Kitobni o'qish: «Аркус. Маг из низшей касты»

Shrift:

Часть I
Фиолетовая бездна

Глава первая
Ежовые ягоды

Я замер от ужаса. До слуха донёсся треск веток и злобный вой. Волки?! На уроках учили отпугивать заклинанием злую собаку или, мы смеялись, не очень голодного медведя, но ничего не говорилось о том, как противостоять стае волков! Я судорожно огляделся, хотя знал: вокруг только ежовые деревья, каждая ветвь которых увешана ягодами и покрыта острыми шипами.

Я начал карабкаться. Иглы длиною в локоть торчали под всеми мыслимыми и немыслимыми углами даже из ствола. Одно неловкое движение – и будешь выглядеть так, словно тебя положили между двух дикобразов. Приходилось держаться за ветви, еле втискивая пальцы между шипов, и срубать ножом острые колючки на стволе. Отсечённые иглы летели в разные стороны, царапая руки и лицо. Ладони стали красными и липкими – ягодный сок смешался с кровью.

Сердце забилось чаще и громче, вторя глухому топоту мускулистых лап. Я боялся почувствовать, как волки вгрызаются мне в лодыжки и стаскивают на землю. Страх перед хищниками затмил страх высоты, но всё же я не смотрел вниз и взбирался выше и выше. Под ногой обломилась ветка, и я едва не сорвался. Испуганно вскрикнув, я в оцепенении застыл. Затем медленно опустил взгляд. На меня глядели десять пар жёлтых глаз, чёрные носы с жадностью втягивали воздух, из приоткрытых пастей капала слюна.

Я очистил толстую ветку от шипов и уселся верхом – волкам было меня не достать. С трудом переводя дыхание, я попытался успокоиться, но вместо этого в отчаянии заругался:

– Твари бесцветные! Идите оленей ловите! – я швырнул в них горсть ягод из лукошка, болтающегося на шее. Жаль, что не булыжники. – А ещё лучше сожрите Синего господина, который послал меня в этот проклятый лес!

Я сказал это вслух? Я испуганно посмотрел на фиолетовый браслет на левой руке, ожидая, что он безжалостно обожжёт мне руку, но ничего не произошло. Может, потому что рядом нет Ярких? И Белые жрецы, наши отцы и хранители, простили меня?

Волк, в которого попала моя растительная картечь, встрепенулся и рыкнул. Что же делать? Я несколько раз глубоко вдохнул, чтобы прояснить ум. Вместо этого закружилась голова – вернулся страх высоты. Чтобы унять тошноту, я уставился на ветки перед собой.

В школе мы почти не колдовали, но я всё-таки вспомнил мыслеобраз подходящего заклятия. Я сосредоточился на своём страхе и представил, как собираю его в комок, словно раскатанное тесто, которое нужно превратить в булку. Я выбрал самого неприглядного волка, поднял руку с браслетом, чтобы он и хищник были на одной линии, и произнёс:

– Сагитта тимор!

Светло-фиолетовый сгусток страха ударил в хищника. Волк испуганно заскулил и побежал прочь с поляны. Только хвост и мелькнул. Да и мне как будто стало легче. Прошло пять минут, и его морда показалась из-за деревьев. Осмотрев сородичей, которые по-прежнему никуда не собирались и никого не боялись, напуганный мною волк вернулся на пост. И встал в очередь за ужином из самого худого парня на свете.

Меня послал в лес за ежовыми ягодами Синий господин, зная, что мне придётся идти далеко вглубь леса и искать нетронутое дерево. Иглы отрастали за пару дней, а вот ягоды появлялись лишь раз в год. Дыхание снова участилось, теперь от злости. С нами, Фиолетовыми, обращаются хуже, чем со старыми вещами!

«С какой стати я должен делать то, что сказал чужой человек? Чем он отличается от меня, кроме цвета браслета?» – возмущался я после каждого тяжёлого задания. Мама шикала на меня, папа говорил, что у меня это подростковое и я образумлюсь. Только дед, которого ещё называли Фостером-древним, довольно улыбался щербатым ртом. Старшая сестра, словно музыкальная шкатулка, заучено повторяла слова школьных учителей: «Кастовая система вывела мир из Хаоса. Радужная сфера, главный артефакт Аркуса, даёт каждому человеку столько магических сил, сколько он заслужил по праву рождения».

