Kitobni o'qish: «Негатив. Том 1»
Часть первая: Рекуперация
Глава 1
Зима – это холод, метели, короткие дни и длинные ночи.
Зима вблизи Эпицентра – разная.
Нет, дни тут не длинней положенного этому времени года, в остальном же всё упирается в удалённость от источника сверхэнергии. В пределах двадцать пятого километра продолжало царить знойное лето, Кордон застрял в тёплом и дождливом сентябре, а вот в Новинске время от времени даже шёл снег.
Впрочем, о погоде в городе я знал исключительно из писем Нины – сам туда с августа не выбрался ни разу. Сначала в силу известных событий просто не до того было, а потом закрутили служба и учёба, вкалывал без продыху и увольнений. То операторов на подстройку сопровождали, то трассу патрулировали, а декабрь и вовсе промелькнул, будто один нескончаемый день, – в декабре начали прибывать на инициацию соискатели зимнего набора.
Тут уж все на ушах стояли; довелось не только автоколонны сопровождать, но и роль санитара на себя примерить, благодарить за что, разумеется, стоило доцента Звонаря. Впрочем, мой случай таким уж вопиющим исключением из правил отнюдь не являлся: на основании нормального закона распределения вероятностей и опыта прежних лет в состав медбратьев включали даже операторов седьмого и восьмого витков. Не больше одного – двух, но всё же включали. Кадровый голод, ага.
А так – работа как работа. Если разобраться, куда менее нервная, нежели контроль первой подстройки на Эпицентр. Соискатели в основе своей плохо переносили избыток сверхэнергии, и за исключением каких-то совсем уж вопиющих происшествий срывы инициаций вредили исключительно им самим, окружающие обычно отделывались лёгким испугом.
Но что было, то прошло. Зимний набор обрабатывали вплоть до тридцатого числа, а сегодня – тридцать первое. Тридцать первое декабря, последний день года. И не только года…
Сегодня занятий в учебной части не было, и сразу после утренней зарядки и завтрака я отправился в расположение мотоциклетного взвода. Переоделся, натянув кожаные штаны, сапоги и плащ, поднялся в дежурку.
Толком ещё не рассвело, да и небо затянули низкие свинцово-серые облака, лампочка под потолком едва-едва разгоняла сгустившийся в комнате полумрак, но это обстоятельство никоим образом не мешало севшим расписать с утра пораньше пульку картёжникам. Впрочем, моё появление всё же заставило их отвлечься от игры; Данила Сигизмундович глубоко затянулся и вдавил окурок папиросы в пепельницу, выдул струю дыма и усмехнулся.
– Ну что, Петя, последний выезд?
«Крайний», – привычно подумалось мне, но поправлять прапорщика не стал и кивнул.
– Так точно.
Захар Козодой – крупный и мясистый сержант, руководивший третьим отделением мотоциклетного взвода, порылся в бумагах и протянул путевой лист.
– Сегодня вы на сопровождении автоколонны в Новинск, – пояснил он на словах. – На обратном пути маршрут свободный. Короче, крутанитесь там по округе.
– Сделаем, – коротко сказал я, сунул сложенный надвое листок в нагрудный карман гимнастёрки и кинул взгляд на настенные часы. – Пойду.
– Ни пуха! – махнул мне на прощание Иван Черепица, которому не терпелось вернуться к прерванной игре.
– К чёрту!
Спустившись на первый этаж, я заглянул в оружейку, где получил ППС и подсумок с тремя снаряжёнными магазинами, затем вышел на улицу под едва сыпавший с неба меленький-меленький дождь. Постоял немного, затем надел танковый шлем, натянул мотоциклетные очки, зарядил оружие.
Сыро, тепло, грязно.
Привычно сыро, привычно тепло, привычно грязно.
Декабрь.
Я вздохнул и двинулся к мотоциклу. Под навесами места хватало не всем, мой железный конь стоял укрытый брезентом. Последнюю неделю начало барахлить пусковое устройство, и движок завёлся лишь с пятого толчка педали. Я в который уже раз помянул недобрым словом техников – те кормили завтраками и разбираться в причинах неисправности не спешили, откровенно тянули время, прекрасно зная о моём скором отъезде.
