Kitobni o'qish: «Две зимы в провинции и деревне. С генваря 1849 по август 1851 года»

Shrift:

1849 год. По приезде из Парижа в октябре 1848 года1 состояние Петербурга представляется необычайным: страх правительства перед революцией, террор внутри, предводимый самим страхом, преследование печати, усиление полиции, подозрительность, репрессивные меры без нужды и без границ, оставление только что возникшего крестьянского вопроса в стороне2, борьба между обскурантизмом и просвещением и ожидание войны3. Салтыков уже сидит в крепости за свою повесть4, пересмотр журналистики и писателей. На сцену выступает Бутурлин с ненавистью к слову, мысли и свободе, проповедью безграничного послушания, молчания, дисциплины5. Необычайные теории воспитания закладывают первые камни для тяжелого извращения умов, характеров и натур.

Я спешу с братом Федором в деревню, куда призывает меня страшно расстроенное положение дел и предполагаемый раздел имения с братом Александром, главным виновником этого положения благодаря картежной своей игре. Катерина Ивановна, поднявшая этот вопрос, должна сама явиться в Чирьково. Я рад убежать из Петербурга.

Новый год 1849 в деревне с Катериною Ивановною, Стрекаловым, братьями. Раздел. Страшные морозы. Набор только что кончился. Брат Федор уезжает после того. Иван вскоре за ним из Чирькова с Катериной Ивановной, которой предоставлено управление имением и которая уже возненавидела нашего дельного Адама. Александр остается в Чирькове до переезда в Скрябине, где будет строить дом6. Я уезжаю в Симбирск до весны. Адель Б., Лидия К., Татаринов. Терроризация достигла и провинции. Города и веси сами указывают, кого хватать из так называемых либералов; доносы развиваются до сумасшествия; общее подозрение всех к каждому и каждого ко всем. Анекдот о Михаиле Лонгинове, приезжавшем для закупки хлеба на военное ведомство, принятом за жандарма и подавшем повод вопросами обо мне подозревать, что и я в числе намеченных жертв. Между тем у лихоимцев, казнокрадов и наиболее грубых помещиков развивается патриотизм – ненависть к французам и Европе: «Мы их шапками закидаем!» – и родомонтада1, скрывающая плохо радость, что все досадные вопросы о крепостничестве и проч. теперь похоронены. Отсюда и энтузиастическое настроение относительно правительства. Возникает царство грабежа и благонамеренности в размерах еще не бывалых. Я получаю эстафету из Москвы. Тучков А. А. приглашает меня приехать в Москву для крайне нужного дела. Это дело – устройство состояния Огарева, за которое взялись Грановский, Кетчер и другие7. К числу этого устройства принадлежало и то, чтобы одну дочь Тучкова выдать в законный брак… Выбор пал на меня. Я отказался. Подвернулся Сатин: его женили. Все это происходило при крайнем негодовании Грановского. Летом объезжаю заволжских помещиков, Григория Толстого, Ермолова и других, и посылаю первые «Провинциальные письма» в «Современник», где в первом нумере 1849 года напечатано было и мое «Обозрение литературы»8.

По зиме 1849 года приезжает в Симбирск новый губернатор, князь Черкасский; старый – Булдаков, известный по истории с Полторацким, был величественный распутник, обжора, тонкий человек, которого особенно боялись купцы: он на прогулках забирал у них вещи и остался должен после смерти всем – мясникам, магазинщикам, доктору, аптекам и проч.

В виде продолжения к летним прогулкам следует сказать о двухдневном плавании из Богородска до Симбирска в рыбачьей лодке в большом обществе с Толстым, Ермоловым, Чернявским, Постниковым и прочими. Характеристический анекдот у Ермолова, еще в деревне: какой-то Бахметев простодушно рассказывает, как были взяты из Москвы и увезены в крепость Корш (Евгений) и Грановский. Все это оказалось вздором, но важно, что слухи эти нарочно распускались как указание правительству на лица.