– Дала бы поровну, – неизменно возражал я.

– Марк! – восклицала Анна. – Надеюсь, этого никогда не услышат Яркие.

Яркими называли всех, чей цвет располагался в радуге выше твоего. Для нас Яркими были все.

Поморосил и закончился противный ледяной дождь. Небольшая тучка словно специально прилетала, чтобы вымочить меня до нитки и быстро убраться восвояси. Я поднял голову и увидел, как небосвод расчертила широкая яркая радуга, напоминая всем людям, где их место. Фиолетовая полоса была самой нижней, ближе всех к земле. И именно широкий фиолетовый браслет, браслет самой низшей касты, уродовал моё левое запястье. Синяя полоса радуги вольготно лежала на фиолетовой, как на мягкой подстилке. И только нам, Фиолетовым, не на кого было опереться и некому было приказывать.

– Помогите! – крикнул я без особой надежды.

Час шёл за часом, ноги и спина затекли. Я торчал на ежовом дереве, как особо крупная «ягода», а внизу, словно это было их единственным делом, ждали «урожай» волки. Радуга и солнце пропали с неба, уступив место сумеркам. Весь мир погрузился в мрачную бесцветность. Мокрая одежда для холода – открытая дверь. Я начал стучать зубами. «Раз я не могу согреться сам, согрею волка», – мстительно подумал я и представил копьё, наконечник которого искрится от огня. Подняв руку с браслетом, я выкрикнул:

– Сцинтилла миссиле!

Завоняло палёной шерстью, загривок крупного волка задымился. Хищник с рычанием вскочил, напугав собратьев. Видимо, я выбрал самого умного волка. Вместо того чтобы выть и бестолково бегать по поляне, раздувая пламя, он начал кататься по земле, словно его одолела чесотка. Мокрая трава быстро сбила хилое пламя.

Браслет, или, как его ещё называли, обручье, сильно нагрелся, предупреждая, что я потратил слишком много сил из фиолетовой полосы Радужной сферы. Довольно-таки жадный артефакт, на мой взгляд. Бесцветные!.. Как же мало я мог сделать с помощью магии!

Почему волки выбрали меня? Не нашлось добычи полегче, или я выгляжу как хромой лось?

– Бесцветные вас забери! – снова заругался.

Я знал, что дома распереживалась мама, Анна пытается её успокоить, а папа стал молчаливее обычного. Я отогнал неприятные мысли. Меня никто, слава жрецам, ещё не съел. Даже в ночном лесу рядом со стаей волков мысль о собственной смерти казалась невероятной. Ведь мне только пятнадцать! Хотя смерть нередко забирала детей из низшей касты, и мне уже трижды приходилось бывать на похоронах. Совсем недавно Эд, парень с центральной улицы, упал с ежового дерева. Распорол всё тело и выколол глаз. Жестокая судьба даже для Фиолетового. После этого случая управляющий Рэй должен был запретить Синим давать нам такие задания! Но нет, я посреди леса сижу на ежовом дереве, а на соседней ветке висит наполовину набранное лукошко.

Я представил, как волки жадно рвут меня на куски, обгладывают и разгрызают кости. Так и хоронить нечего будет! Чтобы немного отвлечься, я крепче сжал верный нож – Цертус, подаренный дедом на день рождения. Тёплая белая рукоять, выточенная из грудной кости древнего зверя, придавала уверенности. На ней окружённый замысловатыми рунами сиял крошечный изумруд. Дед заговорщицки прошептал, что душа зверя по-прежнему живёт в артефакте, и мы подружимся с Цертусом, раз у нас глаза одного цвета.

Нож был волшебным, и я им гордился. Он не тупился и не ранил хозяина, его нельзя было потерять. Если ты его обронил, то обязательно потом натыкался на него в самых неожиданных местах. Правда, нож такого отношения не любил. И чем чаще ты его будешь терять, тем дольше потом не сможешь найти. Но самым главным волшебным свойством ножа было то, что его никто не мог забрать. Цертус можно подарить лишь добровольно. Даже если Синий прикажет отдать артефакт, то через какое-то время нож у него потеряется, а я его найду.

