Kitobni o'qish: «Холодное блюдо»

Shrift:

Глава 1

Яркие пятна солнечных зайчиков скакали по лужам, прячась в искорках росы, рассыпанных на изумрудных коврах газонов. По ручейкам плыли укутанные облаками тополиного пуха флотилии бумажек и щепок. Недавно завершившийся дождь очистил асфальтовые долины площадей и улиц от накопившихся отбросов, и мусорные кораблики уплывали в таинственное никуда городской ливневки.

В такт прыжкам солнечных зайчиков стремилось взлететь повыше и настроение. Пропитанный озоном послегрозовой июньский воздух словно просил его не вдыхать, а вкушать. Большими пивными кружками. Артем и сам был не прочь пару раз подпрыгнуть или вскачь припустить вдоль обочины, но боялся, что прохожие – люди на вид весьма солидные – не поймут. И заклеймят. А подурачиться хотелось.

Небеса не остались равнодушными к столь детскому желанию взрослого человека и подходящий случай предоставили. Неподалеку от газетного киоска Артем заметил бывшего однокашника Ромку Брагина, который с серьезной миной изучал ассортимент свежей прессы в киоске «Роспечать». Одноклассника Артем не встречал лет двести, если точнее – со дня школьного выпускного, и не знал, что тот живет здесь, в Белореченске. И, распознав в долговязой фигуре старинного знакомца, обрадовался.

Неожиданная радость подвигла Артема на мелкое хулиганство. Подражая индейцам из восточногерманских фильмов с Гойко Митичем в роли главного сиу, Артем подкрался к киоску, зашел за спину Ромки и гаркнул в ухо:

– Бр-рагин, к доске!

Ромка дернулся и отскочил, отмахнувшись от «индейца» – как от назойливой мухи – только что приобретенной газетой. Так резко махнул, что от свежей прессы едва не пострадала физиономия однокашника. В миллиметрах газета просвистела. Прошелестела.

– Стрельцов, ты?!

– Он самый.

– Напугал…

– Извини, не хотел.

– Не верится, – усомнился Брагин. – Шуточки у тебя, смотрю, не изменились.

– А то! В мире должно быть что-то стабильное.

– Ясно все с тобой. Тогда, здорóво, что ли! – улыбнулся Роман и протянул руку.

– Что ли! – ответил на рукопожатие Стрельцов. – Каким ветром в наших краях? Я тебя увидел возле ларька – и даже не узнал сначала. Брагин, думаю, или мираж? Совсем дурной Темка стал, мерещиться призраки прошлого стали. Мы ведь лет пятнадцать не виделись?

– Больше двенадцати точно. Со школы.

– Ох, время летит…

Брагин кивнул и добавил:

– Вернулся в Белореченск я недавно, работу здесь нашел.

Теперь настала очередь кивать Артему.

– Кого из наших встречаешь? – спросил Брагин.

– С ходу и не сообразишь…

Разговор складывался сумбурно, как часто и бывает при встрече со старым знакомым, которого не видел десяток лет. Вроде и пообщаться нужно, а особо не о чем. Вот и приходилось шутить и вспоминать прежних товарищей. Стрельцов решил сломать стандартную канву:

– Слушай, а что мы стоим, как неприкаянные. Давай в кафешку заглянем, посидим по-человечески… обеденный перерыв ведь.

– Не могу, занят, – скорчил извинительную мину Брагин.

– Тогда вечерком? Поговорим обстоятельно, пивка попьем. Или чего покрепче. Есть ведь что вспомнить, что рассказать.

– Лучше в выходные.

– Отлично. Как тебя найти?

– Запиши телефон… – Роман продиктовал цифры, а Артем достал мобильный и занес номер в контакты.

– Домашний?

– Рабочий. Домашним не обзавелся. А сотовый… Я тариф менять собираюсь, так что…

– Без проблем, позвоню на рабочий. В пятницу во второй половине дня.

– Договорились.

– До встречи.

Пожав руку однокласснику, Ромка побежал по своим неведомым делам, а Артем отправился в столовую областной филармонии, где частенько обедал. Если время не позволяло добраться до дома и отведать домашних Настиных разносолов. Молодая супруга Стрельцова плюс к прочим достоинствам готовила умопомрачительно.