Жуки какие…
На выезде с территории авточасти отсалютовал курившему под козырьком караулки ефрейтору и, разбрызгивая колёсами воду из луж, подкатил к дежурке пулемётчиков. Фома Коромысло, нахохлившийся и недовольный, уже дожидался меня на крыльце. Подошёл, забрался в коляску, закрепил на вертлюге сошки пулемёта.
– Лучше б к Эпицентру отправили, – проворчал он, подняв воротник кожаной куртки.
– Лучше б, – согласился я, трогаясь с места.
Действительно – лучше. Там и сейчас тепло, а солнце взойдёт, ещё и дорога самую малость подсохнет. А к Новинску – наоборот: чем дальше, тем холоднее. Ещё и грязные, будто свиньи, вернёмся. Хотя в грязи по уши прикатим в любом случае, без этого никак…
Тимур сегодня загодя вышел на улицу покурить, и Фоме не пришлось дуть в свой монструозный свисток, он только махнул рукой.
– Шевелись давай!
Стрелок без всякой спешки приблизился и закрепил винтовку, затем потёр бедро.
– Кости крутит, – пожаловался он младшему сержанту, забираясь на заднее сиденье. – Мне холод противопоказан!
– Пули тебе противопоказаны, – огрызнулся Фома. – Пока пулю не словил, ничего не болело и не крутило!
– Может, старею?
Пулемётчик насмешливо фыркнул и скомандовал:
– Погнали, Петя!
Я прибавил газу, и мы покатили по дороге от одной лужи к другой. Доехали до неприглядно-серого здания госпиталя и повернули налево, к выезду на Новинск. У блокпоста там уже стояли пяток автобусов, два броневика и грузовик со спаренными крупнокалиберными пулемётами в кузове; бойцы зенитного расчёта в своих отсыревших шинелях смотрелись натуральными мокрыми курицами.
– Опоздали, что ли? – забеспокоился Фома, выбрался из люльки и побежал в караулку, но мог бы и не суетиться.
Случилась какая-то накладка, и мы ещё четверть часа дожидались двух автобусов и отделение пехотинцев. Ну а дальше выдвинулись в головной дозор: Фома поглядывал в одну сторону, Тимур в другую, я следил за дорогой. И следил куда пристальней, нежели ещё пару месяцев назад.
В ноябре на трассе обезвредили несколько взрывных устройств, а две недели назад на фугасе подорвался мотоцикл; тогда никто не погиб лишь чудом. Нас и самих как-то обстреляли при патрулировании окрестностей Эпицентра; так и не удалось понять, кто саданул из кустов дробью, поскольку нарушители ушли в тайгу задолго до прибытия егерей. Помимо этого, случилось ещё несколько серьёзных инцидентов, и обстановка была… нервозной.
Не могу сказать, будто радовался возвращению в учебное отделение комендатуры, но и по нынешнему месту службы тосковать не собирался. Вроде – рутина, но постоянное напряжение сказывалось на психике не лучшим образом. И сам устал, и все кругом нервными сделались до крайности. Раньше хоть как-то удавалось дух перевести, а декабрь закрутил-завертел так, что и не продохнуть.
Но – не важно, уже не важно. Сейчас я управлял мотоциклом, время от времени протирал очки и следил за дорогой. В степь не съезжали: там по зиме мог увязнуть и танк. Слева – пологие холмы, справа – опушка хмурого леса. Обзор аховый, ещё и пасмурно, никак толком не рассветёт.
Впрочем, сверхспособностям хмарь помешать не могла, и время от времени я открывался энергетическому фону, пытался уловить близкое присутствие операторов. Неизменно будто оплеуху получал, морщился и кривился, но своих попыток выявить возможную засаду не прекращал. Кто предупреждён, тот вооружён; всё так.
Откуда неприятные ощущения взялись? Пара причин для головной боли катила рядом, ещё под сотню поотстали в автоколонне. Мой нынешний потенциал – четыреста килоджоулей в противофазе, ещё б присутствие обычных операторов из колеи не выбивало! Нет, конечно, мог и нормальной энергией оперировать, а не остатки от входа в резонанс удерживать, только в этом случае чувствительность сокращалась на порядок. Вот и приходилось терпеть.
