Kitobni o'qish: «Участковый»
Глава 1
– Послушайте, Артём Николаевич, это даже как-то неприлично, честное слово. Ну вы же взрослый человек. Почти тридцать лет отработали в правоохранительных органах. Двадцать пять из них – участковым. Вы же знаете, как это происходит. Умерли – все. Будьте любезны отчалить по месту прибытия. Либо вверх, к свету. Либо – вниз, уж извините, во тьму. А не вот это вот все!
Девушка, которая на протяжении последних пяти минут меряла шагами просторную светлую комнату с абсолютно белыми, бесячьими стенами, резко остановилась и посмотрела на меня хмурым взглядом красных (красных!) глаз. А потом сделала жест рукой, очертив в воздухе круг. Она явно намекала, что «вот это все», и комната и белые стены, – является моей виной.
Я с таким заявлением был категорически не согласен, но, есть ощущение, мое мнение здесь никого не интересует.
Дамочка замерла на месте, прекратив метаться туда-сюда, и уставилась на меня с недовольной физиономией.
Я тоже уставился и даже немного нахмурился, стараясь выглядеть максимально серьёзным человеком. Хотя, на самом деле, ни черта не мог понять, что здесь вообще происходит.
Более того, в моей душе начало зарождаться смутное подозрение, а не сошел ли я с ума. В нашей семье раньше психических отклонений не наблюдалось, но, как говорится, все бывает впервые. Хотя… Бабка, вроде, по материнской линии была с придурью. Отец так рассказывал. Он ее иначе, как звезданутой ведьмой, не называл.
– Таааак… И что же нам делать? – Девушка озадаченно потерла лоб.
Я упорно продолжал молчать, ибо понятия не имел, что можно сказать в сложившейся ситуации. А началось все со звонка.
Ничего, как говорится, не предвещало беды. Это был мой последний день в должности участкового. Вернее… Должен был стать последним днём в должности участкового, а стал вообще, в принципе, последним днём. Даже как-то обидно, если честно.
Около получаса назад я, Артём Николаевич Марков, благополучно отправился по адресу, где обитал один из самых известных алкашей нашего района. Причина, сподвигшая меня на посещение Лёлика, была вполне проста и имела очень даже физическое воплощение – старушка лет восьмидесяти, с седыми буклями и ярко-морковными губами.
Звали старушку Валентина Семёновна Зайцева. Если бы лет сорок назад советская власть решила поставить памятник Бдительности и Гражданскому долгу, то лепили бы они его строго с Валентины Семёновны.
Эта глубоко пожилая женщина была самой настоящей маньячкой. Воплощением всевидящего ока Саурона. Она с утра до ночи наблюдала за всем, что происходит во дворе.
Она знала всё: кто во сколько пришёл, кто с кем ушёл, чья машина припаркована половиной колеса на газоне, и почему у молодой жены соседа снизу сумка из дорогого бутика, а зарплата у мужа, по сведениям Валентины Семеновны, скромная. И поверьте мне, сведения Валентины Семеновны были гораздо точнее, чем информация, имеющаяся у налоговой.
Про то, кто кому изменяет, гражданка Зайцева тоже была в курсе, но как человек, рожденный в СССР, она свято верила, если секса в Союзе не было, значит и сейчас его тоже нет. Наверное, именно поэтому Валентина Семеновна с искренней наивностью на прошлой неделе сообщила Федору Зубову из семнадцатой квартиры:
– Феденька, тут такое дело. Жена твоя, Людка, спит с Иваном из второго подъезда. Она мимо лавочки проходила и по телефону с подружкой говорила. Ага… Так и сказала, мол, да сплю я с Ванькой. Но это же хорошо, да? Какая разница, кто с кем спит, главное, чтоб выспались. Да?
В тот же день, в результате то ли наивности, то ли ехидства Валентины Семеновны, мне пришлось «закрыть» Федора на несколько суток, чтоб он успокоился и не натворил беды.