Впрочем, и «филармонические» котлеты по-киевски – приемлемый вариант. Удобоваримый. Как раз котлетами и окрошкой Артем усугубил и без того превосходное настроение, на поднятие которого поработали погода и неожиданная встреча. За обедом нахлынули воспоминания о славных школьных деньках. В классе над нескладным долговязым Ромкой нередко подшучивали, порой даже издевались, но выходки сверстников Брагин воспринимал терпеливо, без ответной агрессии, свойственной подросткам. Вообще, по характеру Брагин, если память не изменяла, был тихим и спокойным. В школьные годы Артем к Ромке испытывал определенную симпатию. До дружбы дело не докатилось, но общались нормально. Иногда Артем защищал приятеля от нападок не в меру разошедшихся одноклассников. Сделав вывод о том, что Рома совершенно не изменился и шалость старого приятеля воспринял вполне адекватно, Артем дожевал котлету и принялся за компот. Вкусно, черт побери, хоть и не «Метрополь».

Финансовое благополучие семьи Стрельцовых позволяло ее главе питаться в кафе и ресторанах, но издавна сложилась привычка заглядывать на обед именно в эту столовую. И желания отведать что-нибудь из гипотетических кулинарных изысков и насладиться высоким качеством обслуживания Артем не испытывал – в помпезных заведениях он ощущал определенный дискомфорт. Официанты казались навязчивыми, посетители – снобами, и Стрельцов боялся опозориться ввиду отсутствия соответствующих манер и вкуса.

Покинув столовую, Артем неспешным шагом отправился в офис. Обеденный перерыв заканчивался, но кто ему, соучредителю и коммерческому директору в одном лице, попеняет на опоздание? Право имеют лишь компаньоны, они же закадычные друзья – Валерка Фомичев и Борька Райхман, однако им это не нужно. А Валерка и сам побездельничать мастак, в офисе раз в неделю появляется. Ясным солнышком. И необязательно в конторе штаны протирать. Работа, тьфу-тьфу, налажена, прибыль капает, пусть Фомичев в мэрии и налоговой контакты поддерживает да поставщиков с клиентами по кабакам водит. А также своих бесчисленных девиц. Валерка, в отличие от друга, в ресторанах, барах и ночных клубах ощущает себя, словно рыба в воде. На то он и генеральный директор.

Вообще, сейчас у них в фирме все в ажуре. Не грех на денек-другой себе отгулы придумать, понятное дело, предупредив компаньонов – Армагеддон не случится. Не то что в прежние времена, когда компания вставала на ноги. В ту пору Стрельцов крутился белкой в колесе, искал оборудование, мастеров, налаживал производство, порой не зная, за что хвататься. Домой обычно являлся после полуночи, а полноценный выходной выкраивал раз-два в месяц. К счастью, эра становления давно миновала, и работа жизни не мешала. В ближайшие часы, например, Артему в офисе и делать особо было нечего. Единственным запланированным на сегодня мероприятием оставалась встреча учредителей.

Утром позвонил Валерка и попросил в шестнадцать ноль-ноль быть на месте, неупомянутый важный вопрос собрался обсудить. Что за идея в очередной раз возникла в светлой головушке Фомичева, Стрельцов выяснять не стал, на встрече генеральный расскажет. С подробностями. Проекты и прожекты рождались у Валерки кучами. Борис с Артемом не успевали отбиваться от фомичевских деловых предложений. Справедливости ради, одна из пяти-шести идей являлась не фантастической, а реализуемой.

Нужды торопиться не было, и Стрельцов свернул к киоску, где часом ранее встретил Брагина. Решив собезьянничать и ознакомиться со свежей прессой. Приобрел три газеты, одну – «Известия» – тут же развернул, читая передовицы. Едва успел зацепиться взглядом за статью о наводнении в Европе, как ощутил увесистый удар в районе левой почки. Дыхание перехватило. С ответом Ромка – больше некому – явно переборщил. Артем напугал его слегка, а тот чуть почки не отбил. Очень больно.

Пару раз вдохнув и свернув газету, Стрельцов повернулся и деланно грозно произнес:

– Брагин, ты озверел?!

И замолк.

