Kitobni o'qish: «Зимопись. Книга вторая. Как я был волком»
Часть первая
Рыкцари
Глава 1
…Заигрывавшие с солнцем облака убежали за ним и дружно рухнули в пропасть за край горизонта. На невидимой ветке перезревал надгрызенный кем-то месяц. С почерневшего потолка небес вылупили глазенки вытравленные перекисью водорода звезды, скопом крашенные по моде в одинаковое платиново-белое…
Фу, как приторно. Словно в женский роман башкой вниз по самые бубенцы. Но ведь потянуло на сопливую романтику. Все потому, что новые отношения доверительности, установившиеся с Томой, вознесли чувствительность на невероятную высоту.
Для четырнадцати лет это нормально. Такой выброс адреналина. Такой всплеск эмоций. Последствия пережитого стресса. Причем, постоянного, если брать последние две недели. Портал, что именуется здесь причалом, выкинул меня с еще тремя «везунчиками» в другой мир, здесь верят в бога женского пола, жены имеют по три мужа, большая часть населения живет в бронзовом веке, а оставшиеся непонятно кто и почему. Царевны играют в футбол, а собак зовут волками. Тайны, загадки, секреты, мистика. Насчет последнего – пардон, некоторые моменты только выглядят сверхъестественными. До сих пор любые загадки получали вполне земные объяснения.
Даже такая. Когда через земли цариссы Дарьи прошли посторонние, одни утверждали, что видели шайку разбойников, которых здесь называют рыкцарями, другие упорствовали, что это была дружина царевны Деметрии, дочки Верховной царицы. Правы оказались все. Когда рыкцари отбили меня с Томой у удочерившей нас цариссы, к ним в логово пришла именно Деметрия. Она же повела сборное воинство на башню Варфоломеи, первую в списке планирующихся побед.
– Настали великие времена, – провозгласила царевна во время привала. – Начало новой эры. Скоро это почувствуют все.
Место, выбранное для ночевки, не слишком отличалось от прочих, мы просто поднялись на лесистый пригорок, откуда хорошо просматривались окрестности. На небе уродской улыбкой Гуинплена смеялся месяц. Предгорный лес принял в себя отряды разбойников равнодушно, как продажная девка очередного клиента, вооруженная масса втекла в его живое тело и нагло расположилась, не встречая сопротивления – не считать же за таковое изредка перегораживавший путь упавший сухостой. Лес был глух к людским чаяниям. В святая святых он пускал существ, не имевших за душой ничего святого, и укрывал зеленым одеялом всех нуждающихся – как праведников и заблудших, так и убийц с насильниками. Деметрия оказалась в центре этого шабаша, ощетинившегося жалами костров и шипами копий дозорных. Дружина расположилась вокруг царевны, даже среди союзников охраняя хозяйку. Уставшие от долгого перехода, отвыкшие от передвижения без коней, дружинники внешне выглядели хуже разбойников: блестящие доспехи запылились, спины ссутулились. А рыкцари, наоборот, принялись споро хозяйствовать, рубить дрова, готовить ужин. Это была их обычная жизнь.
Спать, видимо, будем здесь же, кто где остановился. В голове бродили мысли о том, как перевернуть ситуацию в свою пользу, как и куда сбежать, как во имя добра тихо вырезать окружающее зло и сделать всех счастливыми. Набрав огромную охапку листьев, чтоб было мягче, я присел возле Томы – ее положили под дерево на самодельных носилках. Прогибавшиеся и последние полчаса опасно потрескивавшие поперечины выдержали поход, но теперь жутко упирались в грудь и живот. Томины глаза напоминали взгляд брошенного щенка: жалобный, умоляющей об участии, ласке и хоть о чем-то хорошем в этой жизни.
– Помочь? – склонился я к ее лицу.
– Сам-то как думаешь?
– Думаю, что-то надо, но на лбу не написано.
– Слезть мне надо с этой решетки для барбекю!
Проходивший мимо рыкцарь услышал краем уха.
– Помочь, царевны?