Серый кисель сумерек с каждой минутой становился гуще. От холода и напряжения клонило в сон, но спать было нельзя. Я дома-то иногда с кровати падал, а здесь и вовсе как корова на жёрдочке. Я вытащил из штанов узкий ремешок и привязал ноги выше колен к ветке, на которой сидел. Вряд ли ремень меня выдержит, но, по крайней мере, даст мне несколько секунд, чтобы очнуться, если я всё-таки усну. Я представил, что мой браслет светится светло-фиолетовым светом, и произнес простое заклинание:

– Луцет.

Браслет мигнул и погас, не дав света даже на пару минут. Эта нехитрая магия выпила последние силы. Я начал клевать носом. Когда кругом шипы, а внизу волки, сон – не лучшее занятие. Чтобы не умереть от безделья, я кидал в рот по ягодке и долго рассасывал. Кисловатый привкус притупил жажду. Но через полчаса с непривычки и от голода желудок начал сжиматься в болезненных спазмах.

– Давай, Марк, не спи, – произнёс я и неуверенно дал себе пощёчину. Затем зарядил оплеуху посильнее – больно, но вроде помогло.

Не знаю, сколько прошло времени: минута, час или ночь, но я всё-таки уснул. Я дёрнулся, спросонья думая, что в меня вонзаются жёлтые клыки. Нет, всего лишь оцарапал руку об начавшие отрастать шипы. Сон улетучился – я сидел на дереве. Жалкие капли крови всполошили двух волков, они с жадностью принялись нюхать воздух, словно были вампирами, а не лесными хищниками.

Рассветало. Поднялся ветер, стало ещё холоднее. Нос почти не дышал, ноги и руки затекли и окоченели, зубы начали отбивать предательскую дробь. Сейчас я жалел, что не пухлый, как мой лучший друг Гай. Тот, казалось, никогда не мёрз. Из-за худобы я даже купался с трудом – губы тут же синели, а кожа покрывалась мурашками. Я невесело хмыкнул: под Гаем ветка наверняка бы обломилась.

Я с ностальгией вспомнил последний обед, который был… Вчера? Или вечность назад? Горячая куриная лапша с картошечкой – таким мы себя баловали от силы раз в неделю. Но я даже доесть не успел – пришёл Синий и отправил за ежовыми ягодами. Что за срочность? Или меня так наказывают?

Я постарался отвлечься. Через два дня в школу, и мы с Гаем договаривались встретиться пораньше, чтобы подольше погулять перед уроками. Учебный день у нас всего раз в неделю, и Фиолетовые ребята всегда его ждали. Говорили, что Зелёные и Жёлтые, которые бывали в школе по четыре-пять раз в неделю, умудрялись завидовать нам. Знали бы они, сколько у Фиолетовых другой работы. И почти никакой помощи от магии! Всё своими руками.

Эх, сколько мне тут ещё сидеть?! Точнее, сколько я выдержу?! Придёт ли помощь?

Отец, если его не заняли Синие, скоро начнёт меня искать. На стволах я ставил насечки, когда шёл вглубь леса, по ним он меня и найдёт. И что он будет делать с целой стаей? Оружия у нас отродясь не водилось, а с магией он управлялся ничем не лучше меня. Радужная сфера с одинаковой скупостью дарила магические силы как Фиолетовым детям, так и Фиолетовым взрослым.

«Сижу на этом дурацком дереве по милости Синего», – едва сдержавшись, чтобы не плюнуть в лукошко, со злостью подумал я, хоть мама и говорила, что к более Ярким даже в мыслях нельзя плохо относиться. Мол, жрецы всё ведают, а Радужная сфера всё чувствует. К бесцветным их всех, даже Белых! Что толку от «отцов и хранителей», если пятнадцатилетний парень почти сутки смотрит в глаза смерти?! Этого они не чувствуют?! Пускай придут и накажут меня за мои мысли! А заодно и спасут от хищников!

Внезапно все волки вскочили на лапы и прижали хвосты. Взгляды стали затравленными. Некоторые даже начали прядать ушами, словно отгоняли привязавшихся мух.

