Kitobni o'qish: «Мои странные мысли»

Shrift:

Orhan Pamuk

A STRANGENESS IN MY MIND

Originally published in Turkish as Kafamda Bir Tuhaflık

Издательство ИНОСТРАНКА®

* * *

Посвящается Аслы

Мои странные мысли
Навеяли уверенность того, что я вне времени
И вне пространства…

Вильям Вордсворт. Прелюдия. Книга 3

Первый, кто, огородив участок земли, придумал заявить: «Это мое!» – и нашел людей достаточно простодушных, чтобы тому поверить, был подлинным основателем гражданского общества.
Жан Жак Руссо. Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между людьми

Глубина отличия частного мнения наших граждан от официальной позиции властей является доказательством силы нашего государства.
Джеляль Салик¹. Записки

Родословное древо Хасана Акташа и Мустафы Караташа, братьев, торговцев бузой и йогуртом (мужья сестер Сафийе и Атийе)

Часть I
(17 июня 1982 года)

Если старшая засиделась, то выдавать младшую не очень уж принято.
Шинаси. Женитьба поэта

Ложь – во рту, кровь – в жилах, а девушку, которая хочет сбежать, не удержишь.
Народная поговорка из г. Бейшехира (округ Имренлер)

Мевлют и Райиха
Украсть девушку – трудное дело

Это история жизни и ежедневных размышлений торговца бузой² и йогуртом Мевлюта Караташа. Мевлют появился на свет в 1957 году в самой западной точке Азии, в одной бедной деревеньке Центральной Анатолии, из которой виднелся берег скрытого туманом озера. В двенадцать лет он приехал в Стамбул и всю жизнь прожил только там, в столице мира. В двадцать пять лет он украл в своей деревне одну девушку; это был очень странный поступок, который определил всю его жизнь. Он вернулся в Стамбул, женился, у него родились две дочери. Он постоянно трудился на разных работах, торгуя то йогуртом, то мороженым, то пловом, то служа официантом. Но он никогда не переставал вечерами торговать бузой на улицах Стамбула и выдумывать странные мысли.

Наш главный герой Мевлют был высоким, крепким, но изящным на вид и казался добродушным. У него было по-детски невинное лицо, вызывавшее нежность у женщин, каштановые волосы, внимательный и умный взгляд. Я буду и дальше напоминать моим читателям, что не только в молодости, но и после сорока лет лицо Мевлюта сохранило по-детски наивное выражение и женщины продолжали считать его красивым, – эти два его качества важны для понимания всей нашей истории. Мне не потребуется специально напоминать о том, что Мевлют всегда был доброжелательным оптимистом – с точки зрения некоторых, простаком, – вы сами это увидите. Если бы мои читатели знали Мевлюта, как я, они бы согласились с женщинами, которые находили его симпатичным и с виду невинным, и признали бы, что я ничего не преувеличиваю, лишь бы приукрасить свой рассказ. Посему сообщаю, что на протяжении всей этой книги, сюжет которой полностью опирается на реальные события, я ни разу ничего не преувеличу, а лишь буду довольствоваться простым перечислением всех приключившихся событий в той форме, в которой моим читателям будет легче следовать за ними.

Я начну свое повествование с середины, чтобы лучше рассказать о жизни и мечтах нашего героя, а прежде расскажу о том, как Мевлют в июне 1982 года украл девушку из соседней деревни Гюмюш-Дере (которая относится к Бейшехирскому уезду Коньи). Девушку, которая согласилась бежать с ним, Мевлют впервые увидел за четыре года до того на одной свадьбе в Стамбуле. Свадьбу тогда, в 1978 году, в стамбульском районе Меджидиекёй праздновал старший сын его дяди, Коркут. Мевлют никак не мог поверить, что он понравился такой юной (ей было тринадцать лет) и такой красивой девушке, которую он увидел на свадьбе. Девушка была сестрой невесты Коркута и впервые в жизни видела Стамбул, куда приехала на свадьбу своей старшей сестры. Три года писал ей Мевлют любовные письма. Девушка не отвечала, но брат Коркута Сулейман, доставлявший ей их, постоянно обнадеживал Мевлюта и советовал продолжать.

Когда воровали девушку, Сулейман вновь помог своему двоюродному брату Мевлюту: Сулейман вернулся из Стамбула вместе с Мевлютом в деревню, где прошло его детство, и даже самолично сидел за рулем принадлежавшего ему «форда». План похищения два приятеля воплотили, не попавшись никому на глаза. Согласно этому плану Сулейман должен был ожидать с фургоном Мевлюта и похищенную девушку на расстоянии часа от деревни Гюмюш-Дере и, пока бы все думали, что двое влюбленных направились в сторону Бейшехира, он повез бы их на север и, перевалив через горы, высадил бы их на вокзале Акшехира.

