Kitobni o'qish: «Девяносто…»

Памяти моей жены Неллы Петровны и любимому городу Иркутску посвящаю эту книгу воспоминаний.

П.М. Явербаум

Предисловие

Мне скоро 90. Эта книга написана так, как я помню все события и людей, с которыми мне пришлось встречаться, жить, работать, отдыхать, о которых я читал или слышал. Мне хочется рассказать здесь о своем времени и об Иркутске, в котором я прожил почти 80 лет, о моих родных людях, друзьях, которые меня воспитали и сделали тем, кто я есть. Писал я эту книгу с перерывами – небольшими и длительными.

Скоро всё закончится навсегда. Страшно? Но что делать. Это неизбежно. То, что имеет начало, – всегда кончается. Это совершится «как ни крути». Человек, естественно, боится этого перехода от жизни в небытие. На первом курсе мединститута нам лекции по физиологии читал профессор Алексей Иванович Никитин. В последней лекции он говорил, что продолжительность жизни человека примерно 100 лет, и в этом возрасте уже надоело болеть и хочется покоя. Наверно это так. Организм должен как-то к этому состоянию перестраиваться. Но всегда пугает переход от жизни к небытию. Кто-то однажды сказал одну фразу из еврейской молитвы: «Боже, не дай мне лёгкой жизни, а дай лёгкую смерть». И всё-таки dum spíro, spéro – пока дышу – надеюсь. Надеюсь, оставить после себя память, очень надеюсь. Может быть, в этом и есть смысл жизни…

Закончив первый вариант этой книги в 2019-м, я поделился ею с родными и знакомыми, с теми кто связан с Иркутском, и кто никогда там не был, и оказалось, что мои воспоминания «оживили» многие события и факты, происходившие, не только в моей семье, в родном городе, но и в стране… Почти все, кто прочитал, задали мне какие-то вопросы: или про события, или про людей, которых я упомянул. Мне даже позвонил один молодой историк из Иркутска, пишущий книгу о культурной жизни города середины ХХ века. Он попросил подробнее вспомнить некоторые факты, описанные в моей книге, так как они оказались важны для его работы. Все это подтолкнуло меня взяться за редакцию и дополнения… И как раз среди прочих книг в это время читал я один современный роман¹, где с главным героем, пишущим воспоминания, есть такой диалог, тронувший меня:

– Что вы все пишете?

– Описываю предметы, ощущения. Людей. Я теперь каждый день пишу, надеясь спасти их от забвения.

– Мир Божий слишком велик, чтобы рассчитывать здесь на успех.

– Знаете, если каждый опишет свою, пусть небольшую частицу этого мира….

Знаете, наверное, все это не зря… Исторические факты описаны в летописях, учебниках, а вот ощущения, люди, предметы…все это, очевидно, передается только через воспоминания свидетелей. И поскольку мои 90, действительно, были насыщены интересными событиями и встречами с замечательными людьми в Сибири и не только, пока еще что-то помню, постараюсь оставить это потомкам…Так или иначе, вся моя жизнь связана с Иркутском и с Иркутским медицинским университетом.

Огромную благодарность за вклад в эту книгу я приношу моей невестке, Оксане Явербаум, которая отредактировала «работу моей памяти». Без ее советов, тщательной проверки фактов и добавления в книгу новых данных все было бы не так. Я надеюсь, что эта книга будет полезна иркутянам, интересующимся историей родного города.

Февраль 2022

Родители

Я родился 1 июня 1932 года в районном центре Иркутской области Черемхово в семье врачей. Мой отец стал главным врачом Иркутского областного кожно-венерологического диспансера, главным дермато-венерологом облздравотдела, кандидатом медицинских наук, Заслуженным врачом РСФСР. Мать – Зинаида Тихоновна Сенчилло-Явербаум – доктором медицинских наук, профессором хирургии, заведовала кафедрой в Иркутском мединституте.

В Черемхово мы прожили до 1936 года, я ничего не помню об этом времени. С кем работали и дружили в Черемхово мои родители? Конечно, я лично не мог знать эту группу друзей и коллег папы и мамы, но кое-какую информацию я имею, т. к. видел старые фотографии и слышал рассказы родителей о заснятых на них людях. Многие стали заметными личностями в медицине Иркутска и области, еще упомяну кого-то из этой дружной «черемховской общаги».

