Kitobni o'qish: «Надежда не умирает никогда»

I

Она била его с неистовством, со злобой и огнем в глазах – насмерть! Парнишка не на шутку испугался, он не ожидал такого отпора от девчонки, да, еще и новенькой в его подготовительной группе детского сада, в котором ему уже давно было все знакомо. И даже в свои шесть лет он знал, кто на что способен среди его сверстников. И взрослых воспринимал не с таким боязливым уважением, видя их бесконечные недостатки и вранье, а также желание поскорее избавиться от его назойливых вопросов. А еще эта ненормальная! Он только хотел посмотреть, настоящий северный песец на воротнике ее пальтишка или нет. Совсем небольшой клочок вырвал! Ну, такая задавала, дочь военного, приехала с Севера!!!

В их маленьком захолустном городке только и интересов, что воинская часть с солдатами и настоящими офицерами в военной форме с погонами! Но вход туда закрыт – часть секретная, только по пропускам. А где ж ему и его родителям, коренным рабочим завода специального сельхозоборудования, попасть туда. Поэтому хоть так, посмотреть издали. Да еще и услышать какой-нибудь разговор дяди военного, забирающего свое чадо из его детского сада.

А девка-то толстая да сильная, сразу и не отшвырнешь.

– Да ладно, Катька, отвали! А то щас разозлюсь да так вдарю, что забудешь, кто и откуда!

– Я те вдарю, – шипела красная огнедышащая Катька. У нее пересохло во рту, она тяжело дышала, уже давно устала от потасовки, но злость не унималась, да и силы еще хватало, чтобы добить. Она, единственная среди всех детей этого маленького городка, в свои шесть лет имела пальто с настоящим мехом – стареньким песцом, сшитым заботливой мамой из своего поношенного пальто. Но привезли ее с Севера, с самого Диксона – там холодно. Детских садов не было. И они со своим младшим братишкой Вовкой сидели постоянно в теплом доме, который снаружи был почти полностью засыпан снегом. Плохо она помнит этот ледниковый период своей жизни. Только воспоминания мамы будоражили ее воображение, когда, хватаясь за сердце, она рассказывала своим новым соседям чудовищные истории о том, как дважды чуть не погибла ее малолетняя дочь, то есть Катька. Однажды летела вниз с ледокола в Северном Ледовитом океане, и была вовремя поймана за парящую над водой ногу своим же папой. И в другой раз, в грудничковом периоде, «гуляя» во дворе в коляске и громко – то ли чавкая, то ли вопя о чем-то своем, заинтересовала проходящего мимо по своим делам белого полярного медведя. По утверждению мамы, медведь заглянул в коляску и наклонился над ней, но чем-то Катька ему сразу не понравилась, и он даже не захотел подольше подумать, зачем бы она ему могла пригодиться, фыркнул и быстро решил удалиться. И вот этот-то случай, – думала Катька в конце маминого рассказа, наверное, и стал решающим в ее жизни. Даже голодный медведь не захотел с ней связываться.

II

Очень рано стал проявляться дурной характер Катьки. Она не терпела обид, никогда никого не боялась, была, как говорила мама, сама себе на уме и очень тяжелым своенравным ребенком, не поддающимся никакому воспитанию, как другие благочестивые детки. Катька не понимала, почему она тяжелый ребенок, но очень быстро привыкла к тому, что ее брат Вовка, по восторженным восклицаниям взрослых, был лучше ее во всем. И даже заучила предсказание мамы и бабушки, что ей будет очень трудно, если вся ее дурь с ней останется в дальнейшей ее жизни. Какая дурь? Почему все окружающие ее видят, а, она – Катька, та, кому принадлежит эта дурь по полному праву, ее не чувствует и не видит в себе? И что это такое – эта «дурь»? Да, она не похожа на других детей, которые, как ей казалось, бестолково тратят время на глупости, создают для себя какие-то кумиры и авторитеты и подражают им. Те дети, с которыми она встретилась в новой для нее обстановке, жили как-то беспечно, что ли. А Катька всегда была уверена в том, что у каждого, даже маленького человека должна быть цель, к которой нужно готовить себя с детства. А правильно ли думать так в шесть лет, она не знала. А если больше ни о чем не думается? Катька хотела быть врачом. И спроси ее, когда она захотела им стать, она никогда не ответит на этот вопрос, потому что врачом она хотела быть ВСЕГДА.

