Kitobni o'qish: «Лоскутки»
– Юлька, гляди, что я нашла! – мамка выбралась из недр старого бабушкиного шкафа с каким-то бумажным свертком. Я тоже бросила разбирать пожитки, повернулась к ней. Уж больно счастливое лицо было у моей родительницы, грех на такое не поглядеть.
– Мам, это что ещё такое?
– А ты открой!
Разворачиваю старую газету. Мельком отмечаю, что она 1995 года. Ну надо же, древность какая! Сколько мне тогда было? Пять, я как раз в садик той осенью пошла. Бумага затертая, и серая типографская краска пачкает мне пальцы. Видно, бабуля не раз разворачивала эту свою драгоценность, любовалась, а потом снова прятала. Она вообще любила делать такие вот тайнички. Памятки, как она их называла. С ее уходом от нас мы с мамой откопали много удивительных вещей. Интересно, а тут-то что?
Я осторожно отогнула край газеты. Какие-то картинки цветные…
– Мам, да это же фотографии! Ты смотри!
– Оооо… Вот это находка! Я думала, их нет давно, наши-то пропали при переезде! Юлька, это шик! Дай глянуть!
Я отдала. В минуты волнения моя мамочка всегда выражалась как Эллочка-Людоедка. Если она говорит "шик", значит, случилось что-то запредельное. А уж если сказала "Блеск"…
– Красотааа… – протянула меж тем моя любимая и подала мне снимок.
Всё, теперь я знаю, зачем бабуля хранила эту газетку. А чтобы не запамятовать, в каком году все это приключилось! Так и есть. Мой сад. Огромная ёлка, живая, наряжена мишурой и флажками. А внизу…
– Мам, это я, что ли? – пальцем показываю на малышку в костюме Белочки.
Родительница заливается счастливым смехом.
– Нет, не ты. Ищи!
– Неужели эта? – палец переползает на Снежинку.
– Мелко плаваешь! Вот ты! – и она передвигает мою руку.
– Медведь? Серьезно? – я глазам своим не верю. В роскошных алых шароварах, в меховой безрукавке, с ушами от Чебурашки, с огромными щеками, с нарисованным черным носом никак не могу быть я!
– А то! – убеждает меня родительница. Да ты всех конкурентов локтями распихала, на всех мальчишек наорала, воспитательницу укусила. А все потому, что снежинок, белочек и зайчиков было по два, а медведь один, да ещё в таких портках!
А вот это на меня похоже! Я любовно погладила свои домашние штанишки в безумный горошек и страшно собой загордилась.
– Я тебе больше скажу! – мамочка продолжала тешить моё самолюбие. – Ты и стихи медвежьи за вечер выучила! Обычно не заставишь, а тут запросто! Да ещё за нами с бумажкой бегала, чтобы мы тебя проверили!
– Класс! Не посрамила отечество! – довольная, я взяла следующий снимок. Всё те же, всё там же. Только теперь рядом с нами стоял снеговик. Такой очень симпатичный снеговик, седой, как лунь, морщинистый, с добрым светлым лицом. И ведро на голове, а как же!
– Ой, а я её помню! Это же Валентина… Как же её…
– Ещё б ты не помнила! Ивановна она была. Самая любимая твоя воспитательница!
Точно! Валентина Ивановна. Мой добрый ангел. Сколько сказок мы с ней прочитали в детском саду! Что ни день, то новая! Это же она меня читать-то и научила! Когда ей надоело, что я вечно бегаю за ней и прошу сказку, она взялась показывать мне буквы. Да так понятно объяснила, что вскоре уже за мной стали носиться дети, чтобы я им почитала вслух. Как же мне было это приятно!
– Ну все ясно. Если ты ещё раз скажешь, что я люблю выпендриваться, я тебе покажу, кто меня к этому приучил! – шутливо грожу я маме пальцем!
– Да уж прям, – она не в обиде. У меня мировая мама, и шутки отлично понимает. – Она, кстати, тоже роль снеговика с боем себе добыла, у физрука отобрала! Ты, говорит, молодой и темный, а я старая и белая! Мне вон даже на голову ничего кроме ведра не надо, я и так вся в снегу! Шикарная была воспитательница, всем бы такую!
– А что с ней? Жива? – спросила я.
– Кто ж знает… Лет-то сколько прошло!