Иосиф Лазаревич Шварцберг врач-травматолог, в годы войны он руководил эвакопунктом при облздраве. После войны защитил кандидатскую диссертацию, был назначен директором Иркутского научно-исследовательского института травматологии и ортопедии Минздрава РСФСР. Иосиф Лазаревич одним из первых иркутян был владельцем личного автомобиля «Москвич-402». После войны личные автомобили только входили в быт, а я мечтал стать автолюбителем. В семье Шварцберга родился чудесный внук, но у дочери Иосифа Лазаревича Анны личная жизнь сложилась неудачно, и воспитанием мальчика занимались она и дедушка, который корректно, постепенно и умно привил ребенку любовь к травматологии, и внук его стал доктором медицинских наук.

Эмма Моисеевна Лифшиц стала отличным хирургом, кандидатом медицинских наук, принимала участие в войне с белофиннами, затем работала ассистентом кафедры госпитальной хирургии Иркутского мединститута. Её сестра Фрида Моисеевна была замечательным организатором здравоохранения, в последние годы жизни заведовала оргметод. кабинетом в областной больнице.

Макс Яковлевич Баренбаум был аптечным работником в Советской армии и в последнее время заведовал аптекой в Областной больнице.

И еще в памяти осталась одна женщина-врач – Гутя (так звала её моя мама) Новомейская. Совсем недавно, читая прозу известной писательницы Дины Рубиной «Медная шкатулка», 2015 г., я прочел большой рассказ «Баргузин». В посёлке Баргузин, расположенном на восточном побережье озера Байкал, проживало много евреев, высланных царским правительством из центральной России и Польши, в том числе и большая семья Новомейских. В начале 1920-х годов все Новомейские уехали кто куда, и глава клана в итоге оказался в Палестине. Моисей Новомейский стал основателем химической промышленности Израиля. Может быть, врач с такой фамилией в конце 30-х годов оказался в Черемхово! Да и фамилия Майзель (эту фамилия прадеда Дины Рубиной) была у хирурга, работавшего в факультетской клинике Иркутского мединститута в конце 30-х годов.

О моем папе. Мой отец родился в Иркутске в 1902 году. В 1929 году окончил медицинский факультет Иркутского государственного университета, после чего работал в г. Черемхово дерматовенерологом. В 1936 г. он переехал в Иркутск, где проработал 40 лет, до конца своих дней. Его корни уходят в Польшу, в городок Луков Седлецкой губернии, на территории которой где-то с XVI века проживала большая еврейская община.

Папа был первым из Явербаумов, получивших высшее образование. В годы Великой Отечественной войны он служил начальником эвакогоспиталя 1476 в г. Иркутске, который был развёрнут в помещении финансово-экономического института. В 1943 и 1944 гг. им получены две телеграммы верховного Главнокомандующего Советского Союза И.В. Сталина за самоотверженную работу и шефскую помощь Красной Армии. В 1946 г. за самоотверженный труд в годы Великой Отечественной войны получил благодарность от наркома здравоохранения А.Т. Третьякова.

Отец был умным, жизнерадостным человеком. Он любил детей. Маленьких мальчишек и девочек он всегда, возвращаясь с работы, угощал конфетами, шутил с ними, дети к нему прямо-таки «липли». Достаточно хорошо характеризует отношение отца к людям следующее событие (эту историю в интернете в 2015 году – удивительно случайно нашла моя невестка – жена младшего сына – Петра – Оксана).

В международном литературно-культурологическом издании «Зарубежные задворки» 5/1, май, 2009, День Победы, вышла статья Владимира Кремера, который во время войны был с матерью эвакуирован в Иркутск. Владимиру было тогда 5 лет. Его мать работала в канцелярии госпиталя.