***

– Привезли новые игрушки! Ура! – орали во всю свою голосовую мощь дети. Воспитатели быстро уложили всех спать, чтобы в спокойной атмосфере разобрать все то, что досталось для их группы. На дворе застыл 1971 год во всем его великолепии. Покой, умиротворенность, сплошной дефицит во всем. Всеобщая неосведомленность о том, что есть какая-то другая жизнь (конечно, за пределами их родины), которая отличается от их жизни. Та, про которую никто не знал… Но! Каждый гражданин был уверен в том, что он имеет на сегодня в этой великой стране, называющей себя торжественно – Союз Советских Социалистических Республик, или СССР – все до мелочей, о чем бы только мог мечтать человек, живущий в другой стране.

Дети не спали и исподтишка наблюдали за работой взрослых.

– А это для Катюши, – оживленно сказала Тамара Павловна, доставая из мешка что-то белое. Катя из-под одеяла, прищурясь, пыталась разглядеть, что же взяла в руки ее воспитательница. Когда та развернула сверток, она увидела маленький белый халатик и белую шапочку с красным крестиком посередине, а еще, даже дух захватило, сумочку с настоящим стетоскопом и пластмассовыми шприцами!!! Ух, в маленькой Катькиной груди все перевернулось, и ей так захотелось быть хорошей, покладистой и послушной, чтобы все воспитатели, а не только Тамара Павловна знали, что эта игрушка должна принадлежать только ей, Катьке, и больше никому на свете. И за это она согласна на все, даже съесть морковную запеканку и сказать «спасибо». Все дети поднимались в праздничной лихорадке – так много нового, интересного их ожидало после дневного сна. И только Катя двигалась как во сне, она не верила, что ей сейчас подарят часть ее мечты. Она молча прожевала полдник и с широко раскрытыми глазами и замиранием в сердце ждала, когда же воспитатели допустят их к новым игрушкам.

– Дети, а сейчас мы будем играть в другие игры. Нам прислали новые игрушки, и мы надеемся, что они нам прослужат долго, – сказала Тамара Павловна давно заученную фразу. Все бросились в игровую комнату, а Катька медлила. Она хотела услышать, что есть что-то нечто для нее лично, но услышала то, чему не могла поверить: «А еще нам прислали детскую рабочую форму медицинского работника! Ответственность за ее сохранность мы возлагаем на … Бондарь Катю, но играть в нее могут все желающие!

Катьку захлестнуло, передавило грудь – не до радости! – «Кто подойдет, прибью», – подумала она про себя, взяла весь врачебный набор и отошла с ним в сторону. Выжидающе посмотрела на сверстников – никому она была не интересна, все были заняты своим счастьем, которое до Катькиного было очень далеко. И она успокоилась

– А теперь все на лечение!!! – орала она уже через пять минут.– Ну, давайте же играть в больницу, кто первый?

Но первых не было, как, впрочем, и вторых. Катька развернула пакет, медленно, с наслаждением надела на себя все, что было в нем, даже шприцы рассовала по карманам. И только тут ее все заметили: хоть халатик и был длинноват, но выглядела она все же величественно. Милая беленькая шапочка закрывала весь лоб, посередине красный вышитый крестик, который подчеркивал всю фигуру и значимость маленького доктора. В больницу захотели играть почти все и наперебой стали госпитализироваться на только что застеленные кровати.

– Доктор, доктор, помогите, мне совсем плохо, – уже через секунду визжала Надька Куприянова, а ее сестра-близняшка Ленка изображала колики в животе, да так достоверно, что не оставалось сомнений в том, что первую медицинскую помощь нужно было оказывать именно ей.

– Ой-е-е-е-еей, – кряхтела она, – Как мне больно! Сейчас умру.

– Секундочку, больная, дайте вас осмотреть. Где болит? – работала Катька.