Мешок, который он нес, грохнулся наземь, растопырившая руки фигура шагнула к нам, облизываясь всем, чем нельзя.
– Нет! – Одновременный двойной вскрик привлек внимание многих.
Рыкцарь пожал плечами, тропинка увела незадачливого помощника по заждавшимся делам. Проводив его взглядом, я зверской рожей заставил отвернуться оставшихся любопытных, затем разровнял принесенную листву. С моей помощью Тома осторожно сползла на получившийся настил. Если верить костоправу, то на ноги она встанет завтра-послезавтра. Вернее, попытается встать. Пока пусть лежит. Да и мозоли, натертые седлом, подживут.
Лес быстро темнел, по нему пронеслось быстрое перекликивание. Несколько рыкцарей, двинувшиеся вниз за водой к невидимому отсюда водоему, с кем-то повстречались. Громкие голоса раздались и с других сторон. Похоже, свои. Потом еще свои. Полным-полно своих. Лес переполнялся и вспучивался, как зараженный организм от вирусов перед смертельным исходом.
Деметрия светилась довольством, глядя на прибывавшие отовсюду новые группы рыкцарей.
– Приветствую, Грозна. Счастлива, что вижу в добром здравии.
Вождиха, только что отправившая отряд располагаться в лесу неподалеку, кратко кивнула.
– Мое почтение, царевна. Я привела всех, как договорились.
Высокая, красивая и – учитывая, что, руководя сворой бандитов, все еще жива – умная, эта хмурая женщина могла бы составить кому-то счастье, а доставляла наоборот. Водянистые глаза глядели сурово, губы исчезали, когда сжимались, прямой нос был длинноват и походил на клюв. Оказаться на расстоянии клевка не хотелось. Тело, отмеченное шрамами, большей частью покрывал стандартный рыкцарский доспех: кожано-ременная сбруя поверх рубахи и штаны, заправленные в сапоги. Светлые волосы, забранные в хвост, спускались на отороченный мехом ворот, выполнявший роль бармицы и, частично, наспинника. Шлемов разбойники не признавали. Несколько бронзовых блях соединяли ремни на груди, тоже неся защитную функцию. Узкий меч, кривой нож и гнук в совмещенном с колчаном налучье составляли личное оружие. Вождиха смотрела на окружающих как на мельтешащих муравьев, не убиваемых только потому, что они играют какую-то роль в экосистеме и могут пригодиться. Собственно, это и есть основа гуманизма, что практикуется любым правителем. Грозна не верила в людей и, в отличие от Деметрии, не скрывала этого. Из нее вышел бы более честный начальник.
Грозна ушла к своим, а к царевне приблизились еще двое. Одного я помнил по нападению на школу. Кажется, Таскай Прибрежный. Второго, побитого жизнью усача с ироничным взглядом, Деметрии представили как Сивко Предгорного. Каждый привел отряды в несколько десятков бойцов. Армия Деметрии росла, как навоз на дрожжах.
– Кудеяр не пришел, – объявил Таскай, настолько ничем не примечательный, что непонятно, как выбился в руководители. Остается допустить, что его отряд состоит из еще больших посредственностей.
– Отказался?! – На скулах царевны заиграли желваки.
Рыкцари, до того небрежно стоявшие перед царской дочкой, отвели взоры. Никто не желал отвечать за собрата, поставившего собственные интересы выше общих.
– Что-то случилось. Гонцы обошли возможные места его лагеря. Пусто. Оставленные послания никто не взял. Сигналы дымом не сработали. И мы видели много следов царберских коней.
– Разбит?
– Следов боя нет. Но есть странность. Сколько человек в его отряде?
– Три-четыре десятка, как у вас. Плюс-минус дюжина – в зависимости от переменчивых настроений крепостных.
– Там под сотню человек ушло в центральную часть страны. Где проходили по мягкой земле, целую тропу протоптали.
