Kitobni o'qish: «Алиби. Искусство обмана»

Павел Рубцов

Shrift:

Глава 1

За завтраком жена удивила Решетникова странным вопросом:

– Ты брал мой тональник? Все утро искала.

Петр посмотрел на Ольгу с недоумением.

– Нет, – ответил он, – что мне тоналить?

– Просто клади на место. – Ольга была слегка раздражена.

– Хорошо, – миролюбиво ответил Решетников и спросил, показав подбородком на третью тарелку: – А где наш шкет?

Они завтракали в своей просторной, светлой, хорошо обставленной кухне-гостиной. Петр Решетников – маститый сценарист и его жена Ольга – режиссер документальных фильмов. Судя по яркому солнцу, бьющему в окно, день обещал быть ясным и теплым. Петр невольно залюбовался солнечными бликами, игравшими в каштановых волосах Ольги, ее выразительные карие глаза смотрели сегодня по-особенному глубоко и завораживающе. Но то, как она поджимала губы, не сулило ничего оптимистического. За долгие годы брака Петр научился моментально подмечать все нюансы настроения супруги. Этим утром она была явно чем-то озабочена. Впрочем, в последнее время с ней это случалось все чаще. Он ловил себя на мысли, что жена становится все отчужденней и от этого все более привлекательной – как все загадочное.

Красивая и стройная, Ольга обладала особым изысканным шармом, некоей породистостью, всегда выделявшей ее даже из самых ярких женщин, в которых в их среде не было недостатка. Петр даже по прошествии стольких лет совместной жизни не без тайного удовольствия подмечал интерес, который неизменно вызывала его жена.

Сам Решетников тоже всегда пользовался успехом у прекрасного пола. Невысокий, но крепкого телосложения, с живыми голубыми глазами, в которых играли лукавые искорки, выдававшие неуемную энергию и живой ум, он умел покорить своим обаянием и молоденькую девушку, и женщину с опытом. Однако Петр всегда оставался верен жене, с которой, как он был убежден, ему крупно повезло.

Он обратил внимание, что Ольга снова пьет кофе из его любимой чашки, которую они называли «японец». Когда-то их было две, но Ольга свою разбила и все чаще стала пользоваться чашкой мужа.

Хотя Решетников и понимал, что сегодня жена не в самом лучшем расположении духа, он все же не удержался от насмешливого замечания:

– Опять, значит, пьешь из моего японца.

Ольга досадливо нахмурилась и промолчала. Петр с деланым вздохом взял обычную чашку, налил себе кофе и с аппетитом принялся за бутерброды, не став дожидаться, когда на кухню придет завтракать их шестнадцатилетний сын Саша.

Ольга сказала, подливая себе кофе:

– В уборной застрял. Сходи и позови его. Ты же отец. Давай, поговори с ним, скажи, что мы одна семья, завтракаем вместе. Слабо?

– Легко, – ответил Решетников и вышел из кухни.

Деликатно приоткрыв дверь в ванную, он увидел, как Саша что-то ищет в шкафчиках. Для своих шестнадцати сын выглядел довольно взрослым, он уже сейчас был чуть выше отца и, судя по всему, собирался расти дальше. Лицом Саша походил на мать, а от отца ему достались природное обаяние и широкие плечи. Решетников догадывался, что с такими данными Саша всегда будет пользоваться успехом у женского пола.

– Ты чего так долго? – Решетников осекся, когда увидел, что под глазом у сына красуется приличный синяк. – Ты хоть первым бил?

– Да, все по науке, – ответил Саша.

– По науке второй удар уже по крышке гроба.

Ничего не ответив, Саша прошел на кухню вслед за отцом.

– Вот кто брал твой тональник и снова потерял.

Ольга застыла, разглядывая лицо сына.

– Откуда прелесть? – спросила она.

– Мячом попали.

– Оль, помоги ему чем-нибудь замазать.

– Пусть носит, – возразила Ольга. – Мужчину синяки украшают.

– Эх, Оля, – вздохнул Решетников, – не били тебя.

– Завтракать не буду, – объявил Саша, – у меня контрольная.

– Со вторым сегодня не придешь? – спросила Ольга, пытаясь скрыть озабоченность под насмешливой улыбкой.

– Обещать не буду.