Осенью выезжаю из Петербурга через Скрябино, куда брат Александр переехал. Его трогательная просьба – не забывать. У нас между тем все доходы предоставлены Катерине Ивановне с тем, чтобы она выдавала по 150 р. каждому брату в месяц, а остальными покрывала долги; последствия были страшны. Вместо покрытия долгов, самонадеянная бабка не заплатила процентов в опекунский совет за два года, сделала еще новые долги и окончательно надела петлю на шею братьев и мою, да и на свою, ибо для удовольствия быть хозяйкою чужого добра заложила собственное имение, Хунту.

Проездом через Москву Садовский читает у В. П. Боткина первую комедию Александра Островского «Банкрут». Потрясающее ее действие9. Приезжаю в Петербург на квартиру брата Ивана, в новом строении конногвардейских казарм на Мойке, которые еще достраивались, когда в них уже жило множество народа.

Зима 1849–1850 годов. Осень прошлого кончающегося года ознаменовалась наконец окончанием следствия над заговором Петрашевского, стоившим так много несчастий и страхов всему обществу, совершенно безвинному в нем10. Манифест об окончании следствия и приговор, постигший как самого Петрашевского и составителей будущей конституции вроде Спешнева и прочих, так и людей, читавших по его знаменитым пятницам только свои проекты освобождения крестьян, улучшения судопроизводства и заметки о настоящем внутреннем положении России, и даже людей, любивших его хорошие ужины по тем же пятницам, написан был Суковкиным, государственным секретарем. Удивительно, что в манифесте было известие, будто заговорщики, устроив тайное общество, сами назвали его обществом «превратных идей»; дело в том, что они назвали его обществом «передовых идей»; но на полях была сделана полемическая заметка: «превратных идей», – так оно вошло в манифест, о котором я узнал впервые в квартире очень испуганного Некрасова… Приговор был исполнен – с готовым батальоном для расстреляния, саванами для осужденных, рвом позади их и проч. на Семеновском плацу, – со всею обстановкой политической казни, измененною на известное помилование. Ф. Достоевский попал на пять лет в арестантские роты за распространение письма Белинского к Гоголю, писанного при мне в Зальцбрунне в 1847 году. Как нравственный участник, не донесший правительству о нем, я мог бы тоже попасть в арестантские роты. Приговор состоялся под ужасом февральской революции, с которой начинается царство мрака в России, все увеличивавшееся до 1855 года. Так же точно, или еще счастливее, спасся Николай Милютин, тогдашний начальник отделения в хозяйственном департаменте: заговорщики назначили его в министры, но свидетельство о нем, по связям Милютина с Перовским и Киселевым11, было утаено или, как говорили, даже выкрадено известным И. Липранди, следователем, который на других выместил эту поблажку. Я видел одну из его жертв, помешавшегося в крепости азбучника Балас-Оглу, который никогда и очень боек не был12. Невинность этого вечернего посетителя Петрашевского была так ясна, что Леонтий Васильевич Дубельт, во время его сидения в крепости, сам взбирался на чердак в жилье его жены, чтоб оставить ей какое-либо пособие от себя. Террор был на всех пунктах общества. Ребиндер, впоследствии кяхтинский воевода (выдумавший сказку о близком отложении Сибири в 1855 году), затем попечителем Киевского округа и сенатором, бледный и расстроенный, говорил о следствии по делу Петрашевского у Н. Тютчева. Впоследствии мне удалось где-то прочесть и рапорт императору следственной комиссии, как она открывала заговор. На вечера Петрашевского был пущен агент полиции Антонелли, записавший все, что там говорилось, и еще более; в самом доме другой агент открыл табачную лавочку и следил за всеми ходами и выходами и разговаривал с людьми; третий, имени которого не упомню, являлся в качестве новобранца и потом служил при «Русском вестнике» в типографии Каткова, и не подозревавшего, кого он держит у себя, и проч.

