Kitobni o'qish: «Зимопись. Путь домой. Веди»

Цикл «Зимопись. Путь домой», книга третья

В начале текста на смысл эпиграфов внимания не обращают, поэтому они перенесены в конец книги.

Глава 1. Артемида

«Я остался посмотреть, чем закончится драка, и был избит обеими сторонами». Из показаний потерпевшего на суде в моем мире. Смешно и грустно. А самое плохое то, что это может случиться со мной. Я все еще жив и, если везение продолжится, доживу до момента, когда беляки и люди схватятся по-настоящему – на выбывание, выясняя, кому в будущем править планетой. Здесь, по другую сторону Большой воды, единой силы, способной противостоять нашествию, не существует. Все разрозненны, ненавидят друг друга и, даже спасаясь об общей беды, продолжают убивать друг друга. У нас так происходило во всех частях света, куда пришла техническая цивилизация с ружьями и пушками. Враждующие племена не объединялись против пришельцев. Сосед-сволочь (а сосед – он по определению сволочь, спросите любого) всегда был олицетворением зла, и, чтобы ему досадить, допускалась дружба с любым могущественным злом рангом повыше. Так было и так будет, если люди не одумаются, а они не одумаются, потому что они люди.

Американцы – в основном белые и черные, а где коренные краснокожие? Их осталось до невозможности мало. Их счастье, что они вообще остались. «Хороший индеец – мертвый индеец». Древние германцы, приходя на новую территорию, применяли тактику выжженной земли. Земля оставалась, местные жители исчезали. Политика нейтронной бомбы. Бомбу за всю историю ни разу не применили, а политике имени этой бомбы, между тем, – тысячи лет.

«Человек – звучит гордо»? Каждый думает так о себе. Ну, и еще о некоторых. Кроме, естественно, соседей, которые, судя по их поведению, вообще не люди, как считает большинство, глядя друг на друга из-за забора. Утверждение касается любых соседей, с кем за тысячи лет пересекающегося проживания хотя бы раз были взаимные дрязги. А чтобы взаимных дрязг (крови, грязи, взаимных налетов, массовых убийств, отбирания территорий и прочих обид) за много веков ни разу не было – такого не бывает. «Милые бранятся – только тешатся» – это не про соседей. Не браниться ни милые, ни, тем более, немилые не умеют. Выйти за рамки такой «человечности» надолго не получалось ни у кого. Может быть, беляки правы, и мы – обезьяны?

Но беляк – в том виде, в котором я их узнал – тоже не звучит гордо. Скорее, ужасающе. И вот гордо звучащий, как о себе думаю, я оказался между двух огней. С одной стороны – враги человечества, внешне напоминающие людей всем, вплоть до привычки есть людей, но превосходящие людей возможностями настолько, что к людям их не отнесешь. С другой стороны – те самые люди, для которых конкретный я по разным причинам тоже враг. Здесь, по эту сторону реки, меня убьет любой встречный, чтобы обобрать или из боязни, что я ограблю и убью его. А в стране башен я не имею права на существование по закону, поскольку появился на свет не тем путем (точнее, на том пути оказался не того пола). Все хотят меня убить.

Честно говоря, я согласен даже на смерть, если ради такой цели враги найдут начальную точку соприкосновения и впервые посмотрят друг на друга не как на врагов.

К сожалению для всех и к некоторому эгоистичному счастью для меня, ничего подобного не случится. В глобальном масштабе мелкий и незначительный, ничего, кроме проблем, с собой не несущий, я не представлял интереса ни для одной из сторон.

Что делать? Как обычно. Все, что в моих силах, и немного больше.

А пока – выполнять добровольно взятые на себя обязанности раба. Случай изменить ситуацию обязательно представится. А нет – тогда я сам его «представлю». В общем, всему свое время.

В последние дни моя жизнь круто изменилась. Не знаю, как обращались с рабами в древности, но что значит быть рабом, я ощутил на собственной шкуре.

Первые день и вечер, когда Ева отправила меня спать, прошли нервно, я лежал в трех метрах от проявлений животной страсти, примерно равной с обеих активных сторон. Рябой наелся в подполе, а до того тоже не бедствовал, Ева чудесно перекусила сырым мясом, теперь обоим хотелось других удовольствий.

Еву постоянно что-то не устраивало. Рябой у нее то хилым оказывался, то неумелым, то глупым, то рожей не вышел. Рябой сносил все оскорбления. В какой-то момент он, видимо, разозлился настолько, что не сдержал себя и проявил жесткость. Удивительно, но чрезмерность Еве понравилось. Адам, как она посетовала, себе такого не позволял, а это, оказывается, интересно, и надо повторить, и рассказать новому Адаму.

