Kitobni o'qish: «Всемуко Путенабо»
Часть 1. Пятница, вечер
Цок, пауза, цок, пауза, цок, цок, цок, цок… – отсчет барабанными палочками. Дррррвжжзззз… – вступает мотоциклетный рев электрогитары, переходя в визг и вой. Подключается ударная установка: бум-дум-тымц! бум-бдум-бдыщ! Окутывает с головы до ног чувственная полифония клавишных, подхвативших ритм.
– Начали!
Обратный отсчет: 182
Кристина позвонила, что не успевает. Кирилл приехал в детский сад, и…
– Павлика уже забрали.
– Кто?!!!
– Н… не знаю. Я думала…
«Она думала»! Чем?! А еще глазки пыталась строить, корова… Тьфу, хорошо вслух не вырвалось.
– Кто забрал?!
В глазах тьма. В коленях слабость. Скулы рвут кожу.
– Я не видела. Но…
– Ну?!.. – Кирилл одновременно взбешен и опустошен.
– Было несколько родителей… – Воспитательница морщит лоб. – Павлик вышел вместе с Колей и Настей, он оделся… Я видела, как его ведут за руку. Думала, кто-то из вас…
«Думала»!..
– Телефоны родителей Коли и Насти, быстро. – Кирилл опустился на детскую лавочку перед шкафчиками. – И всех, кто здесь был… или мог быть в ту минуту.
181
Мороз. На бровях – иней. Февраль в этом году – нет слов, одни междометья. Пальцы едва слушались, телефон врос в ухо:
– Кто именно вел Павлика за руку? Мужчина? Женщина? Как выглядели?
Ноги машинально несли Кирилла по знакомой дороге, взгляд прыгал по сторонам – вдруг?
Если бы не мороз…
– Вы не волнуйтесь. Может быть, это ваши дедушка или бабушка. Кирилл, вы всем своим позвоните, может…
– Не может.
Голоса в трубке сменялись. Результат – ноль.
– Не обратили внимания… Не видели… А Павлик – это который? Такой смешливый, стриженный, с торчащими ушками? Нет, сегодня не видели. Не знаем. Не помним.
Павлику – пять. Лопоухое чудо. «Р» и «л» не выговаривает, вместо них получается «х»: «Павхик. Папа Кихих. Мама Кхистина». Весьма самостоятельный молодой человек. Если вспомнить про гены, то вполне мог смыться из садика и пойти домой сам, с Кириллом в детстве такое бывало.
«Домой» – в кавычках. С Кристиной разошлись два года назад. Сына, конечно, забрала она. Иногда просила посидеть с ним по вечерам или, как сегодня, взять на все выходные.
Щеки онемели. Негнущиеся пальцы с трудом спрятали бесполезный телефон. Глаза рыскали.
Кириллу тридцать один. Кристине – двадцать восемь. Алёне – двадцать пять. Алена ждет дома. Кристина – «дома», но не ждет. Думает, что Павлик с ним, с Кириллом.
Надо смотреть лучше. Не найдется по пути – значит, нужно вернуться обратно и расширить круг поиска. Проверить дворы. Стройки. Подъезды. Подвалы. Чердаки. Если Павлик ушел сам и заблудился – замерзнет. И это далеко не единственное, что может случиться с ребенком в городе.
Прочесать все. Поставить на уши знакомых и незнакомых.
Мысли скрежетали по нервам, царапали мозг изнутри и ломали на кровавые куски. Не мысли, а ядовитые когти. Дедушки и бабушки? Тети и дяди? Увы, нет никого, кто мог бы забрать сына вместо.
Полиция? Самое простое. Ага, так и бросились они в минус тридцать искать живую иголку в каменном стогу. Заявление, конечно, примут, но не больше. Им нужна уверенность, что ребенок действительно пропал.
Ребенок действительно пропал.
Плечи передернуло. Мороз не только снаружи. В носу – оплавленный лед. Выбросы пара участились, пульс сошел с ума. Сапоги отскрипывали в снегу реквием по будущему.
И все же – полиция. Кирилл вновь лезет за телефоном, и в этот момент раздается звонок.
180
Слева – блондин. Вееры ресниц подрагивают, на лице – умиротворение и отрешенное блаженство. Блондину хорошо и снится что-то приятное.
Кристина осторожно поворачивает голову направо.
Брюнет. Тоже спит. Тоже доволен. Еще бы.