Решетников понял, что дело серьезнее, чем могло показаться на первый взгляд. Он спросил:

– Может, мне зайти, разобраться?

– Ну зайти надо, – ответил Саша.

Решетников напрягся:

– Зачем, из-за синяка?

– Тебя к директору вызывают. В одиннадцать сегодня сможешь?

– А что произошло? Ну побили тебя или еще что-то случилось?

– Да ничего, просто поговорит с тобой, чтобы я вел себя лучше, был спокойней. Школа типа примерная, вот и вызывают.

– А почему ты только сейчас об этом говоришь? – нахмурившись, спросила Ольга.

– А чтобы не было вот этого. – Саша кивнул на непривычно суровые лица родителей. – Сходи, поговори, все будет нормально. Я пошел.

Через пару секунд родители услышали, как захлопнулась входная дверь.

– Ты в школу-то приедешь в одиннадцать? Дело серьезное, – после минутного молчания спросила Ольга.

– Я думал тебя делегировать, у меня тут встреча сейчас, какой-то интереснейший проект хотят предложить.

– Я же тебе говорила, что еду сегодня в Выборг, интервью брать. Неделю назад говорила.

– У тебя сын с фингалом пришел, а ты… Ой, не спасешься ты, Оля, не спасешься.

– Ты в своем уме, Решетников? – возмутилась Ольга. – Почему твоя работа – это работа, а я так…

– Я пошутил. Конечно, я приду в школу и во всем разберусь со свойственной мне рассудительностью и мудростью. Будешь мной гордиться.

Поцеловав жену, Решетников вышел из дома.

* * *

Петр Решетников не без оснований считал себя одним из самых востребованных сценаристов и поэтому мог себе позволить диктовать заказчикам собственные условия. У него была назначена встреча с продюсером одного из ведущих телеканалов Романом Викторовичем Ждановым. Они договаривались встретиться на съемочной площадке, где снималась исторически-патриотическая драма.

– Ты подумал? – протягивая руку, спросил Жданов.

– Заманчиво, конечно, – произнес Решетников, с улыбкой качая головой, – но нет. «Преступление и наказание» писать не буду. Хочу, но не могу.

– Почему?

– Потому что Достоевского невозможно экранизировать.

– Не ожидал такой категоричности от одного из самых успешных сценаристов.

– Знаете, что я бы сделал? – Решетников задумался. – Перенес бы все в современность и написал совершенно новый текст. Только фамилии и характеры оставил. Вот так я бы и мог согласиться.

– Это заказ канала, – недовольно сдвинул брови Жданов.

Разговор прервал звонок телефона. Звонили Решетникову.

– Экранизацию писать не буду, – решительно заявил он напоследок, – а если вдруг будет что-то интересное – всегда готов.

* * *

– Слушаю, – произнес Решетников, направляясь к выходу со съемочной площадки.

– Умоляю, спасите меня, – раздался звенящий от страха женский голос. – Он меня убьет!

– Вы кто?

– Я… мне ваш номер дала моя подруга, вы ее уже выручали, только вы сможете помочь.

– Слушайте, меня в школу вызвали, прямо к директору, давайте через час или два, а?

– Нет, нет, пожалуйста, умоляю. Муж меня убьет, обещаю, он уже звонил, что едет, это… помогите.

– Только коротко, что случилось? – Решетникова пробрала досада: опять придется нарушить обещание, данное Ольге. Голос женщины показался знакомым, но он не мог вспомнить, где он его слышал.

– Помогите мне, пожалуйста, – тараторила собеседница. – Этот урод выложил видео в интернет, муж уже посмотрел, он едет из аэропорта, он даже не будет говорить, он просто убьет и будет прав… помогите.

– Вы хоть представьтесь!

– Я Марина Шульгина, – донеслось сквозь всхлипы.

Теперь он вспомнил, что голос принадлежит звезде непоследнего эшелона, популярной певице, не замеченной до сего дня ни в каких крупных скандалах. Это становилось интересным.

– Я понял, подождите минуту. – Решетников подошел к машине и достал второй мобильник.

– Оль, пожалуйста, заскочи в школу, у меня никак не получается.

– Что?! Решетников, это уже никуда не лезет. Сколько можно свою работу ставить выше моей…

– Тут один упырь собаку сбил и смылся, я ее сейчас везу к ветеринару, сама понимаешь, не успею. Позвоночник перебит вроде бы.

