Kitobni o'qish: «Эпоха Рамсесов. Быт, религия, культура»

Введение

Древние египтяне больше заботились о своих богах и мертвецах, чем о своем благополучии. Принимаясь за строительство нового храма – Дома миллионов лет, или гробницы – «дома вечности» в пустыне к западу от Фив, они, не считаясь с расходами и трудностями, привозили драгоценный камень, металлы или дерево, полагая, что эти сооружения должны быть самыми красивыми на свете. Большинство древних египтян жили в простых домах, сложенных из необожженного кирпича, и пользовались простой глиняной утварью. Поэтому храмы и гробницы просуществовали гораздо дольше, чем города, и сегодня в музеях выставлено множество саркофагов и стел, статуй богов и царей, но не бытовых предметов; многочисленные религиозные и мистические тексты, вроде Книги Мертвых, чего нельзя сказать о жизнеописаниях и беллетристике. В связи с этим попытка описать повседневную жизнь простого египтянина времен фараонов, похоже, обречена на неудачу, поскольку все, чем мы располагаем, – это поверхностные наблюдения и наивные суждения греческих и римских путешественников. Современный человек считает, что египтянин чуть ли не рождался мумией. Гастон Масперо, который первым перевел любовные песни, писал, что древнего египтянина невозможно представить стоящим на коленях перед возлюбленной. На самом же деле египтяне вовсе не были ни излишне мрачны, ни излишне серьезны. Душу их наполняла благодарность к богам за то, что жизнь на берегах Нила так прекрасна; именно природная восторженность и любовь к жизни заставляли их посвящать так много времени попыткам обеспечить себе все возможные блага после смерти. Они полагали, что добьются этого, если стены гробницы будут покрыты росписями и рельефами, изображающими покойного живым и здоровым в его земных владениях, с женой и детьми, с родственниками и слугами, с толпами ремесленников и земледельцев. Вот он обходит земли пешком, вот его несут в паланкине, а вот он плывет в ладье. Он может просто сидеть в кресле и наслаждаться зрелищем кипящей вокруг него жизни, а может и активно участвовать в ней: садиться в лодку, подстерегать птиц, спрятавшихся в зарослях папируса, гарпунить рыб величиной почти с человека, ловить диких уток, охотиться с луком на газелей и сернобыков. Все его близкие присутствуют при его утреннем туалете: кто-то делает ему маникюр, кто-то – педикюр, управляющий представляет отчет, стражники бесцеремонно волокут к нему нерадивых слуг, музыканты и танцовщицы услаждают его зрение и слух. В жаркие часы дня он охотно играет со своей женой в игры, чем-то напоминающие наши шахматы или шашки.

Художник, для того чтобы угодить ему, должен был найти на стене место и там изобразить все существующие профессии. Те, кто жил в приречных болотах, занимались главным образом охотой и рыбной ловлей. Папирус использовали не только для постройки хижин, но и легких лодок и челноков, очень удобных для преследования в водяных зарослях крокодилов и гиппопотамов, для выслеживания птичьих гнездовищ и разведки рыбных затонов. Прежде чем отправиться на охоту, лодки испытывали, и это служило поводом для охотников посостязаться в силе и ловкости. Соревнующиеся надевали венки и, вооружившись длинными баграми, громко переругиваясь, старались сбросить друг друга в воду. Затем, уже примирившись, они возвращались в деревню, жители которой занимались починкой сетей и прочего снаряжения, вялением рыбы и разведением птицы. Земледельцы сеют и пашут, теребят лен, жнут и вяжут снопы, которые ослы перевозят в деревню. Здесь снопы раскладывают на гумне, где ослы и быки, а иногда и бараны выбивают из них зерно копытами. Затем солому отделяют от зерна. Пока одни возводят скирды, другие меряют зерно и относят его в амбар. Едва заканчиваются эти работы, как созревает виноград, его собирают, давят и наполняют вином огромные сосуды. В любое время года мельники мелют зерно, поставляя муку пекарям и пивоварам.

