Kitobni o'qish: «Синдром Дездемоны»

– … и вообще, ну неужели так трудно это понять?! У меня съемки для журнала «Вог» в четверг! У меня встреча с Татьяной Романюк в пятницу! У меня показ в доме Моды Славы Зайцева на следующей неделе! У меня, наконец, контракт на два года с «Луи Вуиттон»! С Луи Вуиттон, если тебе, конечно, это имя хоть о чем-нибудь говорит! Мне в начале мая в Милан лететь! Мне работать надо, карьеру делать, понимаешь?! Ну, и на кой черт он мне сдался, это ребенок?! А ты – его отец!

При слове «ребенок» голос Натальи, и без того от природы очень высокий, сбился на настоящий поросячий визг. Колоратурное сопрано в чистом виде!

Тебе бы в оперном театре партию Кармен исполнять, лениво подумал Тихон, а не ногами на подиуме дрыгать.

Впрочем, оперной певицы из Натальи не могло получиться по определению. На большой сцене, кроме голоса, еще и голова нужна, чтоб все эти арии наизусть запоминать, да и актерский талант не помешает. У Натальи же не было ни мозгов, ни таланта, а были одни только ноги, растущие от шеи, и непомерные глупые амбиции.

И угораздило же его влюбиться в эти ноги три года назад! А главное, угораздило же на этих ногах жениться! Слава богу, хоть хватило мозгов спустя два с половиной года с этими ногами развестись. И откуда он мог знать, что спустя шесть месяцев после развода обнаружатся столь неприятные последствия его глупого брака?! Ребенок! Он ей не нужен, видите ли! Можно подумать, он нужен ему! Можно подумать, ему не надо работать и делать карьеру! Она, видите ли, летит в Милан, где у нее контракт на два года с каким-то Луи Вуиттоном, чье имя, конечно же, Тихону ни о чем не говорило. А он, значит, должен все бросить и засесть дома, как в крепости, с пеленками, памперсами, сосками и бутылками с молочной смесью. С игрушками, погремушками и… с чем там еще?

Вот ведь, не было печали! Ребенок!..

Ребенок, завернутый в синее атласное покрывало и перевязанный атласной же синей лентой с большим бантом посередине, лежал на диване в гостиной, не обращая никакого внимания на горячие споры родителей о своей судьбе. Половину его лица закрывала соска с большим кольцом и пластмассовой основой в виде сердечка, на котором были нарисованы примерзкие голубые медведи. Эти медведи ужасно Тихона раздражали, и он все время хотел спросить у Натальи, почему они голубого цвета, ведь таких медведей не бывает в природе! Но она все говорила и говорила, все объясняла и объясняла, и вставить в ее истеричный монолог невозможно было ни слова, ни полслова. Когда же наконец Тихону удалось поймать паузу на вдохе и вклиниться в этот словесный понос, ничего хорошего из этого все равно не вышло.

– Я только не понимаю, почему… – начал было он задавать вопрос про голубых медведей, который почему-то в данной ситуации волновал его больше всего, как Наталья тут же завизжала:

– Потому что! Потому что ты его отец!! Ты!! Ты!! Неужели непонятно?!

Тихон вздохнул. Ребенок продолжал мирно спать, время от времени потягивая соску.

Странный какой-то был ребенок, совершенно не реагировал на громкие звуки.

– Он что, глухой? – озабоченно поинтересовался Тихон, разглядывая сверток. Вот ведь, не зря говорят: пришла беда – открывай ворота. Не хватало еще, чтоб этот ребенок, и без того ему совершенно не нужный, оказался еще и больным. Не хватало еще таскаться с ним по больницам и снабжать его слуховыми аппаратами.

– Не знаю, – оторопело проговорила Наталья, от удивления слегка понизив голос. – А почему ты решил?

– Потому что ты тут орешь так, что штукатурка с потолка сыплется. А он спит, не просыпается. Значит, не слышит ничего?

– Не знаю, – задумчиво повторила Наталья. – Может, и глухой.

Помолчала секунду и снова вернулась на атакующие позиции:

– Значит, если он глухой, то он тебе не нужен, да?! Значит, надо сдать ребенка в детдом, если он родился больным, да?! Бросить его, сиротой оставить?! Тихон, опомнись, ведь ты его родной отец!! Ребенок не виноват в том, что у него дефект слуха!!