Решетников старался не переборщить с озабоченностью в голосе. Ольга поверила:

– Ладно, ладно, конечно. Заеду. Ты там аккуратней, у тебя же аллергия на собак.

– А что делать, не бросать же ее. Спасибо, родная.

Теперь можно было вернуться к рыдающей женщине.

Он устроился с планшетом в машине, набрал Марину и попросил ее рассказать обо всем по порядку. Та, видимо, немного успокоившись за эти несколько минут, начала говорить более связно.

Решетников, успевший набрать в поисковике «Марина Шульгина», беззвучно усмехнулся, увидев выплывающие ссылки на видео с названием «работает ртом».

– У меня был тур в Воронеже, – рассказывала Шульгина. – Перед концертом я вызвала массажиста, хотелось расслабиться, спина болела, три концерта в день. Он пришел, начал делать массаж, по всей видимости, нажал на какие-то точки, я уже себя не контролировала… Потом этот идиот позвонил и начал шантажировать меня, хотел денег – или запись попадет в интернет. Я послала его в жопу.

– А он сдержал слово, – закончил за Марину Решетников. – Хоть кто-то слово держит.

– Помогите мне. Умоляю, – в голосе певицы снова послышались истерические нотки. – Что вы молчите?

– Я думаю, – ответил он, просматривая видео.

– Мне нужно алиби… я люблю мужа. Помогите!

– Это будет дорого.

– Деньги не проблема.

– Сколько у нас времени?

– Он уже едет, минут через пятьдесят будет дома, может, час.

В голове у Решетникова начал возникать план действий.

– Отвечать быстро, четко. Слушать все мои команды, не переспрашивать.

– Хорошо.

– Номер машины мужа?

Закончив разговор, Решетников набрал другой номер.

– Даша, заряжай всех, работаем в темпе, – деловым тоном произнес он в трубку.

Откинувшись на спинку водительского сиденья, Петр глубоко задумался. Его зрачки сузились, выдавая напряжение, взгляд цепко скользил по окрестностям, пытаясь ухватить нечто, из чего родится идея. Привычное ощущение азартного вдохновения перемежалось с нетерпеливым раздражением. И тут он увидел двух девочек-близняшек, которые в сопровождении молодой мамаши стояли у светофора. Вот оно!

* * *

О том, что Петр Решетников – востребованный и успешный сценарист, знали все. Но была у него и другая, скрытая от всех, в том числе и от семьи, тайная ипостась. Уже несколько лет он был владельцем агентства «Алиби». Оказывались в нем весьма специфические услуги. Как явствовало из названия, Решетников и его команда создавали клиентам алиби. Они без преувеличения были спасением для неверных супругов, провинившихся менеджеров и всех, кому необходимо было прикрыть свои темные делишки надежным и добротным покровом. Решетников, имея доступ ко всем киношным ресурсам, создал целый штат сотрудников. В его распоряжении были гримваген с гримерами, монтажеры, айтишники, медики и много специалистов в самых разных областях. К тому же на этом поприще Решетников мог проявить свой креатив в полной мере, без купюр, которые были неизбежны при создании телевизионных сценариев. Ведь, в сущности, он сочинял мини-сценарии, продумывал детали, диалоги, распределял роли… В общем, был не только сценаристом, но и режиссером.

Идея возникла довольно давно, еще в начале его семейной жизни. О предшествовавших ей трагических событиях Решетников старался не вспоминать.

* * *

Алиби Марине Шульгиной организовали быстро и слаженно. Чтобы выиграть необходимое время, ее мужа – бизнесмена Дениса Маркова – остановил фальшивый инспектор ГИБДД. Пока подставной сержант отвлекал жаждущего мести мужа, были сделаны все необходимые приготовления: расставлены камеры, задействованы актеры, гримеры и другой персонал.

Оставалось настроить Шульгину психологически. Решетников по опыту знал, что без этого вся операция может провалиться в тартарары.

– Как настроение? – Он говорил с Мариной по телефону, наблюдая за ней через скрытую камеру.

Глядя на Марину, эффектную молодую женщину в тщательно подобранной одежде, свеженакрашенную и причесанную, нельзя было представить, что еще пару часов назад она буквально на стенку лезла от стыда и страха.

