышу очередную бутылочку.
Дети есть дети. У них своя жизнь. Очень часто им вообще невдомек, как живут их наставники. Два разных мира соседствуют в школе. Бьются рядом большие и маленькие сердца, очень часто ничего не зная друг о друге. Они разные и в то же время похожие: радуются, страдают, негодуют, восхищаются, любят и ненавидят. Что может подтолкнуть представителя одного мира проникнуть за горизонт другого, понять и принять его? Человеколюбие и сострадание − и ничто другое.
Глава 4
Необыкновенный девятый класс
Вообще, этот девятый класс маленькой поселковой школы во всех отношениях казался Людке чудным и даже, можно сказать, странным: в его нумерации отсутствовала буква. Он существовал в единичном экземпляре, поэтому обозначался только цифрой 9 – девятый класс и все. Мальчишки, какие-то в основном мелкие и смирные, иногда носились на переменах по школе, но не дрались между собой; задирали девчонок, но не обидно, не до слез. Учились в основном на тройки, но оценками не заморачивались, оставались довольными и жизнерадостными.
В отличие от своих щуплых, недалеких одноклассников, девчонки были видными, смышлеными и увлеченными особами. Вместе с Людкой их оказалось шестеро, все учились в основном хорошо, между собой ладили. Что еще очень нравилось новенькой − это увлечение одноклассниц чтением книг. Тут она тоже от подруг не отставала.
Источником литературы для учениц в первую очередь служила библиотека клуба нефтяников. Наряду с классикой, на стеллажах книгохранилища нередко появлялись произведения и новых авторов. Поэтому библиотечные формуляры девятиклассниц частенько пополнялись свежими записями, с удовольствием вносимыми приветливой хозяйкой читальни Аллой Ивановной.
Кроме книг трепетное желание у девчонок вызывал журнал «Юность». Этим молодежным изданием подруг снабжала Хакимова Светка. Как только приходил очередной номер, она обязательно приносила его в класс.
− Девчонки! – кричала Светка и, подняв кверху новый номер журнала, спрашивала: − Кто первый?
Подруги веселой стайкой набрасывались на одноклассницу, наперебой тянули «молодежку» и во время некоторых уроков самозабвенно осваивали ее под партой. Особенно плодотворно стихи, проза, иллюстрации издания изучались на уроках истории.
У историка Кутыбаева Нуржана Мансуровича на уроках всегда стояла тишина. Не потому, что старенький, болезненного вида учитель необыкновенно интересно рассказывал о битвах, победах и поражениях: все дело заключалось в его особых методах преподавания.
В самом начале урока он проводил опрос домашнего задания.
− Кто хочет отвечать? – устремив пытливый взгляд блеклых глаз на застывших в молчании девятиклассников, спрашивал учитель.
Увидев поднятую руку ученика в знак непреодолимого желания продемонстрировать выученный урок, он, поискав в журнале фамилию жаждущего, приглашал его к доске:
− Та-а-а-к, − задумчиво тянул он слово, а затем убежденно сообщал: − отвечать хочет Аскаров. – И, как бы давая возможность ученику блеснуть знаниями, добродушно разрешал: − Ну, иди, Шухрат!
Зная привычки преподавателя, сообразительные девятиклассники заранее договаривались о том, кто будет отвечать на очередном уроке, поэтому у всех по истории были хорошие отметки. Для демонстрации глубокой информированности по изученной теме Нуржан Мансурович всегда вызывал к доске только троих. Следом за Аскаровым Шухратом выходил к доске, например, Жданов Валерий, затем – Мельникова Татьяна.
Выслушав каждого без дополнительных каверзных вопросов, Нуржан Мансурович, сидя за столом, начинал предсказуемо знакомить учеников с новой темой. Школьники, сидя как мыши, делали вид, что внимательно слушают монотонную лекцию учителя, и занимались кто во что горазд: мальчишки рисовали половые органы, девчонки жадно глотали «Юность» или книги, взятые в поселковой библиотеке.
Правда, когда историк неожиданно заболел и на замену ему прислали молодую учительницу начальных классов, студентку-заочницу истфака Лидию Ивановну, девятиклассникам пришлось попотеть, чтобы не нахватать двоек. Бичом для мальчишек и девчонок стали карточки с датами, очень популярные у новой преподавательницы. Именно при ней обнаружилось, что даты никак не хотели соотноситься со знаниями, полученными на уроках Нуржана Мансуровича…
Кроме поедания книг, в необычном девятом классе девчонки обожали песни и пение. Специального кружка в школе не существовало изначально. Просто любительницы поп-музыки, Мусинова Аня и Мельникова Таня, приносили в школу пластинки.
− Ребята! – требовала внимания одна из них. – Что слушаем сегодня: «Главное, ребята, сердцем не стареть» или «Девчонки танцуют на палубе»? Наша классная разрешила.
− И ту, и другую! – звучали голоса.
И любители этих шлягеров, звучащих с проигрывателя грампластинок старенькой радиолы, кто как мог, подпевали Льву Барашкову или Майе Кристалинской и Иосифу Кобзону.
