Kitobni o'qish: «Самый лучший комсомолец. Том 1»

Shrift:

Глава 1

– Екатерина Алексеевна, я посчитал, – поправляя пальцем тапок, жаловался наследный (через одного) принц по телефону любимой приемной бабушке. – Если загрузить «Союзмультфильм» одними только моими проектами, нам потребуется шестьдесят восемь лет, четыре месяца, два дня…

– Я поняла, Сережа, – аккуратно прервала поток страшных цифр. – Но даже тебе мы не можем позволить занять все мощности целиком, – поняла она меня неправильно.

– Какие там мощности? – вздохнул я. – У нас огромная страна. Почти двести пятьдесят миллионов человек – это не считая соцблока, где дети дружественных нам народов тоже хотят смотреть как можно больше мультфильмов. А еще – остальная планета, где того же самого очень хотят дети врагов. Но они же не виноваты, что они враги? – грустно спросил я. – И мы можем производить гораздо больше мультфильмов. Я еще маленький и многого не понимаю, но неужели в такой огромной стране не найдется немножко художников, пленки, краски и помещений?

– Мы с Борисом Николаевичем подумаем, – грустно вздохнула Фурцева.

– Спасибо большое, Екатерина Алексеевна! – поблагодарил я. – До свидания.

Повесив трубку, показал Вилке большой палец, и мы пошли ко мне в комнату – слушать запись КГБшного ВИА.

– Хоть щас миньоном выпускай. Они в каком там звании? – спросил я у сидящей за моим столом с чашкой кофе в руках девушки.

Родные в гостях у Судоплатовых, чаи гоняют, план про бабу Таню придумывают.

– Они гражданские, – покачала она головой. – Но из хороших семей. А еще – их растили музыкантами, и они к такой работе готовы.

– Нет причин тебе не верить, – широко улыбнулся я.

По Вилкиному лицу пробежала тень, и я огласил:

– Время смотреть «Время»! – включил телек, и мы переместились на диван. – Можно? – указал на укутанные длинной юбкой Виталинины коленки.

– Смотря что.

– Ничего из категории «для взрослых», – уточнил я.

– Можно, – разрешила она.

Прилег. Кайф!

– Мальчишка! – мелодично хихикнула Вилка, с улыбкой наклонившись надо мной.

– Вот ради этого кадра все и делалось! – заявил я, изобразив пальцами «рамку», и сел обратно.

Виталина вдруг густо залилась краской и спрятала лицо в ладонях.

– Ты чего?

– Прекратить приручение, пионер Ткачев! – промычала она в ладони.

– Не прекращу – вдруг получится, – привычно ответил довольный я. – Смотри, мой добрый друг-автолюбитель!

Вилка убрала ладони, потихоньку возвращая обычный, слегка румяный цвет лица.

На экране Щелоков в парадном мундире пожимал руку упитанному черноволосому мужику в генеральско-милицейской, столь же парадной, форме.

– Кто это?

– Тикунов, Вадим Степанович, – ответила Вилка. – Сегодня назначен первым заместителем министра внутренних дел. Прошлый убыл послом в Новую Гвинею.

– Который должен был занять должность Щелокова, если бы Николай Анисимович не был большим другом Леонида Ильича? – сверился я с внутренней википедией.

– Он, – подтвердила Виталина, с любопытством в глазах посмотрев на меня.

– Про это назначение я не знал, – пожал я здоровым плечом. – Я далеко стараюсь не лезть: меньше знаешь – крепче спишь. Но сигнал понятен – старайся как следует, или тебя заменит товарищ Тикунов. Потешная многоходовочка завершена, ручной министр МВД успешно получен.

– И что теперь? – хихикнула Вилка.

– Будем дружить, потихоньку воспитывать из него человека, – улыбнулся я. – Сериал про Высоцкого снимать, сырьё скоро будет напечатано в «Молодой гвардии», а я подкину товарищу министру идею с ним ознакомиться. Он уже один сериал заказал, мне Екатерина Алексеевна по секрету поведала – в телевизоре уже разрабатывается, рабочее название – «Знатоки». Получается – два сериала. Кислую мину бывшего председателя КГБ, про которое ни одного, представила? Сейчас мы с тобой слепим роман и сценарий, а потом еще к Юлиану Семенову съездим, попросим и его сценарий слепить – про Штирлица. И будет у наших силовиков баланс. Именно за этим я просил тебя достать вот эти немножко секретные дела, связанные с работой нашей контрразведки в Африке! – погладил полуметровую, в три ряда, стопку папок около дивана. – Все было впитано и переварено, пока ты подозрительно долго сидела в туалете, – озадаченный взгляд. – Ты что, какаешь как обычные люди?

