Kitobni o'qish: «Иголкины сказки. Часть 1. Сказки в горошек»

Судьбы

Судьбы складываются по-разному.

Чья-то судьба случайно упадёт на пол и разобьётся на кусочки. Из кусочков сложится загадочный узор – красивый или пугающий, затейливый или банальный, колючий или мягкий – и станет судьбой. Иногда достаточно переложить пару кусочков, чтобы картина полностью изменилась, но об этом никто не догадывается, ведь чтобы рассмотреть свой судьбиный узор, нужна фантазия и гибкость ума.

Чья-то судьба записана в большой книге. В самой настоящей бумажной книге настоящим гусиным пером. Автор иногда перечитывает готовые судьбы, правит, вычёркивает, добавляет абзацы, выбрасывает главы или переписывает концовку. Человек думает, что его судьба определена и неизменна, и не представляет, что она меняется каждую минуту, потому что писателям всегда сложно выбрать окончательный вариант произведения.

Чья-то судьба высечена в камне. Она весит больше, чем тёмная материя вселенной, её ни сдвинуть, ни изменить, ни подправить. Человеку кажется, что всё в его руках. Он пытается, пыжится, тужится, корячится и, в конце концов, разбивает себе голову о каменную породу. Ничего нельзя было изменить. Всё было бесповоротно, неизменно, бесконечно, вечно и не так уж и плохо. Нужно было просто суметь увидеть.

Чья-то судьба пёрышком парит в эфире. Куда человек смотрит, в ту сторону судьба и летит, какой её представляет, такой и становится, о чём мечтает, то и даёт ему. А он и не мечтает и не представляет и не смотрит. Мог бы такую чудесную судьбу себе выдумать! А он всё сидит, как пень, считает себя бессильным, потому что в некоей книге про него якобы всё уже написано. А ничего и не написано – слишком безынтересная личность, чтобы о нём писать.

А я, Иголка, сшиваю свою судьбу из раскроенных плюшевых деталей и иногда записываю в блокнот сказками…

Богиня

Жила-была на небесах прекрасная богиня, которой очень хотелось поселиться на Земле.

Опустилась она однажды на любимое пушистое облако, расправила платье, свесила длинные мерцающие волосы и стала рассматривать людей.

Она увидела родителей, которые радуются каждому новому слову своего малыша и заботятся о нём, когда он болен.

Увидела мальчика, который с восхищением смотрит на отца и мечтает стать таким же умным и сильным, как он.

Увидела девочку, которая с удовольствием повторяет за матерью узор вышивки, пока та заплетает ей косы.

Увидела стариков, которые гуляют по парку, держась за руки, улыбаются и понимают друг друга без слов.

Увидела собаку, которая преданно бежит за хозяином и не променяет его ни на кого другого.

Увидела ребёнка, который прижимает к груди игрушечного медведя, бережёт его и не обижает.

Увидела рукодельницу, которая целует в нос только что сшитую игрушку.

И богиня осталась на небесах, ведь оказалось, она уже живёт на Земле, во всех и в каждом.

Богиню звали Любовь.

Филофтерия

Зайка Филофтерия умела выдумывать слова, например, она выдумала своё имя. Имя удалось: оно мягко начиналось, плавно скользило вдоль слогов, гладко закручивалось, а в конце неожиданно подпрыгивало на «р», как ручеёк на камне – Филофтерия.

Но гораздо больше она гордилась другим словом. Выдуманное специально для деревянного домика, оно получилось волшебным. Домик зайка сделала сама и дорожила им. Он был не просто её игрушкой и даже не другом – Филофтерия оставила в нём часть своей души, а это гораздо серьёзнее! В мире нет слова для обозначения того, в чём живёт часть души, а значит, его нужно было придумать.

Слово пришло нежданно, когда зайка сидела ночью на подушке своего Ребёнка – белокурой девочки. Одной лапкой она гладила светлые волосы девочки, другой прижимала к себе домик. Филофтерия улыбалась и наблюдала, как холодный лунный луч крадётся по подоконнику, сверкая в инее стекла… И тут оно пришло, слово! Слоги его раскачивались из стороны в сторону и скрипели, как заколдованный лес, а звучание было хрустким, как тонкий лёд, и таинственным, как магическое заклинание. Крестраж! Домик был её крестражем!

…Если бы Филофтерия знала, что Девочка, став взрослой, извлечёт из памяти это волшебное слово для своей великой книги, она бы очень удивилась и обрадовалась!

* * *

«Домики для домиков»

(посвящается моему крестражу)

Если у домиков были бы домики,

Домики жили бы в этих домиках,

Домики спали бы в этих домиках,

Печки топили бы в этих домиках,

Мыли окошки бы в этих домиках,

Вешали шторки бы в этих домиках.

Очень любили бы домики домики!

Жаль, что у домиков нету домиков.

(Филофтерия. Вторник, зима)