Мы с Томой располагались вроде бы в сторонке, но в пределах слышимости, и отказывали себе в лишнем вдохе, боясь пропустить хоть слово. Тома нащупала и до боли сжала мою руку. Малик – последняя надежда на то, что кто-то всемогущий придет и поможет, решив за нас наши проблемы, иначе придется все делать самим, в том числе – искать и выручать самого Малика. А если подросткам придется выручать могучего бойца – значит, дело дрянь.
Через час покормили похлебкой. На этот раз Тома ела за троих. После ужина, в полной темноте, разнесся приказ командирам прибыть к царевне.
Дымно запылали факелы. Под надзором дружинников четверо вождей присели возле Деметрии, по-самурайски величаво застывшей на коленях. «Язык» Напраса Молчаливого держался неподалеку, готовый прибыть по первому клику. Деметрия заговорила.
– Здесь собрались четыре отряда и моя дружина. У меня есть сторонники во многих башнях, но не у Варфоломеи. Это дело поправимое, но в сложившихся условиях вряд ли нужное, грядущий день многое изменит. Завтра мы делаем первый шаг к новому миру.
– Первый шаг мы делали у школы, – нехорошо упало с губ Грозны Святой. – Смачный такой шаг, словно в нужник по макушку.
– Если кого укорять… – Глаза Деметрии сузились до прорезей бойниц. – Во-первых, меня там не было. Во-вторых, я расписала план пошагово, нужно было выполнять, а не разбегаться при первом сомнении.
– Ученицы погибали! – Сидевшая на корточках Грозна выпрямила позвоночник и на уничтожающий взгляд царевны ответила жестким вызовом: – Могли погибнуть все! Какой смысл разрушать школу и наживать новых врагов, если ученицы не перейдут к нам?
– Вас обвели вокруг пальца. Мой источник поведал лишь в общих чертах, а сейчас мы узнаем детали. Царевна Чапа, расскажи нам, что сделала Дарья.
Уйма взглядов, недобрых и откровенно злых, уставились на нас с Томой.
Для тех, кто не в курсе: почему то все в этом мире принимают меня за девочку. Я успешно пользуюсь положением. Об успехе свидетельствует то, что еще жив и даже здоров. Девочек из нашего мира здесь объявляют ангелами и зачем-то везут в крепость к Верховной царице. Мальчиков считают чертями и убивают на месте. Любопытная такая местная причуда. Фольклороведы кипятком бы писали. А я не оценил. Сказали, девочка – хорошо, буду девочкой. Тем более, царевной. Чего бы не поцаревничать на досуге. Мне кажется, многие поменялись бы со мной даже наплевав на опасность разоблачения.
Оглядевшись, я немного поколебался. Ладно, тайны уже не открою.
– Были нарушительницы закона. Им предложили почетную смерть на стене вместо казни на кладбище. Как раз хватило, чтобы обмануть осаждавших.
– Там была преемница Верховной! – воскликнула Грозна.
– Назначенная возможная преемница, – едко поправила Деметрия. – Первая из многих, кто ко дню вступления на престол тысячу раз может сменить статус. Чапа, в чем ее обвиняли?
– Не восставай на жизнь ближней своей, – сурово продекламировал я.
– Минута терпения – и вы победили бы! – Деметрия нервно вскочила. – Поняли, в чем проблема? Отсутствие дисциплины. Приказ нужно выполнять, а не обсуждать!
– Ты, царевна, остынь, не кипишись, – к всеобщему изумлению осадил ее новоприбывший главарь Сивко Предгорный. Движения у него были развязны, взгляд ершист, кожаный доспех – максимально усилен бронзой и меховыми накладками. Размеры меча сообщали о скрытой силе – наверное, кроме него только Малику под силу махать такой рессорой от карьерного самосвала. – Мы тебе не слуги и не крепостные. Нам нужно объяснить, и мы поймем. Хорошо объяснишь – правильно поймем. Чтобы раздавать приказы, поживи с наше. Мы люди простые, слова понимаем, если за ними что-то стоит.
