Kitobni o'qish: «Чума на оба ваших дома»

На поверхности воды плясали солнечные блики. За сухой стебель зацепился тонкий белый платок, покрытый красными пятнами. Колеблющиеся тени прибрежных камышей скользили по бледному лицу лежащей на дне женщины, слабое течение играло длинными белокурыми волосами, в которых сновали мелкие рыбёшки. Широко распахнутые глаза под толщей воды казались фарфоровыми, что делало мёртвую женщину похожей на дорогую куклу.

Вился по течению окровавленный батистовый платок…

Глава первая

Исчезнувшая

Уэйн из Арли едва не ударился о дверь трактира, когда чья-то сильная рука грубо ухватила его за локоть.

– Ты толкнул меня, деревенщина!

Он обернулся на пороге. Перед ним, чуть покачиваясь, стоял один из завсегдатаев подобных мест. Уэйну, в юности служившему в лавке старьёвщика, довелось повидать таких – если от дворянина что в них и оставалось, так это гонор, да и то потому лишь, что его не заложишь и не пропьешь.

– Простите, господин, если задел, – с покорным вздохом произнёс Уэйн, настойчиво пытаясь высвободить руку. – Не желал оскорбить.

– Святой потрох! Не желал он!.. – Задира выпустил руку Уэйна, но только для того, чтобы сгрести в кулак его ворот, и с пьяной доверительностью добавил, – Да я ж тебя убить право имею. Как любой дворянин, оскорблённый таким вот… как ты… Понял?

– Понял, господин, понял.

Уэйн попытался вывернуться из цепкой хватки, с облегчением увидев за спиной пьянчуги своего приятеля, не зря прозванного Здоровяком Ником.

– Ты б полегче, господин! – На плечо скандалиста легла тяжёлая лапища. Тот с удивительной для его состояния быстротой обернулся. И то ли ему повезло попасть локтём Здоровяку под дых, то ли бедолага сам поскользнулся на покрывающей пол грязной соломе, но, отлетев на пару шагов, Ник грохнулся задом на ближайший к выходу стол. Уэйну показалось, что сейчас трактир развалится от улюлюканья, хохота и проклятий.

– Ну, давай, покажи ему, где черти зимуют! Всыпь ему, всыпь! – взвыли со всех сторон, не понятно, к кому обращаясь. А, скорее, просто подзадоривая обоих в предвкушении драки.

Обидчик вытолкнул Уэйна за порог таким сильным пинком, что тот едва удержался на ногах и, проклиная всё на свете, потянулся к висящему на поясе ножу. Не любил Уэйн драки. Ой, как не любил! Но тут, похоже, миром не отделаешься – из трактира уже вывалили приятели Уэйна, так неудачно отметившие сегодня торговую сделку, да и у пьяного дворянчика нашлись сторонники. И те, и другие смешались в одну орущую и размахивающую чем попало толпу.

Уэйну почти удалось выбраться из свалки, когда он снова нос к носу столкнулся со своим обидчиком. Последнее, что он успел увидеть, это светло-серые, почти бесцветные холодные глаза. Совершенно трезвые. А в следующий момент в его сердце вошёл короткий клинок.

То, как разбегаются дерущиеся, преследуемые налетевшими солдатами шерифа, Уэйн уже не видел, оставшись лежать на грязном снегу перед распахнутой дверью вмиг опустевшего трактира…

* * *

Льющиеся сквозь витражные окна ранние солнечные лучи превращали церковь в настоящее преддверие рая. Девушка-служанка, отойдя от ящика для пожертвований, направилась к выходу, но остановилась, залюбовавшись. Пусть ненадолго, пусть только на этот миг созерцания она уже почти поверила, что рядом с такой красотой не может существовать никакого зла, и тут прекрасные грёзы прервал хлопок тяжёлой двери. А в следующий момент её едва не сбил с ног высокий мужчина в запылённой одежде. Резко остановившись возле порога, он покачнулся, и девушка увидела расплывшееся на ткани его камзола тёмное пятно. Словно в доказательство, что глаза не обманули её, мужчина сделал несколько неверных шагов, и рывком опустился на колени, упершись рукой в пол. На камень упало несколько кровавых капель.