Я вздрогнул от испуга. Неужели я достучался гневными мыслями до жрецов? Я представил, как судят всю мою семью. Меня прилюдно вешают, родителей и сестру отправляют к Стене, а деревня попадает в немилость. Может, прыгнуть к волкам, пока ещё не поздно? Родился Фиолетовым – родился неудачником. В груди стало пусто, словно у меня вырвали сердце, пришла горькая мысль: «Будто меня и не было никогда».

И тут же решил: «Нет, буду бороться дальше. Хоть с волками, хоть со жрецами! Почему из-за глупого задания какого-то Синего я должен погибать?! Я учусь лучше всех в классе, у меня есть семья и друг, у меня – вся жизнь впереди. Буду жечь, пугать, кидаться иголками и звать на помощь, пока волкам не надоест. Ещё посмотрим, кто дольше сможет не есть и не пить!»

На поляне появилось невиданное существо. Я аж рот открыл. Оно напоминало одновременно крупного бобра и детёныша белого медведя и стояло на широких задних лапах. Из-под верхней губы выглядывали два длинных передних зуба.

– Пошли прочь, – махнул лапой лесной житель. Раздался звук, словно молния разрубила дерево. – А ты – слезай, – подняв заросшую белой шерстью голову, на вполне сносном человеческом языке прошепелявило существо.

Я никогда не слышал о таких созданиях. Я вообще не знал, что в мире бывает ещё кто-то, кто умеет говорить как люди! Существо было небольшим – мне по пояс. Но то, как от него унесли ноги матёрые волки, внушало уважение. Хотя браслет никак не отреагировал: не засветился и не обжёг.

Замёрзшие руки ещё как-то слушались, а ноги были как две бесчувственные деревянные колоды. Я кое-как перевернулся и улёгся животом на ветку. Ноги, как им и положено, наконец-то оказались внизу. Я висел между небом и землёй с закрытыми глазами, ощущая, как нарастает боль в оживающих ногах. Теперь голова кружилась не только от высоты, но и от голода. Мокрая одежда липла к телу, нос отказывался дышать. Я осторожно обхватил ногами ствол и, словно улитка, начал сползать к земле. Немного отросшие за ночь колючки рвали штаны и царапали ноги.

О том, что мой спаситель может оказаться для меня опаснее, чем все волки леса вместе взятые, я не подумал. Шок, казалось, отключил мозги и выпрямил извилины. Инстинктивно я крепко сжал костяную рукоять Цертуса.

– Кто вы? – спросил я. Голос звучал тихо и хрипло.

– На человеческом языке меня можно назвать медром, – ответил лесной житель.

– Медр, – просипел я. – Вы здесь живёте?

– Я жил здесь, когда твой дед бегал сюда мальчишкой. Я – хозяин и хранитель этого леса.

Говорить было тяжело, но, как всегда, любопытство во мне пересилило:

– Вы прогнали их магией?

– Всё вокруг магия, – уклончиво ответил медр. – И я умею ей пользоваться.

– Как? У вас нет браслета! – воскликнул я и закашлялся. А сам подумал: «Неужели я встретил одного из бесцветных, которых презирают даже Фиолетовые, хотя никогда не видели? Но тогда он должен быть очень слабым, а волки драпанули так…»

– Я беру силу из леса, – прервал мои размышления хозяин леса. – Из деревьев, из воды в ручье, из солнечного света, играющего на листве. Из корней и мха.

Разве это возможно? У меня захватило дух, словно я нёсся по льду с гигантской горы, а голова загудела так, словно меня огрели веслом. Сила, взятая не из Радужной сферы? Подобного бреда я ещё не слышал. Пока великим жрецам древности не удалось обуздать Хаос и заключить его силу в Радужную сферу, невозможно было и искры зажечь. Я не стал спорить с этим неизвестным существом, оно как-никак спасло мне жизнь.

– Спасибо, что прогнали волков! Могу я вас отблагодарить? – вырвалось у меня. Затем едва не пролепетал: «Чем я, Фиолетовый, могу отблагодарить хозяина леса?»

Медр оглядел меня, взгляд остановился на лукошке.

– Хочешь, поделись со мной ягодами.

– Конечно! Как скажете! – с готовностью ответил я.

– Ты слишком привык, что тебе приказывают, – покачал головой медр, – так не пойдёт. Я прошу тебя, а не приказываю. Ты можешь отказаться.