Фыркнувшая девушка отвесила мне средней мощности щелбан.

– Как бы там ни было, – потер лоб и попросил. – За машинку, агент Вилка! Пиши название: «ТАСС уполномочен заявить».

– Погоди! – остановил отстучавшую заголовок девушку и пошел добавил громкости.

Надо бы пульт изобрести.

– …на сессии выступил министр рыбной промышленности Ишков.

«Считаю необходимым передать сбыт продукции под ведомство министерства рыбного хозяйства».

– Предложение было одобрено делегацией во главе с товарищем Косыгиным.

– Бери пустую папку, – велел я Вилке, выключая телевизор – все с дедом понятно, нифига с соправителем советоваться не хочет!

Она закатила глаза – эксплуататор! – но папку достала.

– Пиши «Рыбное дело». Начало: 21 апреля 1969 года.

– Записала, – откликнулась она.

– Лист первый: докладная записка Генеральному секретарю ЦК КПСС СССР Андропову Ю.В. от внештатного консультанта С. Ткачева. «Когда добыча и сбыт сырья находятся в одних руках, сразу же расцветает воровство. Вы создали голема. С наилучшими пожеланиями, С. Ткачев».

– Ты серьезно хочешь, чтобы я это отправила? – брезгливо вынув лист из машинки двумя пальцами, спросила Виталина.

– Госбанк же несколько раз в год панические записки отправляет, – хохотнул я. – Чем я хуже? Главное – сигнал подать, а потом, когда одобривший это замечательное изменение товарищ Косыгин не захочет переделывать обратно, чтобы не терять лицо, мы с тобой уберем папку года на два-три, и дальше, когда «Рыбное дело» как следует настоится, пойдем туда ломать пальцы и вынимать черную икру из банок с надписью «Килька». Юрий Владимирович любит копить папочки, значит и мы должны так делать.

Вилка неодобрительно посмотрела на меня.

– Товарищ Косыгин – наше все, – серьезно сказал я. – Я это понимаю – помимо того, что он – один из подпирающих Юрия Владимировича столпов, он еще и чуть ли не единственный, кто разбирается в советской экономике. Он нам нужен, и мы будем с него пылинки сдувать, – подумав, добавил. – По возможности. Но лучше вообще не сталкиваться. Я же не удержусь и наговорю всякого, – пояснил в ответ на мелькнувший в ярко-зеленых глазах вопрос.

Виталина хихикнула и кивнула – поняла и одобряет.

Вернулись к «ТАССу…», и просидели над ним до возвращения родных. Вилка в процессе радостно попискивала – нравится! Проводили отказавшуюся от позднего ужина машинистку (диета, надо полагать), и мама поделилась новостями – послезавтра мы идем в цирк с бабой Таней и бабой Эммой.

* * *

По пути к школе я вспоминал субботники из будущего – они сохранились и в школе, и в университете, и даже попытались сохраниться на работе, но в процессе посещения первого из них выяснилось, что местный хитрый начальник проставил на себя ставку дворника, а мы, стало быть, делаем работу за него, и больше не субботники я не ходил – что характерно, с нулевыми штрафными санкциями.

Здесь и сейчас, однако, все совсем по-другому, и пусть дворников Советской стране хватает, немного им помочь хочется – для себя же убираем! Более того – целый Ленин бревно таскал, а я спрячусь за жалкую справку о двух не менее жалких пулевых ранениях? Ну уж нет!

Погода – замечательная, снег стаял, и на грязных газонах пробилась первая зеленая травка, радуя глаз не меньше набухающих на деревьях почек. Ожили и птицы, и всю дорогу нас с Таней сопровождал веселый щебет. Советский воробей от капиталистического отличается в первую очередь повышенным оптимизмом!