– Ой, везде,– стонала Ленка, как будто и вправду сейчас умрет, если ей не дать лекарство.

– Тошнит? Отрыжка? Кашель? Понос? – не унималась маленькая докторша.

– Да пошла ты на фиг. Дай мне аскорбинку, и я сразу выздоровлю.

Такого оборота Катька не ожидала. Не проявлять уважение к врачу!!! Экая наглость!

– Я те счас как тресну, сразу выздоровишь! Не нужны нашей больнице такие больные, и мест у нас уже больше нет. Давай, пошла отсюда! – проявляла Катька характер рассерженной санитарки.

– Да и не очень-то и надо, – не отступала Ленка. – Когда я буду врачом, я тоже тебя лечить не буду. Вот это заявочки! Когда это она собиралась быть врачом? Ведь врач здесь только один – она, Катька. И больше никто. Она прикусила губу и пошла дальше на помощь другим «страдающим». И откуда это только бралось у нее: сноровка, понимание в какую игру играет, нет однообразия, ко всем разный подход, различное лечение, одному укол, другому компресс, третьему горло замотала, четвертому градусник, пятому аскорбинку и так далее.

– Катя, Катя, да ты оглохла что ли? – в дверях в группу стояла мама. И пациентов как будто убавилось, уже половину разобрали родители. Как быстро пролетело время. А она как будто и не наигралась еще. Ну почему мама так быстро сегодня пришла? Бывает ждешь-ждешь ее – не дождешься, а тут на тебе, как нарочно! Катька подбежала к маме:

– Мамочка, милая, смотри, что у меня есть! Давай попросим, чтобы нам домой дали, а завтра мы принесем!

– Ну что ты, доченька, кто ж нам даст? Воспитатели несут за него материальную ответственность. Я даже просить не буду, завтра придешь и снова будешь играть,– быстро говорила мама, напяливая на взъерошенную дочуру ее любимое пальто с песцом.

– Что– то опять воротника твоего поубавилось, – заметила мама, – скоро останется одна тряпочка.

– Это Лешка-дурак, ну, я ему влепила, как следует, но было поздно. Целый клок выдрал, гад, – оправдывалась Катька, обдумывая тем временем, что зря это она так на самом видном месте аккуратно сложила врачебную амуницию.

–Мам, я быстро, – и пока воспитатель вышла из игровой, она прямо в сапогах стремглав метнулась к форме, быстро открыла шкаф и засунула ее под книги наверх, куда только могла достать ее маленькая «докторская» ручка.

По дороге домой Катька выпрашивала у матери купить ей такой же халатик и шапочку, а остальное у нее уже все есть.

–Лечить куклу и Мишку есть чем, а в чем – нету, – вздыхала она, – а это не по-настоящему.

–Хорошо, хорошо, – отвечала мама. – Увидим, где продается, и сразу купим, – заверяла она, отлично зная о том, что нигде в ближайшее время она эту атрибутику не встретит, так как в магазинах на то удивительное начало семидесятых ничегошеньки и не было из того, чем хотелось порадовать себя и тем более детей. И поэтому переживать по этому поводу особо и не стоило, так как страна незаметно для себя и для всех советских тружеников медленно переходила в эпоху так называемого застоя. С голоду умереть было невозможно – у народа всегда были деньги на водку, буханку хлеба и завтрак туриста. И еще оставались деньги, только тратить их было не на что, так как в Москву, где было абсолютно все, но в очередях, не наездишься, потому что здоровья особо не хватало.

Катька вместе с братом Вовкой и мамой приехали с далекого Севера. Папа был военным, но дети его как-то запомнили плохо. На Севере он был постоянно на службе, а здесь его не было с ними совсем. А где он пропадал, об этом не знала даже мама. По разговорам взрослых Катя и Володя слышали, что он «гулял», а где так долго можно «гулять», да еще и не ночевать – это было для них странно. Наверное, там, где он «гулял», было очень интересно, и ему не хотелось прерываться даже на денек. Вся жизнь кружилась вокруг мамы и новых соседей в коммунальной квартире.