Сивко, изображавший простоту, был непрост, это чувствовалось кожей и третьим глазом, если он есть. А он есть, ибо орал прямо в мозг, что с этим язвительно-ядовитым типом связываться не стоит. Чем с ним, лучше уж с Грозной – прямой, как палка, и морально, и физиологически. Или с Напрасом, чьи намерения крупным шрифтом возникали на лбу еще до того, как он сам прочтет их в собственной голове.
– Простите. Не хотела никого обидеть. – Деметрия взяла себя в руки, под опустившимся на место телом с гордо разведенными плечами звякнула бронза, скрипнула раздавившая траву юбка доспеха. – Поймите и меня. Без единоначалия любая армия превращается в стадо, его легко разгонит кнутами небольшой организованный отряд.
Ну почему проводники такой шикарной идеи, как всеобщее равенство, всегда сволочи и бандиты? Если б не они, я был бы за идеи царевны душой и телом. Робин Гуды, столетний хрен им в глотку.
А людям почему-то нравятся Робин Гуды, банальные бандиты с большой дороги. И не нравятся те, кто от бандитов защищает. Что за менталитет такой, вывернутый наизнанку?
– Вспомни, почему мы примкнули к тебе, – со значением произнес Сивко.
Таскай, Напрас и Грозна одобрительно кивнули.
– Не просто примкнули, – напомнила Деметрия. – Дали присягу. Как присягнули еще Ваула Северный и Пеняйка Злая, ожидающие моего сигнала в северной части страны.
Крупные пальцы Сивко со скрипом почесали за ухом, он не стал спорить:
– Да, присягнули. Потому что обещанный новый мир предполагал равноправие. Наши голоса не менее равны, чем твой, потому – не перегибай.
Все время разговора рыкцарские военачальники недовольно оглядывались в нашу с Томой сторону. Таскай, наконец, не выдержал:
– Почему они здесь? Нас вроде бы звали на военный совет.
– Это переносчики нужных идей в недоступные вам высшие слои общества. Нам с ними долгие годы работать бок о бок.
– Короче, открывалки башен, – уловил главное Сивко.
Злая ухмылка превратила его лицо в маску смерти.
Меня передернуло.
– Нет! – Деметрия тревожно покосилась на нас. – Только вместе мы построим новый мир. От юных царевен, от их к нам расположения зависит многое. Количество жертв при штурме и сама необходимость штурмов. Симпатии к нам других царевен…
– Мы поняли. – Грозна сообщнически переглянулась с другими главарями. – Перейдем к делу. Кто пойдет переговорщиком?
– Не найдется желающих – назначим, – легко решила проблему Деметрия. – В башню идти не нужно, достаточно докричаться. И показать товар лицом.
Ее глаза нервно скосились на нас.
– А если Варфоломея не полная дура и в ответ плюнет нам в лицо? – предположила Грозна.
– Она не дура, – уверенно дополнил Сивко, пряча в усах усмешку, – и не полная.
– На этот случай тоже есть план, но о нем – завтра.
– Тогда о чем говорить? – Сивко поднялся, демонстративно больше не глядя в нашу «ангельскую» сторону. – Завтра и поговорим.
Главари холодно откланялись.
Некоторые моменты разговора оказались скользкими, поэтому Деметрия пересела ближе к нам:
– Понимаете, девочки… Рыкцари – хоть и воины по сути, но во многом как дети. Не понимают, что разведка важнее доблести. Вообще не понимают, что она нужна всегда. Три ошибки они допустили при осаде школы. Первая: не проверили, чтобы в объекте штурма не было боеспособных посторонних. Вторая: не дождались отъезда начальства для дезориентации в плане командования и ответственности – никто не захочет взять на себя чужие смерти, если можно обойтись без них. И третья: не создали ситуацию, в которой нужное тебе будет для противника единственным выходом, и он предложит его сам. Потом останется только поворчать да поторговаться.
– Политика, – вздохнул я.
Тома только моргнула. С дерева спланировал и опустился ей между лопаток колючий сухой листик. Она попробовала достать рукой. Усилие мышц отдалось в ноги, это вызвало болезненное содрогание. Незваного гостя пришлось убирать мне.
