Kitobni o'qish: «Собрание стихотворений»

Shrift:

От переводчика

Небольшая книга Поля Валери «Charmes» была отпечатана 25 июня 1922 года (впрочем, некоторые стихотворения из нее к тому времени уже были довольно известны).

Сразу скажем, что русский перевод ее названия – «Очарования» (иногда «Чары») – условен и не передает подразумевавшейся автором французско-латинской игры слов charmes – carmina. Не сложись уже русская (скорее, советская) традиция, следовало бы переводить проще: «Стихотворения». Жеманная претенциозность и поэзия Валери обитают в разных вселенных.

В этой книге нет ничего, кроме чистой поэзии в единственно возможном смысле этого слова: ее автор, не раз встречавший прогуливающегося Анри Пуанкаре и переписывавшийся с Пикаром и Адамаром (других его современников: политиков, генералов, ночных пилотов, создателей многотомных эпопей и даже поэтов – ровесников или младших – вряд ли стоит тут упоминать), вполне мог протянуть руку Горацию.

«В области поэзии, – писал Валери в статье об одном старом французском переводе духовных стихов Св. Иоанна Креста, – у меня есть порок: я не люблю (почти до страдания) все то, что не дает мне ощущения совершенства. И, подобно другим порокам, он только усугубляется с возрастом»

Из отличительных признаков поэзии Валери достаточно назвать четыре: кованую форму (при необычайном версификационном разнообразии), кристальную прозрачность смысла (при головокружительной глубине), точечное воскрешение архаичного словоупотребления (изучение этимологических словарей – необходимая часть работы поэта) и необычайную музыкальность.

В русской поэзии XX века параллели Валери нет. У Малларме (преданным учеником которого был Валери) есть русский собрат – это Иннокентий Анненский, русский Малларме. Русский Валери либо зарыт в галицийских полях, либо расстрелян большевиками.

В 2008 г. в издательстве Бернара де Фаллуа вышла посмертная книга Поля Валери «Corona, Coronilla, Poèmes à Jean Voilier», содержащая сто сорок стихотворений Валери, о существовании которых до недавнего времени знали лишь единицы.

Строго говоря, два стихотворения из этой книги уже были опубликованы в пятидесятых годах прошлого века в составе посмертного цикла «Двенадцать стихотворений» и еще одно – всем хорошо знакомо, оно вошло в раздел «Несколько стихотворений разных эпох» канонического свода Валери и было положено на музыку Пуленком.

Таким образом, в литературный обиход были разом введены сто тридцать семь неизвестных стихотворений величайшего французского поэта.

Стихотворений – не проходных, не случайных, не забракованных автором. Заветных. Тех, о которых он сам – строжайший и требовательнейший мастер – говорит в последней записи своей последней тетради: «<… > mes vers <…> faits de tout mon art et de tout mon coeur <… >» (<…> мои стихи <…> которым я отдал все мое мастерство и всю мою душу <…>).

За отточиями переводчика здесь скрыта одна из поразительнейших историй мировой литературы: история последней любви великого поэта и его черного отчаянья.

Первые русские переводы из посмертной книги Поля Валери (2008) – главного литературного события нашего времени – составляют вторую половину настоящего издания.

Алексей Кокотов

Часть I
Charmes

Cтихотворные циклы

Заря

Исчезает морок мрачный,
Спутанный, развеян сон –
Всходит солнце и прозрачный
Розовеет небосклон.
Преисполненный доверья
Прохожу души преддверья –
Перворечи чуден шум!
Тьму оставив за собою,
Умною своей стопою
Меру вымеряет ум!

Здравствуй заспанное братство
Сходных, дружественных слов,
Рифм отзывчивых богатство,
Блеск улыбчивых основ!
Ох, да их вокруг – корзины,
Гуд все ширится пчелиный,
Скала хрупкая дрожит,
На ее ступеньке шаткой
Безрассудною украдкой
Осмотрительность стоит.