В глубине церкви послышались торопливые шаги. Странный посетитель поднял голову и до испуганно вжавшейся в угол девушки донеслось:

– Прошу… убежища. Я совершил убийство…

Зажав руками рот, чтобы не закричать, невольная свидетельница этой сцены выскользнула за дверь и бегом бросилась прочь, не заметив ещё одного мужчину, торопливо отступившего с её дороги.

Джон проводил взглядом убегающую девушку и вошёл следом за своим господином как раз чтобы успеть увидеть, как за ним и сопровождающим его монахом закрывается дверь в боковом приделе.

Оставшись в одиночестве, Джон подошёл к распятию и попытался молиться, уверяя себя, что господь милостив к грешникам вроде него и его господина. И то, и другое получалось плохо. Слова молитвы путались, а надежда не желала обретать силу. Лик Спасителя был равнодушен, и измученные глаза Джона отказывались видеть в нём что-то, кроме раскрашенного дерева. Возле порога на каменных плитах пола ещё оставались капли крови, и стоило Джону опустить усталые веки, как перед его мысленным взором снова и снова возникали эти тёмные брызги.

Служил он своему господину уже не первый год, и случалось в их неспокойной жизни всякое, однако же в такую передрягу они попали впервые. Призрак виселицы маячил на их горизонте всегда, но теперь он стал как никогда осязаем, и Джон, пожалуй, впервые задумался, насколько иначе могла сложиться его жизнь.

Сын школьного учителя, пристроенный отцом в богатый респектабельный дом, сейчас он мог бы уже сколотить небольшое состояние, обзавестись семьёй. Ночью засыпать рядом с ласковой женой, днём радоваться первым шагам детишек… Однако же всё случилось так, как случилось. Заскучав на однообразной службе, он бросил её, прихватив с собой хозяйские деньги, и счастливо избежав виселицы. Когда деньги закончились, он снова устроился на службу – помогла приятная внешность, обходительные манеры и знание грамоты. Однако же эта служба закончилась так же, как и первая. Мало-помалу Джон скатился до ремесла карточного шулера, но удача отвернулась от него, и вместо выигрыша он часто оказывался битым – хорошо, хоть не до смерти. Тогда ему и встретился его нынешний хозяин, которого за глаза называли лордом трущоб из-за попыток выглядеть дворянином несмотря на тёмное происхождение, и носящим вместо имени прозвище Дэсбелл – Похоронный Звон.

Жил Дэсбелл тем, что выполнял опасные и сомнительные с точки зрения закона поручения господ, прячущих лица под низко надвинутыми капюшонами. Этого хозяина обокрасть Джон бы уже не решился. Да и не возникало у него подобного желания, потому что именно такая, суматошная и рискованная жизнь оказалась ему по сердцу. Во всяком случае, так он считал до сих пор.

Последнее дело, в котором был замешан его хозяин, было таким же опасным и таким же незаконным, как и прежние. Однако же в этот раз солдаты шерифа нагрянули уж очень быстро. С трудом отбившись от них в тёмном и узком проулке, где короткие клинки оказались удобнее длинных солдатских шпаг, Дэсбелл с Джоном, бросив большую часть пожиток, спешно покинули Колдуэлл. И лишь когда рассвело, Джон заметил, что камзол хозяина в крови. Рана оказалась неглубокой, но быстрая скачка не позволяла ей затянуться, медлить же они не могли – люди шерифа не прекращали погони.

В попытке оторваться они несколько дней петляли по промёрзшим дорогам, давая отдых больше коням, чем себе. А закончилось всё тем, что Дэсбелл, зажимая рукой рану со сползшей повязкой, ворвался в монастырскую церковь, прося убежища.

Джон потёр виски и отвернулся от распятия. Тревога боролась в нём с усталостью и явно брала верх. Право церковного убежища – древнее, очень древнее. Действует ли оно здесь? Что сейчас происходит с его хозяином? Как решается его судьба? А если петля ждёт господина, то и слуге вряд ли удастся её избежать.

Впрочем… Джон оглянулся на дверь. Если сейчас он просто выйдет из церкви, пройдёт по двору к монастырской конюшне, возьмёт своего коня, доведёт его до ворот… Попытается ли монах-привратник его остановить? А если и попытается, то получится ли у него? И где сейчас солдаты шерифа, сильно оторваться от которых у беглецов так и не получилось?