В мастерских мы видим ремесленников за обработкой глины, камня, дерева и металла. Поскольку дерево в Египте – редкость, орудия производства, нужные земледельцам, виноградарям, пекарям и поварам, изготовляли из обожженной глины. Кроме того, использовали еще гранит, алебастр, сланец и кость. Небольшие сосуды вытачивали иногда из горного хрусталя.

Египтяне очень любили украшения. Ювелирные мастера поставляли им ожерелья, браслеты, кольца, диадемы, подвески и амулеты. Их хранили в ларцах. В особых случаях девушки вынимали эти украшения из своих тайников и надевали их.

Скульпторы изображали хозяев гробниц в стоячем или сидячем положении, одного или в окружении семьи, используя для этого алебастр, гранит, черное дерево или акацию. И наконец, плотники-корабелы распиливали и обтесывали стволы деревьев для постройки лодок, барж и кораблей, на которых можно было плавать по всему египетскому Нилу, делать запасы зерна, отправляться в паломничество к святыням Абидоса, Пе или Депа. Об изображениях в гробнице можно сказать словами героя истории о моряке, потерпевшем кораблекрушение и выброшенном на остров доброго змея: «Нет такого, чего бы там не было…» На изображениях в гробницах не хватает лишь одного: хотя бы намека на то, чем именно занимался сам ее хозяин при жизни. Будь то усыпальница воина или придворного, цирюльника или врача, архитектора или визиря – повсюду изображены одни и те же сцены. Их может быть больше или меньше, но иероглифические надписи, обрамляющие эти сцены или заполняющие пространство между персонажами, объясняют почти одинаковыми терминами их действия и воспроизводят одинаковые диалоги: всюду одни и те же слова, одни и те же песни. Изображения и тексты восходят к одному и тому же источнику. Таким образом, художники, украшавшие гробницы, имели перед глазами, так сказать, классический образец. Каждый выбирал из него что хотел и располагал по своему вкусу. Этот образец, по-видимому, появился в начале Четвертой династии. На протяжении всей эпохи Раннего царства его постоянно обогащали художники, явно не лишенные фантазии и юмора: прохожий, воспользовавшись отсутствием пастуха, доит его корову; ловкая обезьянка опережает слугу, который тянет руку к корзине, полной фруктов; бегемотиха вот-вот родит, а крокодил терпеливо ждет, чтобы сразу проглотить детеныша; маленький мальчик протягивает отцу, чтобы тот обвязал челнок, веревочку… длиной с ладонь. Этот список несложно продолжить. Но следует иметь в виду, что художники никогда не упускали из виду главной цели: изобразить жизнь большого поместья.

Изображения такого рода во все времена строились на одних и тех же принципах. Основные темы его мы находим в гробницах Среднего царства в Бени-Хасане, Меире, Эль-Берше, Фивах и Асуане. Несколько веков спустя, когда резиденцией фараонов стали Фивы, в гробницах изображали те же самые сцены. И в начале эпохи Птолемеев художник не меняет тему изображений. Мы их видим в элегантной гробнице наподобие храма, где погребен знатный сановник города восьми богов (Гермополь) Петосирис, который при жизни носил титул «великий пятерик» (т. е. верховный жрец Тота и других богов). И тем не менее эти гробницы нельзя считать неизменным и скучным повторением образов, созданных и доведенных до совершенства в эпоху великих пирамид. В Бени-Хасане гораздо больше, чем прежде, изображений игр, борьбы, сражений, да и пустыни тоже. Воины нома упражняются, осаждают крепости. Первый шаг сделан. К сценам классического репертуара примешиваются изображения событий из личной жизни усопшего. Кочевники из Аравии предстали перед правителем нома Орикса с просьбой обменять зеленый порошок (толченый малахит), которым подводили глаза, на зерно и в знак своих добрых намерений принесли в дар пойманную в пустыне газель и каменного барана. Эта аудиенция изображена в гробнице Хномхотепа между сценами охоты и прогона стад. Правителю нома Харе не довелось принимать посланцев из далеких стран, поэтому он заказал скульпторам из алебастровой каменоломни Хатнуб, находившейся поблизости от его резиденции, свою статую высотой в тринадцать локтей. Когда статуя была готова, ее вынесли из мастерской и положили на волокушу. Сотни людей, молодых и старых, уцепившись за четыре каната, медленно потащили статую к храму по каменистой, узкой дороге, по обе стороны которой стоял народ и подбадривал их возгласами и ритмичным хлопаньем в ладоши. В гробницах Раннего царства встречаются сцены перевозки статуй усопших, но эти статуи делали в натуральную величину специально для гробницы. Для их перевозки не было никакой необходимости мобилизовать всех мужчин нома. Это было лишь эпизодом погребального культа, однако Тахутихотеп выбрал его, чтобы поразить всех, кто увидит его гробницу, ибо такое событие было поистине исключительным и свидетельствовало о его богатстве и высоком положении при дворе.