Тихон снова вздохнул.

Он не видел Наталью ровно полгода и даже не знал, что она беременна. И вообще-то, это еще нужно было доказать, что именно он – родной отец. Родным отцом этого ребенка мог теоретически оказаться кто угодно. Потому что в то время, когда он был зачат, они с Натальей были на грани развода и спали в одной постели крайне редко. Можно сказать, совсем не спали. А сама Наталья почти не скрывала того, что у нее роман с каким-то там оператором из редакции новостей первого канала. А также с фотографом из дома моды Славы Зайцева. А так же с самим Славой Зайцевым, и еще…

И какого черта он теперь должен воспитывать ребенка какого-то там фотографа, оператора или даже всемирно известного модельера? К тому еще и глухого?! Ему что, делать больше нечего? Или у него здесь приют для бездомных глухих детей?!

Ничего этого он Наталье, конечно же, не сказал. Столь длинный монолог был технически не возможен. Ему удалось лишь, снова поймав ее на вдохе, напомнить:

– Но ведь ты его мать, Наташа!

Наталья от такой неслыханной наглости поперхнулась воздухом, с видимым усилием проглотила очередную автоматную очередь бранных слов и горестно вздохнула:

– Ну что ты, Тиша! Я – мать! Ну какая же я мать?!

– Как – не мать?! Не ты, что ли, его родила? – ошалевшими глазами уставившись на бывшую жену, осведомился Тихон. Интересное кино! Притащила в дом ребенка, совершенно чужого, глухого, непонятно кем и от кого рожденного, и требует от него, чтобы он теперь этого ребенка воспитывал. Совсем, что ли, крыша съехала у бывшей супруги на почве закулисных подиумных интрижек? Или бесконечные вспышки фотоаппаратов ей разум ослепили?

– Да я, я, – успокоила Наталья. – Я родила, не переживай! Я имела в виду другое! В том смысле, что какая из меня мать-то? Я же модель, манекенщица, понимаешь?

– А, – выдохнул Тихон. – Вот в чем дело. Ну, а зачем же ты тогда его… В общем, зачем рожала, если ты не мать, а манекенщица? Можно ведь было…

– Да нельзя было, Тиша! В том-то все и дело, что нельзя! Так вышло, понимаешь, что я о беременности узнала слишком поздно, когда уже нельзя было… Ну, организм у меня такой… странный, понимаешь?

Тихон кивнул: понимаю.

И организм у тебя странный, и сама ты странная. Только ведь это, дорогая, твои, а не мои проблемы.

Ситуация начинала действовать на нервы. Тихон достал из кармана штанов пачку сигарет, щелкнул зажигалкой и с жадностью затянулся.

– Не надо курить при ребенке, – укорила Наталья. – Ему это вредно.

– Он все равно спит, – невразумительно ответил Тихон, поискав взглядом пепельницу. Она обнаружилась на стеклянном журнальном столике метрах в пяти от дивана. – Лучше подай пепельницу, больше толку от тебя будет.

Наталья покорно зашагала, покачивая тощими бедрами, в сторону стеклянного столика, вернулась и подала Тихону пепельницу с неким подобострастием. Надо же, удивился он мысленно, какие мы стали покорные. Прямо как восточные женщины, у которых муж – господин.

– Ну, Тиш, что ты решил? А, Тишенька?

– Не называй меня Тишенькой. Терпеть не могу эту кошачью кличку. Сто раз уже тебе говорил.

– Хорошо, Тихон, не буду. Ну, что ты решил?

Тихон вздохнул в третий раз. Кажется, здесь все давным-давно без него уже решили. А ему только и остается покориться судьбе. Ну, не выбрасывать же, в самом деле, этого ребенка на улицу? Не котенок и не щенок, все-таки. Придется, наверное, его все-таки оставить.

– Эх, Наталья, – задумчиво проговорил он себе под нос. – И откуда ты вязалась такая… вывихнутая? Ну, скажи, чего тебе от жизни надо, а?

