Kitobni o'qish: «Время огня. Мотыльки»

Shrift:

***

Автор благодарит людей, которые были рядом и оказывали помощь: Софью Ляховецкую – за прекрасные иллюстрации и героев, каким-то образом срисованных из авторской головы.

Наталию Сафонову, Светлану Брыкову и Дмитрия Павлова – за советы и конструктивную критику.

Инну Павлову, Дмитрия Шадова и Наталью Ляшенко – за терпение и поддержку, без которой эта книга никогда не была бы издана.

Часть 1

Мотыльки
Крик: «В атаку!» – охрипшим голосом,
И опять вокруг тишина…
И седеют до срока волосы
У таких во все времена.

А дорога петляет лентою,
И идти не хватает сил
Тем, кто вынужден стать легендою,
Их желаний мир не спросил.

Стерся лик за словами громкими.
Ты не первый и не второй,
Кто однажды будет потомками
Заклеймен навек как герой.

Ветер треплет страницы повести,
Пожелтели ее листы.
В ней всегда о лжи и о совести.
Выбирай, с кем в ней будешь ты.

Выбор прост, и нет места слабости.
Эшафот или пьедестал!
Жаль вот только, спокойной старости
Так никто и не предлагал…

Продолжают кипеть сражения.
Крик «В атаку!» обжег, как плеть…
Есть лишь миг, чтоб принять решение.
И вся жизнь, чтоб о нем жалеть…

Пролог

Иногда я удивляюсь тому, как коротка человеческая память. Сейчас, когда прошло столько лет и на континент вернулись мир и процветание, мы почти уже не помним, насколько страшное время нам довелось пережить. Я и сам почти забыл, каково мне было стоять на залитой кровью улице родного города и знать, что я остался последним. Из памяти почти стерлись и война, и страшные ее последствия. Только один день я продолжаю видеть во сне так ярко, словно это произошло не тридцать лет назад, а вчера или позавчера. Последний день войны.

Над чернеющим оскалом крепостной стены занимался рассвет. Осада длилась вторые сутки, последняя цитадель Отступника еще держалась, но исход уже был ясен. Я смотрел, как первые лучи солнца высвечивают из темноты громаду донжона, и мне не верилось, не верилось…

А ведь не так давно эта тварь казалась неуязвимой! Великий провидец, сильнейший маг, названный за свои преступления Отступником… Кровью и пеплом был отмечен его путь, проделанный едва ли не через весь континент, и желанное господство уже почти принадлежало ему. Все поменялось каких-то полгода назад, когда порядком обескровленный Эверран – Империя Феникса – все же сумел собрать новую армию и дать отпор. Скольких же мы потеряли за эти месяцы! А сколько битв проиграл король Эверрана… Но войну он все-таки сумел выиграть. Вернее, почти уже сумел: последняя цитадель врага еще держалась, но часы ее были сочтены.

Его величество Эскиль Аритен не мог не знать, какой ценой достанется всем нам эта победа, от огромного войска не осталось и трети. Но никто не посмел бы упрекнуть моего короля и друга. Эскиль совершил невозможное, положив конец господству Отступника; он потерял тысячи человек, но спас миллионы. Он стал для нас солнцем, стал воздухом… Когда из-под ног выворачивалась земля, а внизу разверзался черный провал, только он удержал на своих плечах целый мир, не дав ему рухнуть и разлететься вдребезги. В наших глазах король Аритен был почти богом! Нет, никто не посмел бы сказать, что он повинен в гибели своих солдат, но с каждым днем, с каждым потерянным отрядом я видел, как на дне его глаз появляется все больше вины и горечи.

Ничего… Осталось совсем немного! Один короткий бой, и все будет кончено. Внешнее кольцо обороны уже пало, скоро падет и сама крепость. Пение труб возвестило о начале последнего этапа осады.

Жуткие, покрытые чешуей твари, которыми окружил себя Отступник, были гораздо выносливей и сильнее наших воинов, но мы продолжали теснить их. Словно небеса наконец вспомнили о нас… Я не знаю, откуда брались силы. Измотанные, потрепанные, мы двигались вперед, потому что не имели права остановиться. Потому что чудовище, подмявшее под себя континент, должно было подохнуть!.. За моих друзей, за мой город, за боль в глазах моего короля… Я шел вперед.

Не знаю, что сыграло решающую роль: воля богов или наша ярость. А может, дело в магии: кроме самого Эскиля, среди нас осталось одиннадцать одаренных, и каждый готов был отдать свою жизнь за эту победу. Войско в рыже-янтарных плащах с изображением золотой птицы редело с каждой секундой, но все больше приближалось к цели. Внутренний круг обороны продержался несколько часов, к полудню последние защитники крепости были перебиты. Вслед за своим королем я пересек порог тронного зала и замер, задохнувшись от немыслимой, удушающей ненависти.

Он стоял, небрежно облокотившись о спинку трона. Нефритовый венец украшал пепельно-русые волосы; холодные глаза смотрели насмешливо и прямо. У побежденных не может быть такого взгляда! На что же надеялся обезумевший маг?

– Ну, здравствуй, Феникс, – а голос спокойный, снисходительный даже.