В период Нового царства сюжеты росписей в гробницах можно разделить на три категории. Прежде всего это сцены из гробниц Раннего царства, но приспособленные под современность, поскольку за тысячу лет многое изменилось. Затем исторические сцены. Например, визирь Рехмира, верховный жрец Амона Менхеперра и наместник Куша (современный Судан) царевич Хеви участвовали в великих исторических событиях. Они представляли фараону иноземных посланников с Крита, из Сирии, Нубии, которые выражали желание «быть на воде царя» (т. е. считаться его подданными) или «даровать дыхание жизни» (помиловать). Эти сановники собирали налоги, творили суд, наблюдали за работами, обучали новобранцев. Раньше в гробнице высекали рассказ о жизни усопшего, теперь же все его деяния изображались в сценах. И наконец, многочисленные изображения посвящаются почитанию богов. Намного больше места отводится погребальной церемонии. Мы видим все этапы: изготовление огромного количества погребальной мебели, торжественное шествие, переправу через Нил, внос саркофага в гробницу, горестные позы плакальщиц, последние прощания.

Храмы тоже являются огромными каменными книгами, в которых любой кусочек свободного пространства был использован художниками и скульпторами. Архитравы, колонны, их основания, пилоны, не говоря уже о стенах внутри и снаружи, – все покрыто изображениями и иероглифами. В наиболее сохранившихся храмах Нового царства изображения и тексты относятся только к культу. Если храм и считался домом бога, он одновременно был и памятником во славу фараона. Фараон – сын бога. Все, что он делал, делалось по воле бога и зачастую с его помощью. Напомнить о деяниях царствовавшего фараона – значит еще раз восславить богов. Поэтому сцены из жизни фараона чередуются в гробницах с религиозными сценами. Прежде всего художники старались напомнить о том, что сделал фараон для украшения храма, и о его богоугодных деяниях, таких, как экспедиция в страну благовоний, войны с Сирией, Ливией и Нубией, откуда царские войска возвратились с богатой добычей и множеством пленников, ставших рабами храма. Царская охота и торжественные выходы живого бога, окруженного восторженными толпами, завершают эти сцены, интересные вдвойне благодаря объяснительным текстам, передающим речи, приказы и песнопения.

Поэтому попытка описать быт древнего египтянина вполне реальна, хотя, разумеется, определенные его аспекты останутся скрыты от нас. Древние памятники сохранили нам рельефы и настенные росписи, статуи и стелы, саркофаги и культовые предметы, что уже немало. Но мы находим там же и другие свидетельства. Разумеется, мы бы предпочли вместо погребальной мебели Тутанхамона или Псусеннеса увидеть подлинную мебель из дворцов Рамсесов. Но в конечном счете потребности усопшего были скопированы с потребностей живого фараона. К тому же набожные родственники часто оставляли в гробницах те вещи, которыми усопший пользовался при жизни, а также памятные семейные реликвии.