Перед ним стоял не Ромка, а совершенно незнакомый мужик. Лет двадцати пяти – двадцати семи, среднего роста, коренастый, с глубоко посаженными глазами и коротко стриженной, можно сказать, бритой головой. От бритоголового веяло опасностью. И перегаром. Внешний вид мужика – сбитые костяшки кулаков, стрижка, татуировка на предплечье, «железные» зубы, напряженная, словно у севшего в низкий старт спринтера, поза свидетельствовали, что товарищ явно тревожный, похлебал баланды из котла жизни. И готов адекватно отреагировать на любое неосторожное телодвижение каждого встречного. И чужие носы, судя по кулакам, ломать бритому приходилось не раз.

Артем растерялся. С одной стороны, удар в бок требовал адекватной ответной реакции, а с другой – рассудочность взывала к осмотрительности. Осмотрительность одолевала. Возможность приобрести пару синяков не вдохновляла. И трусость здесь не при чем. Шрамы украшают мужчину и укрепляют его репутацию до определенного момента. Когда мужчина достигает положения в обществе, приобретает авторитет, уважение и, скажем… достопочтенность, а иногда и просто с возрастом, синяки и шишки перестают являться признаками доблести, а становятся метками глупости. В глазах точно такого же достопочтенного большинства.

Влез в драку, заработал пару фонарей – значит, недостаточно умен и дипломатичен, чтобы избежать конфликта, урегулировать его мирными средствами, без мордобоя. И опозорился. Детский сад, честное слово. А если в процессе возни он еще и перепачкается? Вообще конфуз! И с милицией разборки не очень хочется затевать: объяснения, протоколы, очевидцы, понятые… бр-р. Он ведь не просто гражданин Стрельцов: имярек, паспортные данные, он, между прочим, коммерческий директор фирмы «Мебель-плюс», муж и будущий отец. И о собственной репутации необходимо заботиться. А тут вдобавок невольные зрители начали появляться – в сторонке стояла и наблюдала за развивающимся конфликтом троица прихлебывающих пиво из банок молодых бездельников. Да и любопытная киоскерша из своей будки с надписью «Роспечать» выглянула.

Очевидно, уровень «достопочтенности» Артема за последние годы вырос очень сильно, поскольку запятнать репутацию добропорядочного гражданина, потеряв долго зарабатываемое реноме, показалось ему более позорным, чем прилюдно получить тычок кулаком под ребра от незнакомого субъекта. Поэтому физиономия бритоголового молодчика осталась нетронутой, из-под губы не брызнули багряно-красные капли, и сам недоделанный скинхэд по-прежнему стоял на ногах, а не повалился подрубленной осиной наземь. Стрельцов его даже по матушке не приласкал на великом и могучем, а попытался урегулировать ситуацию через переговоры с агрессором.

Учитывая обстоятельства «встречи на Эльбе», вопрос прозвучал гипертрофированно вежливо и размыто:

– Простите?..

Бритоголовый не простил. Он вообще ничего не сказал, лишь, слегка прищурившись, разглядывал Артема. Хотелось просто повернуться и удалиться, уклонившись от общения с тревожным товарищем, но сдерживало опасение, что неприятные ощущения в поясничной области могут повториться. Или в смежной области. Не дождавшись реакции, Стрельцов повторил сакраментальный вопрос. На тот случай, если до скинхэда долго доходит.

– Простите?..

– Не узнал… – удивительно высоким голосом констатировал бритоголовый. – Ладно, живи пока. Но не радуйся! Как-нибудь пересечемся. И, падла, теперь почаще оглядывайся, понял?

Не дождавшись ответной реплики и не попрощавшись, незнакомец развернулся и быстрой походкой направился в сторону автобусной остановки. В воздухе таял слабый аромат перегара.