– Мне, Тиша, от жизни надо всего, – охотно и сразу откликнулась бывшая супруга. – Всего, понимаешь? Богатства, славы, острых ощущений, эмоций, чувств! Я родилась, чтобы жить, а не прозябать, влачить существование! И я только теперь почувствовала, что живу наконец! Только после того, как от тебя ушла… Ты уж не обижайся!

– Понятно, – Тихон обижаться не стал. Смял в пепельнице половину сигареты и поставил пепельницу на пол. – Значит, только теперь жить начала. А со мной прозябала и влачила существование.

– Я знаю, тебе неприятно это слышать. Но ты, Тиша, не настоящий мужчина. Настоящий мужчина прежде всего должен быть способным обеспечить своей женщине… все.

– А я тебе не все обеспечивал? – лениво поинтересовался Тихон, в глубине души совершенно не согласный с подобным определением цели жизни настоящего мужчины. – Квартира эта огромная в престижном районе, машина ценой в пятьдесят тысяч баксов, заграничные курорты по пять – шесть раз в год, шмотки от кутюр, цацки, салоны твои бесконечные… Это – не все?

Во рту от сигаретного дыма было кисло, а от сказанных слов на душе стало тяжело. Не надо было начинать все это. Не по-мужски как-то, в самом деле, женщине о потраченных на нее средствах напоминать. Все равно что куском хлеба попрекать, а это ведь самое последнее дело!

– Это все ерунда, Тиша. И ты сам это прекрасно знаешь. Сегодня этим никого не удивишь, каждая пятая малолетка такую же машину, как у меня, имеет, и в тех же салонах, куда Филипп Киркоров ходит, маникюр себе делает!

– Значит, – Тихон усмехнулся, – Филипп Киркоров для тебя не авторитет. Что ж, это обнадеживает.

– В каком смысле? – не поняла Наталья.

Она ведь всегда была такой, не понимала самых простых вещей. И чувство юмора у нее отсутствовало в принципе. И угораздило же его на ней жениться?

– Ни в каком. Проехали, Наташа.

– Проехали – так проехали. Ну, так что с ребенком-то? Ты его возьмешь? Тиш, решай быстрее, я на массаж в салон записалась, опаздываю! Мне массаж нельзя пропускать. У меня после родов… В общем, не важно! – Наталья нахмурила тонкие черные брови, хлопнула длинными черными ресницами, упакованными в тушь от известного французского производителя, сложила бантиком пухлые губы, покрытые полупрозрачной лиловой помадой от не менее известного производителя, наполнила сладкой грустью большие синие глаза, переступила длинными ногами в прозрачных чулках.

До сих пор, наверное, думает, что от этих ее гримас он способен потерять голову. Странная женщина.

– А твоя мама? Она не может взять его… себе? – Тихон выложил свою последнюю карту, заранее догадываясь, что окажется в проигрыше.

– Мама?! – синие глаза округлились и стали похожими на блюдца. – Моя мама?! Ну что ты, Тиша! Маме разве сейчас до этого? Ей личную жизнь нужно устраивать, она ведь со своим Альбертом месяц назад развелась и теперь совсем одна! Ты хочешь, чтобы моя мама на всю жизнь осталась одинокой? Подумай, ну кому она будет нужна с маленьким ребенком?! В ее-то годы!

Логика у бывшей жены была железной и непробиваемой. Тихон даже и не попытался ей возражать: конечно, он не хотел, чтобы ее мама осталась совсем одинокой. И чтобы она осталась неодинокой, тоже не хотел. Он вообще ничего не хотел относительно ее мамы. Ему, Тихону, эта самая мама вообще была по барабану, но не станешь же сейчас объяснять все это Наталье, провоцируя очередной всплеск истерики?

– Я не знаю, Наташ. Все это так неожиданно и… совсем не кстати. У меня ремонт в квартире…

– Собственный ребенок ему не кстати! – снова взвилась Наталья. – Ремонт у него в квартире! Да другой бы радовался на твоем месте, пел и плясал от счастья! Другие мужики после развода только и мечтают о том, чтоб бывшая жена хоть раз в неделю разрешила ребенка повидать, пообщаться с ним! И не каждая, слышишь?! не каждая! – бывшему мужу предоставляет такую возможность! По разным причинам. А ты!.. А тебе!.. На блюдечке, можно сказать, с золотой каемочкой… Тиша, Тихон, ну я прошу тебя… Это же не навсегда, всего лишь на два года! Два года пройдут, потом я вернусь из Италии… И заберу его к себе, правда-правда! Ну неужели у тебя нет совсем никаких отцовских чувств, Тихон?!