Естественно, использовать материалы, охватывающие более трех тысяч лет, следует с предельной осторожностью. Жизнь менялась, хотя в Древнем Египте перемены, возможно, происходили гораздо медленнее, чем в других, более поздних цивилизациях. Нил, приносящий жизнь в свою долину, был и остается царственным владыкой. Его повеления неизменны. Однако нравы, учреждения, ремесла и верования не оставались незыблемыми. Эта истина, неоспоримая для любого египтолога, на практике частенько забывается. В некоторых недавно напечатанных исследовательских трудах тексты самых различных эпох цитируются вперемежку. Иногда пытаются объяснить непонятные места в древних текстах ссылками на Диодора или Плутарха, а то и вовсе на Ямблиха. Многие ученые продолжают использовать названия месяцев года, которые вошли в употребление в Саисскую эпоху. И так создается легенда, будто Египет оставался неизменным и одинаковым с начала и до конца его бесконечной истории.

Чтобы избежать этой ошибки, мне нужно было прежде всего выбрать определенную эпоху. Первым делом я отбросил два переходных периода, долгий период упадка, последовавший за войной с нечистыми, и саисское возрождение, когда египтяне слишком увлеклись мумификацией животных и переписыванием заклинаний, а также эпоху Птолемеев, которой занимаются не только египтологи. Затем я последовательно изучил период великих пирамид, эпоху Лабиринта (Двенадцатая династия), славные периоды царствования Тутмоса и Аменхотепов, промежуточный период культа солнечного диска с лучами в виде человеческих рук и эпоху Девятнадцатой династии (когда жил Рамсес Великий). Все эти периоды по-своему привлекательны. Раннее царство было молодостью Египта. Именно тогда было создано все великое и прекрасное, прославившее эту страну. И все же я выбрал эпоху фараонов Сети I и Рамсесов. Этот период относительно короток. Он начинается около 1320 г. до н. э. с приходом к власти новой династии. Египтяне считали, что теперь царская семья с многочисленными детьми положит конец борьбе за трон и принесет много перемен. До сих пор владыки обеих земель (Верхнего и Нижнего Египта) происходили из Мемфиса или из Фив, где они создали могущественные номы Среднего Египта между Коптосом и Фаюмом. Впервые трон Хора заняли представители Дельты, чьи предки четыреста с лишним лет поклонялись богу с довольно скверной репутацией – Сету, который убил своего брата Осириса. Эта эпоха окончилась приблизительно в 1100 г. до н. э. короткой эрой «повторения рождений», когда Египет окончательно распрощался с наследниками Рамсесов и с их богом. Эти два столетия прославились царствованием трех великолепных фараонов – Сети I, Рамсеса II и Рамсеса III. Новые повелители после жестокого кризиса в конце Восемнадцатой династии принесли стране религиозный мир, который заколебался лишь с приближением 1100 г. Войска этих фараонов одерживали блистательные победы. Они вмешивались гораздо активнее, чем прежде, в жизнь соседних народов. Многие египтяне жили тогда за границей. И еще больше иноземцев селилось в Египте. Рамсесы были великими строителями. Фиванские владыки Восемнадцатой династии не успели закончить восстановление опустошенных гиксосами районов. Они многое сделали в самих Фивах, но после религиозной реформы Эхнатона пришлось начинать все сначала. Гипостильный зал в Карнаке, пилон в Луксоре, Рамсесеум в Мединет-Абу с массой больших и малых сооружений в стовратных Фивах – великолепный вклад Рамсеса I и его преемников. Ни один уголок огромной империи не был обойден их вниманием. От Нубии до Пер-Рамсеса и до Пи-тома было основано столько городов! А сколько храмов они расширили, восстановили или отстроили заново!