Мевлют пять или шесть раз проверил весь план, а еще тайком посетил два раза важные для этого плана места, такие как холодный чешме³, узкий ручей, поросший деревьями холм и садик за домом девушки. За полчаса до назначенного времени он вышел из фургона, который вел Сулейман, зашел на деревенское кладбище, располагавшееся над дорогой, и некоторое время молился там, глядя на могильные камни и упрашивая Аллаха, чтобы все прошло хорошо. Он не мог признаться себе даже в том, что не доверял Сулейману. А вдруг Сулейман не приедет туда, куда они договорились, к старому чешме, думал он. Он запретил себе подобные страхи, потому что они сбивали его с мыслей.

На Мевлюте в тот день были синяя рубашка и штаны из новой ткани, купленной в одной лавке на Бейоглу, сохранившиеся еще с тех лет, когда он учился в средней школе, а на ногах – ботинки, которые он купил в магазине «Сюмер-банк» перед армией.

Спустя некоторое время после того, как стемнело, Мевлют подошел к полуразрушенному забору. Окно, выходившее на задний двор белоснежного дома Горбуна Абдуррахмана, отца обеих девушек, было темным. Он пришел на десять минут раньше. Ему не стоялось спокойно, он все время поглядывал на темное окно. Ему подумалось, что в прежние времена, когда воровали девушку, кого-то непременно убивали и начиналась бесконечная череда кровной мести и что сбежавших, которые в ночной темноте сбивались с пути, иногда ловили. Присев у забора, он также вспомнил и тех, кто подвергался позору в том случае, если девушка в последний момент решала передумать, и на этой мысли нетерпеливо поднялся. Он сказал себе, что Аллах будет охранять его.

Залаяли собаки. В окне на мгновение вспыхнул и сразу погас свет. Сердце Мевлюта бешено забилось. Он направился прямо к дому. Среди деревьев раздался шорох, и его тихо позвали, почти шепотом:

«Мевлют!»

Это был нежный голос девушки, читавшей все его письма из армии и доверявшейся ему. Мевлют вспомнил, как он с любовью и страстью писал ей сотни писем, как поклялся всей своей жизнью добиться ее, как мечтал о счастье. И вот наконец ему удалось ее убедить. Он не видел ничего и шел на голос, словно лунатик.

Они отыскали друг друга во тьме и, взявшись за руки, побежали. Через десять шагов залаяли собаки, и тут Мевлют, растерявшись, потерял направление. Он попытался шагать дальше, повинуясь интуиции, но в голове его все смешалось. Деревья во тьме казались внезапно выраставшими бетонными стенами, и они проходили мимо этих стен, совершенно их не касаясь, словно во сне.

Когда козья тропа закончилась, Мевлют, как и планировал, свернул на появившуюся перед ними тропинку в гору. Узкая тропинка, извиваясь, уходила ввысь, словно собиралась привести путника на темное, покрытое тучами небо. Примерно полчаса они, по-прежнему держась за руки, не останавливаясь, взбирались по склону. Отсюда были хорошо видны огни Гюмюш-Дере, а за ними огни Дженнет-Пынар, где он родился и вырос. Повинуясь странному внутреннему голосу, Мевлют отклонился от заранее заготовленного с Сулейманом плана и зашагал в противоположную сторону от своей деревни. Если кто-то и отправился за ними в погоню, то следы не приведут их к ней.

Собаки все еще лаяли как сумасшедшие. Через некоторое время со стороны Гюмюш-Дере раздался выстрел. Они не испугались и не сбавили шага, но, когда замолчавшие на мгновение собаки вновь залаяли, побежали вниз по склону. Листья и ветви хлестали их по лицу, в ноги впивались шипы. Мевлют ничего не видел во тьме, ему каждое мгновение казалось, что они вот-вот сорвутся со скалы. Он боялся собак, но уже понял, что Аллах хранит его и Райиху и что в Стамбуле они будут жить очень счастливо.

Когда беглецы, задыхаясь, добрались до дороги на Акшехир, Мевлют был уверен, что они не опоздали. А если еще и Сулейман приедет на своем фургоне, то уже никто не заберет у него Райиху. Когда Мевлют писал ей письма, он, начиная каждое новое письмо, представлял себе прекрасное лицо девушки, ее незабываемые глаза и с волнением, тщательно, в начале страницы выводил ее прелестное имя – Райиха. Вспомнив обо всем этом, он ускорял шаги, хотя от радости ноги несли его сами собой.