Пивные парни пребывали в трауре. Наклевывавшееся бесплатное развлечение сорвалось. Любопытная продавщица газет и журналов с печальным вздохом скрылась за рядами печатной продукции. Артем же остался стоять возле киоска в полном смятении, непроизвольно сжимая кулаки до костяного хруста и появления белых пятен на ладонях. Проводив взглядом незнакомого агрессора, Стрельцов выразил всю полноту чувств парой емких выражений. Волшебная сила слова! Артем сразу же вспомнил обладателя странного голоса. Это был рядовой роты, в которой сержант Стрельцов лет десять назад проходил срочную военную службу. И фамилия хама всплыла из глубин памяти – Чхеидзе, а имя – то ли Михаил, то ли Николай. Вместе они служили недолго – на момент призыва рядового Чхеидзе Стрельцов уже числился в старослужащих, и вполне заурядный «дух» ничем особенным ему не запомнился. Разве что необычным голосом и прозвищем – Нина. И вот теперь такое, мягко говоря, странное рандеву.

Идиотская ситуация. В душе противным паучком копошилась некая недосказанность. Неудовлетворенность. Впрочем, досказывать что-то было уже некому, а удовлетворять амбиции и срывать злость – не на ком. Не догонять же бывшего сослуживца, требуя объяснений. Тем более тот уже скрылся из виду. Поэтому Артем гордо ретировался с поля несостоявшегося боя.

Солнышко по-прежнему расплескивалось золотистыми брызгами по озеркам подсыхающих луж, воздух не стал менее свежим и вкусным, однако наслаждения от прогулки Стрельцов уже не испытывал. Настроение, прежде взлетевшее до высотных этажей, рухнуло куда-то на уровень городской канализации. А то и пониже. Будто в душу нагадили.

Любопытно, за час столкнулся с двумя старыми знакомыми, с которыми много лет не виделся, и такие разные эмоции испытал. Поневоле уверуешь в то, что есть закон жизни: за позитивными событиями следует неприятное, а за белой полосой – черная. То ты кого-то, то тебя кто-то… Утешаясь подобными размышлениями, Артем понемногу успокоился, и, когда подходил к офису, злость и раздражение испарились. Исчезли. Вместе с мокрыми пятнами на серо-черном панцире асфальта.

* * *

Кожаные лапы кресла обнимали талию… и то, что пониже, массировали бока и, казалось, засасывали в уютное, мягкое чрево. С эффективностью трясины. Ни вырваться, ни встать. С той разницей, что трясина, как правило, не отпускает своих жертв, а кресло нехотя, но все же освобождало людей из ласкового плена. Резко вскочить из такого кресла – нечего и пытаться. Не получится. Извлечение тела из «мебельных» объятий возможно лишь с предварительным перемещением центра тяжести ближе к краю или при помощи упора рук в подлокотники.

У человека бывалого и наблюдательного наверняка возникло бы ощущение, что гостевое кресло так специально устроено. Чтобы у посетителей кабинета господина Туманова не возникало необдуманных намерений. Подскочить, например, и замахнуться на хозяина кабинета. И тем более, не дай бог, попытаться заняться рукоприкладством. Намерения-то не возбраняются. Запретить думать о разных гадостях, к сожалению, невозможно. А вот воплощение подлых намерений должно пресекаться на стадии пробных прикидок. Где-то на этапе: «А вот сейчас, как поднимусь да по физиономии двину!»

Выскажи бывалый человек подобные мысли вслух, господин Туманов непременно подтвердил бы эти предположения. И оставалось бы только подивиться его дьявольской предусмотрительности. Впрочем, посетители кабинета едва ли даже мысленно позволяли себе съездить по морде хозяину кресла. Разве что самые отмороженные и в глубине души, куда ни один психиатр не заглядывал.

Серега Величев по кличке Велик о подобном героическом поступке иногда грезил. Отдавая отчет в неисполнимости мечты. В фантазиях Сереги количество мысленных свингов и апперкотов, врезающихся в физиономию шефа, нередко было прямо пропорционально количеству и качеству «пилюль», полученных в служебном кабинете Туманова. Того самого Алексея Михайловича Туманова, депутата Законодательного собрания Белореченска и председателя совета директоров банка «Монолит», в узких кругах известного под кличкой Леха Туман.