Эти храмы, дворцы и гробницы, принадлежавшие царям и царицам и – самое важное для нас – богатым вельможам, могут рассказать нам многое. Заполнить пробелы помогут многочисленные папирусы XIII и XII вв. до н. э., в которых мы найдем сказки, повести, сборники писем, списки работ и работников, договоры и соглашения, судебные отчеты и – наиболее драгоценное – политическое завещание Рамсеса III. Я постоянно обращался ко всем этим источникам, когда писал эту книгу. Разумеется, это вовсе не означает, что мы не можем пользоваться материалами, относящимися к более ранним или более поздним периодам. Я, однако, выступаю против современной тенденции рассматривать три тысячи лет истории Египта как единую эпоху и применять ко всему периоду правления фараонов характеристики, установленные лишь для какого-то одного периода. По моему мнению, многие обычаи и верования египтян существенно менялись со временем. Однако, если древнегреческий или древнеримский автор описывает церемонию, на которой он присутствовал, и та же самая церемония изображена на барельефе Раннего царства в Мемфисе, мы вправе предположить, что Рамсесиды проводили ее точно так же, как их предки и потомки. Таким образом, я использовал все доступные источники, стараясь избежать только одного: фальши в общей картине повседневной жизни Египта во времена Рамсеса Великого и его преемников.

Глава I
МЕСТА ПРОЖИВАНИЯ

1. Города

Нет ничего удивительного, что сегодня египетские города эпохи правления фараонов представляют собой лишь толщи пыли, обильно усыпанные осколками глиняных изделий и обломками кирпича, поскольку городские стены и дворцы сооружались в те времена из сырцового кирпича. Однако в те дни, когда Наполеон привез в Египет своих ученых, им было куда проще составить содержательные доклады об облике отдельных городов, чем современным исследователям. Недавнее прошлое пополнило длительную историю разрушений, начавшуюся в глубокой древности: коренные жители не только активно раскапывают руины и каменные блоки в поисках себаха (разложившегося кирпича из ила, который считается ценным удобрением), но, как это ни печально, промышляют и охотой за древностями. Фактически мы можем с уверенностью описать вид только двух городов, и то лишь потому, что просуществовали они относительно недолго. Оба города были основаны по личному распоряжению правившего в то время царя и по монаршему же распоряжению покинуты. Более древний, Хетеп-Сенусерт, был построен в Фаюме Сесострисом II (1900 до н. э.) и просуществовал меньше ста лет. Другой, Ахетатон (в настоящее время Тель-эль-Амарна) служил резиденцией Аменхотепа IV, после того как он отверг культ Амона, и его преемников, до тех пор пока Тутанхамон не вернул царский двор обратно в Фивы. Прежде чем перейти к описанию городов эпохи Рамсесидов, полезно бегло ознакомиться с историей этих двух.

Хетеп-Сенусерт занимал обнесенной стеной участок площадью примерно 380 на 430 ярдов. Главное предназначение города состояло в том, чтобы дать приют большому числу людей на относительно маленьком пространстве. За пределами внешних стен находился храм. Толстая стена делила город на две зоны: район богачей и район бедноты. Последний из конца в конец пересекала центральная дорога шириной около 30 футов, от которой в разные стороны расходились несколько узких улочек. Дома, состоявшие из на удивление крошечных комнат и коридоров, стояли впритык и были обращены входом на улицу. В богатой части города были расположены дворец и дома высших сановников, к которым вели широкие удобные улицы. Дома эти по размерам превышали жилища бедняков почти в пятьдесят раз. Египтяне очень любили сады и парки, однако здесь мы не видим никакой растительности – вся территория города занята домами и улицами. Хиркуф – тот самый, который привез в подарок своему юному царю карлика-танцора из Нубии, – рассказывает, что построил себе дом, выкопал большой пруд и посадил множество деревьев. На стеле времен правления Сесостриса II изображена женщина, занимающаяся садоводством; известно, что Рамсес III был любителем растений и разбил множество садов. Однако Хетеп-Сенусерт явно не принадлежал к городам, где прогулки доставляли жителям большое удовольствие.

