Интересен срез времени от первой до в тройку мировых войн. Удивительно честно Пегги пишет о себе. Желание невозможного в любви привело эту неординарную женщину к созданию необыкновенной коллекции современного искусства!
Невероятная женщина, Пегги Гугенхайм, коллекционировала картины и мужчин, повидала множество стран, вырастила художников, собрала невероятную коллекцию картин, прожила бурную жизнь, полную вечеринок. Было очень интересно наблюдать за ее жизнью.
Книга очень хороша, но её нужно читать подготовленным. Необходимо ознакомиться с работами всех тех художников, кого Пэгги «открывала» и поддерживала, надо, чтобы вам были интересны их работы, и ещё, побывать в Венеции в галерее Пэгги. Это как минимум. Тогда читать будет интересно.
Книга автобиографична, написана самой Пегги Гуггенхайм, стиль изложения весьма ироничный, читать легко и приятно. Поражает ее (Пегги Гуггенхайм) активность, неординарность, экстравагантность и, в то же время, ранимость. Несмотря на то, что Пегги Гуггенхайм известна как меценат, покровитель искусств, человек, который открыл миру многих художников, включая Джексона Поллока, собственно об искусстве в книге написано очень мало, зато подробно и в деталях описана личная жизнь самой Пегги. Понравился в заключении очерк о Венеции. Однозначно рекомендую, таких личностей в истории не много.
Какую удивительную жизнь прожила Пегги и как лихо она ее описывет в своей биографии, попеременно то вызывая порывы захлопнуть книгу и выбросить ее в окно, то пробуждая желание читать без сна под музыку Стравинского. Череда фатальных совпадений, блуждающие из поколения в поколение родовые безумства, зависимые отношения, невротические выходки. Ее острое чутьё, притягательная харизма, праведная убежденность в силе нового искусства и колоссальные волевые усилия, преодолевающие угасание желания жить восхищают, но тягучий вещизм семейных дрязг и постельных сцен утомляет, окружающие ее люди мира искусства, которые сегодня видятся нам атлантами она представляет скорее как манекенов. Пишет она местами легкомысленно и поверхностно, местами изощренно и с фантазией, выражая слабость через силу, пустоту через полноту, одиночество через праздник. Но все это между строк и в ее коллекции. Книгу я читала на пути в Венецию, а после возвращения ее коварные отражения не отпускают, преследуют. В мемуарах есть отдельное посвящение Венеции, весь остальной мир тлеет в ее закатных лучах. Пегги и ее книга дышат ей. Венеция - воображаемое жизненное пространство, его нет нигде и в то же время оно везде...вездесуще, как искусство.
Бедная богатая еврейская девочка Пегги. С трудным детством, в котором её обожаемый отец взял билет на «Титаник», и не был в числе тех кому удалось спастись. С тремя сложными браками и зависимыми отношениями. Её мужчины, чаще были нищие, богемные и распускающие руки. Она содержала их, а потом их новых жён и чужих детей. Мужчин она коллекционировала. Пожалуй, наравне с картинами. Некоторые отзывались о ней нелестно, про мешок на голову, чтоб переспать оттуда. ⠀ По книге легко можно составить справочник путешественника, т.к гораздо больше искусства упоминаются переезды Пегги, новые города, дома и прочие прелести богатой жизни. Вечеринки, секс, машины, дети, живущие в разлуке. Венецианский карнавал. ⠀ Теперь о тексте. За счёт относительно одинаковых по длине предложений он похож на пересказ с одной интонацией. Но оттого, что почти в каждом абзаце сменяется локация ( а то и не единожды) ритм текста выглядит торопливым. Нет эмоционально окрашенной рефлексии. Одна констатация. ⠀ Например, – он наступил мне четыре раза на живот за один день, а завтра мы на моем «деляже» отправились в Марсель, и это в одном предложении. Это не плохо, а просто непривычно, такая особенность текста. ⠀ Моя ошибка в том, что первые главы выстреливающие местами и именами людей заварили в голове винегрет, а я ждала, что сейчас-сейчас мы перейдём к деталям, мыслям, её видению современного искусства, но из одной главы в другую мы искали лишь здание под галерею
Что ж. Насколько я могу судить по мемуарам мисс Гуггенхайм, ей повезло обладать теми двумя относительно редкими вещами, которые желал бы иметь каждый пятый (статистика взята с близлежащего потолка): большие деньги и хтоническое безразличие к чужому мнению. Состояние досталось ей по наследству, безразличие пришло либо с родительскими генами, либо мисс Г. взрастила его в себе, как прекрасную чёрную розу, не суть важно. Важно, что жизнь мисс Г., проживаемая под сенью двух этих мегаполезных вещей, протекала бурно, но с известным комфортом. И уж конечно, с их помощью мисс Г. могла позволить себе быть одержимой чем угодно, будь то мужчины, женщины, художники, банкиры, дома, породистые собаки, венецианские гондолы или живописные полотна высотой с частный самолёт. Между тем, свои мемуары она назвала «Исповедь одержимой искусством».