– Вообще неплохо получилось, но волнуюсь.

– Вы должны быть спокойны, я рядом с вами. И главное: вы хозяйка положения.

– Я?

– Вы верная любящая жена, а ваш муж посмел о вас плохо подумать.

– Вы придумали, как меня спасти?

– Стопроцентное алиби. Никто на вас плохо не подумает, ни муж, никто.

– Вы не шутите? – недоверчиво подняла брови Марина.

– Теперь слушать и запоминать, не переспрашивать. И строго по тексту, никаких импровизаций. У нас осталось минут двадцать.

– Я готова.

Пока Марина приводила себя в порядок, а ее супруг общался на трассе с полицейским, Решетников выбрал подходящую, на его взгляд, девушку среди моделей и отправил ее к гримерам.

Сцену возвращения разгневанного супруга Петр не только внимательно наблюдал, но и режиссировал, подавая Марине короткие четкие команды через наушник:

– Итак, начали. Сначала взгляд. Только праведный гнев. Несколько бодрых шагов.

Увидев, как жена решительно направляется к нему, Марков несколько опешил. А когда она подошла к нему и отвесила звонкую пощечину, он и вовсе впал в легкий шок.

– Денис, ну ты урод, как ты мог в это поверить?!

– Теперь отходите в другую комнату, ничего не объясняйте, – скомандовал Решетников.

Шульгина вышла в столовую и налила в бокал воду из графина. За ней в комнату вошел несколько растерянный Марков.

– Марина, ты можешь толком объяснить, что происходит?! Это не мое видео сейчас смотрят миллионы мужиков в интернете, как…

Решетников быстро проговорил:

– Иметь вид оскорбленный.

– За кого я вышла замуж… Урод. – Сделав мелкий глоток, Марина продолжала: – Сука. Кобель. По себе меришь всегда. Сам от шлюх не вылазишь и на меня начал думать? Благородно, ничего не скажешь.

Шульгина выплеснула воду в лицо Маркова.

– Марин, ну ты чего… ты видео сама-то смотрела?

– Пришлось.

– И что я мог подумать? – Марков выглядел все более обескураженным. – Это же ты.

Поднеся смартфон к лицу жены, он продолжал:

– Объясни, кто там и чем занимается.

– Это не я, – заявила Марина, не глядя на смартфон.

– А кто? Кто? И родинка твоя на полщеки!

Марина, не отвечая, воззрилась на Маркова с легким разочарованием.

– Что ты смотришь на меня так, как будто это я там на коленях стою?! – снова начал закипать супруг. – Марина?! Отвечай!

Его прервал на полуслове звонок в дверь.

– Иди, открой, – велела Марина.

Открыв дверь, Марков увидел девушку, невероятно похожую на его жену, с такой же родинкой на щеке, разве что гостья выглядела немного моложе Марины. Марков даже рот приоткрыл от удивления. Засмотревшись на девушку, Денис не замечал, что у его жены на лице написано не меньшее изумление.

– Только вы сами не удивляйтесь. – Решетников вывел Марину из ступора. – С легким пренебрежением объясняйте.

– Это мой… двойник, – повторила Шульгина вслед за ним и продолжала: – Что стоишь, проходи, будем знакомиться.

Девушка-двойник прошла в квартиру и сказала, обращаясь к Маркову:

– Простите, я обычно Марину Анатольевну подменяю, но тут вот не удержалась, простите.

– А… так это она там? – выдохнул тот.

– Ну наконец-то. А ты думал, мне по Воронежам приятно шататься? Катя, ну что ты за дура такая.

– Марина Анатольевна, простите. Но он какие-то точки там нажал, я уверена.

Марков расплылся в улыбке, почувствовав громадное облегчение:

– А как похожа, Марин, я бы и сам обознался. Только моложе немного. Ну в смысле, сейчас ты лучше, набрала… этого, мужества, ну идет тебе сейчас лучше.

– Хватит нести чушь. Проходи, Кать, надо будет еще пресс-конференцию давать.

«Теперь можно и пару бокалов вина выпить», – подумала Марина и с победоносным видом направилась в гостиную…

– Еще один брак спасен, – объявил Решетников.

Он отключил аппаратуру и расслабился в кресле. «Еще и популярности добавится у певички, – подумалось ему, – черный пиар еще никто не отменял».