Сегодня Алексей Михайлович вставлял пистоны Сереге за вчерашнюю драку в ресторане, где Велик со товарищи славно покуролесили. Не одно мурло славно начистили, и за дело – нечего нормальным пацанам хамить. Ну, ущипнул кто-то из пацанов официантку за ягодицу, с кем не бывает, а челядь шум подняла, давай их выставлять из кабака. И не утерпели. Погромили кабак маленько. А шеф теперь гневается, кричит, что имидж ему портят. Туманов собирался выдвигать свою кандидатуру на выборах главы городской администрации и на имидже просто помешался. Уже почти час нотации читал. Хотя Туман чихвостил Серегу вяло, без энтузиазма, поэтому в величевских грезах шеф тоже получал меньше обычного. Но получал, поскольку нотации Велик вообще с трудом переносил, а на похмельную голову – просто не переваривал. На тридцать первом апперкоте Туманов упал на пол и взмолился о пощаде. Велик попинал его для порядка и отпустил.

– Ты не уснул случайно? – Демонстративно ласковый голос начальника бесцеремонно вырвал Сергея из страны фантазий. – А то, может, подушку выдать?

В устах Тумана вопрос прозвучал угрожающе. Понятно, какую подушку он выдаст – каменную плиту на могилу!

– Нет, шеф! Я слушаю! – дабы не искушать патрона, бодро прохрипел Велик и пошевелился в кресле. В голове неприятно зазвенело, незримые кузнецы пару раз врезали тяжеленным молотом по черепной коробке, желудок совершил кульбит. Очень захотелось опохмелиться, но сегодня вряд ли получится. Пока, по крайней мере.

– Ну-ну, – недоверчиво хмыкнул хозяин кабинета. – В общем, я тебя воспитывать не буду, еще один такой косяк, и пойдешь рынок охранять. Уразумел? А там косорезить начнешь, уволю.

Шутки кончились. Велик не припоминал, чтобы кого-то из окружения Туманова увольняли. В лесочке прикапывали, с пулей в башке в реку бросали, а вот на вольные хлеба – не случалось. И Сереге совсем не понравилось, как шеф говорил об охране рынка. Словно о свершившемся факте.

– Шеф, да я больше ни-ни, ни в жизнь, блин, в натуре! Ни одну гниду в кабаке пальцем не трону! – поклялся Величев, преданно глядя в глаза Алексея Михайловича. Поклялся настолько рьяно и истово, что от переизбытка чувств едва не перекрестился.

– Артист! – умилился Туманов. – Грех такому не поверить. Короче, Смоктуновский, даю тебе шанс исправиться. Есть одно маленькое дельце…

«Как обычно – грязное!» – подумал Серега, но вслух, естественно, ничего не сказал. С детских лет Величева отличала повышенная брезгливость, к примеру, запачканные руки раздражали его невероятно. Смешно, но кровь, наряду с прочими выделениями человеческого организма, он также не переносил. Поэтому холодным оружием никогда не пользовался, предпочитая огнестрельное. Ни на разборках, ни в драках, ни при наказании проштрафившихся должников. Кулаками помахать для забавы или пулю в затылок пустить с дюжины шагов – это душа Велика принимала, а вот против того, чтобы пырнуть заточкой кого в пузо, рискуя измазать одежду и руки кровавыми брызгами – протестовала. Тошнотой и мерзким привкусом во рту.

Жаль, в кабинет к Туманову с верной «береттой» не войдешь. Отобрали…

– …потянешь его – не пожалеешь, – продолжил хозяин кабинета. – А нет, тогда… – Туманов развел руками. Мол, не обессудь. Что означал незатейливый жест, Велик догадывался. К прискорбию.

– Что за работа? Типа, завалить какого-нибудь фраера? – без лишних экивоков спросил Серега. Подобными делами для шефа он занимался не раз. И не два.

Туманов поморщился.

– Все бы тебе, Велик, валить. Нет, тут потоньше работа требуется. Не знаю даже, справишься ли. – Алексей Михайлович окинул взглядом крепкую фигуру ерзающего в кресле Сереги.

– Когда я подводил? – ровным голосом попытался выразить возмущение Величев. Несмотря на отсутствие приличного образования (девять классов средней школы), Серега довольно много читал, особенно в сравнении с другими «бригадирами» и «торпедами» Туманова. По большей части – произведения детективной и приключенческой направленности. И из прочитанного вынес убеждение, что краткость изречений повышают авторитет в глазах собеседников. А уж постараться выглядеть достойным уважения и доверия в глазах шефа – то, что доктор прописал. Для здоровья.