Ахетатон, город-резиденция Эхнатона, напротив, был создан для людей, ведущих роскошный образ жизни. Город расположен в огромной полукруглой низменности между горами и Нилом. По всей длине его проходит параллельно реке широкая центральная дорога, которую пересекают несколько более узких улиц. Они ведут к пристаням или в противоположном направлении к некрополю и каменоломням, где добывался алебастр. В центральной части города располагались дворец, храм, разнообразные общественные учреждения, хранилища и амбары. Скромные маленькие домишки стоят здесь бок о бок с большими частными резиденциями, принадлежавшими, по мнению археологов, членам царской семьи.

Под парки и сады отведены огромные территории как внутри города, так и в больших имениях за его пределами. Работники, трудившиеся в некрополе и каменоломнях, содержались в обнесенной высокой стеной деревне. Город был оставлен настолько поспешно, что время не оказало своего разрушительного воздействия на плоды труда его древних обитателей.

Прямо противоположное относится к городам, имеющим длинную историю, а таких большинство. Здесь проследить какую-либо последовательную модель вообще не представляется возможным. Название Мен-Нефер, которое греки переделали в Мемфис, означало «красота [города или бога] длится вечно»; тот же город был известен и как Анх-Тауи («жизнь двух земель»), Хетка-Птах («крепость души бога Птаха») и Нехет («сикомор»). Все эти названия могли применяться для обозначения города в целом, однако изначально каждое из них указывало на одну из его достопримечательностей или особенностей: на царский дворец и примыкающие к нему здания, на храм Птаха, на божеств, покровительствующих городу, или на храм богини Хатхор, которой в Мемфисе поклонялись как владычице сикомора. То же самое относится к Фивам, гомеровскому «граду ста врат», который изначально носил имя Уасет. То же название имел и четвертый ном Верхнего Египта, столицей которого он являлся. В Новом Царстве город стал называться Опет, что переводится как «гарем», «святыня» или «дворец». Так называемая аллея сфинксов соединяла огромную группу памятников (сейчас ее называют в честь деревни Карнак), известную со времен царя Аменхотепа III как «Опет Амона», с луксорским храмом. Каждый Опет окружала кирпичная стена с несколькими гигантскими каменными воротами со створками из ливанской сосны, укрепленными бронзовыми деталями и украшенными золотыми инкрустациями. В случае опасности ворота запирали. В дошедших до нас текстах никогда не упоминается, чтобы ворота были заперты в мирное время, поэтому у нас есть все основания предположить, что проход через них был открыт и днем и ночью.

Внутри находились жилые дома, ремесленные лавки и хранилища, занимавшие большую часть площади между храмом и стенами. Никаких следов их до нас не дошло. Когда-то здесь были разбиты прекрасные сады, в парках паслись стада Амона. На стенах Зала Анналов, воздвигнутого Тутмосом III, сохранились изображения садов, засаженных кустами и деревьями, которые царь привез из Сирии. По обе стороны аллеи сфинксов, соединявшей две окружные стены, а также вдоль берега реки были выстроены дворцы и здания, принадлежавшие высоким сановникам. Каждый царь стремился построить себе собственный дворец, амбиции его приближенных: царей, царевичей, визирей и чиновников – простирались почти так же далеко. Таким образом, в годы правления трех династий город постоянно разрастался, а дома простых обывателей, лачуги бедняков и резиденции богачей, вероятнее всего, оказывались стоящими бок о бок друг с другом, а не занимали отдельные районы, как в Хетеп-Сенусерте.