– И в чём же разница? Мне каждый что-то приказывает. Даже дома.

– Но ты всё равно свободен. Если мать сказала пойти за ягодами, ты можешь вернуться домой с пустыми руками. А если приказал Синий, то ему совершенно неважно, три медведя или стая волков сидит под ежовым деревом – ты обязан принести ему ягоды.

Я пожал плечами и поискал взглядом, куда можно насыпать ягод из лукошка. Медр словно угадал мои мысли, сорвал с дерева ворох листвы, что-то шепнул, и неопрятная куча превратилась в глубокую зелёную тарелку. Я наполнил её до краёв, и в ту же секунду медр растаял в воздухе, будто мираж, навстречу которому делаешь шаг.

«Слава жрецам, я выполнил приказ Синего», – подумал я и вспомнил, как перед самым появлением медра решил, что мои мысли услышали жрецы. Я сипло засмеялся. Меня не нашёл отец, меня никто не искал из Синих или Фиолетовых. Я готов был броситься в пасть волкам, чтобы из-за меня не наказали семью, но я – никому не нужен.

Смех сменился слезами. Хотелось уснуть и проспать неделю. Только кто мне позволит? Может, развернуться и самому найти волков? Но тогда зачем меня спас хозяин леса? Я зацепился за мысль о медре и удерживал её в голове, словно во рту – сладкий леденец.

Лёгкая надежда осушила слёзы, и я из последних сил зашагал прочь из леса.

Глава вторая
Мир Аркуса

Наш домик стоял на окраине деревни, но никто из Синих не ленился прийти в него, чтобы дать нам поручение. Вот и сейчас к нам пришёл шестидесятилетний Синий Артур. Браслеты у деда, папы, мамы, сестры и у меня сразу засветились фиолетовым светом, обручье Артура испускало яркий синий свет.

– Картошка подошла, – сказал Артур, – средний и младший Фостеры, идите копайте. Анна, сделаешь мне массаж. И аккуратно, я спину потянул.

Отец кивнул и молча вышел из дома. Я поспешил за ним. Не завидую сестре! Мять и гладить этого противного старика! Лучше уж картошку копать.

Я заметил, что многие Синие, увидев Фостера-древнего, почему-то отводят глаза. И никогда ему ничего не приказывают, хотя другие Фиолетовые старики пахали до самой смерти. Надо будет его спросить, чем он заслужил тихую старость. А Фиолетовые и вовсе с ним никогда не заговаривали, хотя относились с большим уважением.

Первым, чему учили детей, после того как они начинали говорить «мама» и «папа», был порядок цветов в радуге. Не то чтобы в Аркусе все были ценителями природных красот – нет. Каждый обязан знать, к какой касте он принадлежит, кем управлять и кому подчиняться.

Самым простым способом запомнить порядок цветов в радуге была присказка: «Каждый Охотник Желает Знать, Где Сидит Фазан». Первая буква в этих семи словах совпадала с первой буквой названия цвета. Каждый – красный, охотник – оранжевый, желает – жёлтый, знать – зелёный, где – голубой, сидит – синий, фазан – фиолетовый. И именно сомнительная честь носить браслет самой низшей, самой тусклой фиолетовой касты досталась мне.

Но над всеми цветами главенствовала Белая каста. Ведь именно из белого света получаются разноцветные лучи радуги. Белые жрецы, наши отцы и хранители, на улицах не появлялись. Они жили и правили из Храма в столице, куда имели доступ только Красные.

Ходили слухи, что некоторые Красные становились Белыми. Эти сплетни порождали сотни мечтаний и баек о смене касты. Особенно среди моих одноклассников. Болтали, что за особые заслуги перед Аркусом или высшими кастами человека могут раз в жизни сделать на один цвет ярче. Я в это не верил, хотя и сам любил помечтать о синем браслете.

Хулиганы и бунтари могли бы плевать на кастовую систему, но она держалась не только на вековых традициях. Радужная сфера дарила столько магической энергии каждой касте, сколько та могла принять, но ещё один артефакт – Радужный жезл – сдерживал Хаос и контролировал людей мира Аркуса, словно злой надсмотрщик. Где он – никто не знал.