1.Анненков возвратился в Россию в конце сентября 1848 г
2.О «крестьянском вопросе», то есть робких подступах к отмене крепостного права, обсуждавшихся секретным порядком в правительственных сферах в 1847 г., Анненков знал из писем Белинского к нему (см. Белинский, т. XII, стр. 436–439, 468).
3.Ожидание войны — в связи с намерением царя задушить военной силой революционное движение в странах Европы, в частности в Венгрии.
4.Специальный секретный «особый» комитет, созданный царем в конце февраля 1848 г. во главе с морским министром А. С. Меньшиковым для проверки упущений цензуры в периодической печати с целью искоренения «вредного направления» в литературе, обратил особое внимание на повесть М. Е. Салтыкова-Щедрина «Запутанное дело», напечатанную в марте этого года в «Отечественных записках». 21 апреля Салтыков был арестован и содержался сначала на адмиралтейской, а затем на арсенальской гауптвахте (см. С. Макашин, Салтыков-Щедрин. Биография, т. 1, М. 1951, стр. 294). 27 апреля царь утвердил доклад следственной комиссии по его делу и приказал сослать писателя в Вятку.
5.Граф Бутурлин Д. П. (1790–1849) – действительный тайный советник, член государственного совета; с 1848 г. председатель секретного цензурного комитета с особыми полномочиями, созданного в целях пресечения вольномыслия; настаивал на закрытии университетов, был сторонником установления казарменного режима в учебных заведениях, сокращения программ, исключения философии из числа наук, преподаваемых в университетах.
6.Имена братьев Анненкова, Ивана и Федора, сравнительно часто встречаются в его переписке с друзьями – Боткиным, Белинским и др. И тот и другой занимали видные должности (Иван дослужился до генерал-адъютанта, Федор был в пятидесятых годах нижегородским губернатором) и живо интересовались литературными делами и знакомствами своего младшего брата.
  Иван содействовал доступу П. В. Анненкова к рукописям Пушкина еще при жизни Белинского, в 1847 г. (см. ЛН, т. 56, стр. 191), а затем привлек его к изданию сочинений поэта, заключив для этой цели в 1852 г. контракт со своим однополчанином П. П. Ланским, женатым на вдове Пушкина.
  Федор Анненков, будучи уже нижегородским губернатором, со своей стороны тоже «содействовал» этому делу – он помогал брату «распространять» в 1855 г. его издание среди купцов, съехавшихся на нижегородскую ярмарку. «Признаюсь, – писал Е. И. Якушкин, встретивший тогда в Нижнем П. В. Анненкова сего «товаром», – официальные меры для сбыта изданий Пушкина мне очень не понравились, тем более что они не нравились и купцам» (см. «Декабристы на поселении», М. 1926, стр. 18).
  О третьем брате Анненкова, Александре, сведения очень скудные. Известно только, что он нигде не служил, жил доходами с именья и вел разгульный образ жизни.
  Катерина Ивановна – дальняя родственница Анненковых, компаньонка их отца в последние годы его жизни. Стрекалов — родственник по матери. Адель Б. – очевидно, Адель Николаевна Бекетова, впоследствии жена музыканта В. Н. Кашперова. Лидия К. – возможно, Лидия Никитишна Кашперова, сестра В. Н. Кашперова, жившего тогда в Симбирске и служившего чиновником особых поручений при губернаторе.
1.Родомонтада (фр. rodomontade) – фанфаронство, хвастовство.