«Зимой 1943 года мама заболела крупозной пневмонией. Она лежала дома практически без помощи, с температурой под 40, иногда в бреду, а я, пятилетний, плакал и просил её не умирать. На второй день пришли двое солдат с носилками и одеялами (был сильный мороз) и сказали, что начальник госпиталя приказал доставить маму. Её унесли, а я остался один, и меня забрала мамина подруга, жившая вблизи нас. Начальник военного госпиталя Моисей Яковлевич Явербаум был добрым и обаятельным. Мы были знакомы семьями, и они с женой предлагали забрать меня в свою семь до нашего возвращения в Москву, считая, что так будет легче маме и сытнее мне. У них было двое детей, и они искренне готовы были взять меня третьим (у моих родителей был один сын – это я, а второй ребенок, вероятно, была соседская девочка – Тамара Белорусова – П.М.) Надо отдать себе отчет в том, что М.Я. Явербаум в качестве должностного лица приказал положить в военный госпиталь человека гражданского, не имеющего на это никакого права. Эра антибиотиков в то время ещё не наступила, пневмонию лечили сульфидином, который шел на вес золота. И, наконец, в госпитале не было женских палат. Было приказано положить маму в маленькую одноместную палату, смежную с 10-местной офицерской, куда обычно выносили агонирующих. Её начали лечить сульфидином, который был строго учетным и потому его было необходимо на кого-то списывать. Не подлежало сомнению, что в случае доноса начальник госпиталя по законам военного времени шел под трибунал…».

В 2016-м благодаря этой статье невестка Оксана нашла Владимира Кремера через интернет, он теперь живет в Германии. Они списались и, когда Владимир был в Москве в 2017-м, мы встретились с ним и его женой Ольгой. Владимир и Ольга тоже врачи. Мы был знакомы с ним, когда мне было 11, а ему 5–6 (я, конечно, это плохо помню)! И вот такая невероятная встреча произошла у нас через 74 года. При встрече Владимир рассказал, что его мать всегда вспомнила, как мой отец спас ей жизнь, как, оказывается, помог вернуться в Москву из эвакуации, когда у нее не хватало денег на билет – отправил сопровождать раненного солдата, оформив командировку, а на билет сыну ей хватило денег.

После окончания войны отец с большим рвением стал заниматься организацией Областного дерматологического диспансера, который он создал и был его бессменным руководителем до выхода на пенсию. В 1954 году он защитил кандидатскую диссертацию, обобщив свою работу «Сифилис в Иркутской области и борьба с ним». В 1964 году его наградили знаком «Отличник здравоохранения». В 1969 году папе присвоили звание «Заслуженный врач РСФСР».

В предвоенные годы он совмещал работу организатора здравоохранения с преподаванием на кафедре кожных и венерических болезней. Учитывая его заслуги в организации борьбы с этими заболеваниями, его имя занесли в книгу Почета Иркутского областного отдела здравоохранения. Отец был награжден орденом «Знак почета» и медалями за победу в Великой Отечественной войне и за победу над Японией.

У папы был обширный круг друзей в Иркутске – Константин Седых (автор известного романа «Даурия»), Георгий Марков (впоследствии был Секретарем союза писателей СССР), Борис Костюковский (писатель, драматург, автор книг «Сибиряки», «Снова весна»² и др.), Агния Кузнецова, поэт Анатолий Ольхон, редактор газеты «Восточно-Сибирская правда» Семен Моисеевич Бройдо, корреспонденты этой газеты А.Богашов, М.Давидсон, Э.Шмулевский, М.Калихман, С.Апарцин, директор Иркутского драматического театра О.Волин.

Умер папа в 1976-м. Его смерть была мгновенной, в этот день я его посетил, он был в отличном настроении, после моего ухода пришла к нему мама, и он вдруг у неё на глазах скончался.

Мама – Зинаида Тихоновна Сенчилло-Явербаум. Она родилась в 1905 году в селе Пищалово Могилёвской губернии и провела трудное детство. Её мать Мария Сильвестровна Кориневская умерла, когда маленькой девочке было всего 5 лет, а брату Коле – 7. Отец Тихон Федорович – железнодорожник – в годы войны переезжал в различные регионы страны, с ним «мотались» и дети. До революции (1912–1917 гг.) мама успела закончить церковно-приходскую школу, и среднее образование у неё скомкалось, т. к. отца по службе переводили с одной станции на другую. Наконец, мама получила среднее образование и поступила в Иркутский госуниверситет на медицинский факультет, который закончила в 1929 году. Там она и познакомилась с моим папой. После окончания учебы мама работала в посёлке Маритуй, расположенного на восточном берегу Байкала. Затем она проходила подготовку по хирургии в Областной больнице и потом поехала работать хирургом в город Черемхово Иркутской области. Позднее была принята в аспирантуру по хирургии на кафедру факультетской хирургии Иркутского мединститута. Кандидатская диссертация «Соотношение свободной соляной кислоты и пепсина при язвенной болезни желудка и двенадцатиперстной кишки». Выполненная под руководством профессора К.П. Сапожкова, работа актуальна и в наши дни. Степень кандидата наук была утверждена – выдан диплом ВАК – в 1946 году. С 1942 г. маму утвердили в должности доцента по кафедре «хирургия».