Возмущение Сереги Туманов пропустил мимо ушей.

– Хотя нюх тебя не подвел. Упокоить кое-кого придется, но есть нюанс… – Алексей Михайлович сделал паузу и еще раз взглянул на самого исполнительного из своих «бригадиров», будто прикидывая, знает ли тот значение последнего термина, – надо, чтобы подозрение пало на одного человека. Даже не подозрение, а чтобы в прокуратуру попали веские доказательства его вины. – Туманов понизил тон и не говорил, а скорее шелестел, а слово «веские» вообще прошипел рассерженной змеей. И не ужом.

– Типа, подстава, – выказал сообразительность Серега. До сего дня задания шефа действительно были попроще: того замочить, этого припугнуть, из того выбить долги. А тут – прямо комбинация! Растет, значит, Серега Величев в глазах начальства. Поэтому Велик поспешил уверить Туманова в том, что с поручением справится, соорудив на морде деловитое выражение:

– Без базара! Сделаю, шеф! Кого валить и кого подставлять?

– Моего конкурента на предстоящих выборах знаешь?

– Что?! Калинина?! – удивился и слегка напрягся Серега. Мочить председателя Законодательного собрания области или подставлять его – это… боязно. У него ведь и в охране целая толпа павианов ошивается, и бывшие спецы ФСБшные, и юристов куча, и адвокатов. И вообще, подступиться к фигуре такого масштаба нереально. Он ведь по второсортным кабакам не шныряет. Это все равно что на Туманова нацелиться. Как бы тут самого не подставили. Или не замочили при исполнении должностных обязанностей.

– Ты охренел?! – зашипел Туманов. Он вылез из-за стола, подошел к креслу с Величевым и навис над непонятливым бригадиром. – Думай башкой своей дырявой, дебил, что метешь! И без фамилий, даже здесь! Глушилки работают, конечно, но и языком молоть…

– Молчу, молчу, – покорно поднял руки Серега, и с тоской подумал, как бы все-таки славно было подняться с кресла и напинать по толстому тумановскому заду. Тогда бы сразу стало ясно, кто дебил, а кто уважаемый пацан.

– Придурок! Я не о самом говорю, а о его любимом сынке. Об идиоте вроде тебя!

– Типа, о Сашке? Который Паровоз?

– О нем!

– Это его надо, типа… того? – Велик провел ребром ладони по горлу, демонстрируя повсеместно известный жест недобрых намерений.

– Олигофрен! Ничего лучше не придумал? Доведешь ты меня когда-нибудь до греха. Пошевели извилинами; если труп щенка найдут на помойке, на кого пальцем показывать начнут? И обвинять во всех тяжких? Правильно! На его конкурентов по предвыборной борьбе. А кто у папы главный конкурент, соображаешь?

– Понятно.

– Вот. Мне лишние проблемы сейчас – как собаке велосипед. Планов – громадье, на кон многое поставлено, а бабки такие заряжены, что тебе и не снились. Обратку включать уже нельзя. А случись бяка с сынком, папа вонь поднимет до небес. Резонанс пойдет, в газетах начнут мусолить, на телевидении склонять, и прокатят меня тогда… бочкой по дорожке. С аплодисментами. На хрен мне эти кренделя?

Серега поерзал в кресле и кивнул, мол, понимаю, шеф, кренделя не нужны.

– Но… – воздел палец в потолок Туманов, – казус с сынком случиться должен. Догоняешь?

– Пока, типа, не очень, – честно признался Велик.

– Диспозиция такая… – Алексей Михайлович демократично присел на подлокотник кресла и по-приятельски положил руку на плечо Величева.

«Слов-то нахватался!» – мелькнула мысль в похмельных Серегиных мозгах. Скорее – скрипнула.

– …Есть одна девка, зовут Наташа Климова. Она подружка Паровоза. Бывшая. Теперь у нее другой хахаль. И с ней на днях неприятность произойдет. А менты на месте преступления выкидуху найти обязаны. Пока врубаешься?

– Ясен пень, девку на перо воткнуть. Как два пальца об асфальт!