Потому что после разговора со старушкой Федор гонялся по двору за Иваном, размахивая монтировкой, и грозился убить. В итоге оказалось, что Иван является кандидатом в мастера спорта по дзюдо. Под гнетом чувства вины он побегал-побегал, а потом плюнул на моральные терзания и показал Федору несколько приемов.
Федор оценил способности Ивана. Его это немного успокоило, но не остановило. Отлежавшись в кустах, он резво бросился разбираться с благоверной. Следующие полчаса по двору бегала Людка. Фёдор носился за ней с ремнем и орал:
– Я тебя, дрянь блудливая, сейчас удушу.
К счастью, не догнал. Потом я его забрал и посадил в камеру от греха подальше. А виной всему было лишь несколько фраз, сказанных Валентиной Семёновой.
Думаю, несложно догадаться, что старушку люто ненавидел весь дом, а некоторые соседи особенно.
Вот и сегодняшний день начался с ее звонка, что само по себе было поганой приметой. Валентина Семёновна позвонила мне прямо в восемь утра, когда я только двигался в сторону «опорника». Позвонила, естественно, на мобильник. Ее голос дрожал от ужаса и торжествующей значимости одновременно.
– Артём Николаевич, это опять он! Петренко! Ночью, понимаете, ночью приехали! На какой-то чёрной, страшной машинюке, без опознавательных знаков! И выгрузили что-то… Объёмное! Из багажника в квартиру. Я спала чутко, у меня давление, я встала попить водички и вижу! Сквозь герань!
Я тяжело вздохнул. Потому что каждый звонок Валентины Семеновны имел какие-либо последствия. А сейчас вообще речь шла о Лёлике, который и без Валентины Семеновны периодически доставлял мне головную боль.
Лёлик имел навязчивую, непреодолимую тягу не только к алкоголю, но и к кладбищу. Он постоянно что-то оттуда пытался своровать.
Поэтому «объёмное» у Петренко могло быть чем угодно: от похищенного с погоста венка до его собственного друга, такого же алкоголика, отключившегося по дороге к дому.
Причем, как правило, этот друг всегда был один и тот же, что несомненно заслуживало уважения. Носить на себе различных товарищей-алкашей каждый может. А вот одного, проверенного временем – это прямо заслуга.
В любом случае проигнорировать звонок Валентины Семёновны я не мог. Она была главным поставщиком «инфы» на участке, но при этом категорически требовала, чтоб каждое ее обращение обрабатывалось в полной мере. Если ничего не предприму, она будет звонить с периодичностью в полчаса: «А что? А как? А почему не арестовали? Я же предупреждала!». В общем-то, выбор был невилик, я отправился к Лёлику.
Квартира Петренко встретила меня знакомым амбре – многолетний букет из перегара, немытого тела и дешёвого самогона с нотками отчаянья.
Петренко Леонид, он же Лёлик, выглядел на удивление бодро. Даже дверь открыл после первого звонка.
– Артём Николаевич! Какими судьбами? – он хитро прищурился, пытаясь изобразить радушие.
Получалось это, прямо скажем, не очень. Лёлик настойчиво растягивал губы в улыбке, но она у него выглядела похожей на оскал шакала, страдающего нервным тиком.
Честно говоря, меня такое желание создать дружескую атмосферу сразу насторожило. Обычно Лёлик встречал мое появление одними и теми же фразами: «Опять легавых принесло!», «Менты – волки позорные!», «Это не мое, мне подкинули!»
За спиной Лёлика в прихожей стояли три здоровенных запотевших бутылки, литров по пять каждая, с какой-то мутной жижей. Видимо, это и было то самое «объёмное», которое напугало Валентину Семёновну.
– Леонид, привет. Дела привели, – буркнул я. – Соседи жалуются. Опять ночью шумел.
Петренко явно не планировал впускать меня в свое жилище. Но в то же время был не настолько пьян, чтоб послать участкового и захлопнуть перед его носом дверь. И это тоже слегка удивляло. Обычно в восемь утра Лёлик находится в состоянии между вчерашним выпитым и сегодняшним уже налитым.
