Kitobni o'qish: «Юнга на корабле корсара. В стране чудес»
© ООО ТД «Издательство Мир книги», оформление, 2010
© ООО «РИЦ Литература», 2010
Юнга на корабле корсара
Глава I
Пленные
4 вандемьера VII года, то есть 25 сентября 1799 года, трехмачтовое судно «Бретань» выходило на всех парусах из Брестской гавани в море.
Это было коммерческое судно, перевозившее эмигрантов в Америку. В Бретани, как и во всей Франции, умирали с голоду, и эта эмиграция не была похожа на ту, которая по закону наказывалась смертной казнью.
Правительство давало свое разрешение всем гражданам, которые имели свидетельство, подтверждающее отправление в Америку на поиски пропитания или для занятия торговыми делами.
Переезд был очень труден. За побережьем следили английские корсары, которые наносили вред торговым судам во время гражданской войны.
«Бретань», однако, надеялась ускользнуть от пиратов. Она делала от восьми до десяти узлов в день и нисколько не боялась предпринять такое длинное путешествие несмотря на самое неблагоприятное время года – сезон кораблекрушений. На судне было восемнадцать человек экипажа и сто двадцать пассажиров, в числе которых ехал молодой доктор Тернан с женой и двумя детьми, Анной и Вильгельмом. Анне было семь лет, а Вильгельму – около пяти.
Тернан направлялся в Южную Америку, в испанские колонии Ла-Платы, где его старший брат скопил своими трудами небольшое состояние, оставив его в наследство младшему брату. С помощью этих денег доктор надеялся создать себе положение, лучшее чем на родине. Поговаривали, что европейцам там легче найти работу и вообще можно устроиться с известным комфортом.
Первые дни путешествия прошли довольно благополучно. Небо было ясно, а море спокойно. Таким образом доехали они до Испании, минуя берега Португалии, где хозяйничали англичане. У Канарских островов наши мореплаватели считали себя в полной безопасности и хотели уже повернуть на восток, как вдруг на горизонте появились паруса английского корвета.
Пришлось отступить и бежать на юг.
Пассажиры корабля, люди разных сословий, с тоской в сердце покидали родину в надежде найти средства к существованию в чуждой им стране.
Во Франции только что закончилась революция. Директория тоже приближалась к своему концу. В стране, окровавленной террором и гражданской войной, царил голод. Но славные знамена Франции одерживали победы: Вальми, Жемапп, Флерус, Гондшут, Монтенотте, Лоди, Кастильоне, Арколь, Риволи, победа над Фландрией, Нидерландами и Савойей, Северной Италией. Хотя были и неудачи: соединенные силы Австрии и России, под предводительством Суворова побили французов в Кассано, в Тревии, в Нови. Журдану пришлось отступить перед эрцгерцогом Карлом после поражения при Бамберге, а республиканский флот, уничтоженный Нельсоном в Абукире, оставил французскую армию в Египте на милость англичан.
Правда, молодой герой, победитель Арколя и Риволи, пирамид и горы Фавор, уже вступил во Францию. Не прошло и двух месяцев, как Бонапарт произвел государственный переворот, низверг правительство и ввел страну в новую эру славы.
В борьбе со всеми внешними врагами Франция выказывала чудеса мужества и энергии. Лишенная судов и опытных моряков, она сумела выстоять в боях с Англией. Неудачные битвы на море только увеличивали ее силы.
Среди великих корсаров в китайских морях завоевал себе славное имя один бретонец. В двадцать пять лет Робер Сюркуф из Сен-Мало нанес немалый вред английской промышленности, без страха меряясь силами с корветами и фрегатами врага. Год спустя он снарядил за свой счет корвет «Кларисса», вооруженный четырнадцатью пушками, которыми он громил англичан в Индийском океане.
Он безостановочно преследовал английские суда, против него собирались эскадры острова Маврикия, Мадраса и Бомбея. Однако каждый неприятельский капитан, как бы он ни был храбр, боялся страшного Малуина1 и отправлялся в путь с тайным желанием его не найти.
