Kitobni o'qish: «Лабиринт Венеры»

Shrift:

* * *

Пролог

Репутация известного эрудита всегда помогала ученику седьмого класса Роману Денщикову правильно оценивать происходящие события, не опираясь на мнение окружающих. Лавровый венок признанного гуманитария не пытались оспаривать у него даже матёрые отличники класса. Любой из них понимал тщетность этой затеи, ведь Ромкина любознательность не знала пределов. Исключение составлял лишь один школьный предмет, который ему не нравился, – алгебра. Это было единственное дерево в саду науки, плоды которого не имели для него приятного вкуса. Из прочитанных во множестве романов Ромка вынес твёрдое убеждение, что любая история, от незначительной до самой нашумевшей, начинается с пустяка, мелкой случайности, которые при детальном рассмотрении оказываются чем-то закономерным, предначертанным если не Божьим промыслом, то, по крайней мере, капризами Судьбы.

Кое-что о крепкой мужской дружбе

Конец апреля в Западной Сибири – самый разгар весны. Не обошла она стороной и одно из многочисленных сёл близ западной границы Омской области. Полторы сотни дворов замысловатой линией вытянулись вдоль недалёкой лесной опушки. С другой стороны поблёскивали зеркала двух озёр, которые в половодье приближались почти к околице.

Природа набиралась жизненных сил. Днём по-летнему жарко припекало, а ночи бывали такими, что зуб на зуб не попадал. Просохли сельские улицы. Луга начинали щетиниться молодой травкой, которая, пробиваясь сквозь пожухлую, прошлогоднюю, придавала им неповторимый оттенок. Деревья покачивали ветвями с набухшими почками, источающими такой аромат, что начинала кружиться голова. Основными саженцами в сельских палисадниках были бузина, акация и яблоня-дичка. Тополь, сирень и берёзка попадались редко и считались чудачеством.

Из школы два закадычных друга, Роман Денщиков и Вася Сидоров, как всегда, возвращались вместе. Они часто так делали, когда совпадало количество уроков. На этот раз, кроме обычного портфеля, Ромка заметил в руках друга стопку книг, перехваченных шпагатом. В отличие от читавшего всё подряд Романа, Вася относился к чтению избирательно.

– Что, опять «ЖЗЛ» нахапал?! – глаза Ромки блеснули, как у кота, почуявшего мышь.

– На, посмотри. – Василий передал стопку другу. – Похоже, художественную литературу я отчитал.

Ромка поднял связку до уровня глаз. «Алгебра»… «Геометрия»… «Литература» и «Русский язык» – одни учебники с 5-го по 8-й классы.

– Пора начинать подготовку к выпускным экзаменам, – пояснил Вася, заметив безмолвный и удивлённый взгляд младшего товарища.

– А оно тебе надо? – фыркнул Ромка. – По-моему, ты любой экзамен сдашь без подготовки, прямо сейчас. Ты же лучший ученик класса! Твоя фотография на школьной Доске почёта висит!

– Висеть-то висит, но всё не так просто. Одно дело – текущий учебный процесс, и другое – выпускные экзамены, то есть подведение итогов за время обучения в целом. Это гораздо серьёзнее! Сегодня вот на классном часе мы целую лекцию прослушали и получили экзаменационные билеты по всем предметам.

– Потом что, десятилетку будешь оканчивать? – Ромка небрежно помахал упаковкой книг.

– Нет. – Василий забрал её у друга. – Думаю в Ишим, в ремеслуху податься. Либо в сельское на автослесаря. Или в железнодорожное, на дежурного по станции. Сразу среднее образование с профессией. А после армии можно и об институте подумать.

– Программа максимум! – хохотнул Ромка.

– Но это потом, а сначала нужно эту кучу разгрести. – Василий снова махнул своей поклажей. – Так что, Ромашкин, придётся тебе со мной расстаться. Может, на пока, а может быть, и надолго. Прибивайся к другой компании или ищи нового друга!

Ромка в раздумье опустил голову, голос его зазвучал печально:

– Легко сказать… Вот так мы и теряем лучших и верных товарищей.

– Дружба – вещь взаимовыгодная, поэтому всегда найдётся кто-то рядом. – Василий был старше почти на полтора года, и это позволяло ему говорить снисходительно. – Бескорыстная дружба мужская бывает только в песне.

– А мы с тобой?! – Ромка завёлся с пол-оборота. – Сколько себя помню, столько ты рядом со мной. По-настоящему мы сдружились, когда я в первый класс пошёл. Ты ведь тогда мне свои учебники подарил!