Я чуть нажал на дверь рукой и попытался просочиться внутрь. Однако, это оказалась задача не из легких. Лёлик как-то подозрительно раскорячился на пороге, перегородив дорогу.
– Ты чего? – Спросил я, пристально изучая физиономию Лёни.
– Кто? – Лёня округлил глаза и стал похож на сильно удивленного филина.
– Ты.
– Я?
– Нет, блин, я! – Мое терпение медленно, но верно подходило к концу.
– Вы? А что случилось, товарищ участковый?
Разговор с каждой секундой терял схожесть с адекватной беседой. Правда, мне показалось, что причина идиотского поведения Лёлика кроется в его нежелании пускать меня в квартиру. Поэтому я со всей силы толкнул дверь и переступил порог. Если полицию не желают впускать в дом, значит полиция туда по-любому должна попасть.
Петренко попятился, двигаясь бочком, как краб-переросток. Он явно старался загородить от моего зоркого взгляда что-то очень важное.
– Да я тише воды! – возмутился Лёня, взгляд его подозрительно бегал из стороны в сторону, – И кто шумел-то? Кто шумел? Гости зашли, чисто посидели, культурно. Выпили, закусили, разошлись.
Я кивнул, продолжая осматривать коридор и самого Лёлика. В принципе, докопаться не к чему. Срань, вонь, бардак. Все как обычно.
Мысленно составляя рапорт о ложном вызове, я взглядом искал хоть что-то, что могло сойти за «преступление». Не нашел.
И тут мое внимание привлекли руки гражданина Петренко. Вернее, то, что он пытался их спрятать за спину.
Левая выглядела привычно грязной. Тут все нормально. Лёня идеологически отрицает утренний душ. Впрочем, вечерний, судя по запаху, тоже. Его руки в принципе всегда грязные.
А вот на правой… На правой красовалась перчатка. Не рабочая. Хотя и рабочей перчатке на Лёниных руках делать нечего. Где Лёня и где работа?
Конкретно эта перчатка, натянутая на праву руку, смотрелась в Лёниной квартире, как нечто максимально неуместное. Тонкая, кожаная, явно не по размеру. Великовата. По краю шла красивая серебристая вязь, напоминающая арабский алфавит. Но самое главное, перчатка выглядела дорого. У Лёлика подобных вещей отродясь не было и быть не могло.
– Лёня, что за понты? Откуда у тебя столь ценная вещица? – пошутил я. – Перчаточка-то раритетная. Ты ее с трупа, что ли снял?
Вообще, про труп это была шутка. Да, с чувством юмора у меня не так хорошо, как с рабочими показателями. Но тут уж – кто на что учился.
Однако реакция Петренко меня озадачила. Он побледнел и даже местами позеленел. Я, конечно, юморист тот еще, но, чтоб от моих шуток людей на тошноту пробивало, такого пока не случалось. А Лёню явно пробило, причем пробило из-за испуга.
– Да это… я порезался. Палец. Бинта не было, нашел перчатку. – Принялся он бубнить, пятясь в сторону комнаты.
В этот момент из кухни появился его «друг». Тот самый, которого Лёлик таскал на себе либо в дом, либо из дома.
Вообще, обычно «друг» выглядел плохо. Я доподлинно знал, что ему не больше сорока, но на первый взгляд можно было дать все шестьдесят. На второй – еще десяток накинуть.
Губы у «друга» всегда отдавали лёгкой синевой, намекая на проблемы с сердцем. Синяки под глазами давали понять, что и с почками у него тоже не очень.
Желтушная кожа просто вопила, что у мужика скоро развалится печень, а скрюченные артритом пальцы и жалкие остатки волос, выбивающиеся из-под косо сидящей кепки, просто и сурово предупреждали, что пьянка – она, миленькие мои, никого не красит.