Едва отвлекшись от Шульгиной, Петр вспомнил о том, что его жена вместо него должна была пойти на ковер к директору Сашиной школы…

Словно угадав его мысли, позвонила жена.

– Да, как прошло? – спросил Решетников, услышав шум двигателя. Видимо, Ольга уже сидела в своей машине.

– Петя, это караул, тебе надо было ехать. Тебе!

– Что такое?

– Сашка избил одноклассника. Из-за чего, неясно, оба молчат. Но у того сотрясение мозга, может даже быть отслоение сетчатки. Так еще отец такой, кричал: «око за око», предлагал Саше сотрясение устроить. Нельзя было меня туда отправлять. Меня всю трясет.

– Тебе сообщение.

– Что?

– Посмотри сообщение.

Решетников представил, как Ольга открывает фотографию собаки, которая лежит в ветеринарной клинике.

– Ой, малыш. Как он? – голос Ольги смягчился.

– Будет жить, лаять и бегать, все как у людей.

– Петь, ну ты должен что-то сделать, мы так ни к чему и не пришли, я просто поругалась с ним, и все.

– Решу. Ты все, поехала?

– Да. Опаздываю, к ночи вернусь, тут только пробки собрались. Ну…

– Ладно, ладно. Езжай.

Решетников отключился и тут же услышал голос Даши:

– Там клиент нервный, а вы тут.

– Даша, найди-ка мне номер некоего Бондаря, отца одноклассника моего сына. Не слишком сложно?

Решетников снова вошел в переговорную.

Это была просторная, но довольно безликая комната, без окон, но с огромным стеклом в полстены, которое разделяло комнату пополам. Перед стеклом – стол, на нем микрофон, ноутбук и различные мониторы. Через стекло можно было увидеть вторую часть комнаты – куда провожали посетителей. Та половина была гораздо уютнее, в ней стоял кожаный диван, на столике – цветы в изящной вазе. Решетников сел за свой стол перед микрофоном и стал рассматривать посетителя, Сергея Маклакова – представительного мужчину лет сорока. Решетников нажал кнопку микрофона и произнес:

– Здравствуйте.

Мужчина слегка дернулся от неожиданности и поздоровался в ответ, не видя собеседника.

– Пожалуйста, расскажите суть вашего вопроса.

– Эта сука хочет алиментов.

При этих словах Маклакова начало немного трясти. Решетников молча ждал пояснения.

– Сейчас, сейчас поясню. Трясти начинает. Все. Готов. Значит, я был женат на одной стерве. Она якобы родила мне сына. Но это не мой парнишка. Я уверен на сто процентов. Он рыжий, что твой апельсин. Она мне лепила что-то про рецессивные гены, что у нее прапрадед рыжим был… в муках, тварь, рожать отказалась, эпидуралку ей подавай, хотела кесарить, ей про шрам рассказали, тогда уже решилась.

– Я правильно понял, что вы развелись?

– Я ей с этим парнишкой оставил дом. Две тачки. Там еще по мелочи всего, лишь бы отвалила.

Маклаков помолчал, явно занервничав от одного упоминания его бывшей жены.

– Как меня угораздило с ней связаться только… Короче, я ее упаковал, до свидания, думал, миром разошлись. Ага, сейчас. Она-то думала, что красавица такая… Думала, очередь выстроится, чтобы с ней и в горе и радости. А нет, дебилов не оказалось, еще этот парнишка рыжий, откуда? Ладно, дети не виноваты… Машину уже одну продала – бабки-то надо. Короче, заявляется два дня назад ко мне в офис. И требует алиментов. Много. Дала неделю подумать, потом в суд будет подавать.

Маклаков снова немного помолчал.

– Я сразу думал ее просто грохнуть. Было, не скрою. Но… Короче, что делать? Есть варианты? Эта тварь не отвяжется, доведет до греха. Если бы не парень…

План в уме у Решетникова сложился, еще когда слушал излияния Маклакова.

– Есть вариант.

– Ну-ка, – заерзал на диване посетитель.

– Можно сделать вас нищим. Якобы нищим.

– Это что, побираться надо?

