Kitobni o'qish: «С прошлым годом!»
Я помнил ее смутно. Кажется, глаза были карими, хвостик какого-то мышиного цвета. Ничего такого, за что можно было бы зацепиться. Обыкновенная девушка, таких на улицах по рублю кулек. Имя только красивое – Надежда. Вот его я запомнил.
Мы и знакомы особо не были. Она проработала в нашем офисе месяца полтора, может быть, два. А потом почему-то уволилась. Тихо пришла, тихо ушла. Никто и не заметил.
Я в ту пору болел, а когда вернулся на работу, стол ее был уже пустым. Кажется, на нем стояла какая-то статуэтка. Птичка вроде…
Собственно, это все, что я помню о ней. А это странно. Потому что именно с этой девушкой я встретил новый год так, как никогда ни до, ни после.
Сейчас вы, наверное, скажете: ну, все понятно. Напились, после номер в отеле за сумасшедшие деньги (а как ещё может быть в ночь на первое января), куролесили, утром проснулся, голова гудит, на тумбочке шампанское и записка. Она ушла, оставив о себе только лучшие воспоминания. И просит не искать.
А то, что не очень красивая – так после ста грамм они все лучше становятся. После двухсот тем более.
Но всё было не так.
31 декабря я об нее споткнулся.
Помню, шел снег. Валил такими большими хлопьями. Падал и не таял. Было красиво.
Суетливо носились туда-сюда машины. Мимо проскочила стайка девчонок, одна из них подмигнула мне и улыбнулась ярко накрашенными губами. Ее светлые волосы красиво оттенял пушистый меховой воротник. На голове голубая шапочка. Прямо Снегурочка, не иначе. Я запомнил ее так отчётливо, потому что, засмотревшись, влетел во что-то, замахал руками, но равновесия не удержал и что есть силы дал ладонями о капот припаркованной машины.
Раздался какой-то писк, сдавленное "ой". Я опустил глаза.
Она сидела на корточках и смотрела на меня во все глаза. Точно, у нее ещё были такие очки в тонкой золотой оправе.
– Простите, – пробормотал, но не слишком уж любезно.
– Ничего, – у нее и голосок-то был мышиный, тонкий. И говорила она так, будто бы это не я на нее наскочил, а она сама подкатилась мне под ноги. Очень виноватая была интонация.
Впрочем, подниматься она не спешила.
Тут я заметил то, чего раньше не видел. Спущенное колесо. Так вот почему она расселась на холодном асфальте. Поменять пыталась. Уже и домкрат достала, и ключ.
– Давайте помогу, – я отобрал у нее инструмент. Она и не сопротивлялась. Ну да, куда ей такими руками хоть одну гайку открутить. Ладони как у ребенка.
Девушка выпрямилась. Роста она была среднего, но очень хрупкая. Серого цвета пуховик болтался на ней, даже широкий пояс на особенно менял дело.
Гайки прикипели. И я провозился гораздо дольше, чем планировал.
Надя – я с трудом вспомнил ее имя – все это время стояла молча. Под руку не лезла. Даже на пару минут забыл, что она вообще есть рядом.
А когда распрямился, первое, что увидел – стакан кофе, замотанный в ее шарф. Она протягивала его мне.
– Ого, спасибо! – действительно, не помешает. Я наглотался холодного воздуха, горло саднило. – Как ты его замотала, надо же.
– Ещё теплый? – свой она, вероятно, уже допила. По крайней мере, в руках его не было.
Хлебнул. Да, было очень неплохо.
– Спасибо тебе. Прости, наверное, тебя где-то ждут, а я задержала…
– Не ждут.
И это правда.
31 декабря давно уже было самым обычным днём в календаре. Обычно я бессовестно просыпал эту ночь, и вся кутерьма проходила мимо. Иногда хандрил, и тогда тем более ни с кем не говорил, и даже не смотрел в окно. Просто врубал себе какой-нибудь боевик, наливал чай. Или не чай, по настроению. И закидывал подальше телефон. Утром все сообщения, упавшие за ночь, удалял, даже не открыв.