Понемногу дождь сменился серой моросью, заметно похолодало, встречный ветер стал пронзительно-стылым, даже захотелось прикрыть чем-нибудь лицо. На дороге начал появляться ледок, в одной подмёрзшей луже едва не засели намертво, а не такой уж и крутой подъём заставил мотоцикл пойти юзом, едва-едва заползли на холм.
– Твою мать! – выругался там Фома, ухватил бинокль и поднёс его к лицу. – Стой!
Да я и сам увидел перегородившие дорогу метрах в ста от пригорка грузовики. Те стояли впритирку, рядом суетились три мужика. Точнее, не суетились, а размахивали руками и орали друг на друга так, что отдельные отголоски ругани доносились даже до нас.
– Дерьмо! – выругался и Тимур, выдернул из креплений винтовку и приложился к ней, разглядывая транспорт в оптический прицел.
Судя по всему, при обгоне один из грузовых автомобилей занесло, и полуторки сцепились бортами, полностью перегородив проезд. А ещё их попыталась объехать по обочине телега, но колёса увязли в грязи. С противоположной стороны – глубокий кювет. Приплыли.
– Нашим сообщи! – приказал снайперу Фома Коромысло, опустив бинокль. – Пусть сбросят скорость. Петя, ходу!
Я сглотнул и добавил газу; мотоцикл будто нехотя тронулся с места и покатил под горку. Но – нет, не хотелось ехать отнюдь не ему, а мне.
Ну в самом деле – поди пойми, случайно авария стряслась или это нас диверсанты поджидают? Тут волей-неволей поджилки трястись начнут.
– Вплотную не приближайся, – предупредил меня младший сержант. – Остановись метрах в тридцати. И от кустов подальше. Да, нормально. Иди!
Идти? Я обречённо вздохнул, вооружился пистолетом-пулемётом, дёрнул рукоятку затвора, и не могу сказать, будто сочный металлический лязг прибавил хотя бы малую толику уверенности. За последние месяцы мне не раз и не два доводилось участвовать в проверках документов на пару с Фомой и даже самостоятельно, но там ситуации были не чета этой.
Сапоги влажно чавкали в грязи, я с натугой выдирал их и пытался уловить присутствие операторов, но только заработал головную боль. У грузовиков ругались обычные люди, и, к слову, махали руками лишь двое из них – третий, пребывавший в меньшинстве, готовился подкрепить свою позицию заводной рукояткой двигателя. В кузовах и придорожных кустах операторы тоже не прятались, но на сверхэнергии свет клином не сошёлся, пулю словить – тоже хорошего мало.
На моё приближение сыпавшая матом троица не обратила никакого внимания: мужики продолжили драть глотки, кроя друг друга почём зря. Я заранее взял правее и для начала убедился, что никто не скрывается за ставшим чуть наискось грузовиком, затем дёрнул стволом пистолета-пулемёта, и тянувший лошадь за уздцы возница оставил животину в покое, попятился с обочины на дорогу.
Я последовал за ним и скомандовал:
– Руки!
Мужики мигом перестали горланить и уставились на меня с нескрываемым изумлением. Пришлось повторить:
– Руки, сказал! Стойте так, чтобы я их видел!
Шофёр с заводной рукоятью сплюнул и в запале спросил:
– А то шо?
– Пулю схлопочешь! – пообещал я в надежде, что заявление прозвучит решительно и твёрдо.
Не могу сказать, будто угроза напугала – шофера народ бывалый, – но своё действие всё же возымела, и мужик отложил железяку на капот грузовика.
– Ты оружием-то не тычь! – угрюмо произнёс он. – Пальнёшь ненароком…
– Я сейчас специально пальну! Вы что устроили, паразиты? Да за создание помех проезду спецтранспорта с вас шкуру спустят! Это ж натуральная диверсия!
Шофёры начали что-то доказывать, но выслушивать их не было ни времени, ни желания, и я скомандовал:
– От машин отошли! – После заглянул сначала в одну кабину, затем в другую и потребовал: – Документы и пропуска! Подходи по одному!