– Нет, это в сравнении с тем, как вы сейчас живете. Жить будете скромно. Обшарпанная хрущевка на окраине, старая мебель… Ездить будете на старенькой «Ладе Гранта». Разумеется, без личного водителя. Хотя лучше на общественном транспорте ездить, тем более работа у вас будет сейчас неблагодарная, наездитесь.

– А что за работа?

– Ну скажем, доставщик пиццы. Алименты вы будете платить, но тысяч семь в месяц. С этого вашего скромного дохода.

– О, это круто, вот на такие деньги пусть покуражится, королева, – с довольной улыбкой сказал Маклаков и тут же спросил: – Только вопрос, все здорово, замечательно, но… а как она узнает?

– К бывшей супруге зарядим судебных приставов. Они якобы захотят ее имущество арестовать, вы же банкрот по легенде – она, разумеется, устроит скандал, а потом решит проверить сама.

– Круто. Какой чек у вас за это? – с довольным видом потирая руки, спросил Маклаков.

– Приятный.

– Я просто круто «на чай» оставлю, если все срастется. Я такой.

– Рад слышать, – ответил Решетников.

* * *

– Даша, – сказал Решетников после ухода Маклакова, – собери всех: режиссеров, сценаристов, художников, гримеров, конечно. С этим мужиком надо хорошо поработать гримерам, чтобы жирные волосы, помятый, опустившееся животное, мерзкое, ясно?

Даша быстро записывала в блокнот.

– Семен, – обратился Решетников к режиссеру, – ты с ним пройдись по ситуации, что и как ему говорить. Парни – повернулся от к сценаристам, – текста не надо много, пару крепких фраз.

Совещание прервал звонок от Жданова.

– Каналу очень понравилось ваше предложение, – с ходу сообщил тот.

– Мое предложение? – удивился Решетников.

– Перенести все в современность, написать новое «Преступление и наказание».

– Я не предлагал, я говорил, «если бы я писал».

– Ну мы так поняли, что, если вам позволим, вы возьметесь за экранизацию…

– Да я вообще не люблю Достоевского… Я пытался вежливо отказать. Вернее, вежливо отказал.

Но от Жданова не так легко было отделаться.

– Давайте так, вы подумаете, вот не сразу отказывайте, а подумайте. Это все-таки Достоевский, таких предложений мало.

– Согласен. Тогда мне надо посоветоваться… с Федором Михайловичем. Я сразу позвоню.

Отпустив всех, кроме Даши, Решетников спросил у нее:

– Успела найти информацию по Бондарю?

– Да. – Она протянула листок.

Решетников бодрым шагом направился к машине. Даша, стараясь не отставать, продолжала:

– Этого Бондаря зовут Олег Владимирович, суровый мужчина.

– Пьет?

– Нет.

– Хуже. Надо искать подход.

– Поняла, займусь.

– Умница. Как я буду без тебя? – Решетников вдруг остановился и обернулся к Даше.

– А почему без меня?

– Сколько у тебя уже, три недели, четыре? Триместр только начался, правильно?

Даша застыла на месте.

– Откуда вы знаете?

– Унижаешь начальство, Даша. Эх, не спасешься ты, Даша, не спасешься. А хотя через роды, может быть. Подход, искать подход.

Решетников сел в машину и поехал к Бондарю. Даша, как обычно, не подвела и быстро нарыла новую ценную информацию:

– Петр Сергеевич, я нашла подход. Этот Олег Владимирович все-таки пьет, но не все, любит текилу с лаймом. Не лимон, именно лайм. Вот такой человек. Спортсмен, имеется несколько сотрясений, так что аккуратней с ним.

– Если сработает, Даша, премия всему коллективу. Клянусь.

* * *

Спустя еще четверть часа Решетников уже звонил в дверь Бондарю, держа в одной руке бутылку текилы, а во второй – пакетик с лаймами.

Дверь открыл высокий крупный мужчина в домашнем спортивном костюме. Весовые категории явно были не в пользу Петра.

– Я отец Саши Решетникова.

Бондарь молча кивнул в ожидании дальнейших слов.

– Я не смог сегодня приехать в школу, делегировал жене, о чем искренне сожалею.

Бондарь снова молча кивнул.

– Полакомимся текилой? – перешел в наступление Петр, подняв руки с текилой и лаймами.

После паузы Бондарь кивнул в третий раз и посторонился, пропуская Решетникова.