Подойдя к двери, стараясь при этом не смотреть на пол, Джон выглянул наружу. Никого. Спустившись с крыльца, он пересёк двор и остановился возле калитки в воротах. Легонько толкнул створку – дорога за ней была пуста. Из привратницкой выглянул монах, смерил его равнодушным взглядом и снова исчез в своей каморке. Что может быть проще – оседлать коня, вывести за ворота, пришпорить… Конь у Джона, конечно, не такой горячий, как у его господина, но сильный и выносливый, ни разу не отставший во время их безумной скачки. Даже если привратник поднимет шум, пока кто-нибудь успеет отреагировать, Джон будет уже далеко. Почему слуга непременно должен разделить участь господина?

Джон ещё раз окинул взглядом пустую дорогу, прикрыл калитку и вернулся в церковь. Остановился возле высохших и едва заметных уже кровавых капель и старательно вытер полой плаща холодный камень. Больше не останавливаясь возле распятия, обошёл церковь, отыскав скамью в самом тёмном её углу, сел и закрыл глаза.

Он успел задремать, когда лёгкое прикосновение к плечу заставило его подскочить на месте. Рука сама собой метнулась к ножнам на поясе. Подошедший монах едва заметно покачал головой.

– С тобой хочет говорить господин аббат.

Аббат Герберт изучающе смотрел на человека, нарушившего покой вверенного ему монастыря. Правильные черты лица, скроенная по дворянской моде, хоть и сильно поношенная одежда, длинные волосы, перехваченные на затылке шнурком. Пожалуй, младший отпрыск какой-нибудь обнищавшей фамилии, а то и вовсе бастард. Впрочем, руки выдают сомнительность происхождения – аббат подумал, что легче всего в них представить кузнечный молот, причём самый тяжёлый.

В общем, по виду – обычный, не особо разборчивый в поручениях наёмник. Зато по словам только что отпущенного слуги – просто кладезь ума, проницательности и благородства. Относительно последнего у аббата были сильные сомнения, что же касается остального… Прошлым летом на земле одного из вассалов графа произошла череда страшных и, на первый взгляд, необъяснимых событий. И по словам слуги, именно его хозяин смог докопаться до истины и восстановить справедливость, когда даже люди графа признали своё поражение. Аббат Герберт был близко знаком с графом и знал о тех событиях достаточно, чтобы понять – судя по упомянутым подробностям, слуга не врал.

Кивнув собственным мыслям, Герберт сделал наёмнику знак садиться. Почтительно склонившись, тот с видимым облегчением опустился на стул. Несмотря на болезненную рану и недавно наложенную тугую повязку, он старался держать спину прямо. Да и вообще, выглядел настолько уверенно, насколько было возможно в его ситуации. Во всяком случае ни подавленности, ни паники в нём не чувствовалось.

Ещё раз смерив взглядом внезапно посланного небом наёмника, аббат медленно произнёс:

– Не хочу с самого начала вас обманывать – воспользоваться правом церковного убежища вы не сможете. Мессир…

– Дэсбелл, милорд.

– Дэсбелл… По вашему лицу я вижу, что вы понимаете – чтобы отказать в убежище, мне не обязательно было вызывать вас для беседы.

– Не будь я в таком плачевном положении, милорд, всё равно слушал бы вас с тем же вниманием.

Аббат едва заметно усмехнулся.

– Не сомневаюсь. Тем не менее, сейчас я говорю с вами не как духовное лицо. Мне нужен человек, способный выполнить одно очень деликатное поручение. Разумеется, вам будет заплачено. Кроме того, шерифу будет указано на его ошибку.

Дэсбелл немного помолчал, потом поднял на аббата чересчур светлые и из-за этого кажущиеся ещё более бесстрастными глаза.

– Я так понимаю, милорд, поручение ваше мне не выполнить, сидя в монастырской келье. Стало быть, шерифу неплохо бы узнать о своей ошибке до того, как я за это поручение возьмусь.

Чуть поморщившись, аббат кивнул.

– Я уже сказал – ошибки шерифа больше не ваша забота.

– Понял, милорд. Но тогда мне нужно знать, какая забота – моя?

– Исчезла дочь барона Сканлона. Моя племянница.