Истосковавшиеся по мне ребята напрочь сломали торжественную линейку, окружив меня одетой в «костюмы для полевых работ» стеной. Девочки в платочках выглядят супер мило! Пожимая руки и называя ребят по именам, объяснил, зачем я здесь, а потом пошел на используемое директрисой в качестве сцены крыльцо. Приняв из рук красующейся медалью Героя социалистического труда Варвары Ильиничны микрофон, первым делом поздравил с днем рождения всегда живущего в наших сердцах Владимира Ильича Ленина (тройное «ура!»), а потом грустно подтвердил:

– Да, ребята, со следующего года я буду учиться в другой школе. Я бы остался с вами – мне здесь правда очень нравится, но старшие товарищи решили, что там я для Родины буду полезнее. Но из Сокольников я переезжать не собираюсь, поэтому обязательно буду приходить к вам в гости!

– А политинформация? – спросила Катя, которая о своем переводе еще не знает.

– А политинформацию, Катюша, Сережа будет проводить на базе ДК, совместную, – успокоила ее и ребят (да, реально хотят политинформацию) директриса.

Получив микрофон снова, попросил почти бывших соучеников выделить мне кусок территории и НИ ЗА ЧТО мне с ним не помогать. Вроде договорились.

– Ой, а ко мне твой листок залез! Придется его убрать! – ловко сгреб листья с «моего» куска восьмиклассник Федя.

– Эта ветка почти целиком с моей стороны! – нагнулась за веточкой семиклассница Нина.

– А мешок подержать?

– Метла нужна?

– Да давай, че ты…

* * *

– Словом, нифига мне поработать не дали, – жаловался я Вилке по пути к старому кирпичному зданию «мануфактурного» типа, в котором КГБ организовала моему ВИА репетиционную базу, для конспирации.

За окном – благодать, после субботника-то. Увы, чисто не там, где убирают, а там, где не мусорят, и через пару недель привычный мусорный покров восстановится. Немножко спасает малое окно возможности – кроме окурков и упаковочной бумаги особо и кидать-то нечего, а это все перегнивает, следовательно – не мусор, а эко-мусор!

– А лицо-то довольное! – проницательно заметила Виталина.

– Дети лишены корысти и страсти к чинопочитанию, – важно пояснил я. – А самое ценное – попади под пули любой другой школьник, они бы точно так же помогли бы и ему.

– А взрослые не помогли бы? – ехидно спросила она.

– Помогли бы, – признал я. – Показывай.

Виталина отпустила руль несущейся машины и демонстративно-медленно полезла в лежащую на заднем сиденье сумочку.

– Понял! Каюсь! – не выдержал я, и севшая на место девушка лихо вошла в поворот, разминувшись с отчаянно сигналящим нам ЗиЛом.

Тихонько матюгнувшись, полез в сумочку сам. Хе, шоколадка! Это такие у тебя диеты? Папка…

– На всякий случай – у меня было все под контролем, – самодовольно поведала Вилка.

– Даже не сомневаюсь, – отмахнулся я. – Но нервы пока несовершенны.

От набранного КГБ состава немножко выпал в осадок: во фронтмены мне даровали Стаса Намина. То-то голос знакомым показался. На ударных – Юрий Иванович Борзов, ударник и «крестный отец» группы «Машина времени», которая уже есть – вон, в папке написано. Семнадцать лет всего!

– В армию не заберут? – спросил я.

– Формально – заберут, – хмыкнула Вилка. – Сын командующего авиацией Военно-Морского флота СССР.

– Ха, напишем песню про самолётики, папка на правительственном концерте плакать будет! – гоготнул я.

На бас-гитаре у нас Александр Викторович Кутиков, тоже семнадцать лет – этот в «Машину времени» еще не попал и уже не попадет. А еще у него мама работает главбухом на фабрике мамы моей – тесен мир.

– Японец? – ткнул я пальцем в личное дело Сергея Сировича Кавагоэ.

Тоже из «Машины времени», но только сильно ранней – его туда Борзов привел. Сергею Сировичу в наши времена шестнадцать, у нас он будет работать клавишником.

– Сын военнопленных, – с ухмылкой указала пальчиком на нужную строчку.

– Если это намек, то он непонятен! – заявил я и перешел к следующему участнику ВИА. – Микоян?