Она улыбается, сладко потягивается и аккуратно, чтобы не разбудить блондина и брюнета, выбирается из-под одеяла. Ногами – прямо на подушку, иначе никак, только по безмятежно спящим соседям. По всему телу – мурашки. Она ежится и обхватывает себя за плечи. Все равно холодно. Перешагнув блондина, она несется в детскую. В ванную бы нужно, но ванная подождет. И одеться – тоже подождет. Все подождет.
Под ногами холодный линолеум. Его сменяет пушистый коврик. Дверь – на защелку. Кристина склоняется над спрятанным в детском шкафчике ноутбуком.
В детской спальне темновато. Спасают уличные фонари, сквозь шторы проникает немного света. Взгляд опускается на часы внизу экрана – всего лишь семь вечера. Надо же, как погуляли. Вечер. Хотя… Время суток – понятие относительное, оно зависит от стиля жизни и конкретного занятия.
Забрать Павлика она поручила бывшему мужу. Мальчику лучше общаться с отцом, чем с этими.
Образовавшимся временем она распорядилась безупречно. А завтра… Завтра будет еще безупречней. Завтра будет нечто!
Громкость выставлена на минимум еще вчера. Аппарат нехотя просыпается, недовольно жужжит и, наконец, показывает, что от него требуется. Кулаки победно сжимаются: есть! Одним выстрелом – двух зайцев. Красота. Думали, что охотники. Кролики! Не все скоту с маслом. Теперь посмотрим, как запрыгаете.
Пальцы стрекозами порхают по клавиатуре, отсветы на стенах сменяются вместе с фоном открываемых окон.
Кому: «Чрезвычайная комиссия».
Тема: «Срочное кино».
Пароль: «Ложись».
Отправлено.
Шорх! – стерто и удалено из корзины. Пасть ноута с легким всхлипом захлопывается.
Даже как бы потеплело. Ноги на коврике. Грудь торчком, но уже без пупырышек. Кстати, грудь еще очень даже ничего, если не забывать про осанку и плечи.
Счастливый выдох: дело сделано. Прикрыв шкафчик, Кристина выглядывает из детской.
Блондин проснулся. Видит ее. Счастлив. Чертов кроль ненасытный. Сейчас, милый, сейчас, мой зайчик, уже иду. Но сначала в ванную, на минутку… или на три… Глядишь, и нужный звоночек раздастся.
179
– Привет. Нервничаешь?
– Кто это? – Кирилл глядит на незнакомый номер.
Намеренно гнусящий голос хихикает:
– Меньше знаешь – крепче спишь. Готов безболезненно расстаться с некоторой суммой в обмен на жизнь близкого человека?
Кирилл замер.
– Слушаю.
– Умница. Насчет излишних телодвижений в сторону «красных» или «черных» – сам понимаешь. Шаг в ту сторону – прости, тебя предупреждали. Тогда – прими, Господи, душу создания своего…
– Понял уже, – перебивает Кирилл. – Сколько?
– Совсем чуть-чуть по нынешним меркам. Десять кило зеленых.
Десять тысяч долларов. Кирилл даже не колеблется.
– Когда?
Слышно удивление, смешанное с уважением:
– Завтра в полдень.
– Где?
– Бродвей. Арка. И без хвоста. Понимаешь.
– Буду.
– Приятно иметь дело. Бывай.
Ту. Ту. Ту.
Завтра в двенадцать. Центральная улица. Главный вход в торговый центр «Атриум». В полицию не заявлять. К бандитам и детективам не обращаться. Уф.
От сердца отлегло. Ясность. Спокойствие.
Все живы.
178
Она летала на крыльях. Даже не так. Без крыльев. Просто – летала.
Через неделю должно наступить Оно – Событие. Главное. Дождалась!
Дождалась?
Дождалась…
Горячие струи били в лицо и обтекали тело. Как губы и руки Кирилла.
Сквозь шум воды что-то пробилось. Звонил телефон. Кирилл? На него выставлена другая мелодия. А вдруг что-то важное? Отключив воду, Алена перешагнула бортик ванны.
– Да? – счастье так и лучится в трубку.
Руки оттерли с плеч и живота последние капли. Кожа упруго дышит. Жизнь прекрасна.
– Супруга Кирилла Матвеева?
– Да. – Маленькая ложь не в счет. Еще нет, если по паспорту. А по сути да.
– Вы сейчас дома?
– А что?
– Несчастный случай.
