Kitobni o'qish: «Алита. Боевой ангел»

Shrift:

Памяти
Сьюзен Каспер, Джорджины Хотри-Вур, Джери Джетер

Боевые ангелы не умирают

© Александра миронова, перевод, 2018

Alita: Battle Angel TM &

Глава 1

Большинство соглашалось с тем, что летучий город Залем прекраснее всего на закате. Во всяком случае, большинство полагало, что согласно с этим утверждением. По правде говоря, Залем поражал воображение в любое время дня и ночи. Он казался застрявшим среди неба оптическим обманом, удивительным трюком невероятного фокусника, волшебной страной: Эльдорадо, царством пресвитера Иоанна, Ультима Туле, Камелотом. Хотя, в отличие от них, Залем ничто не скрывало, его видели все жители Айрон сити. Подними голову – и вот он, диск пяти миль в диаметре, будто исполинская корона над городом, оседлавшая небо, привычная на вид – и абсолютно недоступная.

Люд Айрон сити знал, как выглядит Залем. Кроме того, наверняка о Залеме было известно лишь, что: 1) Завод Айрон сити существовал ради Залема и посылал еду с разными товарами наверх по трубам, выходившим из летучего диска, как грациозные паучьи ноги; 2) попасть туда нельзя – наверх поднимались товары, но не люди; 3) нельзя стоять под центром Залема – если, конечно, не хочешь быть расплющенным ливнем мусора, отходов и помоев, без предупреждения льющим из большой неровной дыры в центре нижней стороны диска.

Так функционировал здешний мир, и никто из живущих не помнил, чтобы было иначе. Очень давно случилась Война с общим Врагом, после чего мир оказался в нынешнем жалком состоянии. Земной люд выскребал отовсюду все, что можно употребить либо отремонтировать, а все ценное высасывал Залем. У обитателей поверхности не было желания и времени думать, как жилось до Войны: повседневное выживание отбивало охоту тратить время на историю.

Доктор медицины, киберхирург Дайсон Идо был одним из немногих жителей Айрон сити, которые хорошо знали историю: и Войну, и Падение, и почему из двенадцати летучих городов остался лишь Залем. Но теперь доктор, для кого закат значил лишь окончание долгого тяжелого дня в клинике, не думал об истории. Он копался в расползающейся куче мусора под Залемом, ища полезные и пригодные к работе обломки, шел по спирали от центра к краю помойки.

Из-за постоянного прибавления мусора и активности желающих поживиться отходами закопанное в середине кучи со временем перемещалось на окраину и вверх. А жители Залема были расточительны и нередко выбрасывали то, что годилось в дело после ремонта или простой чистки. Доктор выбрал маршрут, обещавший хорошую добычу и в то же время без риска попасть под очередной выброс из Залема – конечно, если никто не вздумает бросить в дыру целый дом. До сих пор такое никому не приходило в голову.

Идо часто проводил вечера на мусорной куче – бродил со сканером в руках, отыскивая электрические и феромонные сигналы от еще работающей техники. Внимательный наблюдатель заметил бы, что, хотя длинный плащ доктора изрядно поношен, когда-то он был слишком дорогим и изысканным для Айрон сити. Старомодная шляпа на ком-нибудь другом выглядела бы смешно, а на докторе казалась вполне уместной. Его поведение и манера держаться говорили о том, что он – образованный человек, некогда занимавший высокое положение, но свернувший не туда и оказавшийся в Айрон сити. Однако ни один наблюдатель не определил бы, что когда-то доктор вел жизнь привилегированного аристократа. Теперь он потерял все, был вынужден перебирать отходы и объедки лучшего мира.

Прежняя жизнь казалась доктору бесконечно далекой – как Война, для большинства ставшая туманным преданием. О докторе народ Айрон сити знал очень мало, за исключением того, что Идо лечил городских киборгов за посильную для них плату. Для киборгов это было таким же чудом, как летучий город, – но гораздо полезнее. Они восхищались доктором, были благодарны ему за талант, сноровку и никогда не спрашивали, где он их приобрел, откуда явился и что за маленький бледный шрам у него на лбу. Шрамы в Айрон сити были у всех, как и прошлое, о котором не хотелось распространяться.