– Ладно. Все. Заткнись, пожалуйста, – не выдержал Тихон. – Надоела уже эта свистопляска. Не нужен тебе ребенок – оставляй. Я… придумаю что-нибудь.

– Конечно! – Наталья едва не прослезилась от счастья, услышав наконец то, что так надеялась услышать. Грубости его она и не заметила, а если и заметила, то простила сразу по такому радостному случаю. – Конечно, Тишенька… То есть, я хотела сказать, Тихон! Конечно, Тихон, ты что-нибудь придумаешь! Да тут и придумывать-то нечего! Нужно позвонить в агентство, и они сразу тебе пришлют няню! Няня будет ребенка воспитывать, а ты будешь спокойно жить своей жизнью, и ничто твой покой не нарушит! И ремонт свой ты доделать успеешь, пока он ползать начнет… Да и вообще, воспитывать ребенка – это не так уж сложно, наши родители ведь нас воспитали?!

– Особенно тебя, – буркнул Тихон. – Ну, хватит уже разговоров бестолковых. Зовут-то его как, этого ребенка?

– Его зовут Юлька.

– Юлька?!

Тихон аж дар речи потерял от такого поворота событий.

По логике вещей, это нечто, потягивающее соску, разрисованную голубыми медведями, должно было оказаться мальчиком.

– Это что – девочка?

– Ну да, девочка. Юлька если – значит, девочка! Непонятно, что ли? – изумилась Наталья.

– А почему же ты… Зачем же ты его… То есть, ее… В голубое-то нарядила? Ведь в голубое же обычно… мальчиков?

– Что было, в то и нарядила! – отрезала Наталья. – Какая разница? Мне на УЗИ сказали, что мальчик будет. Я и купила голубое все. Потом девочка родилась. Что, надо было идти и заново все покупать, что ли? А это куда девать? Выбрасывать?! Ну все, Тихон, я побежала! Меня внизу шофер ждет, массаж через двадцать минут, а на дорогах сам знаешь, какие пробки!

– Эй! – Тихон поймал бывшую жену за рукав коротенькой норковой курточки уже на пороге гостиной. – Ты хоть скажи… Скажи, что с ним делать-то? В смысле, с ней? Она же проснется… Есть захочет, наверное…

«Это сон, – подумал про себя Тихон. – Это такой кошмарный сон, который, наверное, сейчас кончится. Этого не может быть на самом деле, я же не дурак, не идиот какой-нибудь клинический, чтобы вот запросто взять и согласиться… Взять согласиться на такую… авантюру…»

– Ну, захочет есть – покормишь! – Наталья вскинула брови и смотрела на него, как на умственно отсталого.

– Да чем кормить-то?! – взревел Тихон. – Чем? Грудью, что ли?!

– Ты что? Грудью сейчас никто не кормит, плохая экология! Вот же, я тебе целый пакет еды оставила. И вот еще один пакет, там памперсы и погремушки! И свидетельство о рождении там же! И карточка медицинская! Не видишь, что ли?

– Вижу, – тихо ответил Тихон. – Даже о погремушках позаботилась…

Два огромных пакета на самом деле стояли возле двери в прихожей. Просто он их сразу не заметил. До пакетов ли ему было, когда, открыв дверь, он увидел бывшую жену с младенцем на руках!

– Наташ, – поинтересовался он, когда та уже схватилась за ручку входной двери, даря на прощание бывшему мужу одну из своих фирменных ослепительных улыбок. – А скажи, если бы… Если бы я, предположим, не согласился его оставить. Отказался бы от него… Ты бы что с ним сделала? Куда бы его дела?

– Не знаю, – Наталья пожала узкими плечами, задумалась на минуту. – Отдала бы в детский дом, отказ написала бы. Мать-одиночка, меня никто бы и осуждать не стал. Но я, вообще-то, не сомневалась…

«… в том, что мой бывший муж – клинический идиот», – прочитал Тихон в ее глазах.