– Как давно, милорд?

– Два дня… – Сощурившись на льющееся в окно зимнее солнце, аббат нехотя исправился: – Уже три.

Барон Сканлон всегда вызывал у аббата неприязнь – и из-за необузданного нрава, и из-за того, что обожаемая сестра Герберта умерла, рожая Сканлону третьего ребёнка. Воспоминание это, хоть и давнее, всякий раз отдавалось болью. Её первые роды, давшие жизнь близнецам Элфриду и Рэйчел, были на удивление лёгкими. А вот появление на свет младшего сына, Бродерика, стоило ей жизни. Бродерика, копию отца – как внешне, так и характером, аббат тоже недолюбливал, зато к Рэйчел и Элфриду был привязан всей душой. Особенно к Рэйчел, так напоминавшей мать, что сжималось сердце.

И вот она пропала. Как ни хотелось Герберту обвинить в несчастье буйный характер её отца, он одёрнул себя. Пусть тот и слишком грубо отказал влюблённому в Рэйчел соседу, лорду Дэсмонду, но это было правильным решением. А что расстроенная девушка пожелала провести какое-то время в уединении, выбрав для этого находящуюся поблизости женскую обитель, так это её решение сам Герберт и одобрил. Как он мог предвидеть, чем всё закончится?

Выслушав аббата, наёмник вопросительно приподнял бровь.

– То есть, леди исчезла прямо из кельи, я правильно понял?

Герберт кивнул.

– Отец навещал её и видел, как она, расставшись с ним, пошла в дом, где останавливаются гости монастыря.

– Милорд, вы говорите – гости. Гостил ли в тот день в монастыре кто-то ещё?

– Нет. Это мне известно. Леди Рэйчел не с кем было уехать, а слуги, сопровождавшие её в обитель, в тот же день вернулись с каретой в замок. В монастырской конюшне стояли лишь лошади, принадлежащие монастырю, и ни одна из них не пропала.

– Я понял, милорд.

– И вы не находите это дело слишком трудным для себя?

– Нисколько, милорд.

Аббат чуть изогнул губы в гримасе, которую лишь с трудом можно было назвать усмешкой.

– И причиной вашей самоуверенности, конечно, не является страх перед солдатами шерифа?

– Искать людей это, почитайте, моё ремесло, милорд. Что до солдат, так ежели я вашего поручения не выполню, то вы меня и без них отыщите, с вашим-то влиянием.

Герберт снова слегка поморщился. Речь у этого Дэсбелла простонародная, правильный ли тон он избрал, говоря с ним, как с человеком благородного происхождения? Он ещё раз скользнул взглядом по кружевному воротнику и локонам, до изнурительной скачки явно бывшим ухоженными, и решил, что слегка польстить наёмнику, пытающемуся выглядеть дворянином, было не лишним.

– Вижу, вы всё хорошо понимаете, мессир Дэсбелл, поэтому больше к этой теме я не вернусь. Но вот что вам следует учесть. Сейчас об исчезновении леди Рэйчел известно только её семье. Вам нужно отыскать её, не нарушая тайны и не бросая тени на её репутацию. Это вам под силу?

– Да, милорд.

* * *

Прошло два дня. Дэсбелл был представлен посланцем, привезшим аббату какое-то не слишком важное письмо. Рана его, должным образом перевязанная, почти не доставляла хлопот. И солдат шерифа, по наблюдениям вездесущего Джона, в окрестностях монастыря больше заметно не было, видимо, им и впрямь было указано на их ошибку.

Аббат Герберт и Дэсбелл стояли возле окна в аббатских покоях. Его преподобие явно неплохо разбирался в людях, и Дэсбеллу доставило удовольствие поймать тень удивления в направленном на него взгляде. От грубоватого простолюдина, пусть и стремящегося придать своей внешности благородные черты, сейчас не осталось и следа – рядом с аббатом стоял скромный дворянин, обладатель сдержанных манер и довольно гладкой речи. Своей способностью к перевоплощению Дэсбелл очень гордился, иногда с улыбкой вспоминая, сколько раз в детстве бывал бит за то, что очень уж удачно передразнивал всех и вся. А уж сколько раз ему говорили, что им могла бы гордиться любая актёрская труппа, он и сосчитать бы не смог. Однако жизнь бродячего актёра его не прельщала, и свой талант он использовал в совсем ином, гораздо более опасном ремесле.