Сочетание последних слов меня удивило, но голова думать уже не могла. Она отключалась при первой возможности. От солнечного света я закрывался локтем, а от звуков, к сожалению, не спасало ничто.

Когда бурные звуки прекратились и раздалось размеренное дыхание, меня это не успокоило, а, наоборот, всколыхнуло. Бежать! Сейчас. Другого шанса может не быть. Я осторожно поднялся.

– Чапа, – раздалось из-за стога, – принеси Еве пить.

Услышала? Почуяла? Или простое совпадение?

Допускать таких совпадений нельзя, следующее окажется для меня последним.

– Если Ева не возражает, – подал голос Рябой, – то и мне. Делая Еве приятно, ее раб Рябой очень устал.

– Принеси нам пить, – последовала окончательная редакция приказа.

Привязанное к колодцу ведро до лежавшей парочки чуть-чуть не дотягивалось, отвязать его не получилось, а перерубать веревку не стоило, чтобы потом не создавать себе других проблем. Пришлось искать подходящую емкость – такую, чтобы хватило надолго, то есть чтобы за водой меня в ближайшее время больше не гоняли. Я поплелся в бревенчатое здание кухни-столовой, оттуда, с найденным кувшином, – к колодцу. Когда вода была доставлена (при этом я старался смотреть в сторону), последовало новое распоряжение:

– Принеси поесть.

Я вновь отправился на кухню. В плане еды там оказалось пусто, пришлось спускаться в подпол кладовки. Не появись у братвы провизия из-за реки, они бы голодали. Или совершили бы налет на соседей.

За мной никто не следил, разнеженные Ева и Рябой развалились во дворе на сене, им ни до чего не было дела. Набирая продукты, я прикидывал возможность побега.

Сотрудничество с беляками, о котором так мечталось, не заладилось. Пусть Рябой с ними договаривается, я умываю руки.

Побег нужно продумать. После того, как Ева на моих глазах прыжком со стены догнала сбежавшего из крепости, надежда на собственные ноги отменялась. Для побега нужна особая ситуация. Либо Еву нужно сильно и очень надолго отвлечь, либо сжечь-обезглавить. Теперь нас, желающих сбежать, двое, шансы вырастали многократно. Только бы не упустить нужный момент, когда он возникнет.

Не сегодня. Мне еще отдыхать и отдыхать, чтобы просто вернуться в норму. Сейчас меня хромой догонит, а нужно играть наверняка, иначе Зарина меня не дождется. Блефовала ли царица, объявляя о некоем сроке, после которого награда за выполненное поручение перейдет в свою противоположность? Мне кажется, что она стращала меня для ускорения процесса. Поэтому и точный срок не озвучен, и конкретные санкции не объявлены. «Твоя задача, – было мне сказано, – пройти через портал, вернуться и доложить о нюансах. Успеешь за неделю – награжу, а Зарину восстановлю во всех правах и верну ей утраченную вотчину. Каждый день задержки отнимет из списка наград что-то хорошее, а в какой-то день – тебе не нужно знать, но в крепости о конкретной дате известно – если я не вернусь или ты не отправишься ко мне, к твоим близким будут приняты меры». Заявление больше походило на блеф. Непреодолимые причины вроде урагана, наводнения, встречи с гопниками дома или рыкцарями, братвой, беляками и другими невменяемыми элементами здесь отбивали у меня охоту любой ценой выполнить поручение до конца. Царица это понимала. Она будет ждать сколько сможет, а моим близким, между тем, ничего не грозит. И царица понимала, что я это пойму, иначе она не политик. А она, что бесспорно, политик, каких поискать.

Большая политика допускает ложь. Очень большая политика подразумевает правду во лжи, выдаваемой за правду. Царица – очень большой политик. Я сделаю так, как она задумала и приказала, даже если не уложусь в срок, но внесу в план свои коррективы.

С кухни я прихватил с собой деревянный поднос, куда накидал всякого-разного, от сухофруктов до сухарей.

Когда я подошел, Рябой вообще не обратил на меня внимания, Ева подняла голову, глянула одним глазом и скривила губы:

– Это что?

– Ужин для Евы.

Про Рябого я не упомянул. Сами разберутся.

– Это ужин для кузнечика или такого доходяги, как ты. Принеси нормальной еды.

– Прошу Еву простить глупого раба, но в силу своей ограниченности Чапа не понимает, что значит «нормальная еда».