Сейчас в темноте он совершенно не видел лица девушки, которую украл. Ему захотелось по крайней мере дотронуться до нее, поцеловать ее, но Райиха узелком с вещами легонько оттолкнула его. Мевлюту это понравилось, и он решил не дотрагиваться до девушки, с которой он собирался провести всю свою жизнь, прежде чем женится на ней.

Держась за руки, они перешли маленький мостик над ручейком Сарп-Дере. Рука Райихи была легкой и нежной. От шумно бурлившего под ними ручья пахло чабрецом и лавром.

Ночь осветилась лиловым светом, затем раздался гром. Мевлют испугался, что перед долгой поездкой на поезде их застигнет дождь, но шагов не ускорил.

Десять минут спустя они издали увидели габаритные огни кашляющего фургона Сулеймана, ожидавшего их у чешме. Мевлют обрадовался и тут же укорил себя за то, что сомневался в Сулеймане. Пошел дождь. Они побежали к фургону, уже уставшие. Фургон оказался дальше, чем им представлялось, они успели здорово вымокнуть под проливным дождем.

Райиха вместе со своим узелком залезла в темный кузов. Об этом Мевлют с Сулейманом условились заранее: и на случай, если полиция объявит розыск на дорогах, и чтобы Райиха не увидела Сулеймана.

Оказавшись в кабине фургона, Мевлют сказал: «Сулейман, я никогда в жизни не забуду того, что ты помог мне сегодня». И, не сдержавшись, изо всех сил обнял двоюродного брата.

Сулейман не проявил той же радости.

– Поклянись, что никому не скажешь о том, что я тебе помогал, – ответил он.

Мевлют поклялся.

– Девушка не закрыла кузов, – сказал Сулейман.

Мевлют выскочил и обошел фургон. Когда он закрывал за девушкой кузов, сверкнула молния, и все небо, горы, скалы, деревья вокруг на мгновение озарились.

На протяжении всей своей жизни Мевлют будет часто вспоминать тот миг, то странное чувство, что охватило его.

После того как фургон поехал, Сулейман вытащил из бардачка старое полотенце и протянул Мевлюту: «Вот, возьми, вытрись». Мевлют прежде понюхал его и, убедившись, что оно чистое, протянул его девушке в кузов через маленькое окошко.

Сулейман вздохнул: «А ты сам не вытерся. Другого полотенца нет».

Дождь стучал по крыше фургона, дворники работали со скрипом, но что касается остального – они ехали в глубоком безмолвии. В лесу, который освещал бледный рыжеватый огонь фар, царила кромешная темнота. Мевлют часто слышал, что волки, шакалы, медведи после полуночи встречаются с нечистой силой, а нечистую силу, таинственных чудовищ и тени шайтанов он много раз видел по ночам на улицах Стамбула. Сейчас в лесу царила тьма потустороннего мира – именно в подобный мир острохвостые джинны, толстоногие дэвы, рогатые циклопы затаскивают заблудившихся путников и конченых грешников.

– Что ты молчишь, словно в рот воды набрал? – нарушил тишину Сулейман; Мевлют понял, что странное безмолвие, охватившее его, могло бы продлиться много лет. – Что-то не так? – спросил Сулейман.

– Нет, все в порядке.

Фары фургона, медленно продвигавшегося по узкой, залитой грязью дороге, освещали деревья, неясные тени и таинственные силуэты во тьме. Мевлют смотрел на них, понимая, что не забудет этих чудес до конца дней своих. Во всех деревнях, которые они проезжали, вслед им лаяли собаки, а затем наступала такая глубокая тишина, что Мевлют не мог понять, где обитают все эти странные мысли – в его собственной голове или в мире вокруг. В темноте он видел тени сказочных птиц. Он видел не понятные никому буквы, начертанные извилистыми линиями, видел следы шайтановых орд, прошедших по этим забытым всеми местам столетия назад. Они видел и тени каменных фигур, ведь в камень обратились те, кто совершил много грехов.

– Смотри не вздумай раскаиваться, – сказал Сулейман. – Бояться совершенно нечего. За вами никто не гонится. Наверняка все уже знают, что девушка сбежала. Уговорить Горбуна Абдуррахмана будет очень просто. Через один-два месяца он простит вас обоих. Прежде чем кончится лето, приедете поцеловать ему руку.

На повороте резкого спуска задние колеса фургона застряли в грязи. Мевлют на мгновение решил, что все кончено, и представил, как Райиха возвращается к себе в деревню, а он сам, несолоно хлебавши, – к себе домой в Стамбул.

Но вскоре фургон поехал дальше.