Глядя вниз, Дэсбелл разглядывал прихожан, с которыми ему, возможно, придётся столкнуться. Часть монастырской церкви была открыта для мирян, и сейчас, по случаю воскресного дня, сюда съезжались те, кто хотел не просто приобщиться к святыням, но и насладиться звуками лучшего в округе органа, чистыми голосами монахов и роскошным убранством этой церкви.

– Сэр Джеймс, барон Сканлон с сыновьями, – промолвил Герберт, не скрывая прохлады в голосе.

В ворота въезжал изысканно одетый мужчина с раздражённо-надменной гримасой на красивом лице, в сопровождении свиты из столь же элегантных дворян, среди которых выделялся юноша, как две капли воды на него похожий. Понятно – младший сын, Бродерик. А молодой дворянин, едущий ближе остальных к барону и выглядящий чересчур погружённым в свои мысли, видимо, старший сын Элфрид. Сам же сэр Джеймс, высокомерно вскинутой головой и чересчур резкими, повелительными жестами, напомнил Дэсбеллу норовистого жеребца, в любой момент готового взвиться на дыбы. Юный Бродерик явно старался копировать отца, но пока, как подумалось Дэсбеллу, старший Сканлон был вне конкуренции. Меланхоличный Элфрид на их фоне казался мраморной статуей печального святого вроде тех, что стояли в нишах на фронтоне церкви.

Когда барон вместе со своей шумной свитой проехал к конюшням, во дворе стали появляться новые прихожане. Аббат молчал, провожая их взглядом, пока из простой кареты не вышли молодой мужчина и хрупкая девушка, чью замысловатую причёску прикрывала лёгкая вуаль, не скрывающая точёного лица.

– Алберт Верн. Беден, честолюбив… Обратите внимание на его спутницу – это его сестра, мистрисс Комина. Уже вдова, несмотря на юность. Находится в услужении у леди Рэйчел, но скорее наперсница, нежели служанка. Если у леди Рэйчел были какие-то планы, которыми она не спешила делиться с отцом и братьями, то мистрисс Комина о них, скорее всего, знала.

Герберту можно было не призывать Дэсбелла обратить внимание на новоприбывшую – он и без того не мог отвести от неё взгляда. Тончайшая талия, высокая грудь, так изящно обрисованная тканью платья, что Дэсбеллу казалось, будто даже с такого расстояния он видит, как вздымается от дыхания лёгкий шёлк… Когда через некоторое время аббат заговорил снова, Дэсбелл усилием воли заставил себя вновь прислушаться к его словам и взглянуть на въезжающую в ворота небольшую кавалькаду.

В её центре ехал мужчина, строгость и простота одежды которого контрастировала с по-королевски гордой осанкой и властным взглядом.

– Сэр Персиваль, барон Грэйди. Когда-то пытался породниться с бароном Сканлоном, выдав за него свою сестру, но… впрочем, это вам ни к чему. Земли сэра Персиваля лежат по ту сторону реки. Довольно обширные, хоть и пострадали от недавней чумы. Сейчас же барон гостит по соседству с аббатством, в замке лорда Дэсмонда. Кажется, они состоят в каком-то дальнем родстве… точно не знаю. Кстати, это он едет рядом с сэром Персивалем – сэр Кевин, лорд Дэсмонд. Недавно сэр Кевин просил руки леди Рэйчел и получил отказ.

Дэсбелл взглянул на отвергнутого жениха. Хоть до гонора сэра Джеймса или сдержанного величия сэра Персиваля ему было далеко, но всё, начиная с грациозной осанки и заканчивая богатой одеждой и великолепной лошадью выдавало в нём вполне завидную партию. Видимо, предугадав вопрос Дэсбелла, Герберт продолжил:

– Много лет назад, когда Элфрид и Рэйчел лежали в колыбели, а Бродерика ещё не было на свете, сэр Джеймс убил на дуэли отца нынешнего лорда Дэсмонда. Хоть дети забыли вражду родителей, но… – Аббат немного помолчал, и добавил. – Возможно, это решение было правильным.