7.В кругу московских «друзей» Н. П. Огарева много говорилось по поводу его гражданского брака с Н. А. Тучковой и какой-то «темной истории» в связи с женитьбой Н. М. Сатина и фиктивной покупкой им имения Огарева. Эти слухи и пересказывает здесь Анненков. В действительности же речь шла о спасении Огарева от разорения в связи с иском, предъявленным к нему его первой женой, М. Л. Огаревой, у которой он просил развода для того, чтобы иметь возможность оформить официально брак с Н. А. Тучковой. Огарев, вместе с Тучковыми, приезжал в начале 1849 г. в Петербург хлопотать о разводе с М. Л. Огаревой. Хлопоты не привели ни к чему. Огарев и Тучковы уехали в Москву. Здесь 27 мая состоялась свадьба старшей дочери А. А. Тучкова, Елены Алексеевны, с Н. М. Сатиным. Огарев и Н. А. Тучкова уехали в Крым с целью бежать за границу (см. об этом в отрывке из воспоминаний Н. А. Тучковой – «Архив Огаревых», 1930, стр. 260–261, а также в письмах Огарева к Герцену в публикации Ю. Красовского – ЛН, т. 61, стр. 777–796).
8.«Письма из провинции» П. В. Анненкова печатались в Современнике» в 1849, 1850 и 1851 гг. и были затем переизданы автором в 1877 г. в отд. 1 Воспоминаний и критических очерков (см. отзыв Некрасова об этих «Письмах» в его письме к Анненкову от 30 сентября 1850 г. и во второй части «Обозрения русской литературы за 1850 г.» з № 2 «Современника» за 1851 г. – Н. А. Некрасов, Полн. собр. соч. и писем, т. Х и XII, М. 1952).
  В. П. Боткин писал Анненкову из Москвы 10 марта 1849 г. по поводу то «Заметок о русской литературе 1848 года»: «Статья ваша обратила на себя внимание (в первом номере) и в Петербурге и в Москве, и об ней говорили, и даже я получал много раз вопросы о том, кто ее автор.
  Наши московские друзья даже писали мне в Петербург, желая знать автора ее» (Анненков и его друзья, стр. 557).
9.Речь идет об одной из первых комедий А. Н. Островного, которая в первоначальном варианте называлась «Несостоятельный должник», в варианте, законченном к концу 1849 г. и широко читавшемся в Москве самим автором и его другом, актером Провом Садовским, – «Банкрут», в дальнейшем – «Свои люди – сочтемся».
10.Петрашевский Михаил Васильевич (1821–1866) – с середины сороковых годов организатор в Петербурге нелегальных кружков социалистического направления. В апреле 1849 г. Петрашевский со своими ближайшими единомышленниками, а также и многие, им сочувствующие и посещавшие их собрания, – так называемые «пятницы», были арестованы по обвинению «в организации общества, направленного к разрушению существующего государственного устройства». Осенью того же года следствие закончилось и многие из привлеченных (в том числе Ф. М. Достоевский) были приговорены к расстрелянию, инсценированному затем по всей форме, но замененному, в последнюю минуту, якобы по милости царя, разными сроками наказания.
  О настроении в связи с этим в среде, с которой связан был Анненков, см. в «Воспоминаниях» А. Я. Панаевой (Гослитиздат, 1956, стр. 178–180).
11.Речь идет о Н. А. Милютине, племяннике министра государственных имуществ графа П. Д. Киселева, служившем под началом Л. А. Перовского, тогда министра внутренних дел. Анненков преувеличивает близость Николая Милютина к кругу Петрашевского.
12.Имеется в виду Баласогло Александр Пантелеймонович (род. 1813 – год смерти неизвестен) – петрашевец, поэт, автор учебного пособия по русскому языку. В 1849 г. был арестован, но освобожден от суда и сослан в Олонецкую губернию на службу под секретным надзором. Стихи Баласогло напечатаны в сб. «Поэты-петрашевцы», Л. 1940.
Yosh cheklamasi:
12+
Litresda chiqarilgan sana:
16 dekabr 2011
Yozilgan sana:
1882
Hajm:
50 Sahifa 1 tasvir
Mualliflik huquqi egasi:
Public Domain
Yuklab olish formati:

Ushbu kitob bilan o'qiladi

Muallifning boshqa kitoblari