– Это значит много. И обязательно принеси мяса.

– Сырого? – Мой голос дрогнул.

– Сырое хорошо идет только с голодухи, а для удовольствия надо жареного. Только крепость не спали, а то Ева знает, как вы, бестолочи, с огнем обращаетесь. Аккуратно надо, понял?

– Понял.

Подумалось, что, наверное, каждый, кого беляки просили пожарить мясо, понимая, какое мясо следует жарить, поджигал помещение в надежде, что демоны сгорят вместе с заказанным мясом.

Я рискнул уточнить:

– Какое мясо Ева имеет в виду?

Хватит ли у меня духа готовить человечину?

– Вокруг полно мяса. Поторопись, пока Ева не приказала подать на стол тебя.

Рябой начал что-то подозревать. Он быстро огляделся и вновь притворился спящим. Возможно, до него дошло, почему у трупа, который он оттаскивал от Евы, не хватало мяса на руке и на заднице.

Я уже разворачивался, когда меня остановил окрик:

– Куда пошел? Оставь, что принес, потом иди.

Интересно, беляк может умереть от того, что подавится? Желаю всем сердцем.

Одна из лошадей была недавно добита, и на разведенном костре я зажарил кусок конины размером с волка. Пока жарилось, приходилось стоять. Сидя я мог заснуть.

– Прошу.

Поданного куска хватило бы на весь отряд царицы. Ева приняла мясо и почти брезгливым жестом отправила меня восвояси.

До утра я спал сном младенца. Ева и Рябой, судя по всему, тоже. Или меня ничто не могло разбудить.

С утра Ева намеревалась покинуть крепость и отправиться куда-то, но так и не собралась. Отдохнувший и наевшийся мяса Рябой готов был ублажать ее и дальше, уход из крепости отложили на завтра. Весь день хозяйка и новоявленный раб миловались, как сказал бы Поликарп, а на мне лежали обязанности по снабжению едой и питьем. Снабжение – не в стратегическом плане, как пополнение запасов, а кормление. Тоже своего рода ублажение. Ни огороды за крепостью, где надо было что-то собирать-сажать-окучивать, ни рыбалка (для чего были заготовлены сети, очень удобные, чтобы забрасывать в стремнину) Еву не волновали. Она жила сегодняшним днем.

Со стороны мы выглядели как дорвавшееся до свободы трио натуристов – богатая дама, которая может позволить себе все, подцепленный ею жиголо и бедный родственник одного из них. Мне было все равно, смущало одно: а если в крепость кто-то придет?

– Может быть, вывесить флаг? – рискнул я предложить.

Мол, товарищи прохожие, обходите нас стороной – место под собственный рай занято (сообщение для беляков), или не суйтесь, если жизнь дорога (для моих сородичей).

Ева машинально кивнула, но потом задумалась.

– Нет, – был ее окончательный ответ.

– Разве Еве не нужно сообщить другим о том, что эта крепость – ее?

– Зайдут – сами увидят, а придут обезьяны – тем лучше. Нам нужно больше рабов.

Логично, блин ей в глотку и мечом по шее. А еще говорили, что беляки – глупые.

Но ленивые – это да. Все время, не отданное ласкам, Ева спала. Спала долго и, как казалось, крепко. Проверять пока не хотелось. Рябой тоже спал, отдыхая «от трудов праведных» и набираясь сил для новых раундов. Провизии в крепости хватало благодаря забитой лошади и перекинутым через реку мешкам, и все свободное время я тоже пускал на восстановление организма.

Само наличие свободного времени говорило, что мое рабство протекало довольно сносно. Рабство, как определение, в моем понимании выглядело несколько иначе, оно должно было состоять из чего-то вроде труда на плантациях под ударами бичей надсмотрщиков. А моя жизнь при Еве напоминала, скорее, труд потомственного или наемного слуги при добром непритязательном господине. Если бы только не несвобода и угроза в любой миг потерять жизнь…

Рябому его положение нравилось еще больше. Его рабство свелось к единственной обязанности, и он, кажется, забыл, что за стенами крепости существует огромный мир и что прежняя жизнь в братве не допускала раболепства и подчинения даже в принципе. Как же быстро ломает людей беспечное существование.

Меня начинало бесить, что судьба подкидывает шансы, а мы ими не пользуемся. Сколько моментов было, когда Ева спала, а Рябой на миг приоткрывал глаза, но меня, активно привлекавшего к себе внимание, видеть отказывался. Или – впроцессные позы, когда забывшая обо всем, кроме ощущений, Ева лежала лицом в сено или выгибалась с закрытыми глазами, стоя на четвереньках, отчего голова задиралась к небу и становилась идеальной мишенью.