Сколько лет… Я вгляделась в фотографию. Кто эти дети, где они? Ой, а заяц-то, похоже, Максим! Ну, точно, Максим, мы же с ним в первом классе за одной партой сидели! Вон и уши его лопоухие из-под заячьей шапки видны! А остальные кто?
Мама тоже этого не знала.
Я взяла фотографию и приложила ее к стене.
– Мам, а у нас рамки есть?
Она отошла немного в сторону, прикинула, как будет смотреться.
– А что, с настроением! Давай повесим!
Тем же вечером, потягивая какао из любимой бабушкиной кружки, я любовалась делом рук наших. Уж больно хорошо выглядели снимки на стене. Было в них что-то волшебное. Словно старое кино смотришь. Уж знаешь его наизусть, а все равно радует.
– Ведь не знаю ничего, – подумала я… Максимка проучился с нами три года, а потом его семья переехала. Последнее, что я помню о нем: он дарит мне шоколадку и линейку. Обычную пластиковую китайскую линейку с нарисованными зайчиками. Там даже сантиметры были неправильные, она как бы это сказать… Маломерила.
– Так вот почему у китайцев вся одежда на пару размеров меньше, чем написано на бирке! Все оттуда, все из детства! – рассмеялась я.
И вдруг мне стало безумно интересно, что с ним стало, с Максом. Вот сколько лет про него не вспоминала, и поди ж ты.
– Мам, – крикнула я что есть мочи. – А помнишь моего первого соседа по парте?
– Это Максимка, что ли? Помню! – прокричала в ответ родительница. Она была слишком занята, чтобы лезть ей под руку. Мамочка готовила холодец. В эти минуты вся семья выгонялась с кухни. Появляться хотя бы в дверях было чревато наказанием, от удара поварешкой по лбу до смертной казни. Мы с папой очень любили мамин холодец, поэтому не возражали. Нам даже это нравилось. Ну что сказать, у всех семей свои традиции. Наша вот – прятаться по углам от мамочки, пока она колдует над новогодним угощением.
– А как у него фамилия была?
– Слушай, да Листьев же!
– Какая ты у меня молодец, все помнишь! – подлизалась я.
– Элементарно, Ватсон. Журналист же был такой, Влад Листьев. Как раз в 95-м и погиб. Хороший был мужик, умный. Мы у них ещё спрашивали, не родственники ли. Уж больно папка его был на того журналиста похож, только что очков не носил! А тебе зачем?
– Да вот любопытно, что с ним стало… – ответила я.
И включила компьютер.
Значит, Максим Листьев. Не Петров, не Сидоров, и это уже хорошо. Не может быть в нашей стране так уж много парней с таким именем. С него, пожалуй, и начну!
Я снова поглядела на фотографию.
– Найду, всех найду! – сказала сама себе. Вот спроси кто, зачем оно мне надо, в жизни бы не ответила. Да я и сама не знала. Ответ был простой: хочется мне так! А если хочется, то надо сделать!
И я принялась искать.
Социальная сеть выдала мне длинный список всевозможных Максов. Худые, полные, лысые, лохматые, усатые, бородатые, гладко выбритые, в очках, без очков… И ни одного лопоухого! Я пересмотрела всех. Если мой сосед и был тут, то очень надёжно спрятался.
– Мааам, – снова позвала я.
В ответ раздалось неразборчивое ворчание. Знаем-знаем, она недовольна тем, что ее отвлекают. Но это тоже дань традиции. Без этого никак! Так что я продолжила ее пытать. Тем более, что мне в голову пришла мысль.
– А ты не помнишь, как у него родители выглядели?
– У Максима? Да я ж тебе говорю, отец вылитый журналист тот был!
Я открыла фото Влада Листьева и внимательно разглядела. Ну могло же так случиться, что сын пошел в отца и тоже смахивает на звезду отечественной журналистики?
Ничего такой был дядька, глаза проницательные. Люблю таких людей.
Снова открыла сайт и принялась листать ленту.
Он или не он? Да быть того не может, чтобы не он! Ну вылитый Листьев, только вот очков нет. Зато борода есть. Но постойте, уши-то лопоухие куда делись? И возраст не указан…
Я перелистала все фотки в его альбомах. И с удивлением обнаружила, что работает вот этот Максим в нашем городе, причем сравнительно недалеко от меня. Продает мобильные телефоны в одном из сетевых салонов.
– Мааам! – снова с кухни раздалось ворчание. Дождавшись связного "Что тебе неймётся?", я пошла в атаку.