Боже…
Незаконченный стук сердца. Полет в пропасть. С высоты – об острые камни.
Кирилл. Долгожданное счастье. Они встретились три года назад. У него были проблемы в семье. У нее были проблемы в семье. У них вместе проблем не стало.
Муж дал развод почти сразу. Кириллу пришлось добиваться юридической свободы еще два года. Делить (в смысле – отдавать) движимое и недвижимое. Утрясать все связанное с документами. Отрывать родное.
Трудно, когда одна из сторон принимает развод за рыбку золотую. Но вот невод пуст, и делить больше нечего. Отдано бывшее, расчекрыжено нынешнее, поделено предстоящее. Потрепав друг другу нервы и жизни, стороны пришли к соглашению. Кристине – все и Павлик, Кириллу – Алена. И вот теперь, за неделю до свадьбы…
– Что с ним?!
– Вы дома?
– Да! – Она ничего не видит, в глазах соленая пелена.
– Срочно спуститесь вниз.
Стул опрокидывается. Входная дверь остается незакрытой. Едва не сбитая с ног соседка материт вслед и крутит пальцем у виска.
Со второго этажа – три пролета: два больших и нижний, подъездный, в котором всего шесть ступенек. Шлеп-шлеп-шлеп – потому что тапочки. И халат. Больше ничего. Когда раздался звонок, она забыла обо всем.
Тугодум-домофон не понимает важности момента. Нервы. Улица.
Мороз обливает жгучим пламенем, забирается под, на и в. У дверей – машина с темными стеклами.
– Сюда, – зовет кто-то изнутри.
Дверца отворяется.
Взмыленная, бурно дыша, Алена нагибается, собираясь спросить…
177
– Верите, – златокудрая голова нежно склоняется к плечу соседа, – что все в жизни – неслучайно?
Чувственный шепот едва слышен. Мужчина нервно оглядывается направо, где сидит супруга, но та поглощена кинодейством и ничего не замечает.
Ему неловко. Он косится на таинственную незнакомку слева. Взгляд пробегает по ней сверху донизу, задерживаясь на особых обстоятельствах.
Все при ней. Одета с шиком. Не вульгарна. Симпатична. Впрочем, ничем не лучше жены.
Но и не хуже. В уме щелкает калькулятор. Накрывают туманы, и проносятся ветра. Наконец, из-за согнанных туч выплывает солнце.
Он улыбается.
Она встает и медленно выходит. Фильм продолжается. Жена переживает за героиню, которая бьется в истерике, потому что ей изменил герой. Мужчина ерзает и косится на опустевшее кресло – на еще теплом от сдобного наполнения месте белеет визитка.
– Стоп.
Изображение на мониторе замерло. Потянувшаяся влево рука мужчины – змея, крадущаяся за добычей. Картина маслом.
Докладчица смотрит на собравшихся.
– Слишком примитивно, – говорит одна.
– Слишком нахально, – допускает вторая. – Легко напугать.
– Слишком сложно. – Третья сексуально потягивается и кривит губки. Она самая юная из всех и не пропускает случая это подчеркнуть.
Докладчица и две другие – старше и мудрее. Они не смотрят на третью. Они думают.
– Я бы заставила сделать первый шаг, – первая.
– Романтика и тайна хороши, – вторая, – если не переусердствовать.
– Они на все клюют, – третья. – Только покажи.
Докладчица:
– Этот – другой. На Лизу не клюнул.
Третья хмурится. Получается, что и у нее могло не получиться. Лиза – конкурентка по возрасту и стати. Правда, в Комиссию не входит. Пока. Но при случае легко заменит.
– Я бы смогла, – заявляет третья.
Остальные в ответ улыбаются: молодо-зелено, но дело свое знает и сообществу предана. За то и держат ближе к себе, а не за гладкость юности при объеме зрелости.
– У него до сих пор – только с бухгалтершей из соседнего отдела. Тщательно скрывает. А та не смогла.
Докладчица закидывает ногу на ногу, чего, впрочем, не видят виртуальные собеседницы – камера берет только верх. Рука тянется к кнопке запуска следующей записи:
– Смотрим результат?
Первая и вторая пренебрежительно цедят:
– Что там смотреть?
– Все как обычно? – не удержавшись, любопытствует третья. Как бы ни харахорилась, а учиться у старших не забывает. Умничка.
– На пять с плюсом.
– И все равно, – вздыхает первая. – Подбить на измену во время кино про измену… Мельчаем.