ППС я оставил болтаться на ремне и вытянул из кобуры ТТ. Оператор я или нет – так сразу никто из этих гавриков не поймёт, а человек с пистолетом – это человек с пистолетом. С таким шутки плохи. Начнёшь дурить – пальнёт. И пальну, да.
Разрешения на проезд по закрытой территории у всех оказались в полном порядке, кругом было тихо, а время поджимало, и я рискнул помаячить Фоме. Тот подъехал на мотоцикле, мельком глянул предъявленные шофёрами удостоверения и путевые листы, затем куда более придирчиво изучил бумаги возницы. Не преминул проверить и содержимое телеги. После откинул задний борт сначала одного грузовика, следом другого и потребовал объяснений у виновников затора.
– Я на обгон пошёл, а этот дурилка руль вывернул! – заявил тот, что до моего появления размахивал заводной ручкой.
– Врёшь! – завопил один из его оппонентов, бородатый и кудлатый. – Я тебя пропустил, а ты меня на обочину выдавливать начал! Миша, докажи!
– Хватит! – рявкнул Фома Коромысло, а когда все заткнулись, спросил: – Чего дорогу перегородили? Почему не разъехались?
– Так сцепились, – развёл руками бородач.
Младший сержант протянул руку и снял висевший на моём плече ППС, затем попросил:
– Петя, глянь!
Я уже без особой опаски навалился на капот одного из автомобилей и обнаружил, что при столкновении его бампер надорвал крыло второго автомобиля. То загнулось, и острым краем распороло боковину шины, но окончательно не отлетело. Работы тут было на десять минут, но это если совместно проблему решать, а не орать, что сейчас этому косорукому уроду голову проломишь.
– Ну как? – нетерпеливо спросил Фома Коромысло.
– Ерунда.
– Сам справишься?
– Легко!
Шофёры хором запротестовали, но стоило только Фоме пообещать уложить их мордами в грязь, мигом заткнулись. Я времени попусту терять не стал, вжался в зазор меж кабин и вытянул руку.
Плазма – это просто. На самом деле – нет, конечно же, но после двух месяцев упорных тренировок мне и в самом деле ничего не стоило сотворить плазменный резак.
Сгенерировать напряжение. Ионизировать и нагреть. Создать избыточное давление.
По отдельности ничего из этого сложностей вызвать не могло, да и скомпоновать сразу несколько процессов в единое целое тоже проблемы не составляло. Чай, не первый раз – сколько на полигоне камней изрезал, и не сосчитать.
Меж пальцев заискрила дежурная дуга, а стоило только начать нагнетать давление, и сразу вспыхнуло ярко-красное жало ионизированной воздушной струи. Приблизил руку к загнутому крылу, и полетели искры. Раз! – и, чавкнув, упал в грязь и легонько зашипел кусок аккуратно отрезанного металла.
Дистанционно провернуть такой трюк, пожалуй бы, не вышло, но вот так, практически на ощупь, любому слесарю фору дам.
– Готово! – объявил я, забрал у Фомы оружие и отошёл к мотоциклу.
– Быстро к обочине прижались! – тут же скомандовал младший сержант. – Ты первый! Давай шевелись! – поторопил он виновника аварии, потом прикрикнул и на второго: – Эй, борода! Не спи, заводи мотор!
Мужики принялись крутить ручки стартеров, а когда первый забрался в кабину и тронулся с места, Фома мигом вскочил на подножку и указал, куда именно следует отогнать автомобиль, чтобы освободить дорогу и оставить место для манёвра второй полуторке. Бородача он тоже проконтролировать не преминул, после выстроил водителей на обочине и предупредил:
– Руки на виду держите! Сейчас колонна пройдёт, и катитесь, куда хотите. Только телегу выдерните сначала!
Со стороны Новинска показались два грузовика и броневик, младший сержант выругался и подбежал к мотоциклу.
– Контролируй их, – приказал Фома, а сам с красным флажком бросился наперехват встречного транспорта.
Заминка оказалась недолгой: почти сразу броневик с грузовиками прижались к обочине, и очередного затора не случилось. Минуту спустя через холм перевалила наша автоколонна; на полной скорости автобусы промчались мимо, полетели из-под колёс брызги грязи. Нервы так и свело в ожидании взрыва или обстрела, но Бог миловал, обошлось.