– Корыстный оттенок можно найти всегда и везде, – ухмыльнулся Вася. – Учебники я тебе подарил, чтобы не сдавать их безвозмездно в школьную библиотеку. Ты год проучился и чистенькими отдал их моей младшей сестрёнке Танюшке. А она с ними в школу пошла.

– Ты же меня в шахматы научил играть! – подхватил правила игры Ромка.

– Мне партнёр нужен был, – ответил Василий.

– Кроссвордоманией заразил! – не унимался друг.

– Чтобы подсказки от тебя получать, когда сам справиться не в силах.

– Но у меня быстрее получается, потому что я решаю вразброс – знаю или не знаю. А ты упрёшься в цифровой порядок и пыхтишь! – попытался сгладить остроту ситуации Рома.

– У тебя лучше развито чувство опасности и меры. Я один раз без тебя в баню пошёл – и так напарился, что еле откачали, – воздал ему должное старший.

– Ты выиграл! – оставил за собой последнее слово Роман. – Ещё книги нас с тобой объединяют, только находит один, а читают оба. На гармошке твоей я лишь «Коробейников» да «Во саду ли, в огороде…» освоить успел.

– Да, с музыкой у тебя явные нелады. – Василий свернул на дорожку, ведущую к его дому. – По-моему, медведь тебе на ухо не только наступил, но ещё и потоптался!

– И всё равно я всё самое интересное от тебя перенял, – печаль в голосе Ромки продолжала сгущаться. – И вот… расставаться…

– Да не переживай ты так! – ободрил его Вася. – Пару дней с тобой побуду. Ну давай, до вечера!

И друзья расстались.

О «Кентавре»

Второй Магистр готовился к приёму соратников на личной территории. В его распоряжении была собственная комната, в которую, по сути, никто не заходил: братья-погодки служили в армии, а мама целыми днями пропадала на работе и появлялась здесь только для генеральной уборки. Право поддерживать повседневный порядок в своих владениях Второй Магистр оставил за собой. Вот и сейчас он подмёл пол и выдвинул на середину комнаты круглый стол. Книги, лежавшие на нём, убрал в шкаф.

– И всё в порядке! – заключил он, окинув убранство придирчивым мужским взглядом.

В это время на крыльце послышались шаги, и в комнату вошёл Первый Магистр ордена. Мелькнула подкова, раздался громкий шёпот, озвучивший тайный пароль:

– Молчание и Действие!

Следом подоспели другие тайные заседатели – и минут через пять собрание ордена можно было считать открытым. Один из эмиссаров поставил на подоконник принесённый с собой транзисторный приёмник. Его негромкий звук создавал хорошую шумовую завесу от подслушивания под окном. И хотя все были уверены, что никто их не выслеживает, ритуал свято соблюдался.

Второй Магистр прошёл к свободному стулу, сел и распахнул ворот рубашки. Из-под него показалась мастерски выполненная из полтинника подкова с вправленными зелёными камешками – знак Второго Магистра ордена «Кентавр».

Мало кто знал о существовании этой организации, тем не менее многие ощутили на себе её могущество, даже не подозревая об этом. Друзья становились врагами, влюблённые начинали ненавидеть друг друга – и всё из-за «Кентавра». Вообще, человекоконь – это символ природной целеустремлённости, сочетания человеческого ума и лошадиной грации с работоспособностью. Что ж, звучит тонко и обнадёживающе. Это вам не «Ковбой» или «Амазонка». Последнее ещё куда ни шло – олицетворение женской красоты и воинской доблести. Зато «Ковбой» старо и пошло – пастух. Полной программы ордена не знал никто: Первый Магистр никому её не рассказывал. Каждый отвечал только за порученное ему дело. После двух лет подпольной деятельности простые «кентавровцы» поняли, что основная миссия сводится к одному – контролю общественных нравов.

Итак, Первый Магистр с подковой из полтинника сидел в общем ряду круглого стола. Его пухлые щёки лоснились, а рыбий рот оставался плотно сжатым. Рубины на подвеске кроваво посверкивали в полумраке комнаты. У каждого члена ордена были свои камни в подковах согласно цветовому спектру.

– Соратники мои, вольные всадники! – Первый Магистр задумчиво повертел в руках своё украшение. – В интересах Дела мне нужна информация о Романе Денщикове!

– Нашёл о ком спросить! – пренебрежительно хмыкнул один из эмиссаров.

– А что тут такого? – повернулся и строго посмотрел на него Первый Магистр.

– Да незаметный он какой-то, – поддержал эмиссара Второй Магистр, – тихий…

– В тихом омуте черти водятся! – продолжал придерживаться строгого тона главный. – На сегодняшний день мы не знаем о нём ничего, кроме того, что он наш одноклассник. Даю вам неделю на сбор информации. Важна любая мелочь. У меня всё. Молчание и Действие!