Спустя несколько рюмок хозяин стал словоохотливее.

– Да мне самому неудобно, ты не представляешь, – говорил он. – Как твой моего ушатал? Стыдно. Сколько боксом занимается, и тут такое.

– Я, если честно, сам в недоумении, Сашка всегда тише воды, а тут подрался. Да еще и как. Отслоение сетчатки, жена говорила?

– Нормально все с глазом, сегодня врачи сказали, дома пока посидит, сотрясение же. А потом…

– А чего подрались, не в курсе?

– Да баба там была.

– Стас тебе сказал?

– Нет, этот молчит. – Бондарь снова разлил текилу по рюмкам. – Так дерутся только из-за баб. Едва оттащили. Там баба.

Они чокнулись и выпили.

– Жена говорила, вы заявление хотели подавать? – произнес Решетников.

– Было дело.

– Уладить бы нам этом вопрос.

– Можно и уладить.

– Давайте мы оплатим лечение Стасу?

– Какое лечение? Дома сидеть будет.

– И что, какие варианты?

– Сейчас допьем и пойдем дальше куражиться.

На этот раз кивнул Решетников, его такой вариант вполне устраивал.

Через час, уже изрядно захмелев, они вышли и уселись на спортивной площадке. Бондарь все говорил о том, что не давало ему покоя:

– То, что твой парень хохотальник моему начистил, даже правильно, а то уже совсем невозможно говорить стало. Возмужал, окреп, слова не скажи.

– У меня с Сашкой нормально, понимание есть, – ответил Решетников. – Я так думаю.

– Я ведь такой же закрытый был, но мой отец у меня и не спрашивал ничего. Результат даешь, и хватит. Но я же другой, я же интересуюсь его делами, что там, как там…

– А ты вообще в курсе, что у них за класс, дружные они там или… я просто как-то об этом ни разу…

– Нормальный вроде, но… Ты только не злись.

– А чего я должен злиться?

– Ну… Твой сын лох.

– Что?

– Только давай без этого, я не обидеть хочу, я от души говорю, надо знать.

– И что, мой лох твоего героя положил?

– От этого и тошно. Кто тогда мой теперь, если…

– Кто тебе это сказал про Сашку?

Бондарь ответил уклончиво:

– Ну я образно, не то чтобы прямо лох, но он такой сам по себе, учится хорошо, скрытный, тихий. Его ж и раньше доставали, но он молчал всегда, это я знаю – слушал разговоры Стаса по телефону, угорали все время с него. Почему он сейчас ответил? А наказал правильно.

После недолгой паузы Бондарь заявил, поднимаясь со скамьи:

– Драться хочу.

– Тебе пить нельзя, – сказал Решетников, видя, что Бондаря совсем развезло.

– Давай сейчас возьмем еще, и хватит. Чтобы наверняка, во всем надо доходить до конца, до сути.

– Нет, хватит уже. Хорош. По домам.

Бондарь, угрожающе насупившись, начал подступать к Решетникову:

– Слушай, может, с тобой подеремся?

– Не стоит.

– Почему? Реванш, отцы за детей. Давай.

Неожиданно Бондарь занес кулак, Решетников едва успел увернуться, говоря:

– Ну хватит, хватит.

– Да че ты, никаких заявлений. Разберемся и забудем.

Решетников начал отступать спиной, снова уворачиваясь от удара.

– Угомонись, Олег Владимирович.

Но Бондарь разошелся не на шутку и еще раз попытался нанести удар. Воспользовавшись тем, что Бондарь едва стоит на ногах, Решетников ударил в ответ и закрепил успех, заехав пошатнувшемуся Бондарю в челюсть. Тот упал навзничь и замер, бормоча:

– Вот это позор… твою мать…

Решетников подошел к поверженному и протянул руку, которую Бондарь принял.

«Пожалуй, инцидент можно считать исчерпанным», – подумал Решетников по дороге к своему джипу.

* * *

Вернувшись домой, Петр первым делом осмотрел себя в зеркало. Все-таки Бондарь его задел – на скуле виднелось небольшое покраснение. Решетников подошел к комнате сына и постучался.

– Я ел, – послышался Сашин голос.

Решетников вошел в комнату, прошел к кровати, сел. Саша сидел за ноутбуком, на столе лежал открытый английский словарь с дефинициями.