– Тихо! – прошипел Туманов и едва ли не зашептал в ухо Сереге:

– Наташа эта живет на Коммунальной, двадцать пять, в одной из химкомбинатовских хрущовок. Там пролетарии да старушки с ветеранами обитают, поэтому проблем быть не должно. Зайдешь с пацанами, слесарями там или электриками, представляетесь, сам решай, и аккуратно валишь девочку. Если рядом хахаль нарисуется, валишь и его в штабель. А выкидуху в подъезде сбрасываешь. Будто впопыхах, в расстройстве чувств уронил. Дырки делаешь осторожно, в перчатках.

– Понятно.

– Смотри пока Наташино фото, чтобы не обознаться. – Туманов встал, вытащил из ящика стола кипу глянцевых листков и протянул Сереге. – Сейчас и перо будет.

Пока Величев разглядывал фотографии будущей жертвы, Алексей Михайлович вызвал в кабинет своего помощника и одновременно главного охранника – Костю Масальского, по прозвищу Мосол. Костя прихватил с собой какой-то бумажный пакет. Развернув его, Туманов извлек на свет затейливо украшенный нож с выкидным лезвием. Рукоять ножа была обмотана полиэтиленом и скреплена скотчем.

– А обмотано на кой хрен? – поинтересовался Серега, принимая из рук шефа нож.

– Не лапай, держи аккуратно! Для того и обмотано, чтобы отпечатки не стереть. Там пальчики Паровоза остались, в полной комплекции. Тесак держи осторожно. Здесь и здесь – лучше вообще не трогай.

– А как я телку тогда валить буду? Тут, блин, и взяться-то не за что.

– На то ты у нас и профи, а не лох помоечный. Свяжи предварительно, примерься и тогда бей.

– Легко сказать…

– Алексей Михалыч, спец, криминалист, сказал, что держать нож можно как угодно. Отпечатки под пленкой не смажутся и не сотрутся, – вмешался Мосол.

– Костя, а ты почему еще здесь?! Принес ножик и вали в приемную, без тебя разберусь, – нахмурился Туманов.

– Понял. – Масальский испарился со скоростью развоплощенного молитвой привидения.

– Ладно, раз спец сказал, то держи, как хочешь. К тому же там гравировка есть, – смилостивился Алексей Михайлович.

Действительно, по лезвию змеилась мелкая надпись: «Саше Калинину от Димы». Да, удружил неведомый Дима Паровозу… Теперь замысел Туманова стал ясен Сереге. Труп в квартире, перо с гравировкой, где фамилия хозяина выкидухи указана, пальчики на рукоятке – надо быть совсем тупым, чтобы не повесить труп на Паровоза. Среди ментов тупых, может, и полно, но настолько… Ухватятся за труп Наташи, как за квартальную премию, очередную палку срубят, раскрываемость, типа, отчетность. Сынка подтянут, трупец повесят, и папке жарко станет. Калинин, ясен перец, крендель крутой, но здесь покувыркается. И, хрен знает, отмажет любимого сынульку или нет. А кресло мэра, верняк, накроется медным тазом. Или еще чем похлеще. А погоняло у Паровоза прямо пророческим оказалось, пустят его локомотивом, разве что вагоны цеплять не будут. Групповуху не пришьют, некого, да и Туман указаний не дал.

Красивый расклад. Интрига, блин. Шито-крыто, и Туман, типа, не при делах. Хотя он-то как раз в теме. Наверное, Денисюк подсказал, советник и правая рука Туманова, он горазд на подобные штучки, даром что бывший мент. Серегины брови невольно поползли вверх. В знак уважения к хитроумию и дальновидности шефа и его приближенных.

Алексей Михайлович обратил внимание на мимическую гимнастику Величева:

– Вижу, доходит.

– Есть малость. Шеф, а перышко-то такое славное, типа, откуда?

– Любопытство, Велик, это порок! И, как правило, наказуемый. С ним бороться следует. Еще небезызвестной Варваре шнобель на базаре… того. За любопытство. В пословицу вошло. Тебе свой не жалко?

– Шеф, я, типа, без задней мысли.

– Шучу-шучу! Для дела тебе знать это, конечно, необязательно, но, учитывая мое к тебе доверие, расскажу. Цени! Ножичек свой именной сынок в кабаке забыл. Фрукты резал, пальцы гнул, телкам басни рассказывал о том, какой он крутой, и заболтался. Прошляпил выкидуху. А она еще и с пальчиками его оказалась. Четкими. Грех не использовать столь вопиющее свидетельство человеческой глупости. Теперь ножичек и пригодится для благого дела.