К сожалению, читать эту исповедь — довольно муторное занятие, требующее от читателя недюжинной самодисциплины. Не всякий пожелает продираться сквозь плотные ряды мужей, любовников, подруг, служанок, антикваров, агентов по недвижимости, беременных коз и модернистских объектов, которые в неимоверных количествах попадали в орбиту интереса американской галеристки. А уж писать отзыв на эти мемуары дело абсолютно неблагодарное. Тем более, если читать не первую, а более позднюю редакцию, в которой мисс Г. любезно приводит язвительные цитаты из рецензий критиков на первое издание. Если игнорировать колкий тон этих высказываний и фокусироваться на основном посыле, сложно с ними не согласиться. Всё неприятное уже написано, к чему повторяться?
На полях замечу: любая другая после подобных отзывов как минимум расстроилась бы, напилась, полезла бы в драку, подала бы в суд, зареклась писать; любая другая, но только не мисс Г. с её прекрасной чёрной розой безразличия. Дочь Бенджамина Гуггенхайма (погиб на «Титанике») и племянница Соломона Гуггенхайма (основал Музей Современного искусства в Нью-Йорке) — наконец-то я в них разобралась! — бесстрастно фиксирует высказывания людей, в силу своей профессиональной принадлежности не упускающих возможность сплясать тарантеллу на magnum-и-не-очень опусах своих ближних, но ей от их мнения ни жарко, ни холодно. Каждый третий (статистика взята с того же близнависающего потолка)скажет, что это единственно правильная реакция на критику.
Вот, в общем-то, и всё, что я вынесла из важнейшего свидетельства ушедшей эпохи. Личность мисс Г. как была, так и осталась для меня непонятой, её суть ускользнула из сборника анекдотов из жизни богемы, упорно выдающего себя за мемуары известнейшего коллекционера искусства двадцатого века. Что ж, это, как водится, больше говорит обо мне, чем о мисс Г. Единственное, что в этом тексте порадовало, это прелестное маленькое эссе о Венеции, скромно помещённое в самый конец книги. Я рада, что прочла его, оно частично погасило сожаление о времени, потраченном на чтение «не моей» книги.
Книга захватила ближе к концу. Именно во второй половине начинается искусство и одержимость им главной героини. Встречи с художниками, имена, картины, выставки понеслись с огромной скоростью, чего не было большую часть книги. Размеренная, хотя и не скучная жизнь богатой американки, открывшей миру десятки имен, пронеслась молниеносно. Рекомендую для всех любителей мемуаров, но для любителей искусства посоветую не обольщаться на счет названия "одержимой искусством"
Книга делится на 2 части, одна, мне показалась, несколько затянутой, в основном, посвящена личной жизни Пегги, ее мужьям, любовникам, детям, бесконечным родственникам и знакомым. Вторая часть, наконец-то, посвящена искусству, но тоже перемешана с личной жизнью и бесконечными поездкам. Пегги Гуггенхайм – дама, безусловно, активная и сделавшая много для искусства, но в этой книге, искусства меньше, чем хотелось бы и ожидалось, если судить по названию.
Я прочла невероятную историю жизни неординарной эксцентричной женщины, историю искусства, тонкие переплетения судеб. Как же просто и с юмором она описывает сложнейшую эпоху и личную драму. Великая!
«На пике века. Исповедь одержимой искусством» kitobiga sharhlar, 12 sharhlar