Иллюзия отражения

Так уж случается в жизни, что все мы снова и снова, как в ранней юности, оказываемся в начале пути. У подножия. И заснеженная вершина Килиманджаро все так же сияет недостижимым покоем, и то, что ты был на этой вершине или рядом, совсем рядом, теперь вспоминается сном, видением, миражом...И нужно все начинать сызнова. И даже прошлое твое кажется мнимым, несущественным, и даже когда ты возвращаешься в знакомые, но давно оставленные тобою места, то так и не можешь поверить, что все, что происходило здесь когда-то, было для тебя единственным, неповторимым, важным. Было когда-то твоею жизнью. И тогда понимаешь, что со временем и сам ты изменился уже настолько, что не можешь вернуться к себе – прежнему... Хотя... В глубине души ты так и остался прежним: веселым и застенчивым мальчуганом, принимающим эту жизнь на веру – так, как только ее и надо принимать.И лишь затаенная горечь в глубине сердца напоминает о том, что за спиною – череда потерь, предательств, разочарований... И ты запрокидываешь голову и смотришь на звезды. И понимаешь, что и это пройдет.

– Узнал что-то новое?– Скорее старое.– Да?– Если какая-то неприятность должна случиться, она случается.Диего поморщился:– Еще что-нибудь?– Из всех неприятностей случается именно та, ущерб от которой больше.

Огонь – это красиво. А красота, как сказал классик, спасет мир. Вот только то, что красиво для одних, для других уродливо. Кроме огня. Огонь хорош для всех. Кроме тех, что сгорают. Но они никому ничего не скажут.

Понятно, что события, предоставленные сами себе, имеют тенденцию развиваться от плохого к худшему, но есть в круговороте катящегося с горы снежного кома и положительная сторона: когда разнонаправленные события нарастают настолько, что превышают определенную критическую массу, все неясности и неувязки исчезают сами собой, а ситуация предстает перед наблюдателем во всем блеске. Если, конечно, наблюдатель к этому времени не смят этим самым комом и не утрамбован под лавиной.

– Комната смеха сегодня тоже не пустовала?

– Не-а.

Меня и самого всегда интересовало, зачем люди идут туда – чтобы увидеть свое

возможное уродство? Или – вздохнуть с облегчением, дойдя до последнего,

правильного стекла?.. Я спросил это у Фрэнка, и он ответил, сморщив в усмешке

кукольное личико:

– Люди очень любят себя, и они любят себя всякими! А зеркало... Что зеркало?

Только стекло. – Подумал, добавил грустно: – Оно не выявляет уродства, но и не

скрывает его. Да, люди обожают себя. О-божают! Делают из себя божков! Идолов!

Кумиров! И – поклоняются себе самим и – больше никому. Таков мир.

Некогда один мой преподаватель говорил так: некоторым университетский диплом не просто не нужен, но вреден: он дает им основания думать о себе то, что они собой совершенно не представляют. И – это всего лишь диплом, бумажка. А есть еще автомобили, яхты, украшения...

Большинство людей потерять то, что имеют, боятся больше, чем приобрести то, что хотят.

– Жизнь – игра. Нужно только правильно выбрать команду. Если играешь не за тех – всегда в проигрыше. – А в какой команде играешь ты? – Ни в какой. Я только подсчитываю время игры. Для каждого. – Зачем ты все время стреляешь? – Зачем? Мне скучно. – Но там же люди... – Они все равно когда-нибудь умрут. Тогда – какая им разница? – Ты бы у них спросил. – Это у тебя я могу спросить. У них – нет. Они – толпа. – Тогда спроси у меня. – Я же знаю, что ты ответишь. – И что же? – Каждый в отдельности думает, что весь мир – его. Я тоже так думаю. А раз так – зачем мне спрашивать тебя о чем-то? Для себя я уже знаю ответ. Свой. Зачем мне твой? – Подожди... – Я пытался подобрать слова и – не мог. А должен был, должен, должен... – Подожди, – снова заговорил я. – Каждое наше действие во всякий момент времени рождает новое будущее. – Я не хочу жить будущим. – Почему? – Потому что его нет. – Прошлого у тебя тоже нет? – Тоже. Оно прошло. – А память? – Какой в ней прок? Если в прошлом было много боли и мало ласки, зачем это помнить? – А разве ты можешь приказать себе это забыть? – Для того чтобы вспоминать, нужен досуг. А я очень занят. – Убийством и разрушением? – Это очень увлекательно. – Разрушение – и есть твое настоящее? – И твое тоже.

– Но в нем еще больше боли. – Что мне до нее? Она чужая. – Чужой боли не бывает! Как и чужой войны! Если ты причинил ее, она вернется к тебе! – После? Потом? – Да. – Этого я не боюсь. У меня нет «после». У меня нет «потом». Я даже не думаю никогда над этим. Я просто убиваю время. – И людей. – Это увлекательно. – Может, ты что-нибудь построишь? – Из песка? – Хотя бы. – Бессмысленно. Да и нет здесь песка. Только этот город. Да и тот...

– Что – тот? – Он как неживой. Его приятно разрушать. Да и вообще. Жить в здешних местах слаще разрушителем. – Ты снова будешь убивать людей? – Буду. Чувствуешь, как звучит? «Буду»! Эдак и у меня будет будущее. – Думаешь? – Знаю. Люди лучше помнят тех, кто сумел осуществить их страх. Сделать сущим. Люди обожествляют таких. – Человечек вздохнул. – Страх куда важнее всего остального. Без страха невозможны ни власть, ни общество. – Но есть люди, которые ничего не боятся! – Конечно есть. Отчаянные. Те, что отчаялись. Устали надеяться. Но и они боятся. – Чего? – Снова обрести надежду. Ведь и она окажется ложной. Только смерть освобождает людей от всех страхов: нищеты, потерь, неудач, непризнания, да и от страха ее самой. Разве это не логично? – Твоя логика линейна. – Как и этот город. Как и эти люди. Мир – набор шаблонов. Я – освобождаю от них. Как и от страха.

Кофе был сварен еще, все замолчали, бросая взгляды на барона. Тот потер виски,

положил на стол миниатюрный аппаратик, щелкнул тумблером.

– Полагаю, вы все знаете, что это такое. По моим сведениям, у всех вас было

богатое прошлое.

Никто из нас не кивнул, но и не переспрашивал. А что, собственно, спрашивать?

Приборчик исключал всякую и любую прослушку в радиусе тридцати метров, даже если

кто-то и зачем-то установил в нашей открытой всем ветрам гостиной самую

современную и дорогую аппаратуру. Называлась система защиты «Серый шум». Ну а

что касается богатого прошлого... Никто не богат настолько, чтобы выкупить свое

прошлое. Даже у собственной памяти.

– Ага. Не уходи никуда, Дрон. – Через парапет? Я не хочу становиться звездой. – Все хотят. Не у всех выходит.