– Главное – результат, не так ли?
– Хочется сделать красиво.
Первая кивает и, меняя тему, обращается ко второй:
– Что с «Риэлтингом»? Чарли торопит.
– Одним из объектов занимается Роза. – Вторая смотрит на часы: – Как раз в эту минуту.
– А другим кто? – интересуется недавняя докладчица.
– С ним Лиза работает. Пока – ноль.
Третья едва сдерживает злорадство. Счет в ее пользу растет.
Докладчица видит мигающий ярлычок:
– Кристина сбросила отчет.
– Отлично. – Все переглянулись. – Кто займется дальнейшим?
Докладчица поднимает руку первой.
176
Серый стеклянно-бетонный муравейник гудит и сверкает мутными глазами вставшего в пробках автостада – впереди авария или ремонт дороги. Из-под зада каждой стальной особи поднимается белесый туман, он окутывает натужно клацающие, как в ознобе, морды тех, кто притискивается сзади, и обдает псевдотеплой вонью перебегающих прохожих, прикрывающих нос меховыми варежками. Ноги несут Кирилла домой. Не «домой», к квартире бывшей жены и украденного солнышка, а к любимой.
Он думает о деньгах. Десять тысяч долларов. Похитители знают его жизнь, сумма реальна. Громадна, да, но реальна. Если бы не развод – вполне посильна, чтобы занять и со временем отдать. Если бы не развод.
Мороз выжигает кости. Главное, Павлик пока в безопасности.
В подъезде Кирилл топает, сбивая налипший снег, и поднимается на второй этаж. Негнущиеся пальцы долго выуживают в кармане ключи и с трудом вставляют нужный в замок.
Черт. Черт-черт-черт. Ключ не желает выполнять предназначение. Перепутал? Нет, ключ правильный. Еще раз. Якорный бобер, не заперто! Почему? Алена не могла…
Рука осторожно жмет ручку вниз и на себя, глаза шарят в образовавшейся щели. Ничего. Свет не горит. Тишина.
Шаг. Еще шаг. Кисть нащупывает биту под плащом на вешалке справа от входа, пальцы жадно обнимают прохладную рукоять.
Еще шаг, уже с битой наперевес. Алена обязана быть дома. Или спит (но почему так безалаберно отнеслась к безопасности?!) или…
Одновременное движение спереди и сзади. Скрытое полумраком злое лицо подростка.
Макушка не создана для ударов тяжелыми предметами. Даже в шапке-ушанке. Кирилл проваливается в бессознательное.
175
Прежняя озабоченность смыта, улыбка почти натуральна. Волосы высушены и уложены. Кристина окидывает себя довольным взором, зеркало ухмыляется в ответ с показным дружелюбием, снисходительностью и легким презрением.
Она решается. Что ни говори про этих, но все же лапочки. Так старались…
Кристина отворяет дверь. Плечи, осанка, приветливый смайлик. Пусть еще немного порадуются.
– Зайчики, я…
Что происходит? Брюнет быстро одевается. Гнев в глазах. Блондина нет. Дверь в детскую открыта.
– Ты!.. – яростно вращает белками брюнет, безуспешно вталкивая ногу в перекрученную штанину.
Конец всему и вся. Говорила же, нужно лучше прятать.
За распахнутой дверью у шкафчика сверкает волосатая задница блондина, нагнувшегося над компьютером. Его лицо в содержимом находки, ему не до приличий. Впрочем, какие тут… Смешное слово. После всего.
– Ничего нет! – Он со злостью лупит клавиатуру, будто виновна именно она.
– Ищи лучше! – настаивает брюнет. – Должно быть. Иначе – зачем?
На шелке смятого лежбища вырванным глазом валяется микрокамера. Вот тебе и «микро».
– Поучи еще, чайник! – огрызается из детской белый зад. – По ходу, успела удалить…
Брюнет угрожающе надвигается на Кристину. Айсберг на маленькую лодочку. Дровосек на березку. Люли-люли, заломати…
«Дззз! Дум-дум-дум!» – звонок и стук одновременно. Наконец-то.
– Откройте, полиция!
Два «б» – брюн и блонд – синхронно оглядываются на входную дверь.
Страх. Ненависть.
У Кристины к ним – брезгливое высокомерие.
– Дошло? – Она царапает себе грудь. Полосы на коже смотрятся жутко.
– Но камера! – Брюнет в трансе. – Камера – доказательство умысла и провокации, тебе не поверят.