Дальше пришлось возвращаться за прикрывавшим нас Тимуром, а потом гнать как сумасшедшему, навёрстывая отставание, но и так обошёл автобусы только у самого Новинска, когда до контрольно-пропускного пункта оставалось рукой подать. В городе сопровождать колонну приказа не было, забежали выпить чая и погреться в служебный буфет.
– По пятьдесят грамм? – предложил потиравший озябшие руки снайпер.
– Не дело это, – решительно отказался Фома. – Вернёмся – выпьем.
– Так мы когда ещё вернёмся! – возразил раздосадованный отказом Тимур. – А согреться прямо сейчас надо!
– Кстати! – встрепенулся я, глотнув чая. – Вы о каких-то горячих источниках, помнится, толковали. Это далеко отсюда?
Стрелок презрительно фыркнул.
– Я наружным греться не согласен, только внутренним!
– Да просто интересно, туда вообще сильно сложно добраться? – пояснил я свою мысль. – Если от Новинска? Я бы подружку взял…
Фома рассмеялся и хлопнул меня по плечу.
– В правильном направлении мыслишь. Покажем!
Тимур кивнул с кислым видом.
– Покажем, ага. Нам так и так северной дорогой возвращаться, там совсем небольшой крюк выйдет. Чёрный омут помнишь? Вот километрах в пяти к северо-востоку от него.
Я разочарованно вздохнул.
– Да уж, своим ходом из Новинска замучаешься пилить.
Фома Коромысло только руками развёл.
– Сложности нужны для того, чтобы их преодолевать! Велосипеды в прокате возьмёте, в конце концов. С Чёрным омутом, кстати, тоже не всё просто: вода круглый год примерно одной температуры. Там даже зимой купаются.
– Всё равно далековато, – досадливо поморщился я, допил чай и предложил: – Ну что – выдвигаемся?
Затягивать патрулирование откровенно не хотелось, и причин тому было превеликое множество. Начать хотя бы с того, что мне ещё с Кордона в Новинск мотоцикл перегонять, да и в городе дела – одно неотложней другого.
Вышли на стылый ветер, забрались на мотоцикл, и вот тут уж я его еле завёл, с минуту провозился – не меньше. Впрочем, был у морозца и несомненный плюс: грязь прихватило, ехали будто по брусчатке, ещё и брызги из-под колёс не летели. Заносило, конечно, немного на ледке, но после съезда с трассы замёрзшие лужи попадались нечасто, всё больше трясло на кочках и сосновых корневищах. А в лесу ещё и ветер стих – красота, да и только. Но лето с его жарой и пылью мне, положа руку на сердце, всё же нравилось несравненно больше.
Минут пятнадцать – двадцать мы катили по узкой извилистой дорожке едва ли не со скоростью пешехода и за всё это время не встретили ни единой живой души.
– Может, на пасеку заедем? – предложил Тимур. – Медовухи попьём. Или пивка с мёдом горячего, а?
– Да ну тебя! – отмахнулся Фома. – Зря мы сюда по такой погоде попёрлись, нет здесь никого. Петя, давай на следующей просеке направо, она прямиком к трассе идёт. А горячие ключи сам найдёшь. Они на всех картах обозначены, посмотришь в комендатуре.
Но сворачивать на просеку не пришлось, я загодя притормозил и остановился у перекрёстка, отмеченного двумя полосами примятого снега.
– Легковушка, – с первого взгляда определил Тимур и неуютно поёжился. – Что-то мне это напоминает. Может, ну его к лешему, а?
Фома выбрался из люльки, походил туда-сюда, затем указал в сторону озера и хмыкнул.
– Свяжись с дежурным, – попросил он снайпера. – Вдруг у них информация по транспорту есть. Узнай, какие легковые автомобили в направлении Кордона пропускали.
Тимур досадливо поморщился и зажмурился, а пару минут спустя шумно выдохнул и мотнул головой.
– Порядок! – уверил он нас. – Какие-то мажоры перед Новым годом развеяться решили. Не наши клиенты, чего им мешать?
Но младшего сержанта такой ответ не устроил.
– Цель выезда? – требовательно спросил он.
