Kitobni o'qish: «Гривна боярина Кучки»

«Были тут по Москве-реке села красные, хорошы боярина

Кучка… И ту Кучко боярин … злую смерть прият»

Сказание об убиении Даниила Суздальского и о начале Москвы, XVII в.

– Кто убил боярина Кучку? Да Юрий Долгорукий, думаю, вон там, на берегу реки Москвы. Поверю, что боярин погиб на охоте, только когда свинья начнет на белку лаять. По давней скоморошьей привычке Местята пересказывал слухи и сплетни. За них одаривали лучше, чем за веселое балагурство. Это было такой же частью его ремесла, как бубны и жутковатые маски. Но дружинник Якун почти не слушал скомороха. Он вспоминал о том, что случилось три дня назад. Перед поездкой сюда в Кучково монах Василий дал ему ту грамотку. Теперь пришло время ее перечитать. «И случилось это в лето 6654 от сотворения мира, и 1146 от Рождества Христова.И хочу написать я о том безлепо и просто, ибо видел я явления странные, ужасные и дивления достойные, ведь о том, что створилось, вряд ли кто-нибудь еще расскажет. Боятся люди, ведь сказано: откроется то давнее убийство и найдете знаки. Много неправд было, и были проклятья. И искали, кто убийство то злое створил, и где начало той беде? Дерево с тоской к земле клонится, ветер о том в ветвях поет…» Безлепицу или нет писал брат Василий, но Якун задумался. Его послали для охраны княгини Улиты Кучковны, пока она гостила у сестры. Дорога здесь вблизи Сходень городка была узкой, но утоптанной. Конь скакал быстро и весело. Вокруг росли высокие ели, Якун смотрел, как от ветра качаются их ветки. Вдруг он резко остановился и вгляделся. Сбоку от дороги под елью неподвижно лежал человек, в груди его торчала стрела. Он узнал купца Жирослава…

Якун не стал сворачивать с дороги, лишь пришпорил коня и поскакал к городу.

На высоком холме, зажатые между стен теснились деревянные избы, церкви.

Еще приближаясь к городскому посаду, услышал Якун разноголосый шум. А когда, проехав высокие ворота, поскакал по узкой улочке, крики, ругань, песни совсем оглушили его. В низеньких избах ремесленники раскрыли двери навстречу пьяному, вешнему солнцу и оттого весь звонкий перестук мастерских и кузниц хлынул на улицу.

Но Якун не вслушивался в шумную городскую суету. Мысли о Жирославе снова вернулись к нему. Он думал, дивно ли, если муж погиб на войне, так погибали многие. Убитый же купец был немолод, и вряд ли кто будет плакать о нем. Но смерть купца сулила много дурного людям вокруг, даже тем, на чьей земле нашли его тело. Хоть горька смерть на войне, но там ведь все понятно, и кровь тоже, а здесь, в городе, все опутано цепью платежей и обид. Недаром говорили, что земля наша погибает от вир и продаж. Со времен Правды Ярославичей должны жители верви, села, где найдено тело, платить виру, много гривен князю, если не найдут убийцу или вора. Да уж, придумали князья способ увеличить свое богатство. Даже мертвецов не могли оставить в покое. Потому иногда и случалось, что переносили смерды труп подальше от своего села. И начинал бедный покойник путешествовать от деревни к деревне, пока какой-нибудь тиун не остановит это движение. И еще сложнее становилось найти виновного, «гнать след». И как круги от камня, брошенного в воду, разные люди вовлекались в поиски убийцы.

По приезде Якуна поселили в каморку на первом этаже терема боярыни Анны Кучковны вместе со скоморохом Местятой. У Анны гостила ее сестра княгиня Улита Кучковна. Посадник Твердислав, управлявший городком, распорядился, чтобы охранявший сестер Якун и развлекавший их скоморох жили рядом с ними.