Идо нагнулся, поднял изъеденную коррозией металлическую руку, уставился на нее сквозь круглые очки, затем уронил в прицепленную спереди сумку и вдруг заметил стеклянный глаз в обожженном металлическом черепе. Идеальный, без трещинки. Как он уцелел, ведь череп буквально выжжен? Идо наклонился, рассмотрел внимательнее и решил, что глаз закатился в глазницу случайно: многое происходит по чистой случайности. Например, если бы хирург не подошел, глаз и череп могли бы снова – уже навсегда – утонуть в куче ненужного хлама. Движение мусора поблизости могло выкатить глаз из глазницы так же, как закатило его туда. Глаз вылетел бы наружу, попал под ноги одному из бесчисленных местных стервятников и превратился в осколки.

Идо выпрямился, осмотрелся, пытаясь решить, продолжать поиски до глубоких сумерек либо уйти, пока осталось время выспаться. Большинство добытчиков уже закончили свой обход и отправились по домам. Остались закоренелые, те, кто всерьез надеялся отыскать сокровище – например, бриллиантовое кольцо, случайно упавшее с пальца Залемского аристократа. Конечно, это маловероятно, но возможно!

Невозможно – продать такое кольцо в Айрон сити даже за полцены.

Идо позволил себе смешок и вернулся к обдумыванию планов. Залем выбросил мусор четверть часа назад. Строгого расписания не было, но в среднем выбросы происходили каждые двадцать минут. Правда, «в среднем» не подразумевало, что следующий выброс не случится через пять минут. Доктор прикидывал, искушать ли судьбу и шарить ли в зоне выброса. Скажем, пять минут поиска, пять – выжидания в стороне. Обычно доктор не рисковал. Он был единственным киберхирургом в Айрон сити и ответственно относился к работе, но именно поэтому просчитывал возможности. Эпицентр выбросов еще не прочесывали, значит, там больше шансов найти полезное, особенно сервомоторы. Их всегда очень не хватало.

Он погрузился в раздумья. И тут одновременно произошли два события: его взгляд упал на что-то, полузакопанное в мусоре в трех метрах впереди, и едва заметно просигналил датчик в руке. Мгновение доктор не осмеливался двинуться. Если глаза не выдавали желаемое за действительное в тусклом закатном свете и если сканер не реагировал на последний вздох умирающего контура прямо под ногами, доктор видел нечто в тысячи раз ценнее бриллиантового кольца.

Не спуская глаз с цели, Идо медленно пошел к ней, отчаянно желая, чтобы находка оказалась настоящей, не превратилась в иллюзию, рожденную причудливо слипшимся мусором. И вот он стоит над ней, прямо здесь, на помойке. Слепой случай привел его сюда. Но любой уважающий себя ученый, даже изгнанник, знает: фортуна благоволит подготовленным.

Идо опустился на колени и стал аккуратно расчищать отбросы, выкапывать, будто археолог – находку столетия. Через несколько минут он отодвинулся, чтобы разглядеть ее: ангельски прекрасное, невозможно совершенное лицо юной девушки. Такое видят лишь в волшебных, сказочных снах. Но Идо знал, что не спит: ноги кололи обломки, давили острые углы и грани, болела натруженная спина.

Конечно, доктор годами мечтал увидеть наяву не это лицо, но оно могло быть и тем самым. Девушка выглядела безмятежной, спокойной и одухотворенной. Ее глаза закрыты, на губах играет легкая загадочная улыбка, будто ей снится нечто удивительное. Лицо совсем как настоящее, лишь разрывы кожи – у основания шеи и над левым глазом – выдавали искусственность.

Идо наклонился снова и стал расчищать мусор под шеей. Работа шла медленнее прежнего – руки тряслись от волнения, то и дело приходилось останавливаться, чтобы успокоиться. Прошли минуты, казавшиеся вечностью, и вот он держит кибернетическое ядро: верхняя часть груди, одно плечо, металлический хребет и ребра, за которыми вздрагивало медленно бившееся идеально белое сердце.