Первый Магистр встал, за ним последовали остальные. Подковы исчезли под застёгнутыми воротничками.

– Молчание и Действие! – суровым шёпотом произносил каждый эмиссар, покидая помещение.

Последним вышел Второй Магистр.

Одноклассники

Соскучившись за долгую снежную зиму по яркому, тёплому солнышку и просыхающим буро-зелёным полянкам, дети собирались в стайки и играли – до изнеможения, до темноты, забывая обо всём на свете, кроме уроков. Потому что весна весной, а уроки учить необходимо. Двойка в конце учебного года – штука малоприятная, так что основная масса играющих появлялась на улице часов в шесть-семь вечера, когда уроки были уже выучены и все заботы оставались позади.

На одной из таких лужаек к детской компании подошёл паренёк лет четырнадцати. Поношенные джинсы фирмы «Рассвет» с неповторимым изяществом сидели на его ладной фигурке. Куртка была щегольски застёгнута лишь на одну нижнюю пуговицу. Костюм дополняли резиновые сапоги и простая кепка. На высокий лоб свисала прямая чёлка. Короткая школьная стрижка тёмно-каштановых волос открывала маленькие, плотно прижатые к голове уши. Прямой взгляд карих глаз свидетельствовал о наличии твёрдого характера.

– Васёк! – окликнул он своего закадычного друга, ученика восьмого класса и ярого поклонника остросюжетных романов. – Что же ты без меня ушёл?!

– А сколько можно было ждать? – откликнулся белобрысый крепыш с греческим профилем и лёгкой россыпью веснушек на переносице.

– Ромка! Денщик! Будешь с нами играть? – раздалось сразу несколько голосов.

– А зачем я, по-вашему, сюда пришёл? – с весёлым задором в голосе откликнулся тот.

Игра в этой компании, на которую мы сейчас обратим самое пристальное внимание, была в самом разгаре. Ромку приняли без долгих разговоров, вот только оказался он в противоположной другу команде. Чуть потревоженная его вторжением, игра вскоре вновь стала крайне оживлённой. Её фоном, как всегда, были лёгкий спор, смех и шутки над неудачниками. Здесь же Ромка увидел своего бывшего дружка Фёдора, рубаху-парня и отъявленного сорванца. Они дружили лет шесть, пока однажды, год назад, не разошлись во мнении об одном общем знакомом – и дружбе пришёл конец. Сейчас они уже не помнили прошлого и как ни в чём не бывало веселились вместе. Кроме весеннего воодушевления, их подогревало присутствие девчат. И вдвоём у них неплохо получалось быть заводилами. Во всём, что не касалось книг, Ромка был обычным мальчишкой – весёлым, общительным, в меру озорным. Когда приходил их черёд бить по мячу (а игра шла в лапту), удар получался таким, что мяч улетал далеко в сторону. Громко хохоча, Ромка и Федя первыми бросались его искать. Ищут-поищут – и найденный мяч вновь вступает в игру. И так до следующего раза. Поскользнувшись, Ромка поднялся и, не задумываясь, вытер грязную руку о лицо Фёдора.

– Теперь ты тоже Федька-Умойся-Грязью! – показал он на него пальцем и рассмеялся.

Продолжая веселиться, приятели дошли до того, что выпачкали лица друг другу. Под общий смех они обнялись и отправились умываться в ближайшую лужу. Благо те были повсюду. Умывшись, ребята вернулись к компании и заметили пополнение: за время их отсутствия подошли два Ромкиных одноклассника.

Костя Дубровский был одет в поношенную офицерскую форму без погон и петлиц. Мундир, бриджи и яловые сапоги раньше принадлежали его старшему брату и были чуть велики, но это не сразу бросалось в глаза. Тулья фуражки специально была высоко задрана, как у фашистских офицеров в кинофильмах; из-под козырька виднелась косая чёлка. Дополняли сходство чуть оттопыренная нижняя губа и презрительно прищуренные глазки. «Ну и видок! – отметил про себя Ромка. – Типичный диктатор из какой-нибудь банановой республики».

Иван Королёв был на голову ниже одноклассников, одевался в простую одежду. И только завитой чуб был зачёсан на козырёк фуражки-восьмиклинки, как у донского казака на лубочной картинке времён Первой мировой войны. Эти ребята, особенно Костя, слыли известными в селе и школе хулиганами, поэтому особого восторга от их появления никто не почувствовал. Однако расходиться не хотелось, и все решили примириться в ожидании дальнейшего веселья. Лапта уже порядком надоела, и все охотно согласились на предложение Кости поиграть в «ремень». Против обыкновения новички играли без нарушения правил, не сквернословили и вообще вели себя довольно тихо. Вот только бегали как-то неуклюже и с неохотой. Ромка не замедлил полюбопытствовать на этот счёт.

