Книга интересная, так как очень интересна и личность самого Флоренского, так и времена, о которых он пишет. Советую прочесть всем, кто читает не для того, чтобы убить время
Hajm 341 sahifa
2000 yil
Детям моим. Воспоминания прошлых лет
Kitob haqida
Воспоминания Флоренского. Произведение, стоящее много выше обычной мемуарной прозы, – потому что прошлое ЛИЧНОЕ в нем накладывается на прошлое НАШЕЙ СТРАНЫ, а судьба России «страшных лет», в свою очередь, претерпевает удивительное философское и этическое переосмысление, позволяющее нам глубже и полнее осознать масштаб и истинность концепции этого великого русского философа…
Janrlar va teglar
Наверное, нет ничего интереснее темы самопознания, которое открывается в воспоминаниях о смутных детских интуициях жизни, мира, себя в нем. Символист и мистик, священник и ученый, Флоренский как никто другой интересен как рассказчик о собственном прошлом. Воспоминания детства строятся на основе актуализации первого индивидуального опыта любознательного и одаренного ребенка, на который наслаиваются оценки и суждения взрослых, позднейшая рефлексия самого автора, одного из гениальных людей XX в. Не случайно любимый символ памяти у Флоренского – слоистый камень, в напластованиях которого одновременно присутствуют все времена. " Слоистые камни
представлялись мне прямым доказательством вечной действительности прошлого: вот они – слои времен – спят друг на друге, крепко прижавшись, в немом покое; но напрягусь я, и они заговорят со мною, – я уверен, – потекут ритмом времени, зашумят, как прибой веков". Не отсюда ли конкретная метафизика Флоренского, его «слоистая» одаренность и универсальность?
Автор пишет своим детям, приобщая их к памяти рода, и не только рода Флоренских, но и общечеловеческого. И обратим внимание, когда он пишет? С 1916 по 1926 г., когда проблема сохранения памяти стояла остро для многих «бывших». Чрезвычайно интересная книга!
Izoh qoldiring
Мне кажется еще, не эти ли же слова табуируются у дикарей, психологию
как сейчас, представляю наскоро набросанного синим карандашом, вероятно, орангутанга, по немецкому Conversations Lexikon Meyers1 который, как я отчетливо понимал тогда, стоит безусловным стражем этого восхитительного изобилия, против которого не может быть возражений, на которого некому жаловаться, который выше даже внутреннего обсуждения. Нарисованный – и живой, более, мощнее,
простое» вовсе не так просто, как его хотят представить, что «объясненное» вовсе не так объяснено, как этим льстят себе объяснители. Непрерывное вовсе не непрерывно, тождественное – не тождественно, а различно, различное же – не различно, а тождественно.
Izohlar
2