В этой квартире кроме них в маленьких до размера большого шкафа комнатушках жили еще две семьи. Муж и жена – тетя Валя и дядя Саша – добрая женщина и хронический пьяница. Они проживали через стенку в продолговатом «шкафу» почти тихо, но в привычку соседей вошло, что тетя Валя пряталась от разъяренного, «тихого» мужа в их комнате вместе с целым баком браги, заботливо приготовленной ею же для него же. Как-то раз ядреный компотик привлек внимание любопытных Катьки и Вовки, которые попробовали сладкую разноцветную жидкость. Рано пришедшая с работы мама обнаружила своих малолетних чад с раскрасневшимися щеками в веселом подпитии. В ту же минуту спасательные операции прекратились, и тетя Валя вместе с полным резервным баком была отправлена к обрадованному дяде Саше.

Напротив – в квадратном «шкафу» жила семья из четырех человек: дядя Коля, тетя Надя и два оболтуса-сына с пятилетней разницей в возрасте. Сыновья постоянно искали друг с другом встречи на нейтральной территории – коридор, ванная, кухня, где выясняли свои «братские» отношения в то время, когда дядя Коля и тетя Надя свои семейные. Жили не дружно, но не громко. Соседские отношения, опять-таки, не сложились, потому что тетя Надя всегда напоминала красавице-маме о где-то гуляющем папе. Так жили все в этом доме. Детей было много, почти все ровесники, целый день на улице – жилось интересно. Телевизор был не в почтении у ребят – мультики только по воскресеньям, да и то по полчаса. Ну, а о детских передачах в будние дни даже самый памятливый не вспомнит – их в золотое социалистическое время просто не было.

А время не шло, не бежало – оно летело, взбалмошно, хаотично, сменяя одно событие за другим. Смертельная болезнь мамы, инвалидность после болезни, развод ее с отцом, безденежье, сырая коммуналка, ссоры с соседями – все то, что на детский разум действует еще не глубоко, но формирует соответствующее поведение: никому не мешать, лишний раз не показываться на глаза и оберегать, беречь, заботиться о маме. Никого из родных вокруг, только еще один брат Игорь, который был порядком старше Катьки и Вовки и которого они очень любили и гордились им. Он учился в военном училище в областном центре в ста с лишним километров от них. Брат был всегда весел, разговорчив, артистичен, но приезжал редко. Поэтому они всегда ждали его и берегли воспоминания после его коротких каникул.

****

– Дети, построились, быстренько, не отвлекайтесь! Надя, тебе на верхний ряд, а то никто тебя не увидит. Так, молодцы! – руководила Тамара Павловна двадцатью ошалевшими от внимания и счастья выпускниками детского сада 1972 года, с усилием выстраивая их на общую фотографию. Тощий беззубый Алешка Клюшкин, который неравнодушно одергивал и дразнил Катю, непременно хотел стоять рядом с ней на фотографии. Щелк, и вот они, эти маленькие почти первоклашки, выпускались из своего раннего детства в новую, ответственную и неизвестную жизнь. Сияя от радости, прижимая к груди новенькие портфельчики со всякой нужной для школы «всячиной» внутри. Последний утренник, последние радостные слезы и то, что забыть невозможно никогда на свете.

– Катюша Бондарь, а для тебя, как человека уже определившегося в этой жизни, мы приготовили особый подарок, – сказала торжественно Тамара Павловна. И, на удивление всем, вынесла пакет с белым содержимым. Катька не верила своим глазам, не может быть!!!

Тамара Павловна развернула халатик, достала шапочку, стетоскоп и надела все это на обалдевшую от неожиданности Катьку. Радость и удивление застыли на ее лице, и больше ни слова.

– Ну, смотри, не подведи. Мы в будущем все твои пациенты. Будем лечиться только у тебя, поэтому не отступай от своей мечты.

Она и сама не подозревала о том, что эти слова станут вещими. Не пройдет и двадцати лет, как она, тяжело больная, попадет именно в Катины руки.

III

– Ну, все как всегда! И почему только со мной это происходит? – ревела Катька, сидя за партой в новенькой школьной форме, зло поглядывая на маму, стоявшую в дверях класса.