– … не сомневалась, что ты не откажешься. И еще, знаешь, Тихон, я что сказать хотела… Ты не думай, пожалуйста, что я… В общем, что я тебя подставила, ребенка чужого тебе на шею повесила… Я бы никогда не стала, если б не была уверена, что он твой… Он твой, ты не сомневайся! Глазки черные, точь-в-точь твои!

– Она, – поправил Тихон, отводя взгляд.

– Какая разница, – равнодушно пропела Наталья с порога. – Ну все, пока! Удачи вам!

– Привет Луи Вуиттону, – буркнул в ответ Тихон.

Наталья весело рассмеялась и захлопнула дверь.

Некоторое время Тихон постоял в оглушающей тишине огромной полупустой квартиры. Эту квартиру на Балаклавском проспекте два года назад они выбирали вместе. Долго ходили по этажам строящейся многоэтажки, вместе сидели ночами над чертежами с планировкой, рассуждая, какую мебель купят в гостиную, в каком стиле оформят холл и какой формы зеркало будет висеть в спальне. Неужели все это было с ними? А раньше, еще раньше, за год до покупки квартиры – неужели это она, совсем юная, невероятно красивая, забавная девчонка-провинциалка держала его за руку на Пушкинском мосту и, смущаясь, тихо рассказывала о том, что давным-давно увидела во сне его лицо. Что именно поэтому, встретив его случайно, сразу узнала…

Он верил, верил, верил всем этим глупостям, как настоящий осел.

И теперь ненавидел себя за это.

И думал – интересно, все мужики такие ослы, или я такой один, единственный в своем роде экземпляр человека с мозгами парнокопытного? Ему ведь тогда было уже двадцать девять, и на своем веку он женщин повидал, и был уже сто раз обманут, и сам сто раз обманывал, и был уверен, что больше никогда, ни за что в жизни…

Тогда, в период влюбленности и в первый год брака, они называли друг друга Тиша и Таша.

«Тиша и Таша, мать вашу!.. – мысленно выругался Тихон. Получилось в рифму. – Цветочки-лютики!»

Возвращаться в гостиную, где на диване лежал сверток, именуемый Юлькой вопреки голубому цвету атласного одеяльца, категорически не хотелось. Часы на экране мобильного телефона, скучающего на полке в прихожей, показывали пятнадцать минут шестого. А Наталья пришла, кажется, около половины пятого. Получается, для того, чтобы заставить его окончательно и бесповоротно сдать боевые позиции, бывшей жене потребовалось всего-то несчастных сорок пять минут. Сорок пять минут назад он был совершенно свободным, счастливым и, главное, бездетным мужчиной. Теперь – ни свободы, ни счастья, одни только проблемы…

«Надо позвонить няне! – напомнил себе Тихон. – Пока он не проснулся. То есть, она…»

В коммерческой справочной службе ему достаточно быстро удалось узнать номер телефона агентства, занимающегося подбором домашнего персонала. Тихон и не ожидал, что все получится так легко. Оставалось только позвонить в это агентство и попросить, чтобы они прислали няню немедленно. Кто знает, если она успеет появиться здесь, к примеру, через полчаса – может, ему и не придется подходить к свертку, пеленать его, кормить и… что там с ними еще нужно делать?..

«В крайнем случае, – утешил себя Тихон, набирая заветный номер, – отправлю его к родителям в Сургут. Они давно уже хотели внуков… Вот и пусть радуются…»

Родители Тихона переехали на Север уже много лет назад. Сначала отец подрядился работать вахтовым методом, но с годами здоровье стало сдавать, а бесконечные перелеты и переезды сводить с ума. Тогда и решено было, оставив повзрослевшего Тихона доучиваться в Москве в своем институте, переехать в Тюменскую область окончательно. Тихон с родителями виделся редко, но созванивался часто, почти каждую неделю, и почти каждую неделю выслушивал рассуждения матери на тему, что они с Натальей живут неправильно, «для себя», а надо ведь и о будущем думать! Пора, давно пора уже детей заводить. И себя, и стариков порадовать…

«Вот и порадуются! – снова, с некоторой мстительностью, подумал Тихон. – Отправлю им… бандеролью!»

Телефон агентства по подбору персонала был тотально занят. Видимо, всем срочно требовались няни.