В холодные зимние дни, в безрадостную пасмурную погоду, когда в школьных окнах виднелась темно-серая туча и голые ветки урючины трепал занозистый ветер, опять же на длительных переменах, девчонки, выпихнув мальчишек с насиженных мест, тесной группкой умащивались возле горячей контрамарки, прикладывали к ней руки, бока, спины и опять пели. И тогда в их девичьем, безыскусном, но трогательном до слез исполнении вся школа слушала «Отговорила роща золотая», «Рябинушка», «Ой, цветет калина…».
На этом культурный досуг девятиклассниц во время школьных антрактов не заканчивался. Ажиотаж у Людки и ее подруг вызывали фото артистов. Каждая приносила в школу маленький черно-белый портрет обожаемого кумира, и, сгрудившись возле чьей-либо парты, девчонки глазели на красивых, с ослепительной улыбкой мужчин и женщин, вспоминали фильмы или песни, выражали восхищение умением и талантом своих любимцев.
Одним словом, девятый класс караулбазарской средней школы был совершенно не похож на те ученические сообщества, в которых прежде осваивала школьные науки старшая дочь Никитиных. Именно в нем зародившаяся в семье любовь девочки к поэтическому слову, к песенным мелодиям нашла желанную пищу.
Вместе с Людкой тяга к прекрасному, воплощенному в творениях, прежде всего, народных, входила в рост и крепла. И уже где-то в тайниках юной души рождалось хотение что-то и самой выразить в ритмической форме. Но это не был, как когда-то в «Артеке», всплеск чувств, вырвавшийся наружу в рифмованных строчках. Это был только зародыш чего-то более зрелого, не сознаваемый его носительницей. Он еще только развивался на почве переживаний, моментов радости и разочарования, неясных девичьих мечтаний. Воплотиться во что-то существенное это желание творить еще не могло.
Глава 5
На две ступеньки выше
Школьная жизнь бежала по накатанной дороге, когда пришло время Людке вместо «Взвейтесь кострами, синие ночи!» запеть другую песню.
− Слушай, Никитина, тебе ведь уже четырнадцать? – как-то на перемене обратился к ней с вопросом Черкашин Андрей, комсомольский вожак класса.
− Ну, четырнадцать, исполнилось шестого августа, − подтвердила Людка, обратив на парня пытливый взгляд.
− А комсомолкой хочешь стать?
− Ой, Андрюшка, конечно хочу! – засияла медным пятаком одноклассница. − А что для этого нужно?
− Рекомендация нужна, коммуниста или двух комсомольцев. Потом заявление напишешь. Мы его на комсомольском собрании рассмотрим. Если примем, будешь готовиться к собеседованию в райкоме комсомола.
− А как готовиться?
− Надо выучить устав, знать главных людей партии и комсомола, знаменательные даты.
− И все?
− А еще ответить на вопрос: почему ты хочешь стать комсомолкой?
Почему? Если бы у нее спросили об этом в интернате, она бы знала, что ответить. К концу выпускного класса все ее одноклассники были комсомольцами. Они – и Рашид с ними − ходили на комсомольские собрания, потом выполняли какие-то тайные поручения. Все, кроме нее одной.
− Примите меня в комсомол! – просила она у Родионовой Тамарки.
− Не положено, − отвечала та и отмахивалась от Людки как от мухи. − Ты еще малолетка.
− Ну и что! Что, я хуже других? Я тоже хочу выполнять комсомольские поручения, а не пионерские.
− Не хуже − младше всех в классе. Людка, не приставай! Будешь ты еще комсомолкой.
«Конечно, буду! – думала девочка. – Но я хочу сейчас!»
И вот теперь никаких препятствий нет – ее зовут в комсомол. Но Рашид уехал к себе домой, она оказалась в Караулбазаре. Так зачем же ей становиться комсомолкой?
«Надо подумать, − решила она. – А сейчас нужны рекомендации».
Проблему с рекомендациями устранили быстро, и в начале октября прошло классное комсомольское собрание, на котором заслушали заявление Никитиной, оценили ее ученические и человеческие качества и постановили рекомендовать для вступления в ряды молодежной комсомольской организации. Против не выступил никто. Людка, вся в волнении и страхе перед предстоящим событием, начала готовиться к приему в райкоме комсомола.
− День рождения комсомола … 29 октября 1918 года, − мурлыкала она после уроков во дворе своего дома, сидя на деревянном топчане и держа в руках небольшого размера тоненькую брошюру и карандаш.
Затем открывала книжку, на обложке которой заглавными буквами было написано: «Устав Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи», читала молча и вслух: «Весь смысл своей деятельности комсомол видит в осуществлении решений партии и Советского правительства, претворении в жизнь великой Программы построения коммунистического общества в СССР».
– Значит, нужно построить коммунизм, − резюмировала она. – А чтобы это сделать, строители коммунизма должны быть стойкими, высокообразованными и трудолюбивыми. Такими юношей и девушек воспитывает комсомол. Вообще, какими должны быть комсомольцы, прописано в моральном кодексе строителей коммунизма. Там и про любовь к Родине, к странам социализма, про труд на благо общества.