Когда рядом находились люди одной касты – браслеты всегда оставались тусклыми. Но стоило приблизиться друг к другу двум людям соседних каст, как их обручья начинали ярко светиться. А запястье низшего частенько ещё и жгло. Разговаривать слуги с господами могли, только когда Яркие что-то спрашивали. Иначе – страшная боль. Именно этим и занимался столетия подряд Радужный жезл – не позволял ворваться в мир Хаосу бесцветности.

Я хотел встретиться с Гаем и рассказать о лесных приключениях. Но вместо этого я втыкал в землю лопату, поднимал куст картофеля, затем обтирал клубни от грязи и складывал в мешок. И почему не придумали заклинания для выкапывания картошки? Хотя зачем, когда есть толпы Фиолетовых? На ум пришли ездовые собаки. Пожалуй, мы так же, как и они, себе не принадлежим. Собак либо заставляют тянуть упряжку, либо неделями держат на цепи. Хотя нам такой роскоши не позволяют. Мы тянем упряжку день за днём.

В худшем случае поговорим с Гаем в учебный день. Я хмыкнул: «худший случай» – наш постоянный образ жизни. Будем сонные тащишься десять километров до школы через поля и холмы – времени для рассказа «Ежовые ягоды» хватит. Дома за него отругали, сказали, что слишком далеко зашёл. О своём спасителе я проговорился только деду, когда родителей не было дома.

– Он многому может научить, – сказал Фостер-древний, нисколько не удивившись, что хозяин леса спас его внука.

– Он мне понравился, но нёс о магии какой-то бред.

Дед только улыбнулся.

Из размышлений меня вывел рык Синего господина Артура:

– Шевелись, Фостер, если не хочешь работать ночью!

Я взвалил мешок на плечо и чуть ли не бегом понёс его к подвалу – работать ночью я не хотел.

* * *

Настал любимый день недели – учебный. Жрецы рекомендовали в этот день более ярким кастам дать возможность Тусклым детям сходить на занятие. Пожалуй, это единственный закон, который в первые годы учёбы вызывал у меня неподдельное уважение. Позже я услышал, как один Синий, который хотел заставлять детей работать и в учебный день, разговаривал с другим. Та болтовня испортила впечатление о благородстве закона Белых жрецов, наших отцов и хранителей.

– Почему мы должны давать этим сорванцам отдыхать? – спрашивал первый. – Почему Белые жрецы, наши отцы и хранители, хотят, чтобы эти Фиолетовые нелюди учились? У них даже Синий учитель есть!

Второй усмехнулся и ответил:

– Чтобы они потом лучше прислуживали нам. Так что пускай учатся.

После услышанного лицо первого прояснилось, и он сказал:

– Теперь я спокоен. Воистину мудрость Белых безгранична. – И, словно строчку из любимой песни, повторил: – Чтобы лучше прислуживали нам…

В учебный день в школе собирались Фиолетовые ребята из четырёх деревень. Школа находилась в самой большой из них, и нам с Гаем приходилось вставать затемно и два часа идти до школы, чтобы не опоздать на урок. У нас было два учителя, один Фиолетовый, другой – Синий. Второму мы вопросов задавать не могли, потому только слушали, опустив головы. Зато Фиолетового порой заваливали таким количеством вопросов, что он продолжал отвечать на них, даже когда урок давно закончился. Ни он, ни мы этой задержки не боялись.

Вот и сейчас, идя к дому Гая сквозь утренний туман, я придумывал вопросы, которые задам учителю. Друг меня уже ждал, отчаянно зевая. В руках он держал сумку, в которой наверняка, кроме перьевой ручки и единственной тетрадки, лежали второй и третий завтраки, а заодно и предобеденный перекус. Еду мой пухлый друг любил. Он говорил: «В любой непонятной ситуации – ешь».

– Опаздываешь, – вместо приветствия наехал на меня Гай.

– Не опаздываю, – возмутился я, – ты раньше вышел.

– Надоело дома сидеть, – тут же признался Гай, – все храпят, сопят, окна позакрывали – мне дышать нечем. Выкладывай, что у тебя в лесу случилось?