– Иметь дома не запрещено. А записи нет.
Она улыбается.
– Сучка! Ты же сама нас…
Кристина набирает полные легкие воздуха и бросается к двери:
– Помогите!
174
Что пережил Кирилл, когда очнулся и понял, что ни Алены, ни Павлика нет? Представьте. Но придется помножить на десять. Потом на сто. Потом перестать лезть в чужую душу, которая потемки. Для тех, кто не любит. А кто любит – поймет.
И да минует нас чаша сия.
Квартира зияла пустотой. Пустота – не отсутствие мебели, техники и тряпок. Это когда близкие люди исчезли. Все остальное – не пустота, а обстоятельства.
Обстоятельства сообщили глазам, что квартиру обчистили. Кирилл наскоро оглядел вывернутые шкафы и выдернутые ящики тумбочек. Крупная техника на месте, а мелкое не в счет. Особых ценностей у Кирилла с Аленой не было. Унести крупное воры просто не успели – видимо, Кирилл спугнул их, и они сбежали, унеся то, что первым попалось под руку.
Обокрали – пусть, это обидно, но не катастрофично, вещи в жизни не главное. Главное – где Алена? Тоже унесли, как величайшую драгоценность?
Мозаично, с выпавшими элементами, всплыло испуганно-агрессивное лицо ударившего недомерка. Загнанный в угол зверек. Он кусается именно потому, что загнан в угол, от отчаяния. Второй, скорее всего, тоже подросток. Ради ерунды такие на мокрое дело не пойдут. Тем более, простые воришки не возьмут заложника, он только мешать будет. И лишнюю статью пришьет, более серьезную, чем кража. Им хотелось просто поживиться. Насилие? Могли бы, для куража. Особенно, если не местные. Но насилие оставляет следы. Следов нет.
Всплывает тот же вопрос: где Алена? Куда-то ушла до прихода воришек? Что заставило?
Кирилл, не глядя, извлек мобильник и ткнул в «номер один» быстрого набора. «Пам-па-пам!..» – запело в ворохе шарфов, перчаток и шапок в прихожей. Воришки проморгали. Но что это даст? Почему Алена не взяла телефон, почему не звонит с другого? Два часа назад она сказала, что пришла. Если была дома – почему впустила? Если не была, то почему и где она теперь?
Алена. Милая. Что с тобой?
Ее вещи нашлись все до единой – все платья, все брюки, вся зимняя и летняя обувь. Плащ, пальто и куртка. Белье – все, без исключения. Черт знает что. Кирилл напряг память, на которую никогда не жаловался.
Ага. Тапочки. И халат.
Голова гудела, будто ее вновь огрели утюгом. А огрели именно им, вот он, рядом валяется.
Дурдом. На улице – большой минус. В подъезде – маленький, но тоже. Куда в таком виде? К соседу за солью, а Кирилл тогда – рогатый герой анекдота? Бред. Алена не такая. Потому и выбрал. Потому и любит. И не только поэтому.
Понятно, про ограбление он заявлять не станет. Не до того. Объяснять придется многое, а это время, нервы и упущенные возможности. А нужно искать решения.
Павлик.
А теперь и…
Безжизненная пустота булькнула звуком напоминания о пропущенном сообщении. На вспыхнувшем экране появилось уведомление. Оказывается, пока Кирилл шел по зимнему городу, пришло СМС. Он не слышал. Да и как, если мороз, уши закрыты, а душа рвется вперед и в завтра. А телефон глубоко.
Глаза вглядываются в безобразно прыгающие буквы:
«Павлик унас. Ни кому ни сообщай, если ни хочишь проблем. Готовь бабки штуку баксов. Будь через час у памитника Ленина. К тебе подойдут. Ни всдумай абмануть – убьем! Усек?»
Еще одни. И Павлик у них. У этих, безграмотных.
«Готов безболезненно расстаться с некоторой суммой в обмен на жизнь очень близкого человека?» – сказали те, которые завтра. Про то, что очень близкий человек именно сын, не было ни слова.
Алена?!..
173
Вращ – некрасивое погоняло, но присосалось насмерть. Отдерешь только с кровью. С кровью не хочется, себя Вращ любит.
Некрасивый, небольшой, сутулый, паукообразный. Сначала прозвали Хилым. Не прижилось, пусть внешне и вправду хилый. Паук – тоже отпало, не по чину. Стал Вращом. И хрен с ним. Про изначальное имя он даже не помнит. Незачем. Кому?