Однако сегодня «друг» выглядел помолодевшим лет на тридцать. То есть, соответствовал возрасту, указанному в паспорте. Лицо у него было удивительно трезвое и можно даже сказать, сосредоточенное.
В руках он держал не стакан, что более подходило ситуации, а большой, изящный, предположительно старинный, серебряный кубок. На внешней поверхности кубка я смог разглядеть что-то темное, подозрительно похожее… на кровь?
«Друг» увидел меня и замер. Естественно, он сразу понял, кто к ним пожаловал с утра пораньше. Мою личность на районе каждая сволочь знает.
А Лёня начал вести себя еще более странно. Он дернулся, издал загадочный звук, похожий на рыдание, и по-моему, собрался потерять сознание. Ноги у него подкосились, ему даже пришлось опереться о стену плечом.
И вот только в этот момент я, как самый «проницательный» участковый района, наконец-то сложил два и два. Бдительная бабка. Ночные перевозки. Перчатка, которая больше соответствует прошлому столетию, явно снятая с чьей-то руки. Серебряный кубок. Бурые разводы.
– Граждане алкоголики… – выдавил я, чувствуя, как по спине побежали мурашки.
Если эти дебилы натворили, что я думаю, то мне светит приличных размеров геморрой, а я вообще-то сегодня работаю последний день. Завтра – заслуженная пенсия.
Просто Лёню уже не раз ловили на факте расхищения честно нажитого добра. Тащил он это добро с кладбища, которое находится буквально в нескольких шагах от нашего района. Самое интересное, криминальные интересы Лёлика были узконаправленные. В чужие квартиры он никогда не лез, даже номера с машин в «нулевые» не скручивал. А вот на кладбище его влекло с неимоверной силой.
Обычно Лёлик тырил венки, чтоб потом их перепродать; еду, которую приносили безутешные родственники; иногда – стаканы или любую другую посуду. Но перчатку и серебряный бокал вряд ли кто-то оставит снаружи. А значит, Леонид пошел дальше. Вернее – глубже. И это уже верная дорога к нарушению уголовного кодекса.
– Вы что, идиоты, могилу… расковыряли? – Спросил я тихим, ласковым голосом, в глубине души очень надеясь на отрицательный ответ.
И тут вся «дружеская» атмосфера резко испарилась.
«Друг» молча, с неожиданной для алкаша грацией, швырнул в меня кубком. Я увернулся. Серебро со звоном ударилось о косяк и, по-моему, немного погнулось. На этом странности не закончились.
Лёня с диким воплем «ТЫ НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЕШЬ, ЭТО ЖЕ РИТУАЛ!», схватил первую попавшуюся бутылку с зельем и со всей дури треснул меня по голове.
Последнее, что я почувствовал, была не боль от удара, а стойкое ощущение, что меня накрыло волной самого отборного, концентрированного самогона, который стекал по моему лицу. И резкий, очень выраженный запах полыни. Потом – тишина.
Очнулся я от того, что у меня болела… нет, не голова. У меня болела душа. За собственную репутацию. Это же надо, так опростоволоситься в последний день службы.
– Едрит твою в нос… – Пробормотал я вслух. – Позорище, конечно. Участкового вырубил сраный алкаш бутылкой самогона по голове.
Проморгался, пытаясь понять, где нахожусь.
Судя по всему, я лежал на спине, потому что прямо перед моими глазами маячил идеально белый потолок. Идеально белый! Без пятен, без паутинки, без трещинки.
Я попытался сесть. Получилось. Опустил голову и посмотрел на свое тело.
На мне был одет тот же самый пиджак, те же самые брюки. Вот только… Обуви не наблюдалось. Она, почему-то исчезла. Главное – носки на месте, дырка на большом пальце, которую я заметил только перед выходом, – тоже. А туфель нет.
Я поднял руку и потрогал затылок – ни крови, ни шишки. Вообще ничего.