– Я поел, – повторил сын, не отрываясь от монитора.

– Вы с ним что, девочку не поделили? – начал Решетников. – Ну теперь уже поделили. Она с тобой? Или пока вы дрались, пришел третий и увел?

– Ты пьяный, что ли? – Саша обернулся и внимательно посмотрел на отца.

– Встречался с отцом Стаса, говорили про случившееся. За что ты его?

– А Стас что сказал?

– Он тоже молчит, – ответил Решетников.

– Ну вот и я говорить не буду.

– Ты ему сотрясение устроил. Надо понимать, конфликт улажен или…

Саша досадливо нахмурился:

– Пап, хватит. Хорошо, когда ты трезвый, всем довольный.

– Мы должны поговорить.

– Слушай, давай я скажу маме, что мы поговорили, и ты успокоишься.

– Я хочу поговорить, потому что я хочу поговорить.

– Ты устал, тебе хочется спать, мне хочется побыть одному, давай разойдемся.

– Есть ощущение, что у нас нет с тобой взаимопонимания, – меланхолическим тоном проговорил Решетников.

– Слушай, но ведь все хорошо, мы приветливы, дружны. Чего ты копаться начал? Я тебе не расскажу ничего, потому что есть вещи, о которых не надо рассказывать. Личные. Это нормально.

– От родителей, особенно от отца, ничего нельзя скрывать.

– Слушай, отец, у тебя есть секреты?

– Нет! – Решетников даже головой покачал для убедительности.

– Врешь. Ты мне врешь. А я чего должен отвечать тебе правду? Пап, давай я буду заниматься.

Саша отвернулся к монитору. Видя, что сына не удается пронять, Решетников выдержал паузу и заявил:

– У меня есть другая женщина.

Саша, мгновенно забыв о своем занятии, резко повернулся к отцу.

– Что?!

Решетников вдохновенно продолжал:

– Мы с ней давно знакомы, но вот сейчас отношения… роман, короче. Мама пока ничего не знает, потому что… ну… может, и не надо говорить, на две семьи пожить, ты вон уже взрослый какой, папа тебе только мешает… ну вот я сказал тебе правду, теперь ты давай.

Саша внимательно смотрел на отца, пытаясь понять, лжет он или нет.

– Ну что ты врешь, а?

– Это правда.

– Нет! Женщину какую-то придумал, что за цирк?

– А как тебя разговорить?

– Никак. Может, раньше надо было начинать говорить, я бы привык, а может, я просто такой, что никак. Все нормально. Честно. Я не наркоман, у меня все нормально. Давай ты протрезвеешь…

Решетников грустно хмыкнул, встал и, слегка покачиваясь, вышел из комнаты.

Через 10 минут он уже крепко спал перед включенным телевизором, не видя, что транслируется интервью Марии Шульгиной.

– Я должна извиниться, – говорила она с виноватой улыбкой, не теряя при этом достоинства, – но в последнее время мне нездоровилось, и я была вынуждена пойти на этот поступок. Разумеется, я обещаю, что отныне буду сама лично присутствовать на всех гастролях. Спасибо. Еще раз спасибо.

* * *

Решетников же в это время видел совсем другие картины.

Он оказался в казино, причем не современном, а, судя по одежде посетителей и крупье, эпохи конца девятнадцатого века. Осмотревшись, он заметил за столом Достоевского – того зрелого Федора Михайловича, что знаком каждому по школьным портретам. Решетников присел рядом, не сводя с гения завороженных глаз. Наконец, набрался смелости и обратился к писателю. Но тот оборвал его отрывистым «Нет».

– Что нет? – слегка опешил Решетников.

– На все твои вопросы ответ: нет, – ответил Достоевский, не удостаивая Петра взглядом.

– На какие? Вы же не знаете, о чем я хотел спросить.

– Пришел благословение просить.

– Зачем мне ваше благословение?

– На экранизацию «Преступления и наказания».

– Я не хочу писать экранизацию.

– Хочешь. Не благословлю. Я паблик домейн, конечно, но нет. Уходи.

– А я назло напишу, – с вызовом произнес Решетников.

– Прокляну. Ты и так говнодел, а так и вовсе перестанешь писать. Даже эти твои алиби не сможешь сочинять. Такой позор. Ты так никогда не станешь великим писателем.