«Все дети, как дети. У них все есть – и тетради, и ручки. А у нее не хватает каких-то «косых» тетрадок или линеек в тетрадке. Вечно эта мама что-нибудь забудет, не проверит. Ну, как так жить, когда она опять хуже всех!». Слезы скатывались сами собой, остановить их было невозможно, она закрывалась рукавом, злилась на себя и даже не заметила, как убегала взволнованная мама и уже к середине урока эти недостающие тетрадки лежали у нее на парте, но радости не было все равно. Вот так начался первый школьный день ученицы 1 класса средней школы №1 г. Серого Бондарь Екатерины. Школа была для нее открытием, чем-то важным и значительным в ее жизни, первой ступенькой. И от того, как она пройдет эту ступеньку, зависело очень много в ее дальнейшей судьбе. Катя это понимала остро, с болью в сердце. Да, еще и мама подливала масла в огонь.

– Ты, доченька, должна учиться с большим усилием, если хочешь дойти к своей мечте. Только высшее медицинское образование, – говорила мама, делая акцент на слове «высшее». – Не будешь хорошо учиться, останешься в этом городке на всю жизнь. Ты этого хочешь?

Катьку при этих словах обдавало жаром, ей не хватало дыхания. Она не хотела оставаться здесь на всю жизнь, еще толком не знала, почему, но очень не хотела. Видя, как вокруг живут ее соседи – пьянство, матершина, конфликты, ссоры, она твердо была уверена, что при первой же возможности сбежит отсюда. Куда? Еще не решила. Но в маленьких Катькиных мечтах она всегда совершала подвиг, спасая раненых или просто больных на Крайнем Севере, ну, или на крайнем Юге, где пекло и жить тяжело, – главное, чтобы в жизни были трудности, а она бы их преодолевала.

Мама долго оправлялась после болезни. Она перенесла операцию по поводу рака груди, очень сильно распухала рука. Катька надевала, подаренный белый халат, шапочку и лечила маму, делая ей массаж руки, но детские ручонки быстро уставали. Рука была огромная, толстая, плотная, и девочка звала на помощь брата. Вместе они ненадолго давали облегчение своей маме, но на следующий день продолжалось то же самое, ведь работы для нее никто не убавлял.

Быстро промчался еще один год. И, о, счастье, лето – каникулы. Как бы там ни случилось между отцом и матерью, еще оставалась бабушка – мать отца. Властная, грозная, справедливая и мудрая бабушка, которая жила в богатой на то время почти «самостийной» Украине.

В те далекие годы у всего советского народа была одна цель – коммунизм. Что это такое никто на то время не знал. Но все ожидали от этого коммунизма, что не будет дефицита продуктов и одежды, что все советские люди, каждый по-своему, будут счастливы и не будет ни очередей, ни забот, ни хлопот – живи, трудись и радуйся. Весь этот коммунизм в Катькиных глазах уже был на Украине. Это был не только отдых для детей, это был настоящий праздник в их жизни, который не прерывался в течение всех трех месяцев каникул. Солнце, жара, река, фрукты, куча друзей, приветливые многочисленные родственники, но… и врагов тоже не мало. Не все сверстники в селе, куда они приезжали к бабушке одинаково относились к ним. Обидное слово «кацап» (так звали приезжающих из России) часто можно было услышать вслед убегающим Катьке и Вовке. Но бабушка неизменно вставала на защиту внуков, а ее боялось и уважало все село. И имя у нее было мужское – Федора, и была она бывшим директором школы, учителем. Не одно поколение ее учеников осталось на то время в богатом колхозе, для всех них Федора была завидным авторитетом.