Тихон включил систему автодозвона и, прислонившись к дверному косяку, стал ждать. Уходить из прихожей по-прежнему не было никакого желания. Поставить себе, что ли, раскладушку в прихожей?..

Нет, он конечно, хотел ребенка. Даже не одного, а двух. Обязательно двух – одного мальчика и одну девочку. О мальчике с девочкой они с Натальей мечтали в первый год брака, но все как-то не получалось. А потом, на исходе этого первого года, она уже с головой ушла в свой модельный бизнес. Мальчика с девочкой пришлось отложить на неопределенное время…

Конечно же, он хотел детей. Он даже очень часто представлял себе, как гуляет по Битцевскому парку с коляской, а в коляске – классическая модель розовощекого, упитанного, улыбающегося беззубым ртом карапуза. На ногах у карапуза – модные кроссовки из магазина «Адидас», на белобрысой голове – прикольная бейсболка. Веселый и добродушный карапуз называет его папой и все время смеется.

В этих своих мечтах Тихон представлял будущего ребенка именно таким, какими показывают маленьких детей в рекламных роликах по телевизору. Ему и в голову не приходило, что до карапуза ребенок еще должен дорасти, и что с самого начала он будет никаким не карапузом, а совершенно невразумительным свертком, у которого вместо нижней половины лица – соска с голубыми медведями, а верхняя половина лица закрыта оборками от чепчика…

«Люди – как бабочки, – подвел Тихон лирический итог своим размышлениям. – Те тоже сперва никакие не бабочки, а мерзкие куколки, потом противные гусеницы, потом…»

Что происходит с бабочками «потом», он так и не успел додумать: из гостиной послышалось слабое кряхтенье, и сердце Тихона упало вниз.

Все, подумал он. Это – конец. Сейчас он будет орать. Вот сейчас наберет побольше воздуха в свои крошечные легкие и завопит так, что мало не покажется. Лучшая модель автомобильной сигнализации отдыхает на помойке…

Слабое кряхтенье послышалось снова. Тихон покосился на дисплей телефона: дозвон все продолжался, пока – безрезультатно. Придется проститься с мечтами о немедленном появлении в квартире доброй волшебницы, именуемой няней, и… И, черт возьми, идти разбираться с ребенком самому!

Глубоко вдохнув, как перед прыжком с парашютом, он решительно направился к дивану. Остановился возле свертка, внимательно его разглядывая, надеясь, что от этого разглядывания в душе всколыхнутся какие-нибудь эмоции. Отеческие чувства – кажется, так это называется. Отеческие чувства… Бред какой-то! Ничего, кроме раздражения и легкого испуга, Тихон не чувствовал. Ну, может быть, еще испытывал невесомое чувство жалости, только вот непонятно было, к кому: к свертку или, все-таки, к самому себе.

– Проснулся? – серьезно поинтересовался он у ребенка, открывшего глаза. Глаза и в самом деле оказались темными, темно-карими, такого же цвета, как у Тихона, хотя это еще не факт… – Проснулась, спрашиваю?

Ребенок в ответ снова закряхтел. Поднатужился, и личико, и без того темно-розового цвета, стало почти багровым. Было совершенно очевидно: ребенок какает.

– Ну и дела, – присвистнул Тихон. – Ты что же это? Ты что же, няньку подождать не могла, да? Вот ведь, приспичило тебе, елки зеленые!

Беспомощно оглядевшись вокруг, он убедился: помощи ждать неоткуда. В этот момент гудки, доносящиеся из прихожей по громкой связи мобильного телефона, умолкли, и послышался женский голос:

– Алло!

Тихон подорвался с места так, будто собирался поставить мировой рекорд в беге на расстояние три метра. Схватил трубку и закричал:

– Алло! Девушка, здравствуйте! Это агентство… Агентство?!

– Агентство, – спокойным голосом подтвердила трубка. – «Помощница». Здравствуйте.

– Здравствуйте! То есть, я хотел сказать… В общем, мне нужна няня! Срочно!

– Срочно? Насколько срочно?

– Как можно быстрее. Желательно, прямо сейчас!

Трубка замолчала ненадолго, потом поинтересовалась:

– Вам нужна няня временно или постоянно?