С 1954 г. мама возглавляла кафедру госпитальной хирургии. В 1955 году защитила докторскую диссертацию на тему «Болезни оперированного желудка». Все сотрудники кафедры, руководство медуниверситета, хирурги Сибири, да и всей страны считают Зинаиду Тихоновну одним из пионеров реконструктивной хирургии пищевода. Под её руководством разработаны методы оперативного лечения при язвенной болезни и раке желудка, пищевода, хирургического лечения панкреатита, дивертикулов двенадцатиперстной кишки, рубцовых сужений пищевода, усовершенствована методика проф. К.П. Сапожкова при «трудных язвах» двенадцатиперстной кишки. Она была делегатом 28 съезда хирургов СССР. Избиралась депутатом Иркутского городского Совета депутатов трудящихся. Зинаида Тихоновна занесена в «Книгу Почёта» Исполкома облсовета депутатов трудящихся 1963 г.

Мама подготовила замечательных хирургов-врачей и преподавателей (Б.И. Чуланов, В.К. Кочубей, В.В. Яо, В.В. Манн, Э.М. Лифшиц, А.В. Васюхина, З.В. Андриевская, В.Н. Ванеева, Г.Ф. Жигаев и другие). Маму высоко ценили ее коллеги Иркутского государственного медицинского университета и хирурги других регионов России.

В 2015 году состоялось заседание ученого совета Иркутского государственного медицинского университета, посвященного 100-лет со дня рождения профессора Сенчилло-Явербаум Зинаиды Тихоновны. Этой дате была посвящена большая статья в Иркутской областной медицинской газете «Медик» (8, октябрь, 2015).

Вспоминаю об одном случае. Примерно так в году 1966 я был на курсах повышения квалификации по биохимии во втором московском мединституте. В фойе института была устроена выставка фотографий профессоров различных вузов России, и я на этом стенде увидел фото мамы. Фотография была очень удачная, лицо у мамы было красивое, она улыбалась. Под фотографией была подпись-«доктор медицинских наук, профессор Зинаида Тихоновна Сенчилло-Явербаум» и далее место работы и должность. Ко мне подошел какой-то молодой мужчина и тоже стал рассматривать стенд. Я повернулся к нему сказал: «Это фото профессора Сенчилло». Он поправил меня: «Не Сенчилло, а Сенчилло-Явербаум». Я подумал, что, видимо он хорошо знал такого хирурга.

Бабушки и дедушки. Как они попали в Сибирь Российской Империи?

Кратко о еврейской родословной отца. Почему-то в детстве, юности я не расспрашивал его о семейной истории. Как-то было не принято, такие были времена… Историю семьи «вглубь» раскопали уже мои невестка и внучки, как это не удивительно. С середины 1700-х годов Явербаумы жили в Польше (в те времена части Российской Империи). Где-то в этот период и начали евреям, оказавшимся на этих территориях давать фамилии. Фамилия Явербаум, очевидно, и появилась в конце 1700-х. Дедушка отца Моисей-Лейб (Мойше-Лейб) Явербаум был учителем в г. Луков Седлецкой губернии, имел 6 детей, один из них – Янкель-Аарон (Яков), мой дедушка, родился в 1869 году.

Надо сделать небольшое отступление здесь о положение евреев в России в 19 веке и начале 20-го. Отношение к евреям у государства было неоднозначным. Вводились разные правовые ограничения, как, например, известная «черта оседлости», за которую нельзя выезжать. Ограничения ухудшали жизнь, и часто приводили семьи евреев к отчаянному положению. Одно время евреям было разрешено свободное переселение в Сибирь (нужен был приток народу для освоения территории), и многие евреи добровольно ехали в эти суровые края за лучшей долей. Законы же менялись «туда-сюда» относительно евреев, и переселение в Сибирь им снова запретили в конце 19-века. Но, видимо, для многих в отчаянном положении переезд в Сибирь из «черты оседлости» был привлекателен, так как вселял надежду на улучшение жизни. И евреи искали разные пути, как в Сибирь попасть, вплоть до того, что некоторые даже специально совершали незначительные преступления или прибегали к самооговору – признавались в совершении преступлений, за которые полагалась высылка в Сибирь (мелкие кражи, ложь под присягой и т. п.). В таком положении оказались и мои предки.