****

Катька летела по каменистой дороге босиком, тяжело дыша, не замечая боли. За ней неслась ватага мальчишек, улюлюкая, свистя, надрываясь от воя. Эта была вражда между сельскими ребятами и «бондарятами» – так их с братом называли местные пацаны. Их было около десятка человек, они гнали Катьку, как зайца. Она удирала от них с такой скоростью, что ветер свистел в ушах, и догнать пухлую Катьку не смог никто. А вот и спасительные ворота бабушкиного дома. Ей ничего не стоило просто мимолетно перенестись через знакомую калитку и захлопнуть ее на крючок. Пацаны поднеслись к воротам, но дальше не осмелился никто – там жила грозная Федора. Мальчишки, распаленные погоней, не унимались. Они решили под воротами соревноваться друг с другом в изобретательности оскорбительных выражений для «бондарят». Хохот, смех, раздольное веселье торжествовало за забором. Катька сначала вякала с другой стороны, а потом просто разревелась от обиды на них, а больше на саму себя, за то, что так позорно бежала.

– Какой же это стыд, – плача и, вытирая сопли, думала про себя Катька, – что я спасовала перед ними. Теперь так будет всегда? Ну почему я испугалась? Зачем я побежала?

Она уже ненавидела себя за трусость, вспоминая Зою Космодемьянскую, которая бы никогда так, как она не поступила. Это позор, позор для меня.

Тогда она поклялась, что никогда не будет больше никого бояться. Всегда станет защищать слабых, какой бы сильный на них ни нападал. Она еще вообразила несколько сцен в своей голове, где она выступает в роли защитника-победителя и вроде бы все сложилось, только пацаны за забором не унимались, а еще больше вошли в раж. И тут Катька заметила неторопливо шагающую к воротам бабушку. Сердце ее замерло. Бабушка не всегда для нее была предсказуемой. Сейчас могла получить по шее именно Катя, за то, что привела эту команду за собой, а сама спряталась за другой стороной забора. Федора медленно подошла к калитке, открыла ее и громовым голосом рявкнула:

– И шо це таке? Шо вас сюды занэсло? Хиба у вас роботы дома нэма?

Детвора притихла, но не угомонилась, и в ответ робко, но настойчиво понеслись реплики о том, какие у нее «достойные» внуки. Бабушка хохотала от души. На шум прибежал Вовка, и они за спиной своей бабушки уже не выглядели слабыми и боязливыми, стараясь обидными репликами в адрес вражеских мальчишек хоть как– то реабилитировать свой стыд.

Бабушка, закрывая калитку и продолжая смеяться, сказала напоследок предводителю команды Валерке Михелю:

– Ты ж запомны, Михель, ще зятем моим будэшь!

Эта реплика еще больше вывела из себя мальчишек, а заодно и Катьку, которая вся красная стала визжать от негодования и орать со всей дури, что этого не будет никогда. Но как говорится, никогда не говори «никогда». А время посмеялось вместе с Федорой и дальше поскакало вскачь.

IV

Как хорошо в деревне летом! Знаете, кто из классиков это сказал? Вспоминайте! А, ведь он был прав. Здорово до невозможности, до радостного крика, до умопомрачительного восторга! Украина!!! Золотая наша Украина! Находясь зимой в России, Катька и Вовка мечтали вернуться назад. И еще в холоднющем феврале Катька скрупулезно начинала составлять список вещей, которые надо взять с собой на Украину, в их любимое село, где все привлекало, где было интересно, где была свобода. Только мальчишки с их предводителем Валеркой появлялись ниоткуда, но дело уже не портили, так как Катька дала себе слово больше никого не бояться, а слово она в свои восемь лет уже держать умела. Летом на Украине жарко, одежда была совсем не нужна – маленький сарафанчик сверху и босиком куда хочешь – в школьный двор, во фруктовый колхозный сад, который находился сразу за огородом, на речку. Каждый день бабушка посылала детей за хлебом в магазин. Вот с хлебом Украине не повезло, как раз это-то и было дефицитом. Занимали очереди, ждали хлебную машину по несколько часов, и только две буханки в руки. Необъяснимо, но факт – хлеба Украине не хватало!