– Групповая медитация, – ухмыльнулся Тимур. – Два богатеньких мальчика, две смазливые девочки – отчего бы им не помедитировать совместно? – Он согнал с лица ухмылку и уже совершенно серьёзно произнёс: – Заявку они не оформляли, эту ерунду наплели на пропускном пункте. Два часа назад дело было.
Фома махнул рукой.
– Да и чёрт с ними! – объявил он. – Петя, погнали!
Дважды просить меня не пришлось; я завершил разворот и покатил к трассе.
Когда приехали на Кордон, у меня зуб на зуб не попадал. Нет, по мере приближения к Эпицентру воздух заметно теплел, только этого было откровенно недостаточно, чтобы прогнать озноб, вызванный получасовой ездой на студёном ветру. И даже так в душ я не пошёл, не стал и переодеваться. Забежал отметиться в дежурную часть и в сопровождении сержанта Козодоя двинулся в каморку лейтенанта.
Взводный поднялся из-за стола и протянул руку.
– Даже отпускать не хочется, – усмехнулся он. – И не отпустил бы, но тут уж деваться некуда: нас перед фактом поставили.
– Я и сам был бы рад остаться, Игорь Юрьевич… – промямлил я в ответ, определённо покривив при этом душой.
Устал – да. Впрочем, и обратный перевод в Новинск радовал отнюдь не возвращением в комендатуру. Век бы своих бывших сослуживцев не видеть.
– Ничего-ничего, учёба – это святое! Мы тут тебе на прощание подарок организовали. На добрую память! – объявил лейтенант и подмигнул прапорщику. – Так ведь, Данила Сигизмундович?
– А то как же! Подарок – всем подаркам подарок!
Мелькнула мысль, что мне от щедрот зампотеха обломится кожаная куртка, которую пришлось сдать на склад, но разбазаривать подотчётное имущество прапорщик не собирался.
– Поздравляю с присвоением очередного воинского звания, ефрейтор Линь!
Честно говоря, едва челюсть от удивления не отвисла. И нет – это была вовсе не шутка. Взводный, помимо приказа, сразу выдал ещё и лычки.
– Спасибо, Игорь Юрьевич, – пролепетал я.
Натуральным образом пошла кругом голова, и в коридор я вышел изрядно сбитым с толку.
– Захар, это как вообще, а? – обратился там к командиру отделения. – По штатному расписанию взвод ефрейторами полностью укомплектован!
– У нас – да, – ухмыльнулся сержант. – А что там с этим у вас в комендатуре, комбата не колышет. Ему представление закинули, он поржал и подписал. Тебя ж на конец года у нас уже не будет, в отчётность не попадёшь. Учись, Петя, как дела делаются!
Я озадаченно хмыкнул, зашёл в дежурку, попрощался там со всеми, заодно привёл нашивки в соответствие с новым званием. Пусть по возвращении в учебное отделение комендатуры запросто могут разжаловать обратно в рядовые, но во всём должен быть порядок. До конца дня я – ефрейтор. Надо соответствовать.
Заправив мотоцикл, я погрузил в люльку вещмешок и фанерный чемоданчик с пожитками, покинул территорию авточасти и заехал в канцелярию батальона. Там на все формальности не ушло и десяти минут, несравненно дольше получал расчёт. Сначала счетовод с засаленными нарукавниками мучительно медленно высчитывал моё декабрьское жалование, затем пришлось выстоять очередь в кассу. Но ожидание окупилось сторицей: на руки выдали двести пять рублей сорок копеек.
Откуда столько набралось при окладе в сотню? Да буквально – с миру по нитке.
Четвертной – надбавка за профессию, пятёрка – за статус отличника-парашютиста. Тридцатка – доплата за вредность: как оказалось, каждый заезд на территорию Эпицентра прибавлял к довольствию рубль. Остальное пришло от института: их тариф был скромнее и составлял пять копеек за каждый румб сопровождения соискателей. Меня обычно ссаживали при первой же инициации, но и так набежало сорок пять рублей с полтиной.
Плохо разве? Вовсе нет.