– Внук того самого Микояна, – кивнула Вилка. – Сын летчика-испытателя. Двоюродный брат Стаса.

– Молоды, нет? – не очень уверенно спросил я.

Виталина с ехидным смешком окинула меня взглядом.

– Считай, что мне выдали оболочку на вырост, – хохотнул я и открыл последний лист, с художественным руководителем. – Захерт Бронислава Вацлавна, одна тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года рождения, – с маленькой черно-белой фотографии на меня смотрела остроносая худая бабушка. – Смотрит так, будто фотограф как минимум украл ее любимую вставную челюсть, – показал Вилке.

– О, уверяю тебя, у Брониславы Вацлавны просто идеальные для ее возраста зубы! – поежилась она.

– Имела честь быть знакомой? – захотел я подробностей о «художественном руководителе» нашего ансамбля.

– Зубы хорошо помню, – ощерилась Вилка. – Знаешь какое у нее любимое и единственное наказание? Ты только не пугайся, хорошо?

– Хорошо, – на всякий случай поежился я и сжал зубы.

Виталина наклонилась ко мне и на максимальной громкости очень музыкально пропела мне в лицо, широко открыв рот:

– До-ре-ми-фа…

– Помнишь я обещал тебя не жалеть? – почесав пальцем в немного оглохшем ухе, спросил я. – Конкретно здесь – не работает. Это же чистой воды садизм!

– Однажды полтора часа подряд на меня так орала, – поежилась Вилка. – «Слух исправляла».

– На Шаляпина поди в тиятры ходила, – заметил я.

– Ой, бл*дь, – впервые на моей памяти выматерилась Виталина, закатив глаза. – Куда и с кем она только не ходила! «Да я с самой Надеждой Константиновной морковный чай пила в семнадцатом!» – передразнила она.

– Уволить можно? Она мне из ребят весь рок выбьет, – спросил я и на всякий случай уточнил. – Точно не из-за тебя – че она вообще в современной музыке понимает? Как только примочки готовы будут, вообще инфаркт отхватит от звуков будущего.

– А давай подождем? – с доброй улыбкой попросила Вилка.

– Не, призрак Надежды Константиновны мне любимую подругу не простит, – хохотнул я. – Но я понял – можно.

– Это – твой проект, Сережа, – улыбнулась Виталина. – Можешь увольнять и набирать кого хочешь.

– Больше некого, – пожал я плечами и оживился. – Слушай, а существует еврей, который с позиции художественного руководителя ВИА сбежит в Израиль с пользой для дела?

– В этом направлении с агентурой все хорошо, – покачала она головой.

– Тогда найди, пожалуйста, обычного толкового мужика не старше тридцати, – попросил я.

– Хорошо, – покладисто кивнула Вилка.

Прибыли на место, припарковались и прошли в крашенные темно-красной краской металлические ворота мимо «УАЗика»-«таблетки», который централизованно привозит и увозит ребят на «репточку».

Поднялись по состоящему из трех облупленных ступеней крыльцу, Вилка открыла передо мной деревянную дверь – немножко глумится над «больничным» этикетом – и по скрипучим, давно не крашеным доскам мы дошли до сидящего за столом седого тщедушного дедушки под плакатом о правильном надевании противогаза.

Подслеповато поправив очки, он прищурился на нас. Поздоровались-представились, и были допущены в левый от дедушки коридор. Миновав двери с табличками от 1 до 14, зашли в пятнадцатый, откуда играла музыка.

На сооруженной у правого от нас, завешенного казенной серенькой тюлью окна сцене стояли одетые в костюмы, аккуратно прилизанные школьники, и с грустными мордахами играли [https://www.youtube.com/watch?v=dhf1MULtgsI&ab_channel=MP3Nice]. А покруче получается – песня молодежи больше подходит.

Напротив, сложив руки за спиной, стояла прямая как палка, высокая – выше Вилки! – худющая Бронислава Вацлавна, которая, неприязненно поджав губы, сквозь толстые стекла очков наблюдала процесс. В принципе все понятно.

Прошли в комнату, оценили наличие плитки с чайником на столе у дальней стены, парочку стандартных фикусов и портрет композитора Моцарта над входом. Ребята нас заметили, и басист Кутиков лажанул.