Доктор нерешительно приставил сканер к виску и, зачарованный, увидел, как диаграмма на экране подтвердила: разум в кибероболочке жив.

– Ты жива, – выдохнул доктор, не замечая, что говорит вслух.

Ей нельзя здесь оставаться! Идо осторожно подсунул руку под киберядро, вынул его из хлама, поднял к тусклому свету. Как мог кто-то выбросить ее, словно испорченную куклу?

В душе доктора шевельнулось то, что спало с самого рождения дочери, – и то, что, как думал доктор, после ее смерти уже никогда не оживет.

Глава 2

Сестра Герхад услышала, как открылась и закрылась подвальная дверь, когда, готовясь идти домой, меняла инструменты в киберруке на нормальную кисть. После тяжелого дня с пациентами и торговли запчастями Идо заявил о необходимости идти к мусорной куче Залема и принял отказ Герхад, сославшейся на усталость, его сопровождать. Сестра не была удачливой добытчицей, даже когда не валилась с ног от усталости. Сама мысль о том, чтобы ради выживания копаться в отходах недостижимого, предположительно, лучшего мира, лишала жизнь радости, и сестре хотелось покончить с собой.

Не то чтобы она знала жизнь радостнее. Ее семья издавна жила в Айрон сити, и большая часть ее родни продолжала тут обитать. Пара особо неуемных отправилась искать лучшее, и с тех пор о них не слышали. Вряд ли от того, что неуемные нашли лучшее место и забыли о прошлом. Сама Герхад не думала уезжать из Айрон сити. Насколько она знала, в Мертвых землях нет постоянной работы для медсестер – и всех других тоже. А если бы и была, вряд ли там найдется другой Дайсон Идо. И в Айрон сити таких нет – конечно, если не брать в расчет снежную королеву. А сестра Герхад не хотела брать ее в расчет. Совсем.

Сестра Герхад предпочитала не думать о бывшей жене доктора, предпочла бы забыть о ней навсегда. Сегодняшним вечером она точно не думала бы о ней, если бы не добыча доктора. Идо взбежал по лестнице так, словно притащил мешок сервомоторов. Их всегда не хватало. И не хватало катастрофически.

Но доктор принес не сервомоторы.

Чего сестра не ожидала, так это увидеть новое киберядро, уже установленное в стереотаксическую раму. Мешок бриллиантовых колец удивил бы ее не намного больше. Ну, если бы сестра отыскала брошенное киберядро, где теплилась жизнь и разум, без сомнений, тоже принесла бы его домой и попыталась оживить. Но сестра узнала лицо. Непостижимо, невозможно. Но вот оно: ясное и живое как сама жизнь. Бедный доктор. И как оно обернется теперь? Тогда он едва не обезумел от горя. Его сердце выжгло в пустыню. Но жизнь изобретательно непредсказуема.

Закрепив киберядро в раме, доктор кинулся в подвал. Сестра знала, что он принесет, но все равно у нее перехватило дыхание, когда Идо вернулся с телом ребенка – тем самым, сделанным им самим. Случилось так, что тело не понадобилось, и после того страшного дня доктор хранил его как святыню. Волнуясь и немного злясь, сестра наблюдала, как доктор бережно уложил тело рядом с ядром.

Прекрасное тело, произведение искусства, плод глубочайшей любви. Герхад понимала, отчего доктор спрятал его и не использовал. Хотя прятать такой шедевр и годами держать на полке неправильно, не по-человечески. Одно время сестра надеялась, что доктор примирится с собой и позволит кому-нибудь воспользоваться чудесным творением своих рук и ума. Но это значило бы, что рана на сердце Идо заживает, а он никогда бы ей этого не позволил.