На западном берегу, напротив Карнака и Луксора, вырос второй город – Тьяме. Он представлял собой несколько гигантских сооружений, окруженных лабиринтом домов и ремесленных мастерских; вокруг каждого из значительных зданий высилась стена, сделанная из сырцового кирпича. Она огораживала участок площадью примерно четверть мили или даже больше. Каждая сторона стены, окружающей храм Аменхотепа III, например, составляла в длину пятьсот пятьдесят ярдов. Толщина этих массивных стен достигала в основании иногда пятидесяти футов, а высота – шестидесяти футов и более. Они скрывали от любопытного взгляда практически все, что находилось в их пределах, кроме разве что пирамидальных вершин обелисков, карнизов пилонов, а также огромных уборов, венчающих головы статуй-колоссов. Почти все эти города сильно пострадали от разрушительного воздействия времени, а также и от рук человека. Сегодня колоссы Мемнона возвышаются среди пустынных полей, а когда-то никто не предполагал, что они останутся в гордом одиночестве. Тогда они служили украшением фасада прекрасного храма, со всех сторон окруженного кирпичными зданиями, под крышами которых ютилось множество людей и хранились самые разнообразные товары. Одни лишь колоссы смогли противостоять разрушительной силе веков, остальное превратилось в развалины. Во многих других местах статуи разделили общую судьбу, и обломки, когда археологам удается найти их во время раскопок, превращаются в их руках в пыль. Храм Рамсеса III в Мединет-Абу, известный как Рамсесеум, гробница Сети I – памятники, расположенные в северной части страны, – лишь они да храм царицы Хатшепсут дошли до нас в виде живописных руин. Именно благодаря им, в первую очередь Мединет-Абу, мы можем получить некоторое представление о том, как выглядели эти города в прошлом, когда только были построены. Сойдя с лодки у подножия лестницы из двух маршей, современный посетитель пройдет мимо двух караульных помещений сквозь низкую каменную ограду с бойницами, повторяющую очертания главной городской стены и отделенную от нее окружной дорогой. Главная стена снабжена массивными крепкими воротами, имеющими определенное сходство с сирийскими мигдалами (на иврите «башня») и состоящими из двух очень высоких симметричных башен. Башни расположены примерно в двадцати футах одна от другой, а между ними находится караульное сооружение с проходом посередине. Проход был достаточно широк, чтобы через него могла проехать колесница. С внешней стороны стены караульного помещения украшены барельефами, прославляющими власть фараона. Здесь изображены традиционные враги египтян: ливийцы и арабы, негры и нубийцы. Эти воинственные сюжеты могут заставить нашего посетителя почувствовать себя несколько неуютно, однако, зайдя внутрь, он окунется в куда более приветливую атмосферу. Здесь он увидит резное изображение Рамсеса, окруженного его приближенными, который ласково щекочет подбородок пленительной египтянки. Это помещение использовалось в качестве укрытия лишь в случае опасности, обычно же его занимала охрана. Дворец и гарем располагались немного дальше, возле храма.

Пройдя через ворота, наш посетитель окажется в просторном внутреннем дворе, дальний конец которого пересекает еще одна, третья, стена, окружающая храм, дворец и гарем, а также большой комплекс внутренних дворов и строений. Низкие строения лепятся с трех сторон этой стены по обе руки от центральной проезжей дороги. Среди обитателей этого маленького городка, в котором жил царь со своими женами и многочисленными слугами во время своих визитов на левый берег Нила, попадались и жрецы, и светское население.

Рамсес III с фавориткой в гареме (Лепсий. Живопись Древнего Египта и Эфиопии, III)

Это описание может относиться не только к крепости Рамсеса, правителя города Он (Гелиополя) во владениях Амона, но и к уже упоминавшемуся Рамсесеуму, а также к еще нескольким десяткам городов на западном берегу Нила. Неприветливая на вид внешняя отделка контрастирует в них с изысканностью золоченых дворцов и глинобитных хижин, разбросанных в живописном беспорядке внутри городских стен. Иногда щедрейшие царевичи и прекраснейшие царевны Египта шествовали по этим узким аллеям и внутренним дворикам, распространяя вокруг себя сияние, а в царских покоях долгим эхом отдавались смех и звуки музыки и песен. Но празднества заканчивались, и вот через массивные ворота уже снова бегут погонщики скота, ведя перед собой свои стада, или, может быть, здесь проходят колонны рабов, взвалив себе на головы или на плечи тяжелые тюки, солдаты, сборщики податей, каменщики и ремесленники – все они шагают среди гомона и пыли, спешат в мастерские, конюшни или на бойню, а в это время ученики и подмастерья торопятся к своим учителям, чтобы снова получить награду за прилежание или побои за нерадивость.