Остальные участники группы моментально прекратили играть и насупились, уткнув лица в пол и приготовившись огребать.

– Тааак… – прошипела Бронислава Вацлавна.

– Кхм… – привлек я ее внимание.

– А, это ты! – многообещающе протянула пожилая учительница музыки, и, гулко цокая по полу металлическими набойками импортных сапог, пошла на меня. – Скажи, Ткачев, это ведь… – губы неприязненно поджались, она указала дрожащим пальцем на сцену и почти богобоязненно выговорила. – Рок?

Ребята подняли на меня светящиеся надеждой глаза.

– Рок! – жизнерадостно подтвердил я.

– …рок, рок… – добавило драматизма эхо.

Отпрянув, она смерила меня уничтожающим взглядом, поправила очки и припечатала:

– Я так и знала! Я в этой мерзости желания принимать более не имею!

– Очень хорошо, извините, что потратили на нас время в пустую. До свидания, – вежливо ответил я.

– Прощайте! – ответила она, и, высоко подняв голову, покинула кабинет.

– Ей сказали, что у нас тут детский ансамбль с детскими песнями? – уточнил я у Вилки.

– Это и сказали! – хихикнула она.

Очки «доброго хозяина» получены – Контора по-прежнему работает эффективно.

– Давайте знакомиться? – с улыбкой предложил я музыкантам.

* * *

В цирк пришлось заходить через служебный вход, а в зал проходить спустя пять минут после начала представления, в темноте. Сидеть – с краю, чтобы уйти первыми – опять же, за пять минут до конца. Здание еще не перестраивали, поэтому сиденья не очень удобные, а еще – характерно попахивает «стариной». Оценить состояние купола не позволяет освещение. Вокруг меня, бабы Тани, Тани маленькой, мамы и бабушки Эммы все время находилось кольцо «своих» – одетые в «гражданку» пожилые мужчины и женщины – охрана и дополнительная «отвлекашка» для Татьяны Филипповны, которая первый за долгие годы «выход в люди» перенесла относительно нормально. Немного дергалась, много вслушивалась в шепотки толпы в минуты затишья – а вдруг где-то здесь венгры? – но прецедент успешно создан, и следующие походы куда угодно будут легче.

Эмма Карловна пообещала мне плотно взять опеку бабы Тани на себя – у нее же тоже муж дома бывает редко и мало, а дети успешно отселились. Скучно товарищу подполковнику. Время от времени «гуляющие» по полнехонькому залу, выхватывая лица зрителей, прожектора за все представление до нашего сектора не добрались ни разу, зато я увидел очень многих – да тут три четверти «телевизорных» чинуш собралось! Это когда показывают ЦК – одна большая серая масса, на которую всем, кроме меня, пофиг – я-то запоминаю. Вот они – сидят, и, кажется, пялятся прямо на нас. Паранойя? Не без этого. Однако в СССР все и все всегда знают, поэтому и пришли партийные деятели – посмотреть на спрятавшуюся в тени жену действующего Генерального. Зрелище-то исчезающе-редкое.

Успокоил себя тем, что Андропов это все разрешил, а значит – не опасно. Убивают в основном в театрах и операх, значит в цирке можно спокойно сидеть и смотреть представление, процент участия в котором животных превосходил таковой из моих времен раза в три. Гринпис задушил, надо полагать.

На время антракта нас спрятали в директорский кабинет. Познакомились – хороший. А каким еще может быть директор лучшего цирка страны?

Манеж обзавелся изгородью, и нам показали номера со львами, тиграми и медведями. Пользуясь моментом, рассказал дамам соответствующие ситуации анекдоты. Помогло – клюющая носом баба Таня взбодрилась и досмотрела представление полностью. Можно уходить и грузиться в конспиративные черные «Волги». Скучно быть Советским ВИПом – даже в буфет сходить не дают.

Глава 2

Апрель заканчивался, дела спорились, дыхалка потихоньку восстанавливалась, ВИА разучивал репертуар на пластинку-гигант под руководством нового художественного руководителя, оркестр дома Железнодорожников – творческое наследие Ханса Циммера, а Фурцева припрягла Хайта и Курляндского масштабировать «Ну, погоди» сразу в сериал на десять серий. Испугались – еще даже первый эпизод не доделали, а тут такое, но обещали бабе Кате не подкачать.