Итак «Бретань» направилась к югу, делая значительное отступление от своего маршрута, но с намерением наверстать потерянное, когда море будет свободно.
Увы! За нею зорко следили. Уже пятнадцатого ноября английский флаг показался на северо-восточном горизонте.
Снова пришлось направиться к югу.
Но там ждала новая угроза. Английские флаги показались с юго-востока.
Три неприятельских корабля гнались за бедным трехмачтовым судном так, что ему оставался один путь – на восток, мимо страшного, бурного мыса, который со времени Васко да Гамы стал называться мысом Доброй Надежды. Это значило броситься в пасть леопарда.
Сейчас мыс являлся английской гаванью, и там постоянно находились корабли на якоре.
Выбора не было. Французы знали, какая жестокая участь ожидает их, пленников, в Великобритании. Кроме того, несчастные эмигранты так волновались, что капитан Керуон начал терять свое привычное хладнокровие.
Таким образом, пустились на восток, как прежде бежали на юг. В случае необходимости была возможность укрыться под защитой пушек Сен-Дени на острове Реюньон. Прошло уже два месяца, как «Бретань» вышла из Бреста. Плаванию благоприятствовал ветер, и можно было надеяться достигнуть острова до окончания третьего месяца.
Неприятельские паруса виднелись то ближе, то дальше, в зависимости от хода французского судна.
Десятого декабря пассажиров корабля охватил ужас: судно только что пересекло пояс опасного мыса, но неприятель продолжал погоню.
Все встревожились.
Капитан собрал экипаж. Его люди не хотели уступать. Он посоветовался с пассажирами. Треть из них решили оказать сопротивление, а остальные, жалея своих жен и детей, сдаться. Может быть, англичане довольствуются тем, что возьмут с них небольшую контрибуцию и свободно пропустят в Америку?
Какое может быть сопротивление? На судне было только два орудия и если собрать все имеющееся огнестрельное оружие, то им можно было вооружить только тридцать человек.
Выходило, что численность противника значительно превосходила численность боеспособного экипажа «Бретани». Капитан отдал приказ поднять белые флаги.
Английские корабли, направлявшиеся с востока, вскоре приблизились на расстояние пушечного выстрела. Первое из этих судов, корвет с экипажем из девятисот человек и восьмью орудиями, подошел очень близко к «Бретани», требуя от французов вывесить английский флаг.
В то самое время, когда старый брестский моряк, с болью в сердце и со слезами на глазах, готов был исполнить унизительное предписание неприятеля, вдруг, к великому удивлению беглецов, все переменилось.
Английский корвет распустил паруса и отправился в другом направлении.
Следующее судно последовало примеру корвета.
– Тысяча громов! – воскликнул бретонец. – Что это значит? Неужели англичане собираются бежать?
Странная загадка вскоре была разрешена.
На юго-западе показался парусник. Флаг оказался трехцветным, и англичанам пришлось бежать.
Пассажиры «Бретани» были вне себя от радости, они не верили своим глазам и никак не могли понять, как в этих широтах появилось французское судно.
Все бросились на палубу и смотрели на приближающееся судно, которое было их спасением. Судно приближалось со скоростью от десяти до двенадцати узлов, что значительно превосходило скорость вражеских кораблей. Позади этого судна вскоре заметили еще один большой корабль. На нем было восемь орудий. Он двигался с быстротой хищной птицы.
Это судно выглядело изящно, но угрожающе. Его раскрытые квадратные паруса походили на крылья. Корпус был узким и длинным. Оно гналось за двумя английскими кораблями и уже нагоняло их.
Проходя мимо трехмачтовой «Бретани», с судна раздались приветственные залпы, и беглецы услышали шумные пожелания доброго пути.
Капитан Керуон, вооруженный подзорной трубой, прочитал название.