Солнце осветило гузки –
И они уже дрожат!
Словно сонные моллюски
Рифмы хитрые лежат.
Та – блеснула, та – зевнула,
Вяло пальцем шевельнула,
Им по гребню провела,
Та – лениво потянулась,
Та – уже совсем проснулась,
Даже голос подала

Что же нужно сделать, чтобы
Утром встать наискоски?
Мысли, разума зазнобы,
Эк гульнули вы с тоски!
– Дома мы не покидали,
И зачем нам эти дали?
Мы – с тобой, в твоем уме.
Бесконечными веками
Обитаем пауками
В сокровенной древней тьме.

От ответов наших новых
Опьянеешь сразу ты!
Наплели мы солнц шелковых
Под покровом темноты,
Мы над пропастью, в зените
Протянули наши нити,
Потрудилися чуток –
И заткали верхотуру
Шутка ль? – самоё Натуру
Проведя через уток.

В клочья рви их труд верховный!
Прочь холстину! Поспеши
В лес свой внутренний духовный,
В Дельфы песенной души.
Слух вселенский! Суть живая!
Волны, до небес взмывая,
Страстный дух возносят ввысь
К куполу небесной дрожи,
Чтоб слова, что с нею схожи,
С губ дрожащих сорвались.

Виноградник прихотливый!
Снов заветных дом родной!
Только брошу взгляд пытливый
– Новый образ предо мной…
Каждым листиком над бездной
Ключ живой укрыт любезный
Тайных вод неспешен ход,
Обещает шум мне дальний:
В каждой чашечке миндальной
Новый созревает плод.

Куст не страшен мне терновый,
И побудка веселит!
В душу мне рассвет суровый
Все ж сомнение вселит:
Раной самою кровавой
Не приобретешь ты славы.
Чтоб не умерли ключи,
Чтобы пенью быть неложным
А владенью непреложным –
Творчески кровоточи.

Путь ведет меня недальний
К озеру холодных вод.
По нему в тиши хрустальной
Упование плывёт,
Неустанно хорошея,
Лебединой тонкой шеей
Рассекает грудь волны,
И с волною той сливаясь
Постигает, содрогаясь,
Бесконечность глубины.

Ода Платану

Как скиф младой, Платан, себя ты отдаешь,
Свой ствол склоняя белый.
Но твой порыв стеснен, ты с места не шагнешь
Стопой закоренелой.

О сень огромная, в тебе лазурь сама,
Тебя объяв, застыла.
Родимую стопу, как черная тюрьма,
Земля отяжелила.

Пускай твое чело блуждает в вышине –
Ветра ему мирволят,
Земля тебе ступить, хоть и в волшебном сне,
И шага не позволит!

Пусть соки вверх текут, восходят до чела
По жилам исполина,
Но вечного ему не разорвать узла,
Не двинуться с притина.

Ты чуешь вкруг себя личин растущий строй
Подземной гидры славной,
Подобные тебе, стоят и вяз с сосной,
И клен и дуб державный –

Под властью мертвецов куделью власяной
Врастают в пепел стылый,
И вниз летит от них цветочный, семенной
Поток тысячекрылый.

Осина, граб, и тот четырехствольный бук
(Четыре девы вместе)
Немое небо бьют, вздымая сотни рук,
В порыве тщетной мести.

Поодиночке жить должны, разделены,
Рыдать в недоуменьи –
Кто ветви им рассек напрасно, без вины
При нежном их рожденьи?

И к Афродите ввысь возносится душа
И вечер догорает,
И дева в сумерках проходит, не спеша,
И от стыда пылает.

Предвестьем пленена в нежнейший этот час,
Ей, побледневшей, мнится,
Что вскоре плоть ее на будущего глас
Должна оборотиться…

Но ты невиннее зверей лесных, и ты –
Ветвями весь в лазури.
И в сон предутренний войдут твои мечты,
Как грозный призрак бури,

О лиственная сень! Холодная идет
С нагорий трамонтана,
Звени, когда зима рукою проведет
По струнному Платану.