Дэсбелл внимательнее присмотрелся к лорду Дэсмонду и тот, словно почувствовав, что за ним наблюдают, поднял голову, скользя взглядом по окнам аббатских покоев. На какой-то момент они с Дэсбеллом встретились глазами, и сэр Кевин равнодушно отвернулся, направив лошадь к конюшням. Как показалось Дэсбеллу, слишком равнодушно…

Во время службы Дэсбелл, заняв место, откуда мог видеть всех, на кого ему указал аббат, старался честно продолжить наблюдения, хотя его взгляд то и дело останавливался на фигуре мистрисс Комины, изяществом спорящей с изваянием Мадонны. И она, и её брат казались увлечёнными службой, но от Дэсбелла не укрылись несколько быстрых взглядов, брошенных ею в сторону, где в окружении своих дворян, стоял лорд Дэсмонд. Впрочем, ответа она так и не дождалась. Сэр Кевин явно искал кого-то глазами, но на мистрисс Комине его взгляд не остановился ни разу. Кажется, даже его гость, сэр Персиваль, уделял этой красавице больше внимания. Впрочем, взгляд барона, несколько раз остановившийся на девушке, был, скорее изучающим, нежели восхищённым.

Разглядывая часть церкви, занятую свитой барона Грэйди, Дэсбелл обратил внимание на не замеченного им раньше молодого мужчину, по виду – ровесника сэра Персиваля. Хоть кроме подчёркнуто скромной, почти аскетичной одежды в их внешности не было ровным счётом никакого сходства, при взгляде на этих двоих Дэсбеллу упрямо приходило на ум слово «братья».

Проследив очередной взгляд сэра Персиваля, направленный в сторону мистрисс Комины, Дэсбелл повернулся в другую сторону, где собралось не менее пышное, но гораздо менее спокойное общество. Барон Сканлон и его свита выглядели в меру нетерпеливыми, в меру скучающими, и лишь Бродерик казался слишком отрешённым и, одновременно, сосредоточенным на своих мыслях. Опыт Дэсбелла подсказывал ему – если подобным образом ведут себя обладатели взрывного темперамента, жди неприятностей.

Когда служба закончилась, Дэсбелл чуть задержался, чтобы возле выхода поравняться с Албертом Верном и его красивой сестрой в надежде на то, что появление незнакомого человека среди прихожан вызовет у них хотя бы слабый интерес. Утром Джон как мог потрудился над внешностью хозяина, вычистив и разгладив самый приличный из его костюмов и завив густые русые локоны, придающие благородный вид резковатым чертам его лица, так что теперь Дэсбелл выглядел хоть и поскромнее дворян из окружения местных лордов, но, всё же, довольно элегантно. Многие впрямь с любопытством на него посматривали, однако же мистрисс Комина, не выпускавшая из поля зрения лорда Дэсмонда, видимо, совсем не интересовалась новыми людьми.

Вздохнув, Дэсбелл вышел из церкви, и первое, что увидел во дворе, была небольшая толпа, собравшаяся вокруг Джона, держащего в поводу лошадей. Основного внимания, судя по доносящимся возгласам, удостоился Гнедой Дэсбелла, нервно вскидывающий голову и пританцовывающий на месте.

– Это ж дьявол в конском обличье, прости меня боже! Сущий дьявол, вот вам крест! Чуть всю руку мне не откусил!

И монастырский конюх, только что допустивший в речи такую залихватскую вольность, гордо продемонстрировал всем перемотанную тряпкой руку. Джон самодовольно усмехнулся и потрепал хозяйского коня по высокой холке, вызвав новую волну восхищённых возгласов. Сам же Гнедой, завидев спускающегося по ступеням крыльца хозяина, вытянул грациозную шею и нежно заржал. Все взгляды тут же оказались направлены на подошедшего Дэсбелла.

– Святые угодники! Я просто обязан буду выпить с человеком, оседлавшим дьявола!

Дэсбелл обернулся на говорившего, узнав в этом человеке одного из спутников барона Сканлона. Такое знакомство было явной удачей.

– Почту за честь! – Дэсбелл широко улыбнулся и склонил голову в неглубоком, но вежливом поклоне.

– Эйвон, егерь сэра Джеймса, к вашим услугам!