Я указывал на меч: «Могу неслышно подать!» – и проводил большим пальцем по шее.

Рябой отрицательно мотал головой:

«Не сейчас».

И я исчезал из поля зрения, вместо того, чтобы во все горло гаркнуть «А когда же?!», как требовала душа, или подскочить с обнаженным клинком и сделать все самому.

У Рябого была своя правда. Второго шанса нам не дадут, и нужно приучить противника не думать о покушении. Вряд ли Ева настолько беспечна, что совсем забудет о возможности рабского вероломства, но время шло, и с каждым разом Ева все больше не боялась оставлять раба за спиной, причем надолго. Удовольствие было у нее на первом месте. «Глупы и ленивы» – говорил Терентий. Он собирался сыграть на этой ахиллесовой пяте беляков. Жаль, что ему не дали воплотить идею в жизнь, отрицательный результат отправил бы Терентия на тот свет вместе с его фантазиями, зато успех задумки позволил бы людям выстоять и выстроить эффективную стратегию борьбы с могучими пришельцами.

Но жизнь давно меня научила, что врага нельзя недооценивать. То, что внешне казалось глупостью, могло быть обычной, знакомой по многим семьям, привычкой надеяться на напарника. У пары выживаемость в разы выше, чем у одиночки. Синергетический эффект. Ева долго жила с Адамом, а теперь осталась одна. Ее психика еще не перестроилась к новым условиям.

Но мне не терпелось. По-моему, как говорит расхожая фраза, «клиент созрел». Зачем же тянуть время? В любой миг все может измениться.

Надо поговорить с Рябым. Я дождался, когда его в очередной раз отправили мыться, и мы перекинулись несколькими фразами.

– Пора.

– Нет, еще рано. – Он глядел в сторону.

– Завтра ты ей разонравишься, и все пойдет прахом.

– Придумаем еще что-нибудь. Кто хочет, тот всегда найдет возможность.

– Именно.

Он, наконец, посмотрел мне в глаза:

– Хочешь правды? Я никогда так шикарно не жил. Жратвы – хоть задом жуй, роскошная баба под боком, о какой мечтать не мог…

А я-то думал, что он выбирает момент. Все оказалось намного проще. И человечней.

– А ничего, что недавний предводитель братвы, не опускавший взгляда перед любой опасностью, радуется жизни раба?

– Как ты сам сказал, когда меня уговаривал, это вынужденная мера.

Я прибег к последнему доводу:

– Тебя не смущает, что она не человек?

Видел бы он Еву в образе осьминогоподобного зародыша с человеческим мясом в зубах…

Кстати. Может быть, пожиратели, которых так боялись на той стороне реки, были не только обычными мясоедами? Одного беловолосого людоеда хватит, чтоб на века отбить у заречных дамочек вкус к любому мясу. Это еще одна версия в доказательство гипотезы, что беляки уже приходили.

– Мне не нужен человек, мне нужно удовольствие, – оскалился Рябой. – Ева дает его мне сполна. Ты видел хоть одну бабу, которая всегда готова? Впрочем, что ты, вообще, в свои годы видел…

Я удивил бы Рябого рассказом, сколько видел в свои годы. В этом мире мне достаточно показали на «уроке», в невестории и в бытность пиратом, а в моем мире у меня был интернет. Чего я не видел своими глазами, то знал в теории.

Стало понятно, почему некоторым нравятся не живые люди, а силиконовые куклы или игрушки из секс-шопа. Рябой мне только что объяснил. Его позиция была неприятна, мне душа не позволяла сказать «Мне не нужен человек…», но в том, что все люди разные, жизнь убедила меня давно. Каждому свое. Рябому – ненасытная демониха, кому-то – всегда доступный андроид с внешностью фотомодели или силиконовый друг, а мне – Зарина.

Я буркнул под нос:

– Тебе бы на ту сторону реки…

Жить одним из мужей при женщине из страны башен – почти то же, что происходило у нас сейчас и чему так радовался Рябой. Там система называлась законами Аллы, здесь – более прямо. Рабство. А что же еще, если свободы нет, и за инакомыслие и непослушание карают смертью?

– А что там? – заинтересованно глянул на меня Рябой.

– Все, что тебе так понравилось.

