Все думы – о вас. Письма семье из лагерей и тюрем 1933-1937 гг.

Письма о. Павла Флоренского из лагерей занимают особое место в его наследии . Написанные в тяжелейших условиях лагеря , они исполнены удивительной силы духа , ощущения глубины и гармонии бытия . Адресованные самым близким людям , они обращены к «сокровенному» человеку . В книгу вошли «Завещание» о. Павла ; поэма «Оро» , написанная в лагерях , а также раздел контакты , подробно раскрывающий обстоятельства мученической кончины Павла Флоренского . Книга содержит богатый иллюстративный материал , в том числе рисунки о. Павла , редкие семейные фотографии , подлинные документы .

Флоренский принял революцию, «не снимая сана». В то время как все его друзья эмигрировали, осели в Берлине и Париже, и обливались слезами в тоске по родине, Флоренский жил в России, сотрудничал с советской властью, считая ее «единственно реальной силой, могущей провести улучшение положения массы». Он работал во «Всесоюзном электротехническом институте» по программе электрификации страны, разрабатывал российский изоляционный материал, преподавал во ВХУТЕМАСе. Тайно служил. Почему Флоренский, как писал его друг С.Н. Булгаков, сделал осознанный выбор между Парижем и Соловками в пользу Соловков, судить сложно. Особенно нам. Другой масштаб времени, другой масштаб личностей. Но факт остается фактом, советская власть не поверила батюшке-физику, и в 1933 году он был арестован. Его обвинили в создании несуществующей национал-фашистской организации «Партия возрождения России». И приговорили к десяти годам лагерей.

Первым местом его заключения оказался город Сковородино на Дальнем Востоке. Здесь, в шарашке, он продолжил научную деятельность на Опытной мерзлотной станции. Вместе с группой ученых он занялся исследованием грунтов вечной мерзлоты. И ему, символисту, мерзлота открылась как тайная вселенная. Ощущение близости тайны Флоренский ценил выше всего. Он писал, что прикрытые мерзлотой, таятся в земле горечи, обиды и печальные наблюдения прошлого. Мерзлота, как глубокая родовая память, хранит мудрость веков, но и кошмар. И освободив мерзлоту ото льда, мы выпустим этот хаос.

За короткое время на мерзлотной станции Флоренскому удалось сделать очень много. «Явление так мало изучено, что каждый день приносит открытия», – писал он. Эксперименты, доклады, лекции. Он даже успел отправить две статьи о мерзлоте в Академию Наук, участвуя заочно во Всесоюзном мерзлотном съезде. Заключенный Флоренский в Сковородино пережил сильный творческий подъем, задумал написать книгу о мерзлоте, словарь и грамоту орочанского (местного) языка. Даже сочинил стихотворную поэму про то, как орочанский мальчик попадает на исследовательскую станцию, и ссыльный грузин ведет с ним долгие беседы, а потом мальчик сам становится исследователем. Флоренский надеялся, что его занятия будут «полезны для государства». И все шло хорошо. В 1934 году его представили к получению «ударной книжки». Но работа была прервана…

Благодаря каким-то внешним причинам, его переводят в Соловецкий лагерь. Здесь свободы становится много меньше, условия хуже. Климат и лица – одинаково серые. Больше всего переживет Флоренский, что прервана его исследовательская работа. Но проходят первые месяцы тоски, и отец Павел стоит перед сараем с кривой надписью «Лаборатория». Теперь он занимается добычей йода из водорослей. Этот великий ученый, человек эпохи Возрождения, богослов, физик и священник – опять при деле.

Письма, которые он писал с 1933 года по 1937-й – поразительны. Он мог писать только родственникам, поэтому круг его адресатов ограничен семью людьми. Это мать, жена и пятеро детей. И как в хорошем литературном произведении, мы видим семь совершенно разных сюжетных линии. Он говорит на семь голосов и развивает семь тематических блоков. Маму он не тревожит подробностями лагерной жизни, подбадривает и рассказывает о встречах с кавказцами. Сравнивает дальневосточные закаты с батумскими. Его мама была армянкой. Жене он дает указания и пишет о любви, которую «не умеет выразить». С двумя старшими сыновьями говорит о науке. Только они могут понять, чем занимается отец. С мальчиками он говорит, как с взрослыми: «Пора тебе уже понимать, – пишет он старшему, Василию, – что все происходящее имеет свой смысл и делается так, что в общем жизнь направляется к лучшему. Старайся радоваться тому, что тебе дается». Со средней дочерью Ольгой Флоренский говорит о литературе и искусстве. Дает ей список литературы для чтения, но предупреждает, что в литературе нельзя просто удовлетворяться фабулой. Надо понимать, как сделано произведение в целом и в отдельных элементах, и для чего оно сделано именно так. Младшему Мику – рассказывает о природе, про уссурийских тигров, оленях и морских зайцах, делая свои письма сказками. А в голове младшей дочери Тики пробуждает воображение, просит побольше общаться с курочкой Жонеттой и посылает весточки с комарами: «Мне бы хотелось, дорогая Тика, чтобы твои щечки всегда были розовыми, и не только после прогулки, а всегда. Для этого тебе надо побольше: 1. есть, 2. спать, 3. гулять. Предлагаю тебе заключить с Васей договор соревнования на еду, спанье, гуляние, розовость щек и толщину. Непременно заключи и напиши мне, кто оказался из вас впереди. Ты совсем не написала про своих кукол. Как они у тебя живут, слушаются ли тебя и не шалят ли по ночам, когда спишь?»

Флоренский, конечно, переживал разлуку с близкими, страдал от потери очков, раздражался, что в камере много народу, и невозможно сосредоточиться… Но, в целом, его письма – пример колоссальной крепости духа и внутренней дисциплины человека, смиренно и безропотно принимающего свою судьбу. В присутствии такого человека, пусть даже и в виде книжки на полке, любые жалобы и ропот должны звучать ужасно пошло. «Уже давно я пришел к выводу, – пишет Флоренский жене, – что наши желания в жизни осуществляются, но со слишком большим опозданием и в неузнаваемо-карикатурном виде. Последние годы мне хотелось жить через стенку от лаборатории – это осуществилось, но в Сковородине. Хотелось заниматься грунтами – осуществилось там же. Ранее у меня была мечта жить в монастыре – живу в монастыре, но в Соловках. В детстве я бредил, как бы жить на острове, видеть приливы-отливы, возиться с водорослями. И вот я на острове, вижу приливы-отливы и только и делаю, что занимаюсь водорослями». Флоренский успел отсидеть почти половину положенного ему срока. 8 декабря 1937 года его расстреляли.