Ответный поклон был несколько церемоннее и, к лёгкой досаде Дэсбелла, гораздо изящнее. Он открыл было рот, чтобы, в свою очередь, представиться, но Эйвон вдруг изменился в лице, глядя за плечо Дэсбелла, куда уже были устремлены взгляды всех, только что любовавшихся Гнедым. Дэсбелл вовремя обернулся, чтобы увидеть сцену, происходящую в другом конце двора, и пожалеть, что отсюда не слышно голосов её участников. Впрочем, многое было понятно и без этого.

Перед лордом Дэсмондом стоял барон Сканлон, явно только что оттеснивший от него Бродерика, на щеках которого горели лихорадочные пятна. Барон что-то коротко сказал, причём по его лицу нельзя было понять, были сорвавшиеся с его губ слова оскорбительными, или просто соответствовали его обычной манере изъясняться. А в следующий момент он обернулся и дал сыну такую пощёчину, что юноша, пошатнувшись, отступил на пару шагов. Лицо лорда Дэсмонда напоминало застывшую маску. Он никак не отреагировал ни на слова барона, ни на его поступок. Бродерик смотрел в землю, не решаясь ни поднять глаз, ни даже приложить ладонь в пылающей щеке. И лишь когда его отец стремительной походкой направился к оседланным лошадям, молча, с опущенной головой последовал за ним.

Не глядя оттолкнув слугу, бросившегося было поддержать стремя, сэр Джеймс вскочил в седло. Свита спешно последовала его примеру и Эйвон, торопливо кивнув Дэсбеллу, бросился к своей лошади. Дэсбелл, подобно остальным присутствующим, с интересом смотрел на удаляющуюся кавалькаду.

– Что там произошло-то? – послышалось сзади.

Дэсбелл обернулся с выражением такого простодушного любопытства, что говорящие, по виду – мелкие фермеры, почувствовали себя чуть ли не польщёнными вниманием заезжего дворянина.

– Ой… младший Сканлон едва сэра Кевина на дуэль не вызвал, да барон вовремя подоспел.

– А парень-то – в отца!

– Ещё как! Хоть и молод, а это не первая его дуэль была бы.

– Ха, ты не поверишь, но барон драться им запретил!

– Неужто запретил? Он же сам – первый дуэлянт, да и сыновей никогда не сдерживал.

– Сам – да, а сыну драться запретил. Да не просто запретил, а извинился перед сэром Кевином.

– Барон Сканлон извинился? Быть такого не может!

– Представь себе! Перед сэром Кевином извинился, сыну оплеуху отвесил…

– А из-за чего дуэль-то?

– Да кто ж их знает?..

– Из-за сестры, наверное. Сэр Кевин же сватался к ней…

– А барон почему отказал-то?

– Да кто ж их знает?..

Посчитав, что слышал достаточно, Дэсбелл выбрался из толпы и поискал глазами Джона. Тот как раз отступил в сторону, отводя коней с дороги надменного слуги в богатой ливрее, ведущего в поводу породистую лошадь. Проследив за ним взглядом, Дэсбелл увидел спускающегося с крыльца сэра Персиваля. Среди его свиты выделялся уже привлекший внимание Дэсбелла мужчина, явно намеренно повторяющий аскетичный облик барона.

Дэсбелл повернулся к подошедшему Джону.

– Ты тут среди слуг освоился уже, как я посмотрю. Не знаешь, кто это рядом с сэром Персивалем?

– Который в простой одежде-то? Знаю, господин. Это мессир Даррен, его молочный брат.

– Ах, вот как… Значит, не зря мне пришло на ум слово «братья», когда я их в церкви видел.

– Вот уж кому не позавидуешь! – Вздохнул Джон. – Тяжело это, молочным братом знатного человека быть. Такие узы ведь порой крепче кровных. Любовь-то братская, а вот происхождение – разное.

Дэсбелл покачал головой, не сдержав улыбки.

– Думаешь, лучше быть авантюристами вроде нас? Ох, не знаю, не знаю… Ладно, поехали отсюда.

Джон, поддержавший господину стремя как из желания походить на слугу из хорошего дома, так и памятуя о ране Дэсбелла, с сомнением взглянул на покидаемый ими монастырский странноприимный дом. Прав его господин – жизнь вольного наёмника тоже далеко не сахар. Интересно, насколько далеко за пределы аббатства простирается влияние его преподобия? И насколько далеко успели отъехать люди шерифа? А если то, как Дэсбелл ворвался в церковь, истекая кровью, видели не только молчаливые монахи, но и кто-нибудь из мирян, тогда точно проблем не избежать. Да и так ли молчаливы эти монахи?..