Три часа он простоял у подъезда. Точка наблюдения менялась несколько раз.
И ничего. Грелся в подъезде, пока соседские бабки не собрались звонить куда не надо.
Теперь опять на улице. Холодно. Ноги не ощущаются.
Профукал? Поди разбери, когда они все закутаны в платки да меховые шапки.
Все же интуиция подсказывает, что нужной девушки не было. А дома теперь кто-то есть, недавно зажегся свет. Проходили только мужчины и женщины в возрасте. Вот и ладушки.
Хватит ждать, мертвому или больному деньги ни к чему. С очередным открытием подъездной двери, выпустившей пенсионера с собачкой, Вращ опять оказался внутри. Игнорируя лифт, быстро поднялся на нужный этаж, движением разгоняя кровь. Потоптался на месте, пришел в себя, успокоил дыхание. Палец на звонок. «Плюм-блюм!» – внутри.
Дверь отпирают. Ура!
Мужчина. Серьезный пронизывающий взгляд. Половина тела скрыта за дверью – в руке возможно оружие.
Ноги сами делают шаг назад, вынося из доступной зоны. Понадобится – можно броситься вниз. Он заставляет себя произнести:
– Муж Алены Агеенко?
Мужчина смотрит по сторонам, словно выискивает помощников-подельников. Вращ один. Но далеко. Холодным оружием и, тем более, руками не достать. Если там что-то посерьезнее – нужен достаточный повод для применения. Повода пока нет.
– Муж? – переспрашивает мужчина. – А что?
– Есть любопытная информация. О ней, об Алене. Интересно?
– Допустим.
– Это будет стоить…
– …Твоей жизни, – перебивает мужчина.
Он смещается вбок.
Вращ глядит в направленную в живот стальную смерть, готовую плюнуть свинцом. Нет, не готовую. Пока – не за что. Поджилки трясутся, но голова работает. Вращ видел и знает жизнь.
– Это несерьезно, – говорит он. – Я деловой человек. Если вы не в настроении, могу зайти позже.
Он начинает разворачиваться.
– Стой.
Вращ останавливается.
– Что у тебя?
– Кое-что про вашу Алену. Цена… – Вращ медлит, прикидывая уровень достатка по интерьеру за спиной мужчины и свои шансы получить хоть что-то. – Пятьдесят тысяч, – заканчивает он.
Мужчина ухмыляется:
– Долларов?
Вращ поникает:
– Нет.
– Нет, – говорит мужчина.
Вращ и ствол смотрят друг на друга. Оба в раздумьях.
– Сколько вы согласны заплатить? – делается последняя попытка материально оправдать свое появление в этом холодном провинциальном городишке.
– Смотря за что.
– Поговорим?
– Поговорим.
Дверь распахивается, мужчина отходит вглубь. Направленный пистолет делает приглашающий взмах внутрь. Огнестрел, травмат или газовик? Рассчитывать нужно на худшее. Впрочем, даже газовая струя или, тем более, резиновый шарик с такого расстояния в нужное место…
172
Кристина в восторге. Ее вид и окружающая обстановка говорят сами за себя, все получилось.
– Значит, сама? – хмыкает полицейский.
Скрученные б и б, одетый и голый, верещат. Офицер морщится и благородно помогает Кристине одеться. Как бы случайно косит глазом. Огонь в глазах не скрыть: дескать, красива, шельма. Возможно, не столько красива, сколько соблазнительна. Мол, он бы тоже не устоял, но надо делать дело. Может быть, потом еще зайдет. А, может быть, и нет. Он считает, что она – пассия или родственница начальника. Так нужно для дела.
Полицейский бессильно вздыхает, взор окидывает одевшуюся хозяйку квартиры.
– Да, – говорит она, – сначала все шло хорошо. Отмечали. А потом…
Кристина плачет.
– Статья. – Гражданин начальник глубокомысленно позевывает. – Однозначно.
Когда полицейские ворвались внутрь, картина была недвусмысленна. «Обидчиков» повязали, успокоили, стали разбираться.
Блондина огорошивает прозрение:
– А кто вас вызвал?
Офицер многозначительно указует ввысь. Не на соседей сверху. На людей сверху.
Плечи подставленных блонда и брюна опускаются. С теми шутки плохи. Попали.