Час спустя фары фургона осветили узкие улочки городка Акшехир. Вокзал был на другом конце города.

– Держитесь вместе, – сказал Сулейман, притормозив возле железнодорожной станции. – Главное, чтобы Райиха меня не видела. Я не буду выходить из машины. Теперь я тоже отвечаю за произошедшее. Ты должен сделать счастливой Райиху, слышишь, Мевлют? Теперь она твоя жена, и ничего уже не изменить, стрела выпущена из лука. В Стамбуле не показывайтесь никому на глаза какое-то время.

Мевлют и девушка смотрели вслед красным огням фургона Сулеймана, пока те не скрылись. Затем они вошли в старое здание Акшехирского вокзала.

Внутри все сияло в свете ламп дневного света. Мевлют посмотрел в лицо суженой, которую он украл, со всем вниманием и, убедившись в реальности того, во что он никак не мог поверить, отвел глаза.

Это была не та красавица, которую он видел на свадьбе Коркута, сына своего дяди. Это была ее старшая сестра. Мевлюту на свадьбе показали красивую девушку, а вместо нее отправили другую. Мевлют, понявший, что его обманули, испытывал стыд. Он не мог больше смотреть в лицо девушки. Он не знал даже, как ее зовут.

Кто сыграл с ним эту злую шутку? Шагая к билетной кассе в здании вокзала, он, как издалека, слышал эхо собственных шагов, словно это были чьи-то чужие шаги. Отныне все старые вокзалы будут напоминать Мевлюту до конца его дней те несколько минут.

Он купил два билета на Стамбул.

– Сейчас подойдет поезд, – сказал кассир.

Но поезд не подошел. Они сидели на краешке скамьи в маленьком зале ожидания, битком забитом корзинами, узлами, чемоданами и усталыми путниками.

Мевлют вспоминал, что у Райихи вроде бы была старшая сестра. А может быть, ту красивую девушку вовсе и не звали Райиха? Он все никак не мог понять, как его обвели вокруг пальца.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Райиха!

Ну конечно! Красавицу звали другим именем! Ему досталась именно Райиха.

Пока они сидели на скамейке, он лишь посмотрел на руку Райихи. Совсем недавно он держал эту руку с любовью – рука была красивой. Она послушно лежала на коленке и то и дело оправляла платок и подол юбки.

Мевлют встал, сходил к буфету на привокзальной площади и купил два вчерашних чурека. Возвращаясь, он вновь издалека внимательно посмотрел на лицо Райихи. Мевлют еще раз убедился в том, что Райиху он видит впервые в жизни. Но как такое могло произойти? Знала ли Райиха, что Мевлют пишет свои письма, думая о ее сестре?

– Хочешь есть?

Изящная рука Райихи потянулась и взяла хлеб. Мевлют увидел на лице девушки не волнение, которое обычно бывает на лице сбежавших влюбленных, а выражение благодарности.

Пока Райиха медленно, словно совершая преступление, осторожно жевала лепешку, Мевлют краем глаза наблюдал за ее движениями. Есть ему вовсе не хотелось, но так как он не знал, что делать, то он тоже съел черствый чурек.

Мевлют чувствовал себя ребенком, которому кажется, что занятия в школе никогда не закончатся. Его разум искал ошибку в прошлом, которое положило начало этому дурному пути.

Он все время вспоминал свадьбу. Его отец, покойный Мустафа-эфенди, совершенно не хотел, чтобы он ходил на эту свадьбу, но Мевлют сбежал из деревни и приехал в Стамбул. Неужели то, что случилось, было результатом его собственной ошибки? Взгляд Мевлюта, обращенный в себя, словно фары фургона Сулеймана, искал причину, пролившую бы свет на скрытые полумраком воспоминания его двадцатипятилетней жизни и на ее нынешнее сумрачное положение.

Поезд все никак не шел. Мевлют встал и снова отправился в буфет, но тот уже закрылся. На вокзальной площади стояли две повозки, ожидавшие пассажиров, лошади фыркали, возницы курили. На площади царило невероятное безмолвие. Он увидел рядом со старым зданием вокзала огромный платан.

На дереве висела табличка с надписью, на которую падал бледный вокзальный свет.

В 1922 году основатель нашей республики Мустафа Кемаль Ататюрк посетил Акшехир и под этим платаном, возраст которого насчитывает сто лет, пил кофе.

В школе на уроках истории Акшехир упоминался несколько раз. Мевлют знал, что городок играет важную роль в турецкой истории, но сейчас он совершенно не помнил этих книжных сведений. Он винил себя за свои недостатки. Ведь он и в школе не старался учиться как следует.