Встреча с хозяином леса происходит не каждый день, потому я с рассказом не торопился. Вначале я пожаловался, как вчера лично накопал десять мешков картошки, как Анна пять раз мыла руки и просила меня понюхать их с вопросом: «Не пахнут ли они Синим дедушкой Артуром?»

– Он и к нам приходил, но нас уже милый Генри занял – до самой ночи томатный сок делали, – сказал Гай.

Милым Генри в деревни называли торговца, который, казалось, вовсе не умеет разговаривать. Только кричать, орать, голосить… но не разговаривать. Милым он был не больше, чем я толстым. Но прозвище прицепилось, когда одна Синяя бабуля сказала, что в жизни не встречала человека милее нашего Генри.

Мы прошли мимо последнего дома и обошли по широкой дуге кладбище, где возвышались не только могильные камни и памятники, но и настоящие древние склепы. Днём старый погост, куда никто не ходил, смотрелся, как заброшенный двор полуразрушенной крепости. А свежие могилы на новом кладбище и вовсе напоминали только посаженные грядки.

Но сейчас, в предрассветных сумерках, кладбище выглядело жутко. А стоило всмотреться в редеющий от первых лучей туман, как начинало казаться, что кто-то бродит между древних склепов в поисках успокоения. Или развлечения. Я всегда думал, что быть мёртвым – очень скучно.

Наконец я приступил к истории о медре. Чем больше я рассказывал, тем кислее становилось лицо Гая. Когда я распинался о белой шерсти, как у медведей, живущих среди вечных снегов, и зубах, словно у огромного бобра, Гай меня перебил:

– Всю неделю сочинял? Что за тухлый бред бесцветного?

– Собака твоя бесцветная, – буркнул я и замолчал.

Минут десять мы шли молча. «А я поверил бы Гаю, если б он рассказал мне подобную историю?» – думал я. И решил: «Поверил бы».

Гай достал булку с изюмом и фляжку с компотом. Сделав один глоток, чтобы смазать дорогу для нелёгкого путешествия булки, Гай откусил приличный кусок.

– Снова лопаешь? – недовольно спросил я.

Гай тыкнул меня пальцем в ребра и, сглотнув, произнёс:

– Я и за тебя, Марк, ем, чтоб ты от голода не сдох. Сквозь одежду кости торчат.

– А по-моему, ты ещё и за тех двух свиней трескаешь, которых завёл твой отец, – ответил я. – Ты и в Цертус не верил, пока не увидел его. Теперь всё непонятное надо показывать, чтобы в это поверили? Может, и Белых жрецов нет, раз ты их не видел? А? Вот Радужного жезла точно нет – ведь его никто не видел. Только в книгах про него написано.

– Марк, но откуда в нашем лесу взялось существо, которое говорит по-человечески да ещё и колдует? Но это же…

– Знаю! – перебил я друга. – Тухлый бред бесцветного… Спасибо! Тогда объясни, откуда взялся Радужный жезл?

– В школе говорили…

– А если бы в школе говорили про медра, то ты был бы уверен, что он есть?

– Ну, знаешь…

– А когда друг клянется, что видел, всё равно бред?

Гай аж остановился.

– Марк, я рад, что тебя не съели волки. И верю в твоего кедра.

– Медра, – поправил я и замолчал. Не Гай, а гад он. Вечно ничему не верит.

Мы поднялись на высокий холм, откуда был виден каждый дом деревни. Однажды мы с Гаем их пересчитали. У меня получилось двести два, а у него – двести три.

Деревянная школа стояла на окраине, чтобы чужие ребята не бродили по деревне. Отдельным забором из листовой жести была отгорожена площадка для практических занятий, где мы тренировались в разрушающей и опасной магии. Правда, ничего страшнее замораживания одуванчика я не видел; «опасная магия» не для Фиолетовых. И хотя многие жаждали практики, выходили мы на неё пару раз в год.

Фиолетовые ученики по двое-трое подтягивались к школе, всего в классе было с полсотни. Мы поздоровались с одноклассниками – на этом наше общение закончилось. Сидим на одних и тех же уроках, и ладно. Фиолетовая каста вообще отличалась молчаливостью. Приказывать некому, вспоминать о выполнении чужой работы или строить планы на будущее – глупо.

Толпа росла. Гай заглянул в сумку, но начинать третий завтрак не стал.