– Выпей три бутылки газводы, и ты будешь так бегать! – парировал Костя.

Объяснение удовлетворило всех: газвода из-за весенней распутицы была довольно большой редкостью в сельмаге, поэтому наслаждаться ею приходилось впрок.

Тем временем солнце закатилось за горизонт, и сумерки дымчатым пологом опустились на землю. В низинах начал скапливаться туман. Издалека его белые облачка походили на небольшие озерки. В свои права вступала ночь – тихая, лунная и, по сравнению с прошлыми, довольно-таки тёплая. У ближнего пруда гомонили, устраиваясь на ночь, утки, недавно прилетевшие с юга. Крепко сбитая компания начала помаленьку расходиться. Кто-то сам, кого-то звали родители. То там, то здесь раздавался их призывный и беспокойный голос. Время подходило к одиннадцати, и на поляне остались только четверо мальчишек.

– Вы, парни, сейчас куда? – поинтересовался Костя. – Давайте по селу крутанёмся, Ивана домой проводим.

А почему бы и нет? Прекрасно проведённый вечер требовал продолжения, и идти домой совсем не хотелось. Друзья переглянулись, поняв друг друга без слов, и последовали за приятелем.

Дом Вани стоял на противоположном конце села, а Костя, Ромка и Вася жили на одной улице, поэтому отношения у них были если не дружескими, то, по крайней мере, приятельскими. Дорогой сам собой зашёл разговор о сокровенной теме в жизни четырнадцатилетних мальчишек – о девчонках. Для Романа эта область жизни была совершенно новой и неизвестной. Его познания о женщинах не выходили за рамки романов, и сейчас, в обществе сверстников, он знакомился с ними как со второй половиной земного населения. В книгах женщины описывались как нежные и милые создания, достойные восхищения и поклонения. Однако в беседе литературная романтика вскоре сменилась обыденностью повседневности. С этих минут что-то новое и грустное, словно невозвратная потеря, поселилось в душе мальчика. Так оно и было – он расставался с детством.

В один момент Рома не выдержал и задал вопрос, который давно вертелся у него на языке:

– Костя, а как называется, когда переходишь дорогу другому? Вася пишет письма Людмиле, а сегодня я случайно узнал, что ей пишешь и ты…

– Ладно, не базарь, а то можешь схлопотать за разглашение чужой тайны! – Васёк с силой дёрнул Ромку за рукав, и тот почти развернулся на одном месте.

После минуты неловкого молчания разговор вошёл в прежнее русло, но вопрос остался без ответа. Разве мог Ромка тогда предположить, что в ближайшие два месяца получит его от самой жизни? Полная тайн, тревог, важных новостей и случайных открытий, она началась для него именно в тот вечер. Ему предстоял новый этап становления и глобального анализа того, что он уже знал и что ещё предстояло узнать.

Домой Роман вернулся далеко за полночь.

Ромка в школе

Денщиков поднёс к губам два пальца и пронзительно, по-разбойничьи свистнул. Стая голубей испуганно взметнулась с крыши и бестолково засуетилась в небе. В окне мелькнула физиономия Кости, а через минуту он и сам появился на крыльце. Друзья поздоровались и, разговаривая на ходу, отправились в школу.

– Ты алгебру сделал? – спросил Костя, поправляя уголки воротничка и узел галстука – щёголь он был известный.

– Какое там! – обречённо качнул головой Ромка. – Разошлись-то во сколько? Я утром в себя пришёл только после крепкого чая с молоком. Учебники перебросил, и всё.

– Не переживай! – ободрил его Костя. – Сейчас у девок перепишем. Хотя… ты не списываешь…

– Роман Денщиков и списывание, – гордо вскинул голову Ромка, – вещи несовместимые! Это ниже моего достоинства и выше понимания. Списывание – это чужая работа, оформленная твоим почерком. Лучше смерть под обломками классной доски! Проще повеситься на школьной люстре.

– А двойка? – ухмыльнулся Костя.

– Двойку можно исправить. А как лечить больное самолюбие?

– Ну ты и чудак! – повертел пальцем у виска товарищ.

– Да знаю я… Но каждый сам устанавливает меру собственной испорченности. – Ромка попридержал школьную калитку и дал Косте возможность войти первому.