Доктор суетился, готовясь к операции, и прогонял Герхад, когда та пыталась сделать что-то помимо стерилизации инструментов. Идо занялся калибровкой манипуляторов для микрохирургии, но вдруг повернулся и уставился на киберядро. После двухчасового вымачивания в растворе питающих мозг веществ глаза киборга неустанно двигались под опущенными веками. Нет, не просто глаза киборга – ее глаза под ее веками. Процесс оживления продвигался, и она выглядела все больше похожей на ту, чей голографический портрет доктор видел каждый день, каждый час.

Идо подошел к раме, коснулся щеки.

– Маленький ангел, что тебе снится? – спросил он.

Герхад давно не слышала такой нежности в его голосе. Доктор повернулся – и сестра с удивлением и ужасом увидела слезы на его глазах.

Идо сразу вернулся к подготовке операции: диагностике инструментов, проверке манипуляторов и пакета микрохирургических программ. Он больше не сказал ни слова, но они и не требовались. Герхад была профессиональной хирургической медсестрой со специализацией в киберхирургии и знала, что делать.

* * *

Эти сутки были не самыми сложными из тех, какие Герхад доводилось проводить на операциях – но точно самыми напряженными. В Идо будто вселился демон, давший жертве лихорадочную активность. Доктор работал манипуляторами и при этом требовал, чтобы сестра непрерывно считывала данные с полудюжины экранов – лишь потому, что не имел шести пар глаз. Если бы имел, наверняка считывал бы все сам. Герхад не могла представить, как он усваивает столько информации, одновременно работая с микроконтактами. Идо был гениален. После стольких лет сестра по-прежнему удивлялась широте и мощи его интеллекта.

Теперь Герхад удивлялась тому, как танцуют паучьи лапы манипуляторов, с безошибочной точностью запрограммированные Идо. Контролировать каждое движение не требовалось. Доктор сам спроектировал и построил свои инструменты, они могли отказать лишь в том случае, если по ним ударить молотком, и то вряд ли. Но Идо не столько контролировал, сколько просто смотрел. Микроинструменты выполняли операции, которые большие сильные руки доктора были не в состоянии сделать, но все-таки они являлись продолжением его тела. Идо чувствовал необходимость проследить за соединением каждого нервного волоконца, сосудика, мускула.

Доктор повернулся к сестре, едва заметно кивнул. Она вытащила из холодильника два пакета: со стандартной биологической человеческой кровью, «кровью сердца», и другой, вдвое больший, с небесно-голубой киберкровью. Хотя в последнем случае название «кровь» не соответствовало содержанию – текущая в жилах киборга жидкость содержала не красные и белые кровяные клетки, а наномашины. У Герхад была всего одна киберрука, и для нее не требовалось столько киберкрови, сколько девочке для полностью замененного тела, пусть и меньшего, чем у взрослого человека.

Герхад подсоединила пакеты к станциям переливания, установила скорость подачи. Доктору оставалось только включить. Он пробормотал слова благодарности, коротко кивнул – мол, пока вы свободны. Но, конечно, ждал, что она будет находиться поблизости, готовая выполнить любое его поручение. В свое время Герхад не терпела бурчания и общения кивками. Она не терпела и сейчас, но для Идо всегда делала исключение.

* * *

В день встречи с Идо сестра Герхад лежала на больничной койке и оплакивала свою карьеру, потерянную вместе с рукой. Она знала, кто он такой. Вся больница знала, как доктор работает с киберпациентами. Сестра сама направляла их в клинику Идо.

Когда он сказал, что не только спасет, но и улучшит ее карьеру, сестра не поверила своим ушам. Иногда болеутоляющие дают странные последствия, особенно если они произведены непонятно кем и где. Например, галлюцинации. Герхад работала в больнице, а Завод сокращал поставку медикаментов, и местной аптеке приходилось отчаянно импровизировать. Как результат, в последние две недели пациенты с поломанными костями нередко выходили и начинали играть в футбол, а страдающие от мигрени по ночам бушевали на дискотеках и норовили целовать всех подряд. Никто не жаловался, но это не решало проблемы.