Покрутил головой, пытаясь понять, где нахожусь. Комната выглядела такой же идеально белой и пустой, как потолок. Ни окон, ни дверей. В самом помещении находились только я и… девушка. Именно присутствие девушки удивило меня больше всего. Просто она была как две капли воды похожа… на Орнеллу Мутти. Серьезно. Копия. Только молодая.
Я резко вскочил на ноги и попытался приобрести бравый вид. Орнелла всегда была моей сексуальной фантазией. Не сейчас, конечно. Лет этак на двадцать пораньше. Даже если Лёлик слишком сильно приложил меня бутылкой по голове и я нахожусь в отключке, перед Орнеллой Мутти хотелось выглядеть достойно.
Первые секунды я просто смотрел на нее, молча. У меня не было слов. Дело в том, что помимо внешности обожаемой мною актрисы эта дамочка еще была одета в крайне вызывающий наряд. Короткое платье едва прикрывало самые интересные места, грудь в любую секунду могла вывалиться из глубокого декольте, длинные стройные ноги завершали и без того умопомрачительную картину.
В итоге пялились мы друг на друга минут пять. Я на нее с открытым ртом, она на меня с недовольством. Не знаю, о чем думала в этот момент красотка, мне лично вообще ни о чем не думалось. В моем организме вдруг начали происходить процессы, которые сейчас точно были неуместны. Но при этом, оторвать взгляд от ее груди никак не получалось.
А потом девушка заговорила. Вернее, начала вычитывать мне за то, что я вроде как умер, но при этом, не совсем.
– …Будьте добры отчалить по месту прибытия! Либо вверх, к свету. Либо – вниз, уж извините, во тьму. А не вот это вот все!
Она замолчала, сложив руки на груди. Её красные глаза сверкали негодованием.
– Где мы находимся? И кто вы, собственно говоря, есть? – спросил я, пытаясь сохранять спокойствие.
Хотя, на самом деле мне было совсем не спокойно. Слова девицы о смерти слегка нервировали. Пожалуй, даже больше, чем дурацкий цвет глаз.
– Вы находитесь в АнтиЗале! Пред-преддверии! Буфере! Промежуточной станции между Миром Яви и всем остальным! – девушка говорила с такой интонацией, будто читала мне инструкцию по пользованию унитазом, который я только что сломал. – Меня назначили вашим персональным ангелом-проводником! Это там назначили. – Девица ткнула указательным пальцем в потолок. Потом опустила голову вниз и посмотрела на пол. – А там – меня назначили демоном-куратором. Знаете ли, у нас нехватка кадров. Приходится бегать между двумя отделами. К тому же, с вами ситуация, мягко говоря, нештатная!
– Ангел? – я скептически осмотрел девушку с ног до головы. – Если вы – ангел, то я, уж простите, Коля Цискаридзе. Насчет демона, еще куда ни шло. Красивой женщине позволяется быть кем угодно. И с чего вы взяли, будто я умер?
– С документа! – девушка выдернула прямо из воздуха какой-то свиток, – Вот! «Артём Николаевич Марков. 54 года. Участковый. Разведен. Детей не имеется. Смерть: травма черепа, нанесенная бутылкой с самодельным алкогольным продуктом „Первачок-Модерн“. Причина смерти: излишняя проницательность вкупе с неудачным стечением обстоятельств». Всё верно?
– Ну… в общем, да. Наверное… – растерялся я.
– Прекрасно! – девица с торжествующим видом свернула свиток. – Так вот, Артём Николаевич! По всем параметрам ваша скромная, но честная душа должна была отправиться… – она замялась, снова развернула бумажку, посмотрела в нее, – …хм, по адресу «Сектор 7–Г, Уровень 4». Это не рай, конечно, но и не ад. Нечто среднее. Типа очень плохого санатория, в котором часто случаются перебои с горячей водой, а душ Шарко ждет вас вместо завтрака.
– Понятно, – сказал я, хотя на самом деле ничего понятно не было.