– Попали, – подтверждает офицер понимание в их переглядывании. Он плотный и грузный, и кресло под ним, вальяжно раскинувшимся, потрескивает и едва не разваливается. – Пишем. – Тяжелый взгляд падает на чересчур догадливого блондина, в глазах которого мельтешит просчет ситуации и поиск возможных решений через собственные связи: – Фамилия, имя, отчество?
Вмешивается Кристина:
– Офицер…
– Старший лейтенант Добрунин. – Полицейский делает паузу и, глядя ей в глаза, добавляет: – Александр, – еще одна пауза, – Петрович.
– Господин старший лейтенант… – Как же ему нравится быть «господином». – Можно на два слова?
– Конечно.
Кресло вновь стонет, теперь от счастья. Он и она выходят в детскую, остальные остаются в недоумении, но с надеждой. Есть время подумать. Но о чем?
– Итак. – Появившийся вскоре офицер хмуро глядит на подозреваемых. Кристина не выходит. Дверь в детскую захлопывается. – Итак. Дама согласна не возбуждать дела… если вы забудете дорогу в этот дом.
Брюнет с блондином бешено кивают. Их устраивает очень. С удовольствием!
Кристина в детской улыбается. За удовольствия надо платить. Особенно за запретные. Но платить не ей, она – часть большого плана. Платить красавчики будут семейным счастьем, когда их жены увидят это.
Пусть идут на все четыре стороны. Сюда они не вернутся – офицер Добрунин тому поручительством (кстати, оставил номер личного телефона, хряк жирный. Надеется? Ну-ну). А дома их ждет…
Улыбка становится шире.
Хлопает дверь – та, что на лестничную площадку. Там все устроилось как нельзя лучше. Осталось отчитаться окончательно.
Кристина берется за ноутбук. А перед глазами – Кирилл. Бывший. Сволочь. Не лучший, но свой. Был. Не ценила, дура. Теперь одна.
Ничего. Зато теперь у нее есть цель. Есть идея. Есть занятие.
Кирилл… Что Кирилл? Ему зачтется.
А завтра…
Она улыбается.
171
Через час?!
Часы показывают половину восьмого. Плохо учившиеся в школе похитители послали сообщение в шесть пятнадцать. Время упущено. Все ценности в доме похищены. Нестись к Ленину без толку. Что теперь?
Кирилл набирает номер – абонент недоступен. Ясен пень, боятся пеленгации. Или отработавший аппарат уже в канаве.
«Блюм!» – булькает еще одно сообщение. Опомнились? Второй шанс?
Пальцы дрожат и чуть не роняют. Номер другой. Но текст…
«Насчет сына не парься, спи спокойно, о случившемся молчи. Инструкции завтра».
Какая-то ерунда. Смысл дублируется. Они же?
Или…
Если судить по стилю, что-то общее прослеживается. Но там – опасливый нахрап, здесь – уверенность и четкость. Там была полнейшая безграмотность, здесь вроде бы нормально. И опять же – зачем повторять то, что уже оговорено?
Если отправители разные – кто были первые и почему нарисовались остальные? И кто из них врет?
Кирилл открывает телефон Алены и смотрит последний принятый звонок. Так и думал. Всего несколько секунд разговора в семнадцать тридцать.
Он сравнил номера. Сошлось. Первые, которые на завтра, звонили с него же. В восемнадцать ноль три.
Хоть какая-то определенность. Осталось дожить.
Что же, деньги он с трудом, но соберет. Завтра. Спасибо похитителям, они реалисты. Если припрет, он заложит или продаст квартиру. Да, уйдет за копейки и только в случае, если с документами утрясется – хозяин все же не он. Но за деньги это решаемо. За деньги все решаемо.
К тому же, остается шанс, что до срочной продажи не дойдет и удастся занять. Под залог той же квартиры. Или у Владимира Терентьевича, директора фирмы. Правда, сейчас он в отъезде, но такой вопрос можно решить по телефону. Или взять взаймы по чуть-чуть у многих знакомых. Поймут, если объяснить. Дадут. Он бы дал. Только объяснять не хочется. Любой слух – это вопрос жизни и смерти. Для Кирилла второе неприемлемо. Только жизнь. Любой ценой.
Удар был нанесен точно. Забрали тех, кого он любит. Обоих. Сразу.
Он сделает все, что понадобится. Вернет. Обезопасит. А потом…
Если шантажу поддаться, тот непременно повторится. Закон природы. Законы надо знать. Их последствия – предотвращать. Лучше профилактика, чем.