Он закричал «ура!», и вскоре с «Бретани» раздались радостные крики:
– Да здравствует «Кларисса»! Да здравствует Робер Сюркуф!
Да, это был он, непобедимый корсар, славный Малуин, достойный потомок Дюге-Труэна2, который спас своих соотечественников и готовился поразить вечных врагов Франции.
Доктор Шарль Тернан, охваченный патриотическим восторгом, позвал жену и детей.
Взяв на руки своего сына, он поднял его и, указывая на два французских корабля, торжественно шедших по тихим водам, сказал:
– Вильгельм, видишь ли ты эти два судна, которые проходят мимо нас? Запомни их. Это слава твоего отечества. Не забывай! Да здравствует Франция!
– Да здравствует Франция! – повторил чистый голос мальчика.
Вильгельм Тернан на всю свою жизнь запомнил этот день.
«Кларисса» нагнала англичан, прошла мимо, чтобы загородить им путь, и затем напала на них.
Вдруг раздался оглушительный залп, над корсарами поднялся густой дым и некоторое время ничего не было видно. Английский корвет ответил тем же.
И долго, очень долго продолжалась сильная канонада. «Кларисса» храбро отражала огонь неприятелей. Скоро появился бриг, он атаковал корвет, а «Кларисса» – второе судно. Снова началась пальба.
«Кларисса» была военным судном, которое не тратило зря своих зарядов. Одно из ядер попало в мачту противника, а другой заряд угодил в фок-мачту. Английское судно вынуждено было отступить.
Настала очередь корвета.
Он защищался дольше других. Наверняка им командовал храбрый офицер. Его забрасывали боевыми снарядами с пушек «Клариссы» и орудий брига. Спустя полчаса после начала сражения английское судно, подбитое и полуразрушенное, погрузилось в воду ниже ватерлинии.
После этого по кровавым останкам, гордо прошел корвет со своим флагом и сломанной мачтой, торжествуя победу, так дорого ему доставшуюся.
Из всех офицеров и матросов английского судна только пять держались на ногах, но и те были ранены; шестеро других едва дышали. Все остальные были мертвы.
Ночь накрыла эту ужасную сцену.
«Кларисса» возвращалась обратно. Корабль был поврежден, необходимо было вернуться во французские воды. «Кларисса» взяла под свое покровительство «Бретань». Трехмачтовому судну требовалось пополнить свои съестные припасы.
Признательный за оказанную ему помощь, капитан Керуон предложил взять к себе на борт всех тяжелораненых с «Клариссы».
Маленький Вильгельм Тернан первый раз увидел Робера Сюркуфа.
Знаменитый корсар был еще совсем молодой человек, двадцати шести лет, выше среднего роста, очень живой, с изящной внешностью. Выражение его глаз, суровое во время боя, отличалось теперь почти женской кротостью и покоем. Он заслужил особую репутацию у своих смертельных врагов – англичан, черты лица Сюркуфа, их почти классическая правильность считались у них уродством.
Он был ранен во время битвы осколком дерева, кусочек которого проник в его правую руку и причинял сильную боль. Узнав, что на борту «Бретани» есть врач, Сюркуф пришел просить доктора Тернана оказать ему помощь, что тот и исполнил с большим удовольствием.
Брестский хирург со свойственным ему искусством вынул осколок, потом выпустил кровь из раны, промыл ее морской водой и наложил повязку, так что через неделю Сюркуф уже мог владеть рукой.
Корсар горячо благодарил врача, поцеловал обоих детей молодого доктора и, протягивая ему левую руку вместо правой, сказал:
– Мы будем друзьями на всю жизнь, доктор Тернан! Мы вдвойне соотечественники, потому что я из Сен-Мало, и вы мой земляк. Если когда-нибудь вы, ваша жена или ваши дети будете иметь во мне надобность, то помните, что я ваш верный друг.