Полсотни тусклых матово-фиолетовых браслетов ярко засветились, приветствуя вышедшего из-за угла Синего учителя. Его обручье, казалось, било светом прямо в глаза. Все, как по команде, почтительно склонили головы. Преподаватель достал из кармана плаща ключ и привычно вставил его в амбарный замок. Щёлкнуло, и кривая дверь со скрипом открылась сама собой. Счастливый затхлый воздух из школы ринулся на свободу, а любопытный уличный, наоборот, решил рассмотреть каждый уголок старого здания изнутри.

Мы, словно выводок утят за уткой, двинулись за учителем. В большом классе стояло двадцать широких парт. Дети начали рассаживаться на привычные места, Синий открыл окно.

Многие сидели по три человека за партой, хотя мы с Гаем четвёртый год оставались вдвоём на первой парте. Мало кто любил учёбу настолько, чтобы сидеть вплотную к учителю. Я шутил, что толстяка Гая принимают за двоих. Но на прошлом занятии к нам подсела Алиса, которая раньше всегда сидела одна на последней парте. Я узнал, что она живёт в соседней деревне и ей переться до школы ещё дальше, чем нам.

До этого я никогда не общался с одноклассницами: побаивался их. Гай был уверен: раз у меня есть сестра – я должен быть экспертом по девчачьим заморочкам. Но в первую очередь все мы были Фиолетовыми.

Я хотел, чтобы Алиса снова села рядом со мной, но совершенно не знал, о чём с ней заговорить.

– Привет, – тихо сказал я, когда Алиса проходила мимо.

– Привет, – ответила она и остановилась. Тёмные волосы легкой волной падали на плечи, шею закрывал высокий воротник-горло красного джемпера, в голубых глазах я рассмотрел любопытство.

Я придвинулся ближе к Гаю, и Алиса правильно истолковала мой жест – села рядом. «Предложу Алисе ходить на уроки вместе», – решил я. На миг это показалось труднее, чем отбиться от стаи волков.

Учитель отошёл от окна, и разговаривать дальше стало невозможным. На прошлом уроке он рассказывал нам о волшебных травах, которые могут спасти от яда, заражения крови и заменить некоторые заклятия. Я был готов назубок рассказать всё, что поведал нам Синий. Да ещё дополнил бы сведениями из книг и рассказов деда. Я очень хотел показать, что Фиолетовые дети ничем не глупее Синих.

Учитель не стал нас спрашивать и сегодня. Было только слышно, как дышат полсотни ребят. Иногда мы с Гаем шутили, что если бы на урок не пришло ни одного человека, то Синий всё равно рассказал бы стульям и партам, как использовать заклятия.

Преподаватель повторял одно и то же каждые два месяца, словно мы были непроходимыми тупицами. Вот и сейчас в который раз он начал рассказывать, как создаются заклинания.

– Чтобы совершить любое волшебство, – говорил он, – требуется создать внутри разума мыслеобраз, расположить браслет и объект заклинания на одной линии и произнести высвобождающие слова. Обручье возьмёт положенную вам силу из Радужной сферы и совершит колдовство. Некоторые заклятия требуют, чтобы мыслеобраз был заключён в мыслеформу перед произнесением высвобождающих слов.

Учитель обвел класс взглядом и, вздохнув, словно мы ничего не поняли, зарисовал последовательность создания заклятия в виде блок-схемы. Дальше настала очередь определений.

– Мыслеобраз – это картинка действия, мысленный образ волшебства, который необходимо представить, чтобы задать магической силе направление. Например, вы хотите остудить воду. Нужно представить, как поверхность воды покрывается корочкой льда, – учитель снова побуравил учеников взглядом. – С мыслеформой всё гораздо проще. Это форма, в которую вы облекаете мыслеобраз. Это может быть маленький шар, если вы во что-то стреляете, а может быть щит, если пытаетесь от чего-то защититься. Высвобождающие слова – словесная формулировка заклятия, позволяющая взять силу из Радужной сферы и сотворить мыслеобраз в реальности. Естественно, высвобождающие слова и мыслеобраз должны соответствовать друг другу. Нельзя представлять огонь и при этом пытаться остудить воду заклинанием алгор. На сегодня всё.