«ТАСС…» был дописан и отправлен на «одобрямс», третий том «Миши» – туда же. От Аджубея вестей не было – видимо, тоже получил сигнал «ничего не делать до Конвенции». По телеку – тишь да благодать, СССР привычно ведет посевную там, где уже можно, а там, где еще нельзя – к ней готовится. Один раз съездили к Гришину, оставили заявление на автовыкачку денег со счета для оплаты смет. За апрель придет триста с копейками тысяч, и я приуныл – куда девать половину миллиона? Вся надежда на бронзу – ее «посчитать» еще не успели.

Нечего делать! Везде барьеры – нужно ждать либо результата, либо Конвенции. От скуки надиктовал Вилке сказку «Бесподобный мистер Лис», для «Пионерки». Да, про Англию, но оно даже лучше – показывает нелегкую жизнь капиталистического фермера. Потом еще мультик сделаем.

– Точка, конец, – закончил я диктовку в половину десятого утра 29 апреля.

– Хорошая сказка, – с улыбкой одобрила Виталина, вынимая листы из машинки и раскладывая по копиям.

– Смотри че у меня есть, – хохотнул я и достал из шкафа припрятанную открытку с подозрительно качественно напечатанной упитанной брюнеткой в белых панталонах и без лифчика.

– Фу! – поморщилась Вилка и спросила. – Зачем тебе фотография, если ты ее идеально помнишь?

– Правильный вопрос! – похвалил я. – Бери пустую папку и пиши: «Глухое дело».

– Опять какое-то дело! – с улыбкой закатила она глаза. – Написала!

– Лист первый: 28 апреля у информатора с оперативным псевдонимом «Рыжий» писателем С. Ткачевым была конфискована с возмещением пяти потраченных на бяку рублей открытка порнографического свойства.

Печатающая текст Виталина хохотнула.

– По словам подвергшегося легкому физическому воздействию информатора, открытка им была куплена у глухонемого чувака неподалеку от метро Белорусский вокзал. Точный адрес: улица…

– Записала.

– Посему С. Ткачевым было принято решение провести серию оперативно-розыскных мероприятий в целях тренировки детективных способностей и борьбы со злом.

– Настоящий герой! – умилилась Вилка.

– Корочка при себе? – спросил я.

– Есть! – продемонстрировала она.

– Пистолет?

– Я сама, – указала она на себя ладонью. – Смертельное оружие!

– Хорошая отсылка, – прокомментировал я.

– Отсылка куда? – не поняла она.

– Не важно, – покачал головой и перешел на язык жестов – учебник впитан еще вчера, а кистью и пальцами левой руки двигать я могу. – «На языке глухонемых разговариваешь?»

«А ты как думаешь?» – прожестикулировала она и показала язык.

– Большая молодец! – от всей души похвалил ее я. – Бери папку, планшет, новенькую французскую ручку, бумагу и пошли расследовать «Глухое дело»!

– Сережа… – поскучнела она.

– Согласовать, да, – не обиделся я. – Согласовывай, конечно.

– Хорошо! – улыбнулась она и пошла к телефону, чтобы вернуться через пару минут и процитировать деда Пашу. – «Засиделся пацан, пусть пробздится».

– Хороший дед на вес золота! – оценил я. – Пошли?

– Пошли, мне тоже скучно, – кивнула она и спохватилась. – Не с тобой, а… – с виноватой миной развела руками.

– Мало адреналина, – кивнул я. – Я понимаю.

– Угу! – с улыбкой кивнула она и собрала все нужное в сумочку.

Перед выходом Вилка завязала мне шнурки, помогла застегнуть ветровку и спросила:

– Ты же понимаешь, что у тебя нет полномочий, а моей «корочки» хватит только на нижнее звено?

– Какие такие «полномочия»? – широко улыбнулся я. – Я же главный пионер Советского союза!

Виталина рассмеялась, и мы вышли в теплый, пахнущий оживающими деревьями солнечный день.

– Что ты скажешь об использовании глухонемых в качестве членов преступной ячейки? – спросил я.

– «А зачем бы я по-твоему это учила?» – ответила она жестами.

– Не такая уж и редкость, – кивнул я. – Поехали Рыжего с уроков заберем.