Прадед умер довольно рано, старшие его дети были уже совершеннолетними, а младшим – Янкелю (Якову) – моему деду – и Пинхасу (Павлу) было всего 14 и 9. Яков с юных лет стал заниматься сапожным ремеслом. В 1894 году по приговору Седлецкого окружного суда за «составление Луковской воровской шайки по лишению всех прав состояния ссылается на поселение в не столь отдаленные места Сибири».

Каким он был в 24 года, еврейский парень, прибывший в Сибирь? «2 аршина, 4 4/8 вершка, волосы русые, глаза серые, нос обыкновенный». Распределён Тюменским приказом о ссыльных 16 августа 1894 г. в Иркутскую губернию, «должен следовать в ножных кандалах». В Алфавите ссыльным мужчинам, поступившим в Иркутскую губернию, значится Явербаум Яков Аарон Мошков. По постановлению Иркутского губернского правления от 30 сентября 1894 года назначен в Новоудинскую волость, куда и прибыл 25 июля 1895 г.

В 1900 году – в 31 год – он женится на дочери ссыльнопоселенца Менделя Гринберга Фрейде, которой было 17 лет. Мендель Гринберг был сапожником из Владовского уезда Седлецкой губернии в Польше. Вместе с семьей был осужден за какое-то «ложное показание под присягою» и сослан в Тутурскую волость Верхоленского уезда, куда прибыл в возрасте 30 лет 4 марта 1893 года с женой Тойбой (Таубе Рейзе) 29 лет и четырьмя детьми, старшей из которых дочери Фрейде было 7 лет (это и была моя любимая бабушка Фенечка, так мы ее называли дома). Я помню, сразу после победы над фашистской Германией Мендель и его жена Тойба вышли из дома и на скамеечке грелись на солнце. Они выглядели очень худыми и старенькими. Я их называл «маленький дедушка и маленькая бабушка». И, на самом деле, мои прадедушка и прабабушка Гринберги были низкого роста. В архивной справке о ссыльнопоселенце Менделе Шмулеве Гринберге значатся его примеры: рост 1 аршин 14 вершков. Это примерно 135 см.

Детей у Гринбергов было много. В ссылку они приехали с 4 детьми, оставив старшего сына Моисея в Польше (ссыльным евреям не разрешалось забирать детей мужского пола старше 7 лет с собой). В Сибири родилось еще шесть детей. Кроме моей бабушки Фрейды – Фенечки, мы семьями дружили с Фрадой, Сарой, Самуилом, которые тоже жили в Иркутске. Эти самые младшие сестры и брат бабушки Фрейды были фактически ровесниками и младше ее сына, моего отца. Еще одна сестра Надя оказалась в Свердловске, другая Ревекка в Краснодаре (эта семья не успела эвакуироваться до фашистской оккупации и погибла мученической смертью в газовой камере).

Стоит благодарить судьбу, что мой дед Яков Явербаум и прадед Мендель Гринберг оказались в Сибири в конце 19 века. Ведь как сложилось судьба их родственников, находившихся в Польше к началу Второй мировой войны, страшно подумать. Еврейская община там была большая. Из 12 000 человек населения г. Лукова 50 % составляли евреи. В мае 1941-го фашисты сформировали в нем гетто, куда загнали всех евреев Лукова и свозили евреев из близлежащих окрестностей. Все они были уничтожены, казнены в гетто или отправлены в лагеря смерти. Гетто в Лукове было перевалочной базой для отправки евреев в лагерь смерти Треблинку, оно было уничтожено в 1943 м. Я читал, что всего около 150 евреев Лукова пережили Холокост.

Для еврейских семей свойственно поддерживать отношения с родными. У бабушки Фрейды в Сибири было много родственников, а у дедушки Якова родных в Сибири не оказалось. Но он как-то смог в те непростые времена (ведь телефонов не было, почта шла трудно представить себе, как долго!) сохранить отношения с семьей в Европе, с младшим братом Пинхасом (Павлом), который стал раввином в Варшаве, у него было одиннадцать сыновей и одна дочь. Деда навещал в Иркутске сын Пинхаса племянник Яков со своей семьей. Яков был примерно одного возраста с моим отцом, и двоюродные братья долгие годы поддерживали связь. Какое-то время даже Яков жил в Иркутске.