Подняв своей могучей рукой маленького Вильгельма и посадив его к себе на колени, Сюркуф воскликнул:
– Доктор, если вы не имеете никаких намерений относительно этого мальчика, то отдайте его мне. Я сделаю из него знатного моряка!
– О да! О да! – воскликнул мальчик, бросившись на шею корсару. – Я хочу быть таким же моряком, как ты!
Через неделю «Бретань» подошла к французскому острову. Погода стояла великолепная и англичане больше не рисковали беспокоить судно. Они знали, что Сюркуф следит за ними.
Увы! Это была только маленькая передышка. Для того чтобы держать путь к Америке, французам нужно было вернуться, пройти мимо мыса и подвергнуться всем опасностям, как со стороны моря, так и со стороны людей. Удастся ли избежать опасности?
Нет.
После десятидневной остановки, необходимой для закупки съестных припасов и для исправления некоторых повреждений, трехмачтовое судно вышло в море. Тогда же от берегов мыса вышло семь английских судов, которые хотели отомстить французским морякам, так жестоко унизившим английский флаг. «Бретань» со всем своим экипажем вынуждена была сдаться.
Англичане разделили пленников. Четвертую часть пассажиров поселили на мысе Доброй Надежды, а другие три четверти посадили на судно, которое отправилось в Индию.
Капитана Керуона и его экипаж оставили здесь, а «Бретань» переименовали в «Граф Эссекс» и перевезли в Буэнос-Айрес вместе с частью несчастных эмигрантов.
Среди остальных пленников, которых отправили в Индию, находился доктор Тернан и его семья.
С варварской жестокостью несчастный доктор был разлучен с женою и детьми. Подозрительный ум тюремщиков решил отделить мужчин от женщин. Первых поселили на острове Сальсет близ Бомбея, а вторых расселили по разным пунктам Малабарского побережья.
Это был ужасный плен. Собранные на зловонном островке в полуразвалившихся хижинах, несчастные ночевали на гнилой соломе и питались лишь несколькими горстями риса. В таких условиях узники быстро заболевали и умирали.
Доктор Тернан принадлежал к небольшому числу тех пленных, которые оказывают сопротивление. Возмущенный бесчеловечным обращением, он не мог долго сдержать негодование по поводу жестокости стражников и однажды выказал недовольство смотрителю.
Смотритель, желающий показать себя знатоком правил хорошего тона, вызвал француза на дуэль.
В то время по английским законам дуэль не считалась преступлением. Тернан выбрал себе секунданта из пленных.
У пленников, конечно, не было никакого оружия. Солдатам, сторожившим их, под страхом смертной казни было запрещено давать пленникам что-либо, что могло послужить оружием. У них не было ни ножей, ни молотков – словом, никакого предмета, с которым можно было бы напасть на врага. Казалось, что дуэль невозможна.
Смотритель предложил доктору кулачный бой, и бретонец согласился.
Тернан добавил свое условие:
– Скажите лейтенанту Зифорду, что после кулачного боя я попрошу его к барьеру, если только мне удастся достать какое-нибудь оружие.
Англичанин с громким хохотом согласился.
Индиец, приносивший доктору Тернану ежедневную порцию еды, тайно передал ему одну пару ножниц, концы которых был затуплены.
Доктор разобрал «оружие» и потратил целый день, чтобы наточить ножницы на твердом камне.
На другой день он явился на кулачный бой в назначенный час и нанес англичанину такой сокрушительный удар, который умеют наносить только бретонцы.
Офицер решил взять реванш и согласился на странную дуэль.
Но и тут Тернан остался победителем. Он глубоко вонзил стальное острие ножниц в правое плечо своего противника. Но и сам доктор заработал шрам на запястье. Сначала он не придавал ране никакого значения.
К несчастью, сталь заржавела. Началось заражение. Несколько часов спустя положение французского доктора стало критическим. В тюрьме не было хирурга, который бы мог сделать ампутацию.