Восьмилетняя школа располагалась в центре села. Это было простое деревянное строение внушительных размеров, стоящее на пригорке на высоком фундаменте, с огромными окнами и шатровой крышей. Ромка относился к нему с внутренним пиететом, ведь из рассказов мамы он знал, что выбор столь удачного места и сооружение здания – дело рук его отца. Инженер-строитель Илья Денщиков в своё время был бригадиром сельских строителей. Школа и Ромка были ровесниками, только мальчик родился в июне, а школу сдали «под ключ» к Первому сентября.

Прошло всего несколько дней после того, как Ромка познакомился с Костей и Ваней чуть ближе, нежели просто с одноклассниками, но уже чувствовал себя с ними как с давними, настоящими друзьями. Раньше на переменах он постоянно отирался в соседнем восьмом классе, в котором учился его друг детства Василий. Теперь же он неотлучно находился в компании двух своих одноклассников и шатался с ними по школьному коридору. Вася нисколько не сердился на него за это новое знакомство и даже радовался, что Ромка не надоедает ему своим присутствием, ведь через месяц выпускные экзамены.

– Слушай, ты добрые дела делать умеешь?

– Надобно полагать, что да… – начал было отвечать Роман, прикидывая, к чему это может привести.

– Тогда выручай! В классном журнале я увидел, что у математички против твоей и моей фамилии поставлены точки. Значит, может спросить! Если тебя выберет первым, сделай так, чтобы на меня она уже не переключилась. Примени свою «коронку», отвлеки, заставь говорить на посторонние темы!

– Ну, если математичка, тогда всё предсказуемо и под контролем. Первую половину урока она объясняет новую тему, а потом проверяет домашнюю работу. Естественно, меня она спросит первым, ведь по алфавиту Денщиков раньше стоит, чем Дубровский. Постараюсь помочь!

За этой беседой друзья пересекли огромный школьный двор и приблизились к крыльцу.

– Денщиков, у тебя что, мозги заплесневели?! – Окрик преподавательницы на уроке подействовал как удар хлыста и в то же время как сигнал к противодействию.

– А в чём дело? – Ромка на шаг отступил от классной доски и внимательно перечитал написанное. – По-моему, всё правильно.

– Да, правильно. Но сколько времени ты потратил на такое простое уравнение?! Тут делов-то на пару минут даже для человека с уровнем интеллекта ниже среднего! – продолжала пылать праведным гневом математичка, оскорблённая в лучших чувствах за вверенный её попечению предмет.

– Уже всё. – Ромка старательно дописал последние цифры. – Вам легко рассуждать, Наталья Тимофеевна, вы только год назад окончили институт, а я простой ученик. Да, не Лобачевский, и математика – гимнастика не для моего ума. Вот только посредственностью меня считаете одна вы. Преподаватели гуманитарных наук высокого обо мне мнения.

– Но я же не хотела сказать ничего обидного… – попыталась оправдаться молодая миниатюрная девушка, сидящая за учительским столом.

– Наталья Тимофеевна, – чуть повысил голос Роман, стараясь не упустить перехваченную инициативу, – я тоже нисколько не посягаю на ваш педагогический авторитет, но ответьте мне чисто по-человечески: какое практическое значение будет иметь для меня ваш предмет после окончания школы?

– Он необходим для гармоничного развития личности, – несмело начала преподавательница, сбитая с толку мощным потоком красноречия.

Жестом древнегреческого оратора Ромка поднял вверх руку с раскрытой ладонью, призывая весь класс к вниманию. Другой он патетически ткнул в исписанную им классную доску.

– А что гармонически развитая личность будет исчислять по этим формулам – свою зарплату или поголовье крупного рогатого скота на местной ферме?

– Но как же тогда высшее образование?.. – безуспешно попыталась возразить учительница.

Ромка на мгновение скривился, как от зубной боли:

– Если небесные силы всё же сподвигнут меня на высшее образование, то это будет либо географический, либо исторический факультет.

– Алгебра – такая же школьная дисциплина, как и прочие, – справилась с охватившим её волнением Наталья Тимофеевна. – И учить её обязаны все! Тройку сегодня ты заработал честно, но если не изменишь отношения к предмету, то я гарантирую, что на выпускных экзаменах ты у меня наплачешься, прежде чем её получишь. Садись на место и не забудь подать дневник!

– До выпускных экзаменов ещё год, и, как говорил Ходжа Насреддин: «К тому времени либо караван придёт, либо падишах умрёт», – оставил за собой последнее слово Рома, продвигаясь к своей парте.

Следующим к доске пойдёт… – занесла ручку над страницей классного журнала преподавательница, но звонок известил, что урок окончен.

Bepul matn qismi tugad.