В конце книги помещена фотография, на которой снимок моего папы, бабушки и дедушки. На снимке стоят его двоюродный брат Яков с женой, и сидит маленький мальчик Додик (Давид). Эта фотография сделана в Иркутске во времена НЭПа, где-то в 1929 году. Яков (племянник деда) тогда владел магазином женских головных уборов, который был расположен на центральной улице города – Карла Маркса. Реклама магазина была помещена в областной газете «Восточно-Сибирская правда». Вскоре семья Якова уехала из Иркутска. Я только знаю, что они жили в Крыму, а потом началась война, Яков ушел на фронт, жена его еще до войны умерла. После ранения на фронте Яков Явербаум жил в эвакуации в Самарканде с тещей и с сыном. Там же он женился второй раз и в 1943 году у них родился сын Павел Яковлевич Явербаум (сын его Давид Явербаум, который нашел моего сына Петра через интернет несколько лет назад, и теперь они поддерживают связь, сейчас живет с семьей в Израиле). После войны вся семья перебралась в Ригу. Яков умер в 1949 году. Давид сменил имя, стал Владимиром.

В 1974 году в Риге проходил Всесоюзный биохимический съезд, я был выбран делегатом, и тогда мы встретились с Володей и его женой Лидой (она в то время тяжело болела). Володя показал мне знаменитый Рижский орган в Домском соборе сходили мы с ним в ресторан «Кенгуракс», побродили по городу. Их сын Олег закончил медицинский институт и работал судебно-медицинским экспертом. К сожалению, с Олегом и его женой я не смог повидаться. Жена Володи через некоторое время умерла, умерла потом и жена Олега. У Олега есть дочь Светлана. Сейчас по мужу Будовская, Светлана адвокат, живет в Риге с мужем и двумя детьми … Володя (Давид) Явербаум трагически погиб в 2008.

Дедушку Якова Явербаума я не помню, он умер, когда мне было 3 или 4. А с бабушкой Феней мы очень любили друг друга. Она прожила долго, застала правнуков, умерла в 1968 в 85 лет. Она мне рассказывала, что в начале 1900-х они с дедом делали дома папиросы. Я видел у нее сохранившиеся заготовки для папирос (гильзы-трубочки без табака), металлические палочки, которыми набивали табак. Однажды к дедушке обратился Иркутский генерал-губернатор с просьбой изготовить большую партию папирос к следующему дню (был назначен какой-то прием гостей). И вот, за сутки бабушка с дедушкой сделали большое количество папирос, таким образом выполнив заказ генерал-губернатора.

О 1937–38 годах – начале массовых репрессий сам я не помню, поскольку был ребенком. Но из числа моих родственников был арестован мамин брат – дядя Коля Сенчилло, он работал машинистом на железной дороге. Но ему повезло. В заключении он провёл несколько месяцев, потом его отпустили: был период, когда небольшую группу заключённых освобождали. Когда началась война, он с семьёй оказался в Монголии, где работал на строительстве железной дороги. Вернулся он в Иркутск после окончания войны. Жил с женой Леной и двумя сыновьями (моими двоюродными братьями – Николаем и Юрием Сенчилло) в Ангарске. Когда тетя Лена скончалась, младший из братьев, Николай, женившись, переехал на Дальний Восток, где работал директором совхоза, и забрал с собой отца, дядю Колю. (Из родственников мамы мы поддерживаем связь с дочерью моего второго двоюродного брата Юрия Сенчилло Леной, живущей в Ангарске (она стала федеральным судьей, сейчас на пенсии). С ней и ее мужем-адвокатом был дружен мой старший сын Александр.)

Арестовали младшего бабушкиного брата – Григория Гринберга (1900 года рождения) – арестовали и расстреляли. Сейчас на месте массового захоронения расстрелянных в эти годы (это место называлось в народе почему-то «Дача Лунного короля») – в окрестностях города Иркутска в деревне Пивовариха поставлен мемориал, и дочь Григория – Мина бывает на месте гибели своего отца и наводит какой возможно порядок. (Мина Григорьевна, учительница русского языка и литературы. В школьные годы моего младшего сына Петра Мина немного занималась с ним.)