Через двое суток доктор Тернан скончался. Он умер со слезами на глазах, вспоминая о своей жене и детях. Его похоронили без панихиды, без гроба. Просто положили в яму, вырытую наскоро под банановым деревом. Пленники поставили на могиле деревянный крест.
В то время как отец умирал в Бомбее, на другой стороне Индийского полуострова жена и дети, которых сторожили индийские сипаи, молились и плакали.
Известие о смерти своего единственного покровителя явилось для них настоящим горем. Однако английские власти отнеслись сочувственно к несчастной семье и позволили им поселиться на Отакамунде, близ гор Нильгерри.
Из небольшого состояния семьи осталось так немного, что вдова Тернан смогла только снять себе уединенный домик у опушки леса и жить там почти впроголодь.
Это была действительно ссылка, ссылка не только на чужую землю, но и в страну неизвестную, далекую и совершенно чуждую европейской цивилизации, ссылка, соединенная с отчаянием не увидеть более неба своего отечества, священных горизонтов «милой Франции».
Глава II
Детская решимость
Вдова Тернан была благородной женщиной с храбрым сердцем, которое не могли поколебать даже превратности судьбы. Она стойко сносила жестокие испытания, которые ей предназначила судьба.
Одна, без супруга, без друзей и знакомых, она старалась трезво оценивать свое новое положение и дать своим детям воспитание, которое позволяло бы им сохранить в их молодой памяти воспоминание и любовь к потерянному отечеству.
Сказать по правде, английские колонисты были хорошими людьми; они пришли в эти почти дикие места, чтобы испробовать разработку кофе, которую правительство метрополии поощряло субсидиями и значительными премиями.
Неподалеку от дома вдовы Тернан жили две семьи.
Одно из этих семейств, самое многочисленное, было ирландское. В нем кроме отца и матери было шестеро детей, мальчиков высоких, сильных и развитых не по годам; они помогали своим родителям по надзору за плантацией.
Общность религии породила взаимную симпатию между семьей вдовы Тернан и семьей Патрика О’Донована.
Годы укрепили эти отношения так, что обе семьи выстроили два новых дома рядом.
Впрочем, не только одна дружба была причиной этому сближению. Патрик О’Донован знал, какими скудными средствами владеет вдова Тернан, и предложил ей привлечь Анну и Вильгельма к урокам, которые он давал своим детям.
Вдова приняла с благодарностью это радушное предложение. Но, будучи истинной патриоткой, она ему сказала:
– Я прошу вас: если вы считаете себя верным подданным короля Георга Английского, то помните, что я дочь великой нации, которая называется Францией, и хочу, чтобы Вильгельм был хорошим французом.
Патрик ничего не ответил на эти благородные слова, а только крепко пожал руку своей соседке. После продолжительного молчания, он произнес на плохом французском языке следующее:
– Я хорошо понимаю ваши чувства, и если по известной причине вы не можете сами следить за воспитанием вашего сына, то я, Патрик О’Донован, научу его любить страну, которая десять лет тому назад, не колеблясь, протянула руку помощи преследуемой Ирландии.
Начиная с этого дня Анна и Вильгельм жили в самой тесной дружбе со своими ирландскими приятелями. Патрик старался всеми силами оправдать доверие вдовы Тернан и никогда не упускал случая напомнить мальчику о его происхождении и о той любви, которую он питал к его отечеству. Он ему рассказывал о Якове II, который отправился в Ирландию при поддержке французской армии, которую Людовик XIV отдал в его распоряжение и которая под Дрохедой не выдержала натиска многочисленного врага; о генерале Гумберте и о его храбрецах, которые снискали славу в одной несчастной экспедиции.
Однажды мальчик Виль3 сказал доброму Патрику:
– А что, если я вернусь во Францию и буду сражаться против англичан? Вы не будете ничего иметь против этого?
На это сын Зеленого Эрина4 отвечал откровенно:
– Знайте, Виль, что я не только не стану вас порицать, если вы исполните такое намерение, но я вас даже буду презирать, если вы этого не сделаете.