– Нет, непонятно! – Девушка, будто прочла мои мысли, – Смотрите! Ваш показатель «Незавершенных земных дел»! Ноль! Абсолютный, кристальный, идеальный ноль! – Она снова развернула свиток и практически ткнула им в мое лицо, – Обычно у людей висят ипотеки, обиды на тёщу, недосмотренные сериалы! А у вас – ничего! Вы что, вообще ни о чём не мечтали? Ни к чему не стремились?
Я задумался. Ну… хотел новую резину на служебную машину. Мечтал, чтобы Валентина Семёновна переехала к дочери в другой город, ибо задолбала она меня неимоверно. Чтобы в столовой, куда я хожу каждый день, на обед наконец-то перестали готовить макароны по-флотски. Хм…В глобальном смысле – наверное, да, ничего.
– Видите? – ангел-демонша была в ярости. – Вы так легко и непринуждённо умерли, что ваша душа, не встретив никакого сопротивления в виде недочитанной книги или невыполненного обещания жене, должна была просто улететь по назначению! Но нет!
Девушка топнула ногой.
– Вы здесь! В буфере! Вы застряли! Из-за бюрократической ошибки! Ваш Петренко, оказывается, был не просто алкаш, он был адепт культа демона Бельфегора. Петренеко вместе со своим товарищем добыли специальный кубок в качестве жертвенного подношения и должны были вручить его непосредственно Бельфегору. Поэтому ваше убийство попало под статью «Смерть при контакте с потусторонними силами»! А это уже – претензия на гибель ради человечества. Кроме того, вы ухитрились оставить Бельфегора без подношения из-за чего он подал жалобу. Теперь будут разбирательства. Мне придётся заполнять семь форм в трёх экземплярах, отправлять запросы, созывать комиссию!
– Погодите… – Я покачал головой. – Петренко адепт культа? Вы вообще слышите себя? У Петренко только один культ. Культ граненого стакана. Какой, к чертовой матери Бельфегор?
– Ну здравствуйте, приехали… – Девица всплеснула руками. – То есть, по-вашему алкаш не может служить демону? И прекратите выражаться нелестными словами о матери Бельфегора. Это даже как-то неприлично.
– Да по-моему это все вообще какой-то бред! Демоны, адепты…
– Вот и помолчите! – Рявкнул девица. Ее красные глазища на мгновение вспыхнули огнем. Настоящим.
Она снова принялась мерить шагами комнату, бормоча себе под нос: «Форма Б–666… ходатайство от нижестоящего инстанции… сводный акт…»
Я смотрел на неё и потихоньку начинал осознавать ситуацию. Похоже, моя смерть – реальный факт. Меня убили алкаши-сатанисты. Едрить те в нос… Более тупой кончины придумать сложно.
Теперь мой личный проводник в мир иной злится на меня не потому, что я плохо жил, а потому что плохо умер, и создаю ей лишнюю бумажную работу.
– Скажите, пожалуйста… – осторожно начал я. – А нельзя всё это как-то… упростить, решить… ммм… договориться?
Девушка резко остановилась и посмотрела на меня своими алыми очами. В них мелькнула искорка не то надежды, не то коварства.
– Послушайте, Артём Николаевич, – сказала она сладким голосом, от которого у меня почему-то зашевелились волосы на затылке. – Есть один нестандартный протокол… Для самых безнадёжных случаев. Вы же участковый? Верно?
Я почувствовал себя крайне неуютно. Последний раз подобное ощущение у меня было, когда подписывал бумаги о разводе. И оно кстати, не подвело. Благоверная лишила меня всего, в том числе квартиры, доставшейся от родителей.
– В общем, – Девица улыбнулась, и от этой улыбки стало ещё страшнее. – У меня для вас есть интересное, взаимовыгодное предложение. Вы поработаете немного на нас, а мы… мы закроем ваше дело. Быстренько и без лишних вопросов. Работенка – тьфу! Легче легкого. Мы отправим вас в Советский союз образца 1980 года. Советский союз! Оцените уровень и масштаб нашей доброты. Решайтесь, Артём Николаевич. Для вас это – единственный шанс.
