Kitobni o'qish: «Стихотворения»

Обет

 
Подруги юности и молодых желаний!
Лазурь лучистых глаз и золото волос!
Объятий аромат, благоуханье кос
И дерзость робкая пылающих лобзаний!
 
 
Но где же эти дни беспечных ликований,
Дни искренней любви? Увы, осенних гроз
Они не вынесли, – и вот царит мороз
Тоски, усталости и нет очарований.
 
 
Теперь я одинок, угрюм и одинок.
Так старец без надежд свой доживает срок,
Сестрой покинутый, так сирота тоскует.
 
 
О женщина, с душой и льстивой и простой,
Кого не удивишь ничем и кто порой,
Как мать, с улыбкою вас тихо в лоб целует!
 

Парижские кроки

 
Луна на стены налагала пятна
Углом тупым.
Как цифра пять, согнутая обратно,
Вставал над острой крышей черный дым.
 
 
Томился ветер, словно стон фагота.
Был небосвод
Бесцветно-сер. На крыше звал кого-то,
Мяуча жалобно, иззябший кот.
 
 
А я, – я шел, мечтая о Платоне,
В вечерний час,
О Саламине и о Марафоне…
И синим трепетом мигал мне газ.
 

Марина

 
Океан сурово
Бьет глухой волной
Под немой луной, –
Бьет волною снова.
 
 
В бурых небесах,
Злобный и могучий,
Разрезает тучи
Молнии зигзаг,
 
 
Каждая волна,
В буйстве одичалом,
Бьет по острым скалам,
Рвет, встает со дна.
 
 
Машет в отдаленье
Ураган крылом,
И грохочет гром
В грозном исступленье.
 

Осенняя песня

 
Долгие пени
Скрипки осенней
   Зов неотвязный,
Сердце мне ранят,
Думы туманят,
   Однообразно.
 
 
Сплю, холодею,
Вздрогнув, бледнею
   С боем полночи.
Вспомнится что-то.
Все без отчета
   Выплачут очи.
 
 
Выйду я в поле.
Ветер на воле
   Мечется, смелый.
Схватит он, бросит,
Словно уносит
   Лист пожелтелый.
 

Благословенный час

 
Луна ала на темных небесах;
Качается туман; луг холодеет
И спит в дыму; в зеленых тростниках
Лягушка квакает; прохлада реет.
 
 
Закрылись чаши лилий водяных;
Ряд тополей в немой дали туманен,
Прямых и стройных, – призраков ночных;
Блеск светляков, над ивняками, странен.
 
 
Проснулись совы; то вперед, то прочь,
На тяжких крыльях, лет бесшумный, мерный
Свершают; у зенита свет неверный,
И, белая, Венера всходит: ночь!
 

Георгин

 
Владычица толпы, чьи взоры с поволокой
Обходят медленно свой круг, как у вола;
Твой полный стан блестит, как твердая скала.
 
 
Ты – пышный, сочный цвет, не пахнущий, высокий,
И тела твоего проникнуты черты
Непогрешимостью спокойной красоты.
 
 
Пусть тела запахом другие нас пленят!
Где ты, там никакой не веет аромат.
Ты царствуешь, Кумир, не слыша фимиама.
 
 
Так георгин, – король, одетый в багрянец, –
Среди жасминных куп вздымает свой венец,
Благоуханий чужд, без гордости, но прямо.
 
 
Приходит ночь. Сова летит. Вот час, когда
Припоминается старинное преданье.
В лесу, внизу, звучит чуть слышное журчанье
Ручья, как тихий шум злодейского гнезда.
 

В тиши

 
Там, где сумрак словно дым,
Под навесом из ветвей, –
Мы молчаньем упоим
Глубину любви своей.
 
 
Наши души и сердца,
И волненье наших снов
Мы наполним до конца
Миром сосен и кустов.
 
 
Ты смежишь глаза в тени,
Руки сложишь на груди…
Все забудь, все отгони,
Что манило впереди.
 
 
Пусть нас нежно убедит
Легкий ветер, что порой,
Пролетая, шелестит
Порыжелою травой.
 
 
И когда с дубов немых
Вечер, строго, ниспадет,
Голос всех скорбей земных –
Соловей нам запоет.
 

«Ax! пока, звезда денницы…»

 
Ax! пока, звезда денницы,
В спет дневной ты не ушла
      (Из пшеницы,
Чу! кричат перепела),
 
 
Обрати свой взор к поэту,
Посмотри в мои глаза
      (Мчатся к свету
Жаворонки в небеса)!
 
 
Поспеши: твое сиянье
Быстро меркнет в синеве
      (Стрекотанье,
Шум ликующий в траве!). –
 
 
И, прочтя, чем думы полны.
Разгадав все тайны грез
      (Словно волны,
С ветром зыблется овес), –
 
 
Прошепчи о всем нежнее
Там, где милой снится сон
      (О скорее!
Вот уж вспыхнул небосклон!).
 

«Так это будет в летний день. В тот час…»

 
Так это будет в летний день. В тот час
Горящий полдень, радуясь со мною,
Меж шелка и атласа с кисеей,
Еще прекрасней мне покажет вас.
 
 
И синий небосвод, как ткань в палатках,
Над нами, побледневшими тогда
От счастья, ожиданья и стыда,
Вдруг задрожит в роскошных, длинных складках.
 
 
Настанет вечер; всех маня ко сну,
Коснется ветер свадебной вуали,
И звезд приветный взор из темной дали
Поздравит тихо мужа и жену.
 

«Один, дорогою проклятой…»

 
Один, дорогою проклятой,
Я шел, не ведая куда…
Теперь твой облик – мой вожатый!
 
 
Рассвета вестница, звезда,
Едва заметная, белела…
Зарю зажгла ты навсегда!
 
 
Мой только шаг в равнине целой
Звучал, и даль пуста была…
Ты мне сказала: «Дальше, смело!»
 
 
Я изнывал под гнетом зла
Душой пугливой, сердцем темным…
Любовь предстала и слила
 
 
Нас в счастье страшном и огромном!
 

«Это – экстаз утомленности…»

 
Le vent dans la plaine
Suspend son haleine
 

Favart¹

 
Это – экстаз утомленности,
Это – истома влюбленности,
Это – дрожанье лесов,
Ветра под ласкою млеющих,
Это – меж веток сереющих
Маленький хор голосов.
 
 
Свежие, нежные трепеты!
Шепоты, щебеты, лепеты!
Кажется: травы в тиши
Ропщут со стоном томительным,
Или в потоке стремительном
Глухо стучат голыши.
 
 
Чьи же сердца утомленные
Вылились в жалобы сонные?
Это ведь наши с тобой?
 
 
Это ведь мы с тобой, милая,
Тихие речи, унылые
Шепчем в равнине ночной?