– Постоянно, конечно же, постоянно! Мне нужна няня, чтобы она жила со мной!

– Чтобы она жила… с вами? – трубка отчего-то смутилась.

– Ну не со мной, а у меня! У меня дома, я хотел сказать! Всегда!

– Понятно. Няня с проживанием. Сколько лет ребенку?

– Ему… – Тихон категорически растерялся. – Ему… пока еще нисколько… лет.

– Понятно. Еще нет года. Сколько месяцев?

– И месяцев, – вздохнул Тихон. – Месяцев – тоже.

– Что – тоже? – казалось, трубка сейчас взорвется у него в руках.

– Тоже нисколько! Он родился недавно! И вообще, это она!

– Недавно – это когда?

«Спокойно, – приказал он себе. – Досчитай до десяти, как учила в детстве мама. Досчитай до десяти, а потом отвечай…»

На счете «восемь» его собеседница не выдержала:

– Вы что, дни считаете?

Только теперь до него дошло, что он считает вслух. Вот ведь что получается! Он-то думал, что нанять няню будет проще простого. Никак не ожидал такого допроса с пристрастием!

– … десять! – выдохнул Тихон. – Примерно – десять! Девушка, а что, это имеет значение?

– Конечно, имеет. Специфика возраста – это главное. Мы подбираем няню с учетом…

В этот момент ребенок на диване запищал. Тоненьким, слабеньким голоском. И это, по всей видимости, было только началом кошмара.

– Девушка, я прошу вас, давайте решим этот вопрос побыстрее. Мне нужна няня, и чем скорее, тем лучше.

– Да, вы это уже говорили, – напомнила трубка. – Минимальный срок – это завтра. Завтра вы должны будете подъехать к нам в агентство, где наш юрист заключит с вами договор и возьмет предоплату.

– А что, пораньше никак нельзя?

– Нет, – сочувственно вздохнула трубка. – Нельзя.

– Но я… Я ведь не смогу подъехать к вам в агентство! – вдруг понял Тихон. – Я не смогу, у меня же ребенок! Он маленький! То есть, она! Я не могу оставить ее дома одну…

– Вам не с кем оставить ребенка?

– Конечно, не с кем!

Ну до чего же непонятливые сотрудники работают в этом агентстве!

Трубка притихла на секунду, потом прошелестела:

– Оставайтесь на линии! – и окончательно замолчала.

Несколько минут томительного ожидания Тихон провел у дивана. Сунул обратно вывалившуюся изо рта у ребенка соску, когда тот уже был близок к истерике. Соска помогла – ребенок замолчал, а Тихон при этом испытал гордость.

«Может, на самом деле все не так уж и страшно?» – подумал он, воодушевившись своим первым педагогическим успехом. Про то, что совсем скоро ему придется менять ребенку испачканный памперс, он даже забыл.

– Фамилию и адрес свой назовите, – прорезался в эфире голос его собеседницы.

Тихон назвал.

– Это недалеко… Совсем близко от метро «Чертаново». На пересечении Севастопольского и Балаклавского, рядом с парком!

– Хорошо. Завтра в половине десятого ждите нашего сотрудника. Заключите договор и… Да, вот еще что. Пожелания какие-нибудь у вас на счет няни есть?

– Какие… пожелания? – растерялся Тихон.

Трубка снисходительно усмехнулась его дремучести.

– Мужчина, вы ведь не корову покупаете, я няню для собственного ребенка выбираете! Вам что, все равно, что это будет за человек?

– Нет, – подумав, решил Тихон. – Мне не все равно. Просто я… понимаете, в первый раз выбираю няню. И, поэтому…

– Понятно, – бесцеремонно прервала трубка. – Возраст, образование?

– Тридцать два года. Московский химико-технологический институт! – бодро отрапортовал Тихон.

– Да не ваши! – взмолилась трубка. – Не ваши, а вашей будущей няни! То есть, няни вашего ребенка!

Мозги у Тихона медленно закипали. От нервного истощения зачесалась спина. Он поскреб ее, неловко вывернув свободную от телефонной трубки руку.

– Возраст не важен. Образование… пусть будет высшее.

– Педагогическое? – уточнила трубка. – Или, лучше, медицинское? Учитывая возраст ребенка, медицинское было бы лучше!

