Kitobni o'qish: «Жизнь – сложная штука»

Не обижайтесь на Бога

Люди, как муравьи, обижаются на Бога, не видя дальше ветки осины, в которую уперлись!

Я шёл по парку и наслаждался весенней погодой. Только весной так глубоко и волнующе всё пахнет, только весной, так жизнеутверждающе и призывно поют птицы. Я шёл и напевал какую-то мелодию про себя. Вдруг моё внимание привлёк небольшой жук на земле. Он сосредоточенно бежал вперёд и тащил на себе комок глины или ещё чего-то, так не поймёшь. А через несколько метров перед ним была борозда с жидкостью, то ли масло с бензином, то ли ещё какая-то химия. Жук этого не видел и бежал вперёд. Я пожалел его и бросил у него на пути толстую ветку, которую он не смог бы перелезть с грузом и вынужден был бы её обойти. Жук упёрся в ветку и попытался перелезть, с ходу не получилось. Он бился, бился о ветку, пытался на неё вскарабкаться, но ничего не получалось, и он падал обратно. Ругая меня и несправедливую жизнь, он пытался снова и снова. Ведь дом был так рядом, но всё было тщетно. В конце концов, ему надоело и он отступил и пошел в обход, ворча и чертыхаясь. Жук был спасён.

Рабочий день близился к концу, я уже представлял себе, как приеду домой, поем вкусный ужин и вытяну ноги у телевизора с чашкой чая. Вдруг прозвучал звонок, звонила жена:

– Слушай! Там бабушке очень плохо, надо срочно везти её в город с дачи. У меня опустились руки. До счастья оставалось так мало, а тут надо садиться в машину и ехать за сто километров от города. Что делать, я поехал. Бабушка была очень сильная и никогда не показывала, что ей плохо, и уж если она попросила о помощи, значит действительно всё серьёзно. У неё был рак, наступило улучшение после химии, а теперь, видно, снова рецидив. Я приехал в деревню, забрал её. Она действительно была очень плохая, и мы поехали.

Было темно, дороги плохо освещены, шёл дождь. В общем весь набор для комфортной езды. Но впереди я видел ужин и рюмку коньяка или несколько рюмок коньяка, поэтому мчался во все лопатки, нещадно нарушая скоростной режим. Бабушка полулежала на заднем сиденьи, уцепившись в ручку двумя руками. Вдруг из темноты в свете фар появился гаишник и повелительным жезлом приказал остановиться. «Этого ещё не хватает», -проматерился я про себя и остановился на обочине.

– Сержант Смирнов, – представился он, -Ваши документы.

Я отдал.

– Пройдёмте в нашу машину

Глубоко вздохнув и вспомнив всех и вся нехорошими словами, я поплёлся за ним в их машину.

– Командир, там бабушка при смерти,– попытался я оправдаться. Но ничего не получилось.

Я сел в патрульную машину.

– Лейтенант Стрижёнов, – представился старший.

– Что ж вы, товарищ водитель, так безбожно нарушаете скоростной режим, -спросил он.

– Командир, у меня бабушка в машине, последняя стадия рака, еле жива. Вот тороплюсь её скорей отвезти в больницу.

– Нет, ну я всё понимаю, но сто сорок километров в час в населённом пункте -это явный перебор.

– Да, я согласен, но бабушка!

– Будем оформлять? Это лишение прав? – спросил он, играя ручкой и вопросительно, с намёком, смотря на меня.

– Командир, я не готовился к поездке, с работы сорвали, только 1000р.

– Не, ну за такое нарушение 1000р мало, – сказал лейтенант.

В это время сержант сходил к моей машине, нагнулся, посмотрел в салон, покачал головой и вернулся.

– Бабка действительно очень плохая, – сказал он.

– Да я всё понимаю, – лейтенант нервно крутил ручку, – но такое превышение. А если бы там по деревне другая бабка шла, и вы бы её сбили. Тогда что?

Я обречённо смотрел в окно, разговор шёл по кругу, время шло. Наконец, через пол часа обсуждения правил дорожного движения, сложившихся финансовых обстоятельств и милосердия, лейтенант в сердцах бросил ручку на пол и сказал:

– Положите под сиденье и поезжайте. Аккуратней на дорогах!

Я забрал документы, сел в машину и поехал дальше. Дождь уже прекратился, на улице стало посветлей, но я всё равно стал ехать аккуратней. Да и рюмка коньяка с ужином как-то отошли на второй план. Я ехал и думал, ну как же так, делаю ж благое дело и вдруг такое наказанье. За что?

Вдруг спереди образовался затор. Я притормозил и поехал уже совсем медленно. Пробка текла, как желе по стеклу, трудно, вяло и тоскливо. Наконец, забрезжил просвет. Но что это? На дороге стояла скорая и полиция, кто-то лежал на земле, покрытый покрывалом.

«Человека сбили», -прокомментировал человек, возвращающийся в свою машину на обочине. Бабушка шла подслеповатая по дороге, темно, дождь, её и сбил какой-то лихач на мерсе.

Я проглотил комок. А ведь это мог быть я! Я же так же мчался, как сумасшедший. И если бы “гаишники” меня не остановили, я мог бы быть тем лихачём. Злые и жадные “гаишники”, которых я поминал нехорошими словами, спасли меня от кошмара непредумышленного убийства, сидения в тюрьме и пожизненных мук совести. Боже, как же мне повезло!

А жук, наконец-то, обежал эту большую ветку, что я бросил у него на пути, и радостно побежал в свою норку!