К слову, за ассистирование доценту Звонарю при подстройке операторов с каждого оператора мне капало пятьдесят копеек. Не могу сказать, будто прямо разбогател, но с учётом премии в размере оклада за участие в контрдиверсионной операции скопить удалось весьма и весьма немало.
Я устроился на подоконнике в глухом закутке и принялся пересчитывать мятые банкноты разного достоинства, среди которых преобладали зелёные трёшки, синие пятёрки и красные червонцы. Насчитал огромную по моим меркам сумму в семьсот двадцать рублей.
Шик, блеск, красота!
Спрятав деньги, на которые имелись вполне определённые планы, я отправился в столовую при госпитале и плотно там пообедал, а после, как и было условлено, задержался подхватить Аркашу Пасечника и Никиту Алтына.
Ну да – вот уж воистину удивительное дело, но с мясистым егерем мы в итоге очень даже неплохо поладили. Тут много всего сказалось, но в первую очередь свою роль сыграл тот факт, что это именно его отделение выволокло меня с десятого витка Эпицентра в тот день, когда…
В общем – в тот день. Точка.
Вспоминать об известных событиях категорически не хотелось, а официально вспоминать и нечего было; просто в ходе тренировочного полёта из-за допущенной пилотом ошибки произошло крушение самолёта и погибли четверо авиадесантников, а выживший лётчик был взят под арест. Разумеется, шила в мешке не утаишь, и шептались на Кордоне о всяком, но именно что – шептались. И вот эта невозможность открыто рассказать о случившемся посторонним, некая избранность даже, и сблизила меня с егерями. Сначала, конечно, пришлось перебороть себя и поставить парням выпивку, ну а потом здороваться начали, так дальше и пошло всё само собой. Сдружиться – не сдружились, но вполне себе приятельствовали.
Второго числа егерей отправляли на зимние маневры – подальше от Эпицентра, в мороз и снега, а сегодня и завтра всем желающим полагалось увольнение, и я взялся подвезти Аркашу и Никиту в Новинск. Им попутку не искать, мне одному по трассе не ехать. Взаимная выгода, с какой стороны ни посмотри.
Долго ждать егерей не пришлось. Поздоровались, и Алтын устроился в коляске, а мой бывший одноклассник – на заднем сиденье.
– Застегнись, продует, – предупредил я Никиту, который щеголял нагрудным знаком «За отличную службу» и потому ходил нараспашку в любую погоду. – На Кордоне – нормально, а на трассе мигом просквозит.
Вообще эта награда была предметом моей тайной зависти, ещё и поэтому шинель запахнуть посоветовал, чего уж греха таить. Вдвойне обидней было из-за того, что знак полагался и мне, да закрутилась та кутерьма с обвинением в убийстве, и комбат в сердцах отозвал представление, ну а когда во всём разобрались, было уже поздно – поезд ушёл. Обидно, досадно, но жив остался – уже хорошо.
Вот снайпера нашего Голыша солдатским крестом посмертно наградили – ему от этого легче, что ли? В отличие от событий второго сентября, подробности перехвата диверсантов рассекретили почти сразу; лейтенанту и Лизавете Наумовне вручили медали за отвагу, да и я себя обделённым отнюдь не полагал: сто рублей на дороге не валяются.
– Застегнись-застегнись! – добавил я, поскольку Алтын только фыркнул в ответ. – А то вместо танцев будешь сопли на кулак наматывать!
– Как скажешь, мамочка! – фыркнул Никита и всё же запахнул шинель.
Впрочем, этой бравады хватило минут на двадцать – на полпути к Новинску заметно похолодало, там он и застегнулся, и воротник поднял. Даже меня в кожаном плаще встречным потоком воздуха до костей пробирало, что уж о тоненьком драпе говорить!
Когда я высадил егерей у остановки трамвая, они принялись пританцовывать и размахивать руками, пытаясь согреться и разогнать кровь по жилам. А мне – нормально. Я – привык.
– Увидимся! – отсалютовал я напоследок и покатил в комендатуру.
На сердце было неспокойно. Пусть и гнал дурные мысли, уверяя себя, будто ситуация за прошедшие месяцы поменялась кардинально и никому не позволю на себя давить, но от неизбежной конфронтации с Федей Маленским противно ныло под ложечкой. На Борю – плевать, его мигом приструню при необходимости, а вот с Барчуком придётся пободаться.