Поэтому не могло возникнуть никакого недоразумения по поводу этого предмета.
Вскоре был подписан английский мир, мир, правда, эфемерный. Но, увы, вдова Тернан не смогла осуществить свое намерение вернуться на родину.
Булонский лагерь и выстрелы под Аустерлицем снова разожгли войну между обеими нациями. Войне суждено было продолжаться до битвы Наполеона при Ватерлоо и его падения.
В то время как происходили эти великие события, которые перевернули вверх дном всю Европу, у подошвы Нильгеросской горы, в этом потерянном уголке Индии, где Англия своей лихорадочной и разрушающей силой не могла еще твердо основать колонии своего государства, Анна и Вильгельм мирно росли, получая практические уроки О’Донована и религиозно-нравственное воспитание, которое давала им благочестивая и верная национальным традициям мать.
Под влиянием климата, который способствовал раннему развитию, оба ребенка быстро росли, прибавляя в силе и в уме.
Лучше всякого другого наставления стесненные обстоятельства служили им хорошим средством воспитания.
Местность, в которой они жили, населяли люди с низким уровнем социального развития.
Подверженные самым ужасным суевериям, эти люди имели очень смутное представление о человеческом достоинстве. Они довольствовались самой грубой пищей и нисколько не старались ее улучшить и воспользоваться помощью, которую им с готовностью предоставляли белые.
Страна, где они жили, была гориста и окружена густыми лесами, почти девственными, в которых можно было охотиться, ибо там было много дичи.
В этих лесах бродили целыми стадами пятнистые олени, которые были очень нежными и так малы ростом, что походили на ягнят. Нильгаутские антилопы, северные бараны с огромными спиральными рогами, дикие буйволы и ягуары, охота на которых представляла большую опасность.
Там водились также слоны и носороги, кабаны, бабируссы, медведи, леопарды, гиены и бесчисленные виды разных ядовитых змей. Среди всех этих страшных обитателей лесов самым ужасным был большой полосатый тигр, царь и властелин лесов.
Вильгельм и Анна имели случай познакомиться с этим страшным «пожирателем людей» при самых запоминающихся для них обстоятельствах.
Как-то утром они отправились на опушку леса с неосторожностью своего юного возраста.
Недалеко от их жилища протекал ручей, на берегу которого росли великолепные орхидеи, предмет их постоянного желания.
Несмотря на запрещения матери и на благоразумные советы Патрика О’Донована, брат и сестра составили план тайком отправиться к ручью, чтобы там нарвать прекрасных цветов.
Этот план они привели в исполнение однажды после обеда.
Чистая и свежая вода не только способствовала богатой растительности, но также служила питьем для лесных зверей.
Там собирались на склоне дня газели, лани и пятнистые олени.
Также прилетали к ручью птицы с самым разнообразным оперением, среди них встречались и журавли, и фазаны, и куруку, и павлины с пышными хвостами, отливающими золотом и бархатом всех цветов.
Кажется, в тот день особенно радовались растения и животные.
Никогда еще эти два неосторожных ребенка не видели такого великолепного собрания всевозможных цветов и благоуханий, никогда еще не поражали их зрение такие прекрасные птицы и такие великолепные насекомые.
Казалось, все повиновалось приказу увлечь и очаровать их.
Анна и Вильгельм были очарованы этим великолепным зрелищем. Они ушли тайком из своего скромного жилища, стараясь не попадаться на глаза слугам, приставленным смотреть за ними.
Держась за руки, они перешли за забор и быстро побежали, чтобы их никто не увидел.
От их дома до ручья было более мили.
По полям роскошная природа раскинула все свои сокровища. Искушение было слишком велико. Под ногами росли прелестные цветы; дети протягивали свои ручонки и рвали самые красивые, самые свежие.