Решись на стон!.. Крутись! Пусть гибкая кора
Свивается канатом,
Стенание твое давно уже пора
Отдать ветрам крылатым!

Как мученик святой, кору с себя содрав,
Хлещи себя бичами!
Пусть, тлеющей золы бессильный прах поправ,
Восстанет к небу пламя!

Затем восходит ввысь пылающий псалом
До птичьих поселений,
Чтоб задрожал Платан своим сухим стволом
От огненных прозрений!

Насельник парка! Ты к любым ветрам привык –
От качки ты хмелеешь!
И просят небеса: дай нам, Платан, ЯЗЫК!
Всемощный, ты сумеешь!

Пускай тебя поэт прославит на земле,
С тобой в одно сливаясь.
Наездник так сидит, как пригнанный, в седле,
С конем не разделяясь…

Нет, – говорит Платан – пускай с моей главой,
Сияющей в лазури,
Поступит ураган, как с ветхою травой,
Мы с ней равны пред бурей!

Песнь Семирамиды

Чело предчувствует лучистую корону,
На глади мрамора, сквозь век смеженных зрит,
Как время бледное расцвечивает крону,
Нисходит час ко мне и золотом горит…

…

«Явись в конце концов! И будь самой собою,
Душа великая, пора уж плотью стать,
Спеши, – твердит заря – над бездной огневою,
Средь мириад огней возникнув, запылать!

Глухую ночь пронзил трубы протяжный голос,
Живые губы вновь пьют ледяную тьму…
И, брызнув золотом, пространство раскололось –
В тот миг, как блеск былой припомнился ему!

К просвету протянись, рванись из тьмы дремучей,
Пловца, покрытого нахлынувшей волной,
На воздух выведет толчок пяты могучей –
Толкнись внутри себя, явись на свет дневной!

Среди невидимых пройди переплетений
И бесконечности бессилье разорви,
Скорей освободись от хаоса видений
И снов, что рождены от демонов в крови.

Я не боюсь причуд твоих непостоянства,
Мне яства лучшие легко тебе подать –
Питают пламень твой и ветер и пространство,
Предчувствия мои попробуй оправдать!»

…

Я отзываюсь!.. Прочь из пропасти бездонной,
Где руки мертвецов бессильные сплелись,
Несет меня орел, всевластьем упоенный –
Я им восхи́щена в полуденную высь!

Лишь розу взяв, бегу… Стрелою пронзена я
Насквозь!.. вот горсть шагов, возникнув в голове,
Рассыпалась, бежит – вот башня, мне родная,
Вот руки я тяну к холодной синеве!

Семирамида, ты – отточенная спица,
Стремись, безлюбая, в единственную цель!
Лишь царства жаждает великая царица –
Ему твой призрак злой – наисладчайший хмель.

Не бойся пропасти! Внизу, в воздушной яме,
Повис цветочный мост! Грозна я и горда!
Владычествую я над теми муравьями,
Дороги стрелами пускаю в города!

Владения мои лежат звериной шкурой,
Ее хозяин – лев – моей рукой убит,
Но все скитается его тут призрак хмурый,
И, смерть в себе нося, стада мои хранит.

На солнцем залито́м застылая пороге
Я сбросила с себя таинственный покров,
И слабости своей впиваю я тревоги,
И неба и земли двойной я слышу зов.

О пир могущества, трезвейшая из оргий!
Как паперть дымная из дальних крыш и рощ
Пред зрительницей ниц пластается в восторге!
Как подчиняется событий тайных мощь!

Моя душа сейчас на этой кровле – дома!
Каким величьем ей величие дано,
Когда она, рукой невидимой ведома,
В глуби меня самой отворит вдруг окно!

Лазури жаждущий и славой упоенный
Теней бесплотных ад с чутьем вполне земным,
О грудь моя! Вбирай долины населенной
Чуть влажный аромат и душ прохладных дым!