Мой отец избежал ареста. Как он мне потом уже рассказывал, о предстоящих арестах его предупредил кто-то из его пациентов, работавших в НКВД, и папа уехал летом 1937 года на курорт в какой-то кавказский санаторий. Когда он вернулся на работу, аресты в Иркутске и Черемхово уже прошли, стало как-то спокойнее. Мама тоже период арестов провела в Крыму, у неё обострился туберкулёз, и врачи-фтизиатры направили её лечиться.

Вот так известные в истории 1937–38 годы большого террора коснулись моих родных.

Мой второй дедушка (мамин отец) – Тихон Фёдорович Сенчилло – потомок, скорее всего внук, итальянского солдата наполеоновской армии, который при переходе через реку Березину в 1812 году остался в тех краях в Могилёвской губернии на границе с Польшей.

Тихон Сенчилло родился в 1869 году. Он женился на Марии Сильвестровне Кореневской. В 1902 году у них родился сын Николай, а в 1905 году – дочь Зинаида, моя мама. Это всё происходило в селе Пищалово Могилёвской губернии. Вскоре после рождения дочери Мария Сильвестровна умерла от туберкулеза, и дедушка остался один с двумя маленькими детьми. Он получил какое-то железнодорожное образование, работал в разных местах по своей специальности. Во время Октябрьской революции он проживал в Ревеле (теперь это Таллин), потом его переводили в Сибирь, в Красноярск, Канск. Мама и ее брат поменяли несколько школ. Мама закончила среднюю школу в городе Канске в 1924 году (около 200 км от Красноярска). Дедушка Тихон переезжает в большое село Иркутской области Худоеланское, где остался до конца жизни (1953 г.).

Дедушка Тихон вторично женился на Анне Никандровне Аргуновой. В возрасте 79 лет он снова стал отцом, в 1948 году, у него от Анны Никандровны родилась дочь Мария. Мария выросла, вышла замуж, работала преподавателем русского языка и литературы. Два раза приезжала к нам Иркутск на медицинское обследование. Но потом я о ней никакой информации не имел. Знаю, что у нее был сын. А к дедушке в Худоеланское мы с мамой приезжали летом в 1944 г.

До войны мы с мамой часто ходили в лес за грибами. Мама мне показывала, какие грибы хорошие, а какие поганые, ядовитые. И эти знания остались у меня на всю жизнь. Однажды мама взяла меня с собой в Иркутск. Почему – я не знаю. Её приняли в аспирантуру на кафедру факультетской хирургии госуниверситета и ей надо было, по-видимому, уже начинать работать. И мы с ней поехали в Иркутск – два часа на поезде «Ученик».

И вот я маленький в Иркутске – первый раз в жизни. Мы приехали с вокзала прямо в гостиницу «Сибирь» (она была построена в 1934 году и тогда носила название «Центральная»). Это в центре города, на улице Ленина. В то время, наверно, это была единственная гостиница в городе. (Много позднее, в 1995 м, в этой гостинице случился чудовищный пожар – сгорело половина здания). Нам дали номер, и мы с мамой в нем расселились. Забегая вперед, скажу, что как только началась война, помещение гостиницы сделали эвакогоспиталем, начальником которого назначили моего отца.

Помню, как однажды, в первые дни войны, я взял у бабушки большую оцинкованную ванну и принес ее прямо в кабинет отца. Там в это время было много народа, шло какое-то совещание. «Я принес металлолом для изготовления оружия, для борьбы с врагом» – сказал я. Отец на это ухмыльнулся, поблагодарил и велел мне отнести ванну обратно домой. «Мы потом решим вопрос о металлоломе» – сказал мне отец.

Последний раз я был в этой гостинице, кажется, в 1949 году. Там проживали мои новые знакомые – музыканты. (О них я потом напишу.) А в первый приезд мы с мамой в гостинице «Сибирь» жили недолго. Дня через два мы переехали к сестре бабушки – Фраде. Жили в этой семье какое-то недолгое время. Папа приехал работать в Иркутске, и вскоре ему дали квартиру – в центре города на улице Желябова, дом 3. В ней я и вырос, и родители мои прожили до конца жизни.