Но – плевать! Справлюсь!
Запустили меня на территорию без единого вопроса, в авточасти тоже обошлось без проволочек. Думал, придётся самолично мотоцикл мыть, но нет – дежурный техник только рукой махнул.
– Брось! Наряды на мойку техники у ваших оболтусов на неделю вперёд расписаны. Выдраят так, что блестеть будет!
– Здорово! – обрадовался я и начал с помощью шланга избавлять плащ и сапоги от подсохших брызг грязи. – Да! Ещё стартер барахлить начал. Глянете?
– Запишу, посмотрят.
– Спасибо!
Я закинул на одно плечо ремень пистолета-пулемёта, на другое повесил вещмешок, подхватил чемоданчик и двинулся к зданию комендатуры. Там первым делом зашёл в оружейную комнату, разрядил и сдал ППС и ТТ. По идее, ещё числился в оперативном резерве и мог придержать табельное оружие до конца дня, но куда оно мне? Не брать же в город! А что привык постоянно на поясе тяжесть кобуры ощущать – то не беда: как привык, так и отвыкну. Ерунда.
После оружейки сходил в канцелярию и сдал стопку бумаг, а заодно и учётную книжку. Затем уже двинулся в казарму. На стук никто не ответил, отпер дверь комнаты своим ключом, огляделся. Вроде всё как было, так и осталось, и всё же обстановка неуловимо изменилась. Обжитой, что ли, комната стала? Пожалуй, так.
Но моя кровать стояла пустой, так что задвинул под неё чемоданчик и развесил одежду в шкафу, потом встал у окна, раздумывая, как быть дальше. Стоило бы показаться на глаза Дыбе, но это могло и подождать. Увольнительная до двадцати трёх ноль-ноль завтрашнего дня была на руках, и выяснять мнение старшины на этот счёт совершенно не хотелось. Хватит уже того, что канцелярия в курсе.
Переодевшись в полевую форму, я подхватил вещевой мешок и спустился на улицу, оставив плащ в шкафу. На улице было не так уж и холодно, да и на своих двоих передвигаться – это не на мотоцикле нестись, когда ветром всего так и пронизывает. Опять же и бежать недалеко, всего-то до соседнего квартала; Василь в одном из писем подробно дорогу расписал, плутать не придётся.
И всё бы ничего, но на подходе к контрольно-пропускному пункту наткнулся на возвращавшееся из училища отделение с Федей Маленским во главе. Общее количество курсантов не претерпело изменений, а вот состав заметно отличался от прежнего. Не было видно девушек, да ещё куда-то запропали братья-пролетарии, на смену им добавилось несколько незнакомых парней. И, разумеется, просто разойтись не вышло.
– Курсант Линь! – расплылся Федя в улыбке, не предвещавшей мне ничего хорошего. – Что за безобразие у тебя с нашивками?! Немедленно привести их в порядок! Немедленно!
Боря Остроух аж захрюкал от удовольствия, да и новички заухмылялись, но на них – плевать. По уму, наглеть не стоило, вот только для себя я загадал пойти на обострение ситуации при первой же возможности, поэтому в ответ улыбнулся ничуть не менее мерзко.
– Ты, Федя, говори-говори, да не заговаривайся!
Маленский стиснул кулаки и шагнул вперёд. Думал – ударит, но и мысли не возникло принять защитную стойку, да и сдачи бы давать не стал, утёрся. Накатал бы потом рапорт – и всё, после такого в заместителях командира не удержаться.
Увы, Барчук понимал это не хуже моего и на людях махать руками не решился.
– Я. Тебя. Предупредил! – процедил он, размеренно роняя слова.
– До двадцати четырёх ноль-ноль ты, ефрейтор Маленский, для меня полный ноль, – заявил я и двинулся прочь, на ходу поздоровался с Василем, кивнул Мише Поповичу и вышел за ворота, там только шумно выдохнул и разжал судорожно стиснутые кулаки.
Ух! Вот это хватанул адреналина на пустом месте! Вроде ерунда на постном масле, но не люблю такую нервотрёпку, и всё тут. Будто в выгребную яму окунулся. Неприятно.