Со смехом, солнце, вниз смотри на рой жужжащий!
Там во всю мощь, без сна мой Вавилон поёт:
Кувшинов слышен звон и ход телег скрипящий
И жалобы камней на каменщика гнёт.

Так пусть же страсть мою к суровым грозным храмам
Пилы и долота стенанья утолят!
Пусть толщу воздуха наполнят птичьим гамом,
Пусть форму ей дадут и строго огранят!

Рождается мой храм, встает между мирами
Обета моего – меж равных равный – плод,
Он к небу сам собой возносится волнами,
Легко преодолев кипенье смутных вод.

Народ бессмысленный, прикована к тебе я,
Нуждаясь в тысячах трудолюбивых рук.
Пусть в тысячах голов горит вражда плебея,
Их хруста под пятой сколь сладок самый звук!

Растоптанных рабов столь музыкален ропот,
Их гнев, рассеян, спит в спокойнейшей волне,
Что плещется у ног и чей чуть слышен шепот…
Но ужас мести жив и спрятан в глубине.

Бесстрастно слушаю я эти переливы –
В них ненависть ко мне давно затаена.
Душа великая всегда несправедлива –
Необходимости навек обручена!

Пусть сладости любви и не совсем чужда я,
Но лаской никакой не вынудить меня
Рабыней страсти стать, пластаться, угождая,
Несытой пленницей рыдая и стеня.

Любовный пыл и пот, блаженное паденье
Двух тел, что качкою раскачаны морской…
Такого требует душа уединенья,
Висят сады мои над пропастью такой,

Что прелестям моим лишь громы не бесчестье!
Молили многие царицу всех цариц,
Коснувшийся меня рассыплется на месте –
И памяти сладка та череда гробниц.

Да будет сладостен мне храм новорожденный!
Очнувшись медленно, я вижу в полусне,
Как тяжестью своей и мощью упоенный
Растет он, замыслу довлеющий вполне!

Гром золотых цимбал собой наполнил бездну!
Как грозен трепет роз воздушных галерей!
Пусть в замысле своем великом я исчезну –
Семирамидою, царицей всех царей!

Песнь колонн

Колонн призывен зов –
Абак укромна тень,
Прибежищ-картузов
Для птиц в погожий день!

Звенит беззвучный зов.
С верхов и до низов
Колонн немой соглас
Для чутких внятен глаз.

Зачем средь синевы
Лучитесь, одинаки?
Желаньям чистым вы –
Благоволенья знаки.

– Берем мы чистый тон,
Взмывая к небесам,
Прилежный наш канон
Поет твоим глазам.

Смотрю на гимн певучий –
Какая чистота!
И светлость их созвучий
Из света и взята!

Обречена слоиться
Златая наша стать
И мучиться на лицце
Чтоб лилиею стать!

Стоим – одна к одной!
Железное зубило
Кристальный, ледяной,
Каррарский сон разбило!

Чтоб ярче враждовали
Мы с солнцем и луной
Нас отполировали,
Как клавиш костяной.

Мы – безвоздушный вздох,
Безгубые улыбки,
Мы – стройных женских ног
Абстрактный образ зыбкий.

Мы суеверно схожи,
Подобен фризу фриз,
Акант аканта строже
Взирает сверху вниз.

Но пред очами тьмы
Мы – храм, пустой объём.
Богов не зная, мы
В божественность идём!

И нашу тень, и тонкость
Аттического смысла,
И нашей плоти звонкость –
Всё породили Числа!

Для дочерей своих
Закон суров и строг:
Упав с небес на них,
Уснул медвяный бог.

Он любит, он счастлив
Абака – что постель.
И светлых дней разлив
Окутал капитель.

Сто ледяных сестёр –
Горим неопалимо!
А ветерок-танцор
Меж нас проносит мимо

Десятками – века,
За родом – новый род,
И вечности река
Непроходима вброд!

Все тот же – круг земной,
Все то же – неба бремя,
Но каменной волной
Мы рассекаем время!

Извеку, испокон
Идёт поход колонн –
Наш шаг не позабыли
Ни небыли, ни были.