Завод пообещал наладить снабжение, но когда, не уточнил. Главная сестра сказала, что ничего не поделаешь, остается молиться и, ради всех святых, беречь себя.

Через три часа кончилась смена, и сестра Герхад вышла из больничных дверей в тот самый миг, когда ошалевший гирогрузовик пропахал фасад больницы, вышиб все окна, вырвал полдюжины только что высаженных растений, пару знаков «Стоянка запрещена», а заодно и левую руку сестры Герхад.

Она почему-то осталась в сознании, но в памяти случились диковинные нестыковки. Вот сестра ступает на тротуар, за спиной закрывается дверь – а вот она лежит на тротуаре среди осколков стекла, обломков цемента, комьев влажной темной земли и выдранных цветов. Герхад помнила, что ее рука вдруг пропала, а с ней и карьера, сколь бы скромной она ни казалась.

Конечно, работа сестры – не совсем то, на что она когда-то надеялась. Приходилось жуткое число раз латать одних и тех же людей, повторяющих одни и те же ошибки. Болели ноги, да так, что от пяток до бедер казались сплошным синяком. А сколько она навидалась блевотины…

Но бывали и хорошие дни, когда сестра встречала людей, отказавшихся поддаваться обстоятельствам или, по крайней мере, не бывших злейшими врагами самим себе. А еще были дети, особенно те, кто еще не начал быстро взрослеть.

Платили скверно, а временами совсем никак. Уволить не могли никого – катастрофически не хватало рабочих рук, поэтому просто урезали зарплату. Притом Завод всегда выражал искреннее сожаление под звуки очередной партии товара, несущейся по трубе прямо над больницей в ближайший распределительный центр. Чтобы свести концы с концами, приходилось работать сверхурочно, и не по тарифу сверхурочных, а за обычную плату. Порой и того меньше.

Но быть сестрой – не просто работа ради пропитания, не временное пристанище на пути к лучшему, но призвание. Медсестры хотели быть медсестрами. Герхад хотела быть медсестрой, и никем иным. Работа придавала ее жизни смысл, дисциплинировала. А это крайне важно в мире, в лучшем случае полном упадка и отчаяния, в худшем – безжалостном и подлом.

И вот из-за водителя, не имевшего права водить ничего коммерческого тяжелее полутонны, смысл исчез. Компенсация? С кого ее требовать? Грузовик принадлежал Заводу, а за рулем сидел, конечно, не босс вроде Вектора, а жалкий неудачник, мгновенно исчезнувший без следа. Так здесь делалось буквально все: здравствуйте и до свидания.

Когда Герхад очнулась в следующий раз, верхняя часть ее тела была зажата в стереотаксической раме. Идо усадил сестру так, чтобы нервы в плече как можно легче контактировали с каналами в киберруке. Доктор стоял над операционными манипуляторами, сосредоточенный и до крайности серьезный, будто Герхад была самой важной персоной в мире, а он проводил микрооперацию собственными руками.

Сестра теряла сознание, возвращалась в явь, но не чувствовала боли и не видела ничего психоделического. Позднее она узнала, что доктор сам изготавливает лекарства. Наконец Герхад очнулась полностью и впервые хорошенько рассмотрела новую часть тела.

– Не знаю, в безопасности ли я с такой рукой, – восхищенно глядя на конечность, пожаловалась сестра доктору. – Меня разберут в ту же минуту, как я выйду наружу.

Узорной отделкой рука напоминала древний серебряный чайный сервиз. Доктор понимающе и хитро улыбнулся.

– Не то чтобы в этом городе жили гении, – сказал Идо, – но почти всем известно, что лучше не портить мою работу.

По-прежнему восхищенно глядя на свою новую руку, Герхад кивнула.

– Я не раз и не два лечила пациентов с киберчастями, слишком дорогими для этих людей. И теперь я – одна из них.

– О, я не возьму с вас платы, – сообщил доктор.

Похоже, он развлекался, наблюдая за выражением лица Герхад.

– Но, конечно, вы можете сделать для меня кое-что, чего не может сделать ни один из моих пациентов.