Серега вновь подивился, насколько гладко чешет Туманов. Во насобачился. Величев знал, что шеф уже довольно давно каждую неделю занимается со специалистами по, как ее там… культуре речи. А ведь пять лет назад одними матами сыпал. Всех в хвост и в гриву метелил. И феней не брезговал, даром что нет ни одной ходки за плечами. Хотя и сам Серега к «хозяину не хаживал», имел лишь две условные судимости: за хулиганство и хранение огнестрельного оружия. Да что там феня с матами, прежде Туман и в рыло норовил заехать. По поводу и без оного. А ныне заслушаться можно: «…вопиющее свидетельство…», «…для благого дела…», «…как правило, наказуемый…». Даже завидно. Может, тоже к мастеру разговорного жанра на прием записаться?

– И ножичек пригодится, и пальчики. – Туманов еще раз покатал на гортани и языке фразу, словно опробуя на вкус, как звучит. – Ты вообще сынка хорошо знаешь?

Серега пожал плечами:

– Не, слышал просто.

– А подружку его?

– Первый раз сейчас, блин, увидел.

– Значит, проблем возникнуть не должно. Ты их не знаешь, они тебя – тоже, мотива нет, претензий – тоже. Все супергут! – едва ли не стихами заговорил Туман. – Да и алиби тебе с пацанами обеспечим. Ладно, ты понял?

– Типа да.

– Не типа, а да или нет?

– Да.

– Срок тебе до пятницы, потом сынок на отдых улетает в Сочи, там у папы дачка. И проторчит на море хренову тучу времени. Поэтому решай проблему до пятницы! Справишься – не пожалеешь!

– Понял.

– Вопросы?

– Да, типа, все в лимонаде… – Велик почесал ту часть тела, которая среди его друзей ласково называлась «репой». – Не, есть один: а менты купятся на подставу? Я про Паровоза не слыхал, чтобы он пером жмуров крошил.

– Плохо слушал, значит. Мальчик у нас с Уголовным кодексом баловал. Подрезал телку по пьяни, насилу откачали, а мальчика закрыли. На пятерик баловство тянуло, но папка отмазал. Так что с ножичком сынок упражнялся. Наследил. И менты купятся и… прочая прокуратура. На этот раз отмазать не должен… Еще что? Бабки нужны?

– Нет.

– Тогда гуляй, работай. И помни: до пятницы!

Комфортабельная ловушка наконец выпустила очередную жертву из своих объятий. Скрипнув от сожаления.

* * *

Едва вернувшись в кафе «Королевская охота», где располагалась своеобразная штаб-квартира Серегиной «бригады», а сам он числился одним из учредителей, Величев послал двух «торпед» – Гвоздя и Химика – на улицу Коммунальную. Приказав следить за квартирой Наташи, и как только подружка Паровоза появится на горизонте, немедленно уведомить бригадира. Их же Серега решил взять и непосредственно на работу. Они и посообразительнее прочих и язык за зубами держать умеют. А у Химика даже незаконченное высшее образование за душой. Конечно, с ними не так весело, как, например, с Митяем или Кривым, с которыми славно бухать и громить кабаки, но тем тонкую работу не доверишь. Бабло с должника стрясти, залетного фраера шугануть или стволами потрясти на разборках, стрелках и толковищах – тут они незаменимы, а чуть в сторону – нагородят, что… охренеешь разгребать. Да им просто терпения не хватит в засаде сидеть; заскучают, налакаются пива и поедут кататься.

Есть еще вариант: Чалдона отправить. Он малый тоже не промах; предусмотрительный, осторожный, бухает с оглядкой, но есть пара изъянов. На картах и бабах помешан. Карты – до лампады, а вот на бабе проколоться может. Взбредет что-нибудь в башку, пожалеет телку, взбрыкнет в неподходящий момент. Маловероятно, но чем черт не шутит. Чалдона и потом запахать не грех; если калининская девка не сразу нарисуется, то «наблюдателей» менять придется.