Катька торопливо шла в магазин, держа в руках бабушкину сумку, выбирая дорогу, чтобы не распороть босые ноги о камни. Издалека увидела подъехавшую хлебную машину и еще больше заторопилась, но тут окаменела. Валерка вместе со своими пацанами, откуда ни возьмись, неслись прямо на нее на велосипедах, человек пять. Думать было некогда, только в голове пронеслось – не струсить. Она отшвырнула сумку в сторону, быстро одной рукой схватила горсть камней, которые тщательно обходила, другой рукой – палку и даже, не ожидая от себя, кинулась им навстречу. Все происходило за считанные секунды – первый велосипед – палка ровно зашла между спицами в колесо. Всадник

скатился с визгом в ров около дороги, взмах руки, и камни врассыпную полетели в обидчиков. Катька ничего не видела от злости, только слышала ругань, плевки, раздосадованные возгласы – и вдруг никого вокруг не стало. Мальчишки пронеслись мимо как ураган, никто не захотел остановиться. Она оглянулась назад, увидела быстро удалявшихся парней и стояла, оплеванная, разгневанная и жаждущая продолжения схватки. Все бушевало у нее в груди, она знала, что они этого так не оставят и надо ждать еще большего натиска с их стороны. И время не заставило ждать.

Ограничений в передвижении по большому селу у нее в ее восемь лет и ее брата Вовки в его семь от бабушки не было. Федора, напротив, всегда рада была предоставить им полную свободу в действиях, но только после утренней работы по дому. Бабушка твердо знала пути исцеления детей от дурных мыслей и поступков, а также для подготовки к большой и трудной жизни через трудотерапию. Катька, толстая и ленивая девка с пухлыми, пылающими здоровым румянцем щеками, придумывала всяческие обманные пути, чтобы ускользнуть от работы, притворяясь больной и немощной. Вовка был и бабушкиной надеждой, и радостью, и гордостью. Мальчик как две капли воды был похож на ее непутевого сына, их отца, и Федора, что-то не доложив в свое уже великовозрастное и ученое чадо, получила от небес еще один шанс реабилитировать себя как воспитатель. Она любила, баловала и обожала внука. И внук со своей детской доверчивостью с готовностью отвечал на ее чувства и проявлял чудеса трудолюбия и послушания. Катька гордилась своим братом. Несмотря на разницу в характерах, они чаще находили общий язык, чем жили в раздоре. Вовка был крепкого телосложения, сильный мальчик, который так же, как и сестра непримиримо реагировал на несправедливость и умел защитить и себя, и сестру, и даже их сопливую подружку Вальку – соседку по дому.

Втроем они составляли дружную команду, бегали играть, купаться на речку и в колхозный сад за черешней и яблоками. Вместе ходили в поход и даже за грибами, которые на Украине были редкостью, но все же были! А еще их любимое место купания – бассейн, наполненный до краев водой, глубокий, со сливом в виде маленького водопада в узкий ров, в котором водилось огромное количество рыбы. Колхозы на Украине в далекое советское время жили богато и красиво. Им было чем гордиться и удивлять приезжающих к ним гостей!

– Эй, вы, кацапы! – вдруг услышали дети, пробегая мимо бассейна. Они оглянулись и увидели местного лысого мальчишку с перекошенным от своего превосходства лицом. Его они видели впервые.

– Шо тоби треба? – ответил Вовка.

– Я зараз покажу, що мени треба, – он нагнулся, схватил камень и бросил его в их сторону. Камень пролетел мимо, но реагировать на лысого надо или он тоже сядет на шею. Вовка пошел навстречу пацану, и тут Катька даже охнула от неожиданности. Со всего размаха ее брат кулаком въехал по самодовольной роже, да так профессионально, красиво, по-боксерски, как показалось Катьке, что какое-то мягкое тепло разлилось по ее груди почему-то от гордости за себя сначала, ну а потом уже за Вовку и уже дальше за всех их вместе взятых. Вот вам!

Мальчишку перекосило, он громко заревел и заорал что есть мочи, кого-то призывая. Дети побежали дальше, ух, и жарко, а ведь бассейн уже рядом – через дорогу, как призывно журчит водопадик…

– А, ну стой, кацапня! – из-за горки выходила вся пацанская вражеская братва во главе с самым «кровожадным» – Михелем. И пошли они – Вовка, Катька и Валька с одной стороны и свора грязных босоногих и грозных местных мальчишек с другой. Подошли почти вплотную, стиснув зубы, но бежать уже не хотелось.