Города Дельты были не менее древними, а памятники их – не менее величественными, чем города Верхнего Египта, и, хотя набеги гиксосов и небрежность правителей Восемнадцатой династии привели их в состояние разрухи, во время правления Рамсесидов они были не просто восстановлены, но разрослись и преобразились. Рамсес II питал особую привязанность к восточному району Дельты, откуда происходил его род. Он любил тамошний умеренный климат, обширные пастбища, водные просторы, виноград, из которого делали вино слаще меда. На открытых всем ветрам лугах, расположенных поблизости от Танисского рукава Нила, был выстроен древний город Хут-Уарет, или Аварис, древний центр культа бога Сета и колыбель искусства Древнего Египта. Поначалу здесь обосновались гиксосы, однако после того как их изгнал из Египта Яхмос, город остался заброшенным. Рамсес II, перебравшийся сюда сразу после того, как отдал последнюю дань уважения своему умершему отцу, немедленно приступил к великому строительству, которое должно было восстановить жизнь и процветание в этой области и превратить древний город в несравненную царскую резиденцию. Здесь, как и в Фивах, храм и другие постройки были окружены огромной кирпичной стеной с четырьмя воротами, через которые проходили дороги и каналы на север и на юг, на запад и на восток. Невзирая на дальнее расстояние и на все трудности, из Асуана доставили каменные блоки невероятных размеров, предназначавшиеся для постройки великих святынь и возведения новых стел и обелисков, убранство и отделка которых были доведены до совершенства. Вдоль узких, вымощенных базальтом улиц друг напротив друга стояли сердитые рычащие львы с человеческими головами из черного гранита и сфинксы из розового гранита, а ворота охраняли готовые к прыжку львы. Перед пилонами выросли гигантские фигуры сидящих и стоящих людей, которые вполне могли соперничать с фиванскими колоссами и, пожалуй, даже превосходили колоссов Мемфиса.

Дворец сверкал золотом, лазуритом и бирюзой, вокруг все пестрело цветами. Тенистые дороги пересекали тщательно возделываемые поля. Хранилища ломились от товаров, привезенных морем из Сирии, с островов, а также из страны Пунт, расположенной на побережье Красного моря. Около дворца располагались казармы, в которых жили воины, лучники, возницы и матросы. Многие египтяне приходили сюда специально, чтобы поселиться поближе к «Солнцу». «Счастье жить в землях этих! – восклицает писец Пабаса. – Ни одно желание здесь не останется неисполненным; скромник и гордец здесь едины… Каждый, кто бы ни был он, может излить свои мольбы у ног его». Как и в других больших городах, среди египтян здесь встречались ливийцы и негры; но как до, так и после Великого Исхода азиатов здесь было больше, чем других иноземцев. Город наводняли потомки сынов Иакова и другие кочующие народы, которым позволили поселиться в Египте и не желавшим более покидать его. Жили здесь и пленники из стран Ханаан, Амор и Нахарина (Палестина, Сирия и область Верхнего Евфрата), чьи потомки со временем осядут в городе и будут заниматься сельским хозяйством и ремеслами. Вскоре город оброс новыми большими районами, заполненными хранилищами и жилыми домами, а еще через некоторое время в этих районах появились новые храмы, возвышавшиеся за окружавшей разросшийся город кирпичной стеной. Часть территории города выделили под кладбище, поскольку, в отличие от южных областей, в Дельте не было пустыни, где можно было бы хоронить мертвых. Гробницы для людей и священных животных сооружались либо прямо за стеной, либо даже внутри города, почти вплотную к храму. Возводить здесь монументы, сопоставимые с мемфисскими памятниками, было невозможно из-за недостатка места, поэтому практически все гробницы Таниса и Атрибиса, независимо от положения тех, кому они принадлежат, имеют весьма скромные размеры.