Но ни брат, ни сестра не думали, что под этими тропическими растениями могут скрываться ядовитые змеи, как, например, кобра-капелла и другие пресмыкающиеся со смертоносным ядом, прячущиеся под этим зеленым ковром.
– Виль! – кричала Анна, не скрывая своего восторга. – Иди-ка, посмотри на эту бабочку! Я никогда еще не видела такой красивой и такой большой.
И Виль прибегал и делил восхищение своей сестры с такой же неосторожностью, как и она сама.
Так дошли они до берега ручья и уже набрали много цветов. С полными букетами они собирались вернуться домой.
Но непредвиденный случай заставил их забыть о том, что уже наступило время спешить домой.
В нескольких шагах от них великолепный павлин сидел на ветке и издавал неприятные звуки, что является обычным развлечением павлинов. Вдруг прекрасная птица спорхнула с ветки и, опустившись на берег в двадцати или в тридцати метрах от детей, замерла.
Казалось, кто-то превратил ее в статую, так она была парализована.
Предмет, еще невидимый для детей, приковал взор павлина.
Индийцы уверяют, что павлин впадает в столбняк под гипнозом тигра, какой другие мелкие животные получают при виде змеи. Вероятно, в этом случае индийцы были правы.
В то время, когда дети без всякого подозрения погрузились в созерцание прекрасной неподвижной птички, трава на берегу раздвинулась и тигр громадного роста устремил на павлина свирепый взгляд своих золотистых зрачков.
Ни Анна, ни Вильгельм ничего этого не видели.
– О, посмотри, Виль, – сказала тихо маленькая девочка своему брату, – посмотри, как он дрожит. Кажется, что его прекрасные перья блекнут и краски их побледнели.
И вдруг она замолчала. В ее жилах заледенела кровь.
Она увидала тигра, ползущего в высокой траве и готового вскочить на несчастную птицу, парализованную от ужаса. К счастью, дети были скрыты от животного небольшими кустарниками.
Виль схватил сестру за руки и заставил ее сделать несколько шагов назад.
Позади них, на расстоянии трехсот или четырехсот метров, возвышалось дерево с росшими очень низко ветками; на нем можно было спрятаться.
Вильгельм знал, что тигр не карабкается на деревья.
Значит, им нужно добраться до дерева, чтобы быть вне опасности.
Мальчик сделал второй шаг, затем третий, заставляя сестру двигаться назад первой, и буквально закрывал ее своим телом.
Таким образом они достаточно приблизились к дереву.
Тигр был слишком поглощен созерцанием своей добычи, чтобы заниматься чем-нибудь другим.
Дети уже почти подошли к стволу, как вдруг Анна поскользнулась и упала.
Этот шум прервал неподвижность павлина. Влияние, которое тяготело над птицей, было прервано, и она взлетела, испуская пронзительный крик, в это же самое время тело тигра содрогнулось, и он бросился вперед с вытянутыми когтями, чтобы схватить птицу.
Зверь был обманут в своих ожиданиях и это его рассердило. Он громко зарычал. И вдруг, повернув голову, он увидел детей.
В два громадных прыжка он перескочил ручей. И предстал во всей своей ужасной красоте.
Это был громадный королевский тигр, одиннадцать английских футов в длину от морды до хвоста. Его шкура была шафранного цвета, с широкими, черными, как бархат, полосами, а шея и грудь белоснежные. Он испустил громкий радостный рык.
Павлин представлял для него очень скудную добычу. И он считал себя вполне вознагражденным при виде такой обильной пищи, зная по опыту, как вкусно мясо человека, а в особенности – мясо детей.
Анна приподнялась с земли и быстро оправилась от своего падения. Близость опасности придала ей крылья, она быстро подбежала к дереву и стала уже на него взбираться, тогда как Вильгельм, исполненный мужества от мысли о возможности гибели сестры, смело стоял перед противником.
Он подвигался назад шаг за шагом, не теряя присутствия духа.