– Именно, – согласилась Деметрия. – Политика. Без нее никуда. Верховной царицей может стать только лучший политик, а я хорошая дочка своей мамы.
– Она предпочла Аглаю.
– Я могла править не хуже этой выскочки, – отсекла Деметрия. – Мама все еще подчиняется установленному в стародавние времена запрету на династии.
– Видимо, причина была серьезная, – предположила Тома, о-очень осторожно меняя позу, чтобы обернуться к нам лицом.
– Царица для того и царица, чтобы устанавливать свои правила, новые, лучшие.
– Ты так и сделаешь, когда станешь царицей, – угодливо сказал я.
Что ж, лизнул, теперь хватай, пока тепленькое.
– Что в крепости ждет ангелов? Говорю не о нас, – мигом поправился я, – а вообще. Что произошло с прошлыми ангелами? Вы же знаете?
– Не важно. – Деметрии действительно было не важно. – Мы установим другие законы. Отныне ангелы будут помогать мне строить новое общество.
– Царевна Деметрия, – вклинилась Тома, добавив голосу просительные нотки, – можно обратиться с просьбой?
– Чем могу, юная царевна?
– Подойдите ближе, скажу на ухо.
Деметрия метнула значимый взгляд дружинникам. Сразу трое приблизились с копьями, не оставляя Томе ни единого шанса для дурных мыслей. Только после этого царевна склонилась к лежавшей девушке.
Тома шептала недолго.
– Почему не Чапа? – оглянулась на меня царевна.
– Я тяжелая, – убежала взглядом Тома, выданная с головой.
Опять зашептала.
– Какие глупости, – снова громко ответила Деметрия. – Не считая того, что ты тоже царевна, в первую очередь ты ангел. «Если я встречу ангела, я стану ему другом и помощником», каждый здесь выполнит любую твою прихоть, даже совершенно неверующий. Можно не верить в Аллу, которую никто не видел, но нельзя не верить в ангелов. Так что… Епанча!
К нам подбежал рыкцарь, который следил за нами, ангелами, от отряда Напраса.
Даже друг другу не доверяют. Впрочем, мы добыча именно Напраса. Деметрия для него хоть и большая шишка, но не настолько, чтобы забрать добычу, ничего не предложив взамен.
– Ангелу Томе надо по-большому, – деловито объявила Деметрия на весь лес. – Отнеси.
Тома закрыла лицо руками.
– С превеликим удовольствием, – осклабился Епанча. – Как вас получше взять, царевна?
Глава 2
Весь следующий день мы опять шли. Тому несли, часто меняясь спереди и иногда с помощью драки отстаивая право идти сзади, шутки при этом гремели такие, что я не приближался, стараясь не смущать еще и этим, а лежавшая ничком Тома краснела и большую часть пути вообще не открывала глаз.
А я глядел вовсю. Леса сменялись полями, количество возделанной земли увеличивалось. Слева стремительно приближались горы. Впереди под вечер на грани видимости смутно замаячил силуэт башни.
В душу словно стая ворон облегчилась. Скоро с нашей помощью будут брать башню Варфоломеи. И у рыкцарей есть шанс. Не тот, на который они рассчитывают, если просто предъявят нас в обмен на открытие ворот. Семья для Варфоломеи – только она сама. Свою жизнь за нас, хоть сто раз удочеренных, царисса не отдаст. Сломаться может милая добрая Зарина. Человечность возьмет верх, и она пустит противника в ворота или откроет какой-нибудь подземный ход. Или веревку в окно сбросит, не знаю, как они тут врагу помогают, если душа болит и сердце требует. Но с нее станется.
Если же ворота не откроются…
Страшно думать об этом. Но надо. Скорее всего, Деметрия показательно сотворит что-нибудь с одним из нас. Жестокостью зрелище должно впечатлить защитников башни и подвигнуть на почетную сдачу.