Донесся окрик, и мы умолкли – разговаривать между собой не по делу нам запрещалось. По делу можно было говорить в присутствии хозяйки или когда отправлены работать совместно. Ева сделала выводы из поимки себя и Адама, теперь она не хотела, чтобы рабы лишний раз оказывались вместе. Для налаживания нормальной жизни ей нужен был напарник. Новый Адам. Это нам объявили, как план на ближайшее будущее:

– Мы пойдем за Адамом.

Когда звучало определение «новый», мозги Рябого были заняты или вовсе отключены, и теперь он испугался. Слухи о воскресавших демонах-мстителях просто так из головы не исчезают.

– Адам вернется к Еве? – Голос Рябого дрогнул.

– Обязательно. Завтра идем за новым отражением.

За «отражением»? Странное слово. Надо выяснить смысл, если он есть.

Ни завтра, ни послезавтра мы опять никуда не пошли. Рябой ублажал Еву, между бурными схватками он отдыхал, а всю работу выполнял я – был мальчиком на побегушках и мастером на все руки. Не то чтобы я очень уставал, но врожденное чувство справедливости заставляло меня глядеть на напарника волком. В конце концов, мы оба рабы, Рябой даже рабее меня, поскольку пришел вторым и именно я сохранил ему жизнь. Мог бы иногда помогать.

Рябой делал вид, что устает неимоверно. Актер из него был никудышный, но как любовник он Еву устраивал, и его переигрывание с изображением постоянной жуткой усталости осталось вне ее внимания. Мне оставалось смиряться.

Так продолжалось несколько дней. На пятые сутки утром я долго валялся на сене, наслаждаясь благословенной тишиной, когда меня позвали:

– Чапа! Сделай быстрый завтрак и готовь лошадей.

Выезжаем, наконец. Трупы смердели, при западном ветре дышать было невыносимо. Еву, все эти дни негодовавшую от запаха мужского пота, трупная вонь не смущала. Впрочем, про гниющих мертвяков она тоже не забыла:

– Трупы перетащи в кладовку и завали ими подвал, чтобы до нашего возвращения провизию не растащили прохожие мерзавцы. Оружие и одежду посмотрю перед выездом, а ты себе подбери что-нибудь. Мой раб не должен выглядеть голодранцем. Остальное закопаешь, пригодится для будущих рабов.

Я сбегал за подносом, накидал пожаренной с вечера конины и сухарей, и, появившись перед Евой, чуть не споткнулся. Рябой валялся с неестественно вывернутой шеей. В том, что он мертв, сомневаться не приходилось.

– Чем Еве не угодил второй раб? – осведомился я.

– Эта обезьяна слишком много себе позволяла.

Что ж, оставшаяся обезьяна намек поняла.

Недавно я сравнивал Еву с Артемидой. Из легенды про Артемиду вспомнилось, что она в гневе убила страстного и любвеобильного Адониса. Про Аполлона, ее брата-близнеца, я уже говорил. Совпадение следует за совпадением. Что будет дальше? Насколько я помню, Актеона, своего напарника по охоте, подглядывавшего за ней, купавшейся в речке, Артемида превратила в оленя, и его разорвали собаки. Это мне урок на будущее, чтобы не получилось еще одного совпадения. В сказки, мистику и прочую чертовщину я не верю, но в упомянутом выше случае, как говорится, сам Бог велит перестраховаться. То есть, не подглядывать за купающимися девицами. Никогда. Особенно, если они не совсем человеки, даже если выглядят сногсшибательно.

Пригодится или нет, но еще про Артемиду вспомнилось, что в Троянской войне они с братом, согласно показаниям слепого очевидца (не описка), помогали троянцам. Агамемнону она приказала принести в жертву дочь. А храм Артемиды в Эфесе, который сейчас находится в Турции, входил в число семи чудес света. Статую богини жители почему-то сделали с множеством грудей. На что намекали?

И вот еще, тоже кстати. Артемида Эфесская была покровительницей амазонок. Привет моим заречным подругам. И лучше взять это слово в кавычки, поскольку «подруги» они такие, что ни пером описать, ни в Красную армию. Одна только царица чего стоит. Мне кажется, они бы с Евой подружились. Тогда всем осталось бы разбегаться и ждать, когда же одна из подруг съест вторую.

– Сколько лошадей брать? – спросил я по окончании завтрака, когда остальные распоряжения тоже были выполнены.

Одну – Еве, это понятно. А рабу полагается лошадь? А сколько поклажи с собой возьмем? Вопросы не праздные.

– Трех. Запасную нагрузи провизией. Погоди, пока не седлай, Еве нужно еще несколько приятных минут. Иди сюда.