А пока надо выяснить одну подробность.
Кирилл обежал все квартиры подъезда и опросил всех. Благо, в такой мороз к вечеру местные обитатели присутствовали почти в полном составе. И удача улыбнулась.
– Твоя ненормальная меня чуть на тот свет не отправила, – грозя кривым пальцем, причитала допотопная старушенция.
– В халате?
– Почти голая! В такой мороз…
– В тапочках?
– Я же говорю! Чуть меня к праотцам не отправила. А у меня радикулит. Даже стоять больно. А она – как слон, не разбирая дороги… Даже дверь не закрыла.
– Это вы закрыли?
– Еще чего. Говорю же, радикулит у меня. Не могу я за всеми двери закрывать.
– Она была одна?
– Мне и одной хватит. Сердце слабое. Зрение. Сил нет. А она…
– Кто был на улице?
– Да откуда я… Меня чуть не убили! Скажи ей, что если еще раз…
– Обязательно. Большое спасибо. Больше такого не повторится.
Не повторится? Соврал. Душа говорит, что хоть каждый день, лишь бы Алена вернулась. А бабулька – крепкая, дай ей Бог всего и здоровья.
Значит, воры не взламывали замок, а вошли в открытую дверь. К исчезновению (похищению или, как вопреки всему надеялся Кирилл, уходу Алены) отношения не имеют.
Где же ты, любимая?
170
Конечно, ночью он не спал. Просчитывал. Прикидывал. Выворачивал наизнанку. Сомневался. Верил. Не верил. Хотеть умереть. Хотел всех убить. Хотел вернуться во вчера, и чтобы никакого сегодня.
Безграмотное сообщение – как от мальчишек. Может быть, пацаны и баловали? Бывает, изображают похищение, чтобы потом вместе конфет или пива купить. Или маму-папу проучить. Мало ли. В воспитательных целях чего не бывает, а дети злопамятны. И мыслят они нешаблонно. И моралью до некоторых пор не обременены в той степени, чтобы понимать последствия таких капризов. Увы.
Но. Нет у Павлика таких приятелей. Нет и у Кирилла таких приятелей. У Алены тоже.
Соседские? Могли бы. Из зависти, что живут чуть хуже. Но забрать ребенка из садика так, чтобы никто не заметил… увести… куда? Не вяжется.
Голова шла кругом, мысли маршировали под заданную мелодию. Трудно взглянуть со стороны. А надо. Судя по всему, одни взяли Павлика, вторые – Алену. Звонков и сообщений – три. Все с разных номеров. Как минимум, что-то одно – «липа».
Либо первые бесчеловечно пошутили, либо новое сообщение – еще один шанс от них же. Впрочем, Кирилл повторяется. Ничего нового.
Полиция? Слишком неповоротлива. Слон в антикварной лавке. Одно неловкое движение – и главная ценность рассыпается на кусочки. Нет. Будь сумма несусветной – тогда да, другого пути нет. Но первые из звонивших понимают реалии. Вторые, которые эсэмэсили, если дважды одни и те же – несерьезны. Даже карикатурны. Словно играют в похитителей, хотя ими не являются. Или этакие отморозки из беспредельщиков, которым все по фигу. Не приведи Господи.
Стоп. Есть же знакомый, спец по отморозкам. Недавно вместе работали в фирме, где он, Кирилл, продолжает работать. Алекс. Служил в спецвойсках, но никогда об этом не распространялся. Скромняга. Однажды, спасая честь женщины, поступил как мужчина, в итоге разжился условным сроком за превышение самообороны. Когда вернулся из следственного изолятора, ушел к небезызвестному в городе Сычу, главе самой могущественной в городе «конторе» бывших рэкетиров. В изменившихся с девяностых годов реалиях «контора» Сыча легализовалась как холдинг по разным направлениям. Разным? Ха. Направление у всех одно – прибыль. Алекс все же ушел туда, еще и приятеля из фирмы перетащил, Леонида. Оба говорят, под крылом Сыча можно творить добро. Не верится. Какая разница. Главное, имеются координаты. Именно команда Алекса именем Сыча опекала «Риэлтинг» от тупых или неправедных наездов.
Алекс поймет правильно. Сумеет помочь – поможет, нет – скажет прямо.
Пусть ночь, пусть хоть конец света. В конце концов, у того работа такая, а у Кирилла – ситуация. Телефон загудел ожиданием.