– Ну, шо, вот вы и попалысь! Зараз мы вас тут и похоронемо! – сказал Михель, смачно сплюнув в сторону, – шо б вы зналы, як обижать мого брата.

– Кишка тонка, – ответил Вовка, становясь в стойку. Катька встала рядом:

– Пусть вас больше, но в обиду мы себя больше не дадим.

Все клокотало у нее от гнева и решимости. Их вид был настолько подтверждающим слова, что пацаны замешкались, с таким отпором они встретились впервые. Но в том, что драться надо, сомнений уже не было.

– Шо ссышь, Михель? Давай одын на одын, и тоды подывымося, что ты стоишь без цых подпевал, – предложил Вовка. Михеля это оскорбило – эти слова были пусковым моментом для драки. Сцепились сразу все, ничего было не понять, кто кого и как. Вовка отражал сразу несколько человек, толстая Катька отдирала от себя озверевших пацанов, разбрасывая их вокруг. Они, оказывается, не такие уж сильные, успевала в уме анализировать противника Катька. В ход шли и кулаки, и локти, и коленки. Слабые уже устали и передыхали тут же рядом. Валька стояла в стороне и ревела. Катька заметила дерущихся Вовку и Валерку Михеля, но к ним ее не пускали кулаки и подножки других мальчишек.

– А, ну, шо тут робытся? – услышали они грозный мужской крик. Рядом с ними остановились проезжающие мимо на велосипедах рабочие.

– Хиба игр нема? Шо вы не подэлылы? Ото ж цеж диты, а як разбойныки. А ну, прекратыть. Живо по домам, а то зараз к батькам поидэмо.

Дети, тяжело дыша, прекратили драться. В то далекое время взрослых принято было слушать и повиноваться им.

– Ще зустрынемося! – грозился уставший Михель, – це не кинец, так лэгко не вдасться уйты.

– Подывымося, – вторил ему Вовка, презрительно сплевывая в его сторону, – ще попадэшься на узкой дорожке одын, сквитаемося.

– Що не расходытесь?– не унимались рабочие,– чи глухи, шо вам сказано?

Дети медленно развернулись и поплелись в разные стороны, оглядываясь друг на друга и на ходу осматривая разорванную и грязную одежду, синяки на руках и ногах, кровоподтеки на лице друг у друга. Как показаться бабушке в таком виде, Вовку и Катьку не волновало, они твердо знали, что никаких истерик у нее не будет.

– Подралысь, та и хай. Треба вмить себя защитыть, а то що з тебе дальше буде? – говорила грозная и справедливая Федора своим малолетним внукам и гордилась, что они приобретают при ней ее нерушимый и неподкупный характер.

V

Катьку ни на один день не отпускала тяга к врачеванию. Она организовала госпиталь на горище, по-русски – чердак, в бабушкином сарае. Там оборудованы доски под две койки, так как «раненых» всегда было одинаковое количество – Вовка и соседская Валька. Лежать в госпитале они целый день категорически отказались, поэтому «врачу» – Катьке – приходилось обходиться только процедурами, с настойчивыми просьбами и пинками, заставляя измученных лечением «раненых» подниматься наверх. Это продолжалось каждое лето, но недолго. Вовка и Валька в воинственной позе отказывались подчиняться Катьке и придумывали новые игры. Тогда Катя искала в бабушкиных школьных книгах по биологии страницы, где рассказывалось об анатомии животных. Ей было интересно расположение внутренних органов, и девочка с раннего возраста уже имела представление, с какой стороны тела находится печень, сердце, почки и так далее. Как-то раз Катька сама подтвердила свои нетвердые знания на практике. Она нашла дохлую мышь и захотела посмотреть, что у нее внутри. Мышка оказалась не маленьких размеров, чем еще больше заинтересовала любопытную Катю – будет все лучше видно! Она приволокла ее на кухню, положила на обеденный стол и стала искать нож для вскрытия, за что получила затрещину от вовремя подошедшей бабы Федоры.