– Даже так? – обидно заржала Виталина.

– Ну а как мы нужного человека найдем? Ходить и у всех спрашивать, глухой ли он? – укоризненно поднял я на нее бровь.

– Резонно, – признала она и предупредила. – Но, если что, за него я не в ответе.

– Да он просто пальцем ткнет и все, – успокоил ее я. – Я же не идиот ребенка подставлять.

Она иронично посмотрела на меня.

– Это уже не ново, я помню, что маленький. Это же временно? Сегодня с утра мерил – плюс один сантиметр за апрель! – поделился радостью довольный подросток. – И кроссовки немного жмут. Нормально, так даже лучше – не куплю новые, пока «Глухое дело» не будет раскрыто! – придал себе мотивации.

– Расти, Сережа, – с теплой улыбкой кивнула Виталина.

Сигнал принят!

Сходив в школу, минуту поговорил с Варварой Ильиничной, и она выдала мне «бери кого хочешь». Медаль Героя соцтруда просто поразительно ускоряет дела! Напугав тридцатилетнего историка, постоял над душой у панически пытающегося собрать валящиеся с парты вещи Вовки, добыли его куртку у гардеробщицы, и я усадил информатора на заднее сиденье «Запорожца».

– Здрасте! – вежливо поздоровался он с Виталиной.

– Здравствуй! – приветливо отвесила она ему, втопила педаль и спросила вжавшегося в сиденье Вовку. – Это ты нехорошие картинки за пять рублей покупаешь?

Рыжий покраснел, но слабины не дал:

– Добывал агентурные сведения!

– Молодец какой! – улыбкой вогнала его в краску еще сильнее Вилка. – Узнать его сможешь?

– Смогу! – горячо закивал Вовка. – Он здоровый такой, мрачный.

– Хорошие приметы, – иронично похвалила его Виталина.

– Я вообще наблюдательный! – похвалился рыжий.

Так и добрались до Белорусского вокзала.

– Вон там он обычно стоит! – указал пальцем на арку дома Вовка.

Остановились рядом, выбрались, заглянули.

– Ага, он! – «шпионским» шепотом подтвердил информатор, указав на курящего беломорину черноусого высокого пузатого мужика лет за тридцать в сером плаще и кепке, стоящего под расцветающей у подъезда рябинкой.

– Просто образец подозрительности! – оценил я. – Благодарю за прекрасную работу, агент Рыжий!

– Служу Советскому Союзу! – шепотом козырнул Рыжий и посмурнел.

– Да, в машину, – мягко кивнул я ему.

– Ладно, – буркнул он и пошел к транспорту.

– Видел? – спросила Вилка.

– Реакцию базового пионера на тебя?

– Да.

– По сути тоже самое! – хохотнул я. – Стой тут, а я пойду куплю фоточку. Можно?

– Иди, – разрешила она и погладила на прощание по щеке.

Вдохновляет!

– Здравствуйте, дяденька! – обратился я к советскому торговцу порнухой.

Бывает же!

Щурящийся на солнышко дяденька не обратил на меня внимания.

Тьфу ты!

Помахал руками, он перевел взгляд на меня, и я не без смущения проделал совершенно однозначные движения рукой.

Ухмыльнувшись, дяденька кивнул и пугающе распахнул плащ.

Фух – одет в брюки и свитер, а на плаще в прозрачных карманах развешаны открытки.

– «Пять?»

Он кивнул.

Достал полтора десятка разных «моделей», отсчитал офигевшему мужику деньги и показал:

«Люблю я это дело!».

Продавец порнухи несовершеннолетним беззвучно гоготнул и показал мне большой палец.

– На удивление приятный мужик, – доложил я обхохатывающейся у выхода из арки Вилке.

Утерев слезинку, она показала мне большой палец и снова сложилась пополам, закрыв рукой сдавленно хохочущий рот.

– Я очень рад, что тебе весело, – улыбнулся я ей.

– Угу, я знаю, – шмыгнула носом она.

– Однако ситуация на самом деле страшная: подозрительный глухонемой человек торгует порнографией у всех на глазах в любых объемах. Причем качество – потрогай, – выдал Вилке открытку. – Фабричное!

– Большая фотолаборатория или сразу типография, – задумчиво кивнула она. – Пойдем допрашивать инвалида?