– Куда мы теперь, господин?

В ответ Дэсбелл, выглядящий погружённым в раздумья, так неопределённо пожал плечами, что Джон счёл за лучшее больше не спрашивать. Направив коня вслед за Гнедым Дэсбелла, он занялся созерцанием зимнего пейзажа, контрастирующего с его тревожными мыслями своим спокойным унынием.

* * *

Дэсбелл с Джоном давно миновали монастырские земли с ухоженными фермами, и теперь дорога вилась между покрытыми редкими рощами холмами и вересковыми пустошами. Впрочем, о том, что они – вересковые, напоминали лишь сухо шелестящие на ветру чёрные стебли.

Может быть летом пейзаж и выглядел приветливо, но сейчас, глядя на голые деревья и опутанные прошлогодней травой валуны, Джону мучительно хотелось оказаться где-нибудь в тепле. Там, где не слышно, как переругиваются в ветвях вороны и завывает ветер, гонящий по холмам позёмку. Он уже хотел снова спросить своего господина, куда они направляются, когда тот сам нарушил молчание.

– Ну, Джон, что ты думаешь обо всём этом?

– Ничего хорошего, господин. Холодно, уныло…

– Я не про погоду. – Дэсбелл нагнулся в седле, сорвал сухую травинку и зажал в уголке губ. – И не притворяйся, что не понял.

– Да разве ж это моё дело – думать, господин?

– Может, и не твоё, но все мы иногда занимаемся не своим делом. Так что ты думаешь об исчезновении леди Рэйчел?

– А… Ну, по-моему, не в первый и не в последний раз девица сбегает от родительской опеки к мужчине, который приглянулся.

– Да? А мне вот эта история, чем больше я о ней думаю, тем меньше нравится.

– Если с точки зрения морали, то – конечно, вы правы.

– Святой потрох!.. Да наплевать мне на мораль.

– Это на вас похоже.

– Что ты там прошептал? Не слышу.

– Ветер, говорю, поднялся, холодает.

И Джон демонстративно запахнул плащ.

– Ладно… – Дэсбелл усмехнулся и передвинул во рту травинку. – Ты лучше, скажи: если бы ты решил жениться на девушке без согласия её отца, что бы ты сделал?

– Не знаю, господин. Не было со мной такого. Но если вы настаиваете… Наверное, уговорил бы её сбежать со мной и обвенчаться где-нибудь в другом месте.

– Именно, Джон! Сбежал бы вместе с ней. Тогда что здесь делает лорд Дэсмонд?

– Так, может, прячет её где? Похоже, и брат её младший так думает.

– Её младший брат, похоже, вообще не думает. А вот лорд Дэсмонд – другое дело. Это тебе не порывистый мальчишка. Похитить девицу, чтобы на тебя косо смотрели, и прятать в ожидании, когда её найдут и вернут отцу? Да ещё такому отцу, как барон Сканлон! Глупо. Если уж решил обойтись без родительского благословения, надо ковать железо, пока горячо: обвенчаться по-быстрому и представить дело уже решённым. А лорд Дэсмонд на счастливого молодожёна не похож. Да и на дурака тоже. Нет, Джон, тут что-то другое. Что-то очень нехорошее.

– Да, господин, на нехорошее у вас чутьё. Как прошлым летом вы тоже человека искать взялись, а нашли труп. Да не один…

– Ой, Джон, не накликай!

Дэсбелл выплюнул травинку и тут же сорвал новую.

Они снова ехали в молчании, причём Джону очень не нравилось выражение лица его господина, вполне соответствующее хмурому пейзажу вокруг. Несмотря на ремесло, Дэсбелл обладал на редкость лёгким нравом. Мог, конечно, и вспылить или загрустить, но по-настоящему злым или мрачным Джон его не видел никогда. Неужели дело это, с пропажей дочери барона, так на него подействовало? Падок он, конечно, на женский пол, но чтобы расстраиваться из-за девицы, которой даже не видел никогда?