Вернувшись и сев рядом с Райихой, Мевлют вновь посмотрел на нее. Нет, он не мог вспомнить, была ли она на той свадьбе.

В опоздавшем на несколько часов ржавом и скрипучем поезде они отыскали свой вагон. В пустом купе Мевлют сел не напротив Райихи, а рядом с ней. Пока стамбульский поезд покачивался, проползая по изношенным железнодорожным путям, рука и плечо Мевлюта то и дело касались ее руки и плеча. Даже это казалось Мевлюту странным.

Он отправился в вагонную уборную и какое-то время, словно в детстве, слушал, нажав ногой на педаль металлического унитаза, как колеса громко стучат по рельсам. Когда он вернулся, девушка уже спала. Как она могла спокойно спать в ту ночь? «Райиха, Райиха!» – позвал Мевлют, наклонившись к ее уху. Девушка тут же проснулась с той естественностью, которой могла обладать только лишь настоящая владелица имени, и нежно улыбнулась.

Они молча смотрели в окно вагона, словно муж и жена, которые вместе уже долгие годы и которым не о чем разговаривать. Мелькали уличные фонари то и дело проносившихся за окном городков, огни машин на далеких дорогах, зеленые и красные железнодорожные семафоры, однако по большей части за окном была только кромешная тьма – и тогда они не видели в стекле ничего, кроме своих отражений.

Через два часа начало светать. Из глаз Райихи внезапно потекли слезы.

– Ты хочешь вернуться домой? – спросил Мевлют. – Ты жалеешь?

Райиха заплакала еще сильнее. Мевлют неуклюже положил руку ей на плечо, но тут же смутился и убрал ее. Райиха плакала долго, горько и навзрыд. Мевлют испытывал вину и раскаяние.

– Ты меня не любишь, – сказала Райиха через некоторое время.

– Почему?

– В твоих письмах была любовь. Ты меня обманул. Те письма на самом деле ты писал?

– Все те письма писал я, – проговорил Мевлют.

Но Райиха не успокаивалась.

Час спустя Мевлют вышел из поезда на станции Афьон-Карахисар, добежал до буфета и купил хлеб, три треугольничка овечьего сыра и упаковку печенья. Когда поезд ехал вдоль реки Аксу, они позавтракали, запивая незамысловатую еду чаем, который за деньги разносил какой-то мальчик. Мевлюту нравилось наблюдать, как Райиха смотрит в окно на города, тополя, трактора, повозки, ребятишек, гоняющих в футбол, на реки, протекавшие под железнодорожными мостами. Все вокруг ей казалось интересным, весь мир.

Когда поезд проезжал между станциями Алаюрт и Улукёй, Райиха заснула, и голова ее опустилась Мевлюту на плечо. Он ощутил свою ответственность и одновременно – счастье. В их купе вошли и сели на соседнюю скамью двое полицейских. Мевлют считал, что электрические столбы, грузовики на шоссе и новые бетонные мосты являются признаком того, что страна богатеет и развивается; ему было неприятно смотреть на политические лозунги, которыми были исписаны стены в кварталах бедноты.

Мевлют заснул, сам тому удивившись.

Когда в Эскишехире поезд остановился, они оба проснулись и на мгновение испугались, увидев полицейских, но затем успокоились и улыбнулись друг другу.

У Райихи была искренняя улыбка. Лицо ее было открытым, простым и очень светлым. Мевлюта терзали подозрения о том, что она в сговоре с теми, кто обманул его, но, когда смотрел на нее, он не мог удержаться от мысли, что девушка ни в чем не виновна.

Когда поезд подъезжал к Стамбулу, они заговорили об огромных фабриках, выстроившихся по обе стороны пути, о высокой трубе нефтеочистительного завода в Измите, о том, какими большими бывают грузовые корабли, и о том, кто знает в какие части света они направятся. Райиха окончила только начальную школу, но без особых усилий смогла перечислить названия дальних заморских стран. Мевлют почувствовал гордость за нее.

Райиха была в Стамбуле четыре года назад, на свадьбе своей сестры. Но она все равно наивно спросила: «Это уже Стамбул?»

– Картал уже считается Стамбулом, – ответил Мевлют с уверенностью человека, хорошо осведомленного. – Однако нам еще ехать.

Он показал Райихе на острова вдали. Однажды они непременно поедут гулять на Принцевы острова.

Увы, за всю короткую жизнь Райихи они не совершили такой поездки ни разу.

1.Герой книги О. Памука «Черная книга». – Здесь и далее примеч. перев.

2.Буза (боза) – традиционный густой напиток из проса.

3.Чешме – общественный источник.