– Пойдем допрашивать инвалида, – согласно кивнул я. – А что поделать? Нам он не интересен, нам нужны те, кто выше. Ты его немножко попугай, а я предложу пять тыщ – пусть в Сочи едет, например.

– Это много! – «открыла» она мне глаза.

– Если сможешь сторговаться на меньшее без членовредительства – разницу отдам тебе, на оперативные расходы.

– А давай! – не стала стесняться Вилка, и, на ходу вынимая красную корочку, пошла к глухонемому.

– Дай позырить! – тихонько простонал Вовка сквозь опущенное заднее стекло.

Отдал ему открытки – ребенку же интересно! – и двинулся за Вилкой, активно жестикулирующей на порнографа:

«…яйца отрежу».

Мощно!

Бледный мужик прожестикулировал:

«Я инвалид! В прокуратуру пойду!»

«Сто рублей!» – пожадничала Вилка.

«Триста!» – от души запросил глухонемой.

Сошлись на ста восьмидесяти, и «ни рублем больше!».

«Товар приходит из Одессы – больше ничего не знаю» – получив оплату, щедро наделил нас информацией глухонемой.

Виталина страшно на него посмотрела, и он разразился длинной «речью» с обилием имен, кличек и должностей – никого старше лейтенанта.

– Пошли, – развернулся я и пошел к выходу из арки, краем глаза глядя как глухонемой смывается через противоположную арку.

– Нужно вызывать БХСС, – предложила девушка разумный путь.

– Усиливаться надо, но по-другому! – одобрил я, выбрав слабоумие и отвагу, и пошел к телефону.

Набрав номер, назвал секретарю Щелокова четыре выданных мне министром цифры, и меня соединили.

– Николай Анисимович, здравствуйте, это Сергей Ткачев беспокоит! – бодро оттарабанил я в трубку. – Я тут целую мафию нашел, Всесоюзного масштаба.

– Что-о-о? – протянул он.

– Организованная преступная группировка по полной программе, – «объяснил» я. – Имеет производство, логистику и сбыт. На всех этапах их злодейства прикрывают коррупционеры маленького ранга на местах. Действуют с особым цинизмом – привлекают к своей деятельности глухонемых.

Подмигнул с любопытством взирающей на меня сквозь закрытую дверь телефонной будки Вилке.

– Кхм…Кхм… – откашлялся министр и робко предположил. – Тебе опергруппа нужна, Сережа?

– В том числе, Николай Анисимович. Но это – мафия! Спрут! Преступный синдикат! Не будет никакого толку, если мы посадим трех-четырех лейтенантов БХСС – хотя и их посадить нужно, вам назвать имена?

– Кхм… – и вправду друг Леонида Ильича – вон как кашляет! – Да, назови. Но… – опомнился он. – Ты уверен?

– Не на сто процентов, – честно признался я. – Но это – в лейтенантах, их нужно проверить, но в этом вы гораздо лучше меня разбираетесь, Николай Анисимович – вон сколько коррупционеров переловили в последнее время.

– Такая у нас работа! – вальяжно поскромничал Щелоков.

– Но в спруте я уверен полностью! – добавил я. – Нужно ехать в Одессу! Немедленно! Иначе коррупционеры на местах все узнают заранее и покажут «Потемкинские деревни». Давайте отправимся через час на Ту-144? Без вас мне никак, Николай Анисимович – спрут может оказаться достаточно огромным, чтобы поглотить и высокоранговых коррупционеров на местах, – продолжил старательно упирать на «на местах» – мол, ты-то тут причем?

– Предлагаешь мне поехать с тобой? Сейчас? На Ту-144? – наконец-то врубился он.

– Да! В Одессу! Накроем мафию за один день – вот народ от такой продуктивности Министра внутренних дел в восторг придет!

Давай, пожилой сибарит, пошевелись немножко, я же не зря тут панику развожу – послезнание!

Помолчав пару минут, министр принял тяжелое для себя решение:

– Давай знаешь как поступим – я тебе удостоверение выдам, скажем, моего личного инспектора по особо важным делам, и товарища из БХСС, и вы с ним все проверите? Я бы с удовольствием на море съездил, но столько дел, – подпустил он грусти в голос.