Эх, была бы Тома на ногах…
Попытались бы сбежать. Как угодно. Вплоть до тупого прорыва без всякого плана. Даже смерть в этом случае лучше предуготовленной участи.
А может быть, я недооценил царевну, и у нее другой план? Душа надеялась, что все именно так. Мозги грустно удивлялись наивности души.
К ночи мы вновь расположились на ночлег в лесу. До башни оставалось ровно столько, чтобы нас оттуда не заметили.
На этот раз военный совет провели без нашего участия. О чем говорили – неизвестно. Охранявшие нас рыкцари Напраса в это время обсуждали царевну. Доносились только голоса:
– С ней что-то не так? Такая красавица – и без мужей. Неправильно это.
– Красавица? Змея она подколодная.
– Змея, зато красивая.
– Говорят, долго ездила по башням, знакомилась с войниками, обольщала и раздавала авансы. Потом была святой сестрой, переманивала царберов.
– Царберов?!
– В храме и в командировке. Семейную царевну за километр бы обходили…
«Километр», снова отметил я, как до этого «тонну». Откуда у них метрическая система?
– …а так каждый на что-то надеется. Некоторые готовы за нее в огонь и в воду.
– Что там некоторые, все готовы!
– Дурни.
– А я бы рискнул. Чего терять? А тут – царевна, да еще с бездонными перспективами…
– Бездонными – это да. Правильное направление указал.
– Ну, умопомрачительными. И сама она умопомрачительная. И не змея вовсе. Она за всех нас жизнь кладет. Могла бы отхватить башенку на забаве и в ус не дуть. А она за нас. За простых. Чтоб у всех было все.
– Это да, я согласен.
– Раз она такая простая и за нас, значит и мужья ей нужны из наших?
– Думаешь, выберет тебя?
– Слащавых благородных навидалась, а нормального мужика, видать, не повстречала. Раз до сих пор никого не выбрала, может, именно меня ждет. Нужно лишь проявить себя как-то.
– Не выбрала, чтобы прочих не оттолкнуть. Ей нужны все. Сразу.
– Пока власть не захватит.
– Думаешь, захватит?
– А мы на что?
– А мы не за нее, мы за себя.
– Так ведь и она за себя, но с нами.
– Говорят, она троемужество отменит. Будет по одному, как до акопалипса.
– Ерунда. Я слышал, каждому разрешат супругов столько, сколько захочется. Хочешь одного – пожалуйста. Хочешь больше – никто не запретит.
– А жен? Или только мужей?
Спор затих.
Я посмотрел на месяц, в голове что-то щелкнуло.
– Сколько дней мы здесь?
– В этом мире? – тихо уточнила Тома. – Сегодня пятнадцатый.
– Точно? Дельтаплан мы заказывали на третье июня, значит сегодня семнадцатое.
– Ой… – Тома прикрыла рот ладошкой. – У тебя день рождения?
Я печально кивнул. Пятнадцать. Совсем взрослый.
– Что тебе подарить? – с любопытством спросила Тома совсем как дома.
Очевидная глупость вопроса повергла в уныние. Что она могла в этом мире?
– Подвинься ко мне, – донесся ее мягкий шепот. – Ближе. Еще ближе. Ну что ты как не родной? Обними рукой, вот так. С днем рожденья те-е-бя-а, с днем рожденья те-е-бя-а… С днем рожденья, милый Чапа, с днем рожденья те-е-бя-а-а…
Шепчущее ласковое пение навернуло слезы. Страшно захотелось открыть глаза, а все происходящее – сон.
Нежный чмок в нос завершил поздравление.
– Все будет хорошо, Чапа. Правда?
– Обязательно, – срывающимся голосом подтвердил я.
На то, чтобы не расплакаться, ушли все силы.
– Кто? – выкрикнули впереди. – А ну стой!
– Поктокай у меня. Глаза протри, – донесся голос бородатого «языка».
Главарь вернулся с совещания. Одновременно мы увидели, что отряд Грозны Святой затушил костры, снялся с места и ушел в обход башни слева. Сивко Предгорный и Таскай Прибрежный увели своих дальше вправо. С утра башня окажется в окружении.