От судьбы не уйдёшь

У меня на даче рос дуб, прям рядом, прям вплотную к забору. Старый раскидистый дуб. Сколько себя помню, он всегда там стоял. Большой, могучий, раскинув ветви во все стороны, он стоял и шелестел листьями, давая пристанище многочисленным птицам, белкам и прочим зверушкам местной фауны. Потом от него отвалилась большая ветка или часть ствола, не помню уже, давно это было. Но всё остальное стояло, цвело и продолжало шелестеть листьями и радовать нас и местных зверушек. Мы редко подходили к нему.

Но как-то мне что-то понадобилось с той стороны забора, и я туда залез. Боже, что я увидел! На месте отвалившейся ветки с годами образовалось огромное дупло в самом низу дерева. Или щель, или пещера, не знаю, как обозвать, но у меня засосало под ложечкой. А если он упадёт? На дом, на машины, что мы с сыном паркуем прям под ним? И поселилась в сердце моём тревога.

Приезжая на дачу, я всё время косился на этот дуб. Я любовался им и боялся его. Он был красив, ветвист, раскидист. На нем пели птицы по утрам и вили гнёзда. Но дупло в основании ствола становилось всё больше и больше. Каждый раз, приезжая на дачу весной, я бежал к нему на осмотр и мрачнел. Жалость и любовь к природе боролись со страхом за дом и машину. Постепенно я перестал ставить машину на участке и оставлял её перед воротами на улице. Но оставался дом.

Как-то, возвращаясь с очередной поездки, я решил срезать дорогу и поехал вопреки навигатору своим путём. Прям провидение. Дорога вывела меня к дубовой аллее. Я ехал, а вдоль дороги стояли дубы. Старые, молодые, цветущие, увядшие. У многих, как и у моего, зияли огромные раны, дупла, пещеры, но они стояли, гордо неся свои кроны. Вот, посмотри, как будто говорили мне, стоят и ничего. Но приезжая на дачу, я всё равно парковался, не заезжая на участок, и думал как бы его спилить.

И наконец, осенью, я нанял специально обученных людей, чтобы убрали это дерево. Они приехали и спилили дуб. Целый день потратили, срезая многочисленные ветви, а я смотрел из окна и грустил. Вот, ещё одна часть жизни уходит, причём уходит моими руками. Бабушка, дедушка, купившие этот участок и всё здесь отстроившие и взрастившие, теперь вот дуб. Но спилили его не весь, оставили часть ствола и одну ветку, как шанс ему возродиться, если суждено.

Когда я приехал в город, припарковался и пошёл домой, то посмотрел с грустью на деревья, стоящие вдоль дороги. Какие же они хилые, невзрачные по сравнению с моим дубом. С бывшим дубом, который я уничтожил. Почти. Вечером разыгрался ветер и не на шутку разыгрался, я включил ноутбук, хотел поработать, но тут пришло сообщение в домовом чате: «Чей там чёрный микроавтобус? На него дерево упало».

Я выскочил на улицу, не веря своим глазам. Точно, на моей машине лежало дерево. Молодая осина. Но она упала так нежно, так ласково, будто обняла её и ничего не повредила. Она как будто говорила мне, видишь, от судьбы не уйдёшь.

Приехав на дачу на следующий год, я поставил машину под остатками дуба и пошёл посмотреть, как он там. Ветка, которую мы оставили, разрослась и зацвела, да и сам ствол весь покрылся какой-то зелёной порослью, всем своим видом показывая, что жизнь нельзя победить, что она вечна и так или иначе проклюнется в том или ином виде, пусть в другом обличии, но проклюнется и зацветёт пышным цветом.

Сейчас, когда я пишу эти строки, в моей печке горят дрова, дубовые поленья. Они потрескивают, шелестят, как будто разговаривают со мной, а по дому разливается тепло, и я знаю, кому я этим теплом обязан!

Дороги, которые мы выбираем

Было раннее утро. Солнце светило во всю мощь своих батареек. На небе было ни облачка, только глубокая синяя даль, как глаза любимой женщины, утонуть не утонешь, но голова закружится. Я шел по узкой пешеходной дорожке, мимо распростертых, как ладони великана, золотых полей, причем дорожка шла то вверх, то вниз. Волнистая такая дорожка. Два оврага и два холма. В одном овраге речка течет, в другом магазин стоит. Холмов, ошибся, три. На первом я живу, на втором – ничего, на третьем – деревня старинная, с церковью, с золоченными куполами и кладбищем. А покрашена церковь в белое с синим, стоит она выше всех, и сегодня особенно веры в красоту добавляет.

Я торопился на электричку и прям мурлыкал от удовольствия созерцания окружающего мира.

И вот, когда поднявшись на вершину второго, пустого, как мне казалось, холма, я пошел по прямой, появилось какое-то беспокойство. Холм был плоским, и идти предстояло долго. И вот беспокойство начало принимать конкретные черты. Сперва появились ноги, потом постепенно все остальное. На обочине лежал парень, лежал он, как казак у Гоголя, раскинув руки и ноги по сторонам света, а голову откинул назад. Чуба только не было. Время семь утра. Что с ним? Может спит пьяный и счастливый, а может побили его? Надо подойти, разобраться, может помощь нужна? Я медленно приблизился, тронул его ногой, он не пошевелился. Может скорую?

И тут из далека ту-ту. Блин, электричка идет, опаздываю. Там сзади два пенсионера идут, разберутся. Я вернулся на дорогу и прибавил ходу. Настроение было испорчено. Я кое-как добежал до станции, сел в поезд и уехал.

А может я был рожден для этого дня?

Поздно.

Стук колес и мелькание станций унесло меня от этого приключения быстро и далеко. Когда я возвращался, там уже никого не было. Так я и не узнал, что было с этим парнем.