Обычно после таких слов стоило пугаться. Но доктор не казался мошенником.

– И что же? – спросила Герхад, скорее заинтересованная, чем напуганная.

– Работайте на меня. Мне нужна медсестра. А плачу я лучше, чем больница.

К собственному удивлению, Герхад сразу согласилась. Потом она долго ждала момент, когда он сунет руку в неположенное место и придется сломать доктору нос или вывихнуть плечо. Но этот момент не настал. Поначалу сестра приняла предложение исключительно из-за денег, надеясь сколотить «подушку безопасности», а потом, если работа окажется скверной, вернуться в больницу. Но вскоре Герхад решила, что было бы откровенной глупостью упускать шанс поработать с настоящим, а не дутым газетным гением медицины.

Герхад попала к Идо вскоре после того, как его сердце оказалось разбито раз и навсегда. Однако кроме этого сестра знала о докторе очень немного. Он точно родился не в Айрон сити, но чтобы это понять, любому достаточно просто заговорить с Идо. Он был не только умен, его речь и манеры выдавали образование, какого не получить на поверхности. Разве что в далеком далеке, за пределами досягаемости Завода, сохранилась башня из слоновой кости. Но Герхад была уверена: Идо не прибыл из дальних земель, чтобы застрять в тупике Айрон сити. Нет, доктор из места гораздо ближе, места, видимого всеми жителями Айрон сити, но недоступного словно Луна.

Путешествия с поверхности в Залем находились под строжайшим запретом, который блюли центурионы Завода, беспощадно истреблявшие нарушителей. Все, что тяжелее воздуха и способно летать, – вне закона, запуск воздушного змея мог стоить жизни. Центурионов не запрограммировали различать машины и живых существ. В результате многие поколения жителей Айрон сити видели диких птиц только на фотографиях.

Никто не знал, распространяется ли такое же ограничение на жителей Залема, или им просто хватает вида сверху. Герхад подозревала, что зрелище Айрон сити напрочь отбивало охоту спускаться вниз. Хотя желали они того или нет, неважно. Разве можно попасть из летучего города на поверхность? В смысле, попасть можно, но после очень неприятного падения. А его вряд ли кто-нибудь переживет. Парашют исключается: центурионы разнесут его в конфетти, а из того, кто спускается, сделают фарш. На большой скорости не поможет и куча мусора: падающий из Залема человек пробьет много слоев накопившегося хлама, и любой кусок металла на пути будет как снарядный осколок.

Нужно быть сумасшедшим гением, чтобы выжить после путешествия сверху да еще сохранить целыми и невредимыми жену с дочерью. А если дочь болезненная, хрупкая калека – дело нереальное. Герхад раздумывала над бегством доктора много лет, но осталась в недоумении.

Однако выжили все трое. Девочка умерла несколько лет назад – нелепо, страшно и бессмысленно. То есть по меркам Айрон сити – обыкновенно.

Настоящая загадка, почему Залем позволил уйти такому гению? Хотя вопрос, позволил ли. Конечно, верхние жители могут быть умнее нижних. Но и по меркам верхних доктор точно не недоумок. Он ведь такой… Сестра Герхад подыскивала подходящее слово и не придумала ничего лучше «невероятный». Он и в самом деле невероятный. Работа с пациентами значила для него не меньше, чем для самих пациентов. Идо давно должен был сойти с ума, но почему-то не сошел. А если и сошел, работе безумие не мешало.

Может, Залем не отпускал его? Доктор мог уйти по собственному желанию. Идо точно не споткнулся и не случайно свалился за край.

Идо повернулся к медсестре и увидел, что Герхад спит в кресле, подперев голову киберрукой. Доктор сперва хотел разбудить ее, но передумал. Процедура воплощения почти завершена. Он снова посмотрел на девочку, лежавшую на столе, на белое керамотитановое сердце в ее раскрытой груди. Оно теперь билось быстрее – в темпе, нормальном для девочки, погрузившейся в глубокий сон.

Живой девочки.