«Язык» Напраса кратко поведал собратьям результат военного совета:
– Переть в лоб – это терять людей. Деметрия настояла ждать. Перекроем все дороги и тропы, запалим в сторонке что-нибудь ненужное – чтобы выглядело деревенькой или складскими запасами, но так, чтобы крестьяне против нас не поднялись. Из башни обязательно поедут на помощь, это их обязанность, тогда одни наши возьмут выехавших, остальные окружат башню и предъявят ультиматум. Если получится, то ворвемся с наскока. Или надавим на чувства оставшихся.
Разбойников план порадовал.
Все улеглись спать. Костры большей частью угасли, зажглись звезды. Тома ворочалась, вздыхала, кряхтела. Чувствовалось, что она долго колебалась, но пересилила себя:
– Чапа… ты веришь, что случись подобное с тобой, я сделала бы все и даже больше?
– Ты уже сделала, сохранив мою жизнь в школе. Как соучастницу, тебя ждал финал Глафиры.
– То не в счет, общая опасность давала силы и заставляла принимать правильные решения.
Я покачал головой:
– Мы не в детском саду, скажи прямо, что нужно.
Сказать, что Тома покраснела – ничего не сказать. И это несмотря на тьму – почти полную, кроме мрачных отсветов костров в каждом из лагерей. Новолуние.
– Или руки помыть надо было, – трудно выпихнули ее губы, – особенно после дурацкой мази. Или переела с радости…
– Снова живот прихватило?
– Ага.
– Какие проблемы. Давай, отнесу.
– К ним я больше обращаться не хочу.
Еще бы.
– Куда идти? – спросил я, принимая Тому на руки.
– За те деревья между лагерями.
На моей шее сомкнулся мягкий живой обруч.
– Вы куда? – возник рядом рыкцарь, сменивший Епанчу. – А-а, почву удобрить. Только недолго. Я отсюда прослежу.
За деревцем мои руки как в прошлый раз начали разворачивать Тому к себе спиной.
– Стоп. – Ее губы сжались до крови, глаза зажмурились от невыносимого стыда. – Ближе к кустику. Чтобы листики достать. И… – Она набрала побольше воздуха. – К себе лицом. Потом мне понадобится свобода рук.
– Тогда… – Теперь я залился пунцом. – Штаны придется снять полностью.
Ноги-то будут меня обхватывать.
– Несомненно.
– Сможешь снять сама, на весу?
– Нет.
Я открыл рот, чтобы сказать, что…
Ничего не надо говорить. Теперь надо делать. Мужик я или как?
Рот закрылся. Легкие провентилировались глубоким вздохом, руки приступили к делу. «Глаза боятся, руки делают» – эта поговорка появилась не просто так. Окончательно подготовив пылавшую щеками Тому к процессу, я присел на широко расставленных ногах, а она, обняв меня за лопатки, повела плечами, сбрасывая мой поддерживающий захват:
– Удержусь сама. Закрой глаза, уши и нос.
Как это сделать, если рук всего две, она не сказала, ее лицо конфузливо зарылось в мое плечо. Я задрал подбородок к небу.
Потом мы лежали, глядя в небеса параллельными прямыми вплоть до соседних галактик. Нас больше ничего не могло смутить. И не было теперь человека ближе. Что там вякнул Сент-Экзюпери? В ответе за тех, кого приручили? Мелко плаваете, месье.
Если б мы только могли представить, что наше заботливо-ответственное единение уже завтра поможет спастись от столь страшной смерти, что даже кладбище нервно курит в сторонке…
Мы не умели смотреть в будущее. Нам хорошо в настоящем. Так и заснули, держась за руки и оставаясь душами где-то высоко, за небесами, где живут вечно и все счастливы…
А вы бы не проснулись, если в рот суют кляп? Мое тело пыталось сопротивляться еще до того, как включился мозг. Поздно. Несколько крепких рук одновременно связывали, а удар по затылку не позволил даже замычать.