Да хоть ветеринарное, подумал про себя Тихон. Пусть даже ПТУ – лишь бы побыстрее, черт возьми, они ее прислали!..

– Ну, если можно…

– Понятно. Минуточку, я посмотрю в базе данных…

Когда этот мучительный разговор наконец был окочен и Тихон положил нагревшийся телефон обратно на тумбочку в прихожей, ребенок уже опять успел потерять соску и начинал жалобно попискивать на диване. Позволив себе несколько секунд передышки, Тихон направился к нему. От мысли, что сейчас придется разворачивать пеленку, снимать с ребенка памперс и соприкасаться с его какашками, становилось дурно.

– Ну что? – поинтересовался он у ребенка. – Ну что тебе не спится, а? Спал бы себе мирно до утра, а утром бы пришла няня и тогда… тогда орал бы, сколько хочется. Я бы все равно на работе тебя не услышал… Эх!

Разворачивать ребенка все же пришлось. Под атласным одеяльцем обнаружилась фланелевая пеленка все того же, голубого, цвета, под ней – еще одна, тонкая, в голубых цветочках, пеленка. «Как капуста, честное слово, – подумал Тихон, – и зачем, спрашивается, в такое количество пеленок детей заворачивать?» А вслух сказал:

– Да не ори ты! Ну, пожалуйста!

И снова попытался засунуть в рот ребенку соску.

На этот раз номер не прошел – соска была отвернута, и рев продолжался.

Он с удовольствием зажал бы уши, да только руки были заняты.

Развернув последнюю пеленку, Тихон остолбенел.

Он, конечно, догадывался, что маленькие дети бывают… маленькими. Но когда увидел, насколько маленький этот ребенок, то просто не поверил, что такое может быть. Это существо с птичьими лапками вместо рук и ног и грудной клеткой размером с кулак взрослого человека не могло быть жизнеспособным.

«Недоношенный, – тут же понял он. – Глухой, к тому же еще и недоношенный! Еще и орет, еще и обкакался! Господи, за что мне это?!»

Проклиная все на свете, и в первую очередь – себя самого за собственный идиотизм, он попытался стянуть с ребенка памперс. Памперс не стягивался, покрасневший ребенок заливался горьким плачем, и на лбу у Тихона выступил холодный пот прежде, чем он догадался потянуть за липучки по бокам. Противный трескучий звук, и – вот она, награда за его усилия. Жиденькая, бледно-коричневого цвета…

По дороге в ванную, придерживая орущего ребенка двумя руками и пребывая в абсолютной уверенности – сейчас он его сломает, или уронит – Тихон понял: еще один такой день – и он сойдет с ума. Еще два таких дня – и он просто умрет. Он умрет, не выдержав этого кошмара.

– Ну не ори, – умолял он, взывая к совести ребенка. – Не ори, прошу тебя, девочка. Ты же у нас хорошая… Хорошая девочка. И имя у тебя такое замечательное… Такое замечательное имя… Кажется, Оля? Или… Оксана? Или… как там тебя?

Со всеми этими переживаниями Тихон начисто забыл имя ребенка.

И от этого разозлился еще сильнее.

* * *

Появившаяся на следующий день няня оказалась субтильной девицей с короткими, модно подстриженными ярко-рыжими волосами. На вид ей было слегка за двадцать пять. Она имела, как и пообещали в агентстве, медицинское образование и небольшой стаж работы в детской поликлинике в должности медсестры. Имя у няни было необычное и красивое – Лана. Представившись и поставив свою подпись в документах, которые привез юрист, она сразу же приступила к своим непосредственным обязанностям. Подошла к ребенку, который, к небывалому счастью своего отца, все еще спал посередине разложенного дивана, кое-как завернутый в пеленку, и начала с ним разговаривать.

– Это кто тут у нас спит, а? Это кто тут у нас спит такой хороший? Такой славный? Кто-о-о такой маленький тут у нас спит?..

Тихон, занятый в это время беглым просмотром договора с фирмой о предоставлении услуг, от удивления выронил ручку. Кажется, ему прислали сумасшедшую няню.

– Девушка, он же спит!

– Спит, конечно! – елейным голоском отозвалась няня. – Я же говорю! Спит, маленький…