Но тигр приближался с каждым прыжком, и можно было опасаться, что лютый зверь достигнет мальчика прежде, чем тот успеет взобраться довольно высоко, чтобы избежать нападения неумолимого врага. В тот момент, когда Виль схватился одной рукой за ствол, приподнялся вверх и уже хотел было поставить ногу на одну из горизонтальных веток, как вдруг ужасный зверь заставил его отступить на два метра от дерева.
– Карабкайся, Виль, карабкайся скорее! – кричала Анна глухим от тревоги голосом.
Но Вильгельм казался парализованным взором чудовища.
Быть может, и он испытывал такое же явление гипнотизма, как павлин? Он оставался неподвижен на нижних ветвях, неспособный сделать ни малейшего движения, и представлял собой беззащитную жертву для «пожирателя людей».
Тигр же, уверенный в своей жертве, больше не делал прыжков.
Он волочился брюхом вниз, с разинутой пастью, то высовывая, то пряча свой длинный красный язык. Еще три или четыре прыжка, – и страшное животное схватило бы ребенка в свои острые когти.
– Карабкайся, карабкайся, Виль! – умоляла Анна, рыдая.
Но Виль ничего не слышал. Мальчик, казалось, не понимал грозных обстоятельств. На него напал столбняк и парализовал все его способности.
Между тем тигр полз вперед и приближался ближе.
Вдруг он остановился. Анна испустила крик отчаяния.
Но, вместо того чтобы двигаться по-прежнему вперед, тигр встал и выпрямился, точно хотел стать лицом к лицу с неожиданным противником. В то же время из его горла послышалось страшное рычание – смесь гнева с обманутой надеждой.
Действительно, противник точно вырос из-под земли.
И движения тигра еще раз были прерваны точно так же, как и кончилось действие его чар над Вильгельмом. С мальчика спало оцепенение, и он мигом вскарабкался на дерево с гибкостью белки.
Все это случилось так быстро, как проходит в голове наша мысль.
И теперь брат и сестра, тяжело дыша, следили жадными взорами за драмой, которая разыгрывалась у их ног. И были теперь только в качестве свидетелей. Человек, появившийся так неожиданно, стоял неподвижно. Он вскинул ружье и смотрел пристальным взором на зверя, выжидая удобной минуты, чтобы произвести смертельный выстрел.
Но тигр, точно понимал опасность и не стоял спокойно на одном месте. Он то ходил взад и вперед, то делал громадные прыжки, как бы заставляя любоваться изяществом своего тела и прекрасным отражением своей золотистой шкуры.
Казалось, он хотел обойти своего противника, так как не смел стоять перед ним лицом к лицу.
Но противник не терял его из вида, несмотря на всевозможные фокусы тигра, который всегда видел перед собой угрожающее дуло ружья.
Наконец человек, утомленный бесполезными движениями животного, решился выстрелить.
Громкий выстрел разнесся эхом по лесу и покатился под сводами листьев. Чудовище, не окончив предпринятого прыжка, тяжело упало на то место, с которого готовилось сделать прыжок.
Два или три конвульсивных движения взволновали тело чудовища, которое скоро сделалось неподвижным. Он околел. Пуля сделала свое дело. Она вошла в грудь, поразив сердце.
Охотник приблизился к этому великолепному трупу и тронул его ногой. Тогда, видя, что зверь больше не двигается, а из его пасти течет струя крови, он повернулся к дереву.
– Слушайте, дети, – сказал он им, – вы теперь можете спуститься, так как «пожиратель людей» никого уже больше не будет есть.
Он сказал это чистым и молодым голосом, исполненным доброты.
Вильгельм и Анна почувствовали тотчас симпатию к этому человеку за его слова, тем более, что он говорил по-французски.
И зачем им было бояться его? Разве он не был их спасителем? Разве он не уберег их от ужасной опасности?
Они повиновались приглашению и тотчас поспешили слезть.
Прижавшись друг к другу, они стали рассматривать нового знакомого своими большими глазами, но не говорили ни слова.