Мне нестерпимо захотелось выхватить меч и рубить эту падаль, пока не перестанет шевелиться! Я готов поклясться, что остальные думали о том же. Только Эскиль предостерегающе вскинул ладонь, и мы не посмели двинуться с места.

– Здравствуй, Саймор, – тихо сказал он. – Вот все и кончилось.

В его голосе не было ни триумфа, ни злости – только усталость. Никогда я не слышал, чтобы он так говорил.

Смех Отступника был похож на перезвон кристалликов льда.

– Нет, Эскиль, не так быстро!

Что он несет? Может, с армией своих выродков Отступник и был опасен, но теперь у него и тени шанса нет! Саймор Вайдан – великий провидец и умело использует свой дар, превосходя врагов в стратегии, но в открытом бою против короля Феникса он обречен.

Эскиль никогда не любил пустых разговоров, его меч приглашающе блеснул в воздухе.

– Тебе не вывернуться. Раздери тебя демоны, Саймор, возьми оружие и защищайся!

– Оставь! – в голосе колдуна продолжала сквозить насмешка, от которой меня все больше разбирала ярость. Тянет время? Трус! – Я покойник, это понятно. Только знаешь, Эскиль?.. Мне ведь известно, с чем ты связался, чтобы победить. Если б не эта сила, твоя голова уже была бы приколочена к моим воротам, поверь мне!

Ублюдок! Как же он смеет?!

Я все-таки дернулся вперед, но ладонь Сигвальда – командира второго отряда – предостерегающе легла на плечо. Проклятье, да что имел в виду этот выродок?!

Слова Отступника показались мне бессмысленными, я тогда ничего не знал… Но взглянул на Эскиля и оцепенел, потому что в глазах друга увидел понимание и вызов.

– А ты меня не пугай, я знал, на что иду. Мне теперь одна дорога – в пекло, но жалеть не приходится! И стыдиться мне нечего. Так что заткнись и прими свое поражение!

В пекло?.. Да о чем он?! Если и есть на земле кто-то, кто достоин в посмертии вознестись к Небесным горам, то это Эскиль!

– Глупый мальчик! А ведь ты не понимаешь… – подобное обращение резало слух, но не удивляло. Хоть сам Отступник и казался моложе Аритена, никто уже не обманывался его внешностью. Все понимали, насколько древним является это страшное существо. И мнимая молодость, и невозможная, нечеловеческая красота Отступника давно уже не вызывали ничего, кроме отвращения и страха.

– Не понимаешь, – повторил провидец. – Ты же навлек на себя проклятие, в сравнении с которым мои преступления не так уж страшны.

И Феникс улыбнулся – спокойно и печально. Обреченно.

– Плевать. Если это избавит мою землю от такой чумы, как ты, я готов быть проклятым хоть до скончания времен. Потерплю!

– О нет! – вновь покачал головой Отступник. – Не так все просто… Я знаю, я видел будущее, – голос его изменился, стал громче и ниже, уподобился рокоту горной реки. Он подавлял, сминал какой-то непонятной мне мощью. Мы стояли, не в силах шелохнуться. – Ты по-прежнему чист, и ты отцарствуешь свое. Но когда-нибудь это проклятие ляжет на твоих потомков, твой род сгинет. И последний Феникс, одержимый местью и властью, обратит меч против всего живого. Огненная комета отдаст ему свою силу. И тогда ничто уже не сможет изменить грядущее: он уничтожит Эверран, а за ним и весь континент!

– Ты лжешь! – впервые на моей памяти голос Эскиля сорвался на крик.

– Что ж… Смотри! – и ладони Отступника полыхнули бледно-голубым светом.

Король Эверрана замер, как вкопанный, бездумно выставив перед собой золоченый меч. Никто не знал, что видел Эскиль, но, когда его глаза снова стали осмысленными, в них стоял ужас.

Отступник улыбался.

– Живи с этим, победитель! – выплюнул он и сделал шаг вперед.

Я бросился наперерез, боясь, что загнанный в угол колдун попробует атаковать Феникса, и не успел. И другие не успели. Только боялись мы зря: Саймор не обнажил клинка, не прибегнул к страшному своему колдовству. Он просто шагнул вперед, прямо на позолоченный меч Аритена, который тот так и не опустил. Через несколько мгновений его мертвое тело сползло на плиты тронного зала…

Ублюдок!.. Оставил за собой последнее слово. Эскиль оцепенело смотрел на мертвого колдуна, потом опустил залитый кровью клинок. Пальцы его дрожали.

Хотя последнее пророчество Отступника слышали многие, радости от победы это никому не испортило. Мало ли, что сказал перед смертью спятивший маг? Континент вздохнул с облегчением, вновь закипела жизнь. Города возводились на руинах, из взглядов людей исчезали страх и отчаяние. Наконец-то впервые за десять лет у всех нас появилось будущее. А что оно принесет – не так уж важно.

И только один человек не был весел на пиру, устроенном в честь великой победы, – молодой мужчина с тусклыми глазами старика, Эскиль Аритен.

Я смотрел на него и не узнавал. Мне хотелось звать, срывая голос, до тех пор, пока мой король и друг не откликнется. Нет, Эскиль Феникс оставался великим правителем, благородным и мудрым, но я видел, как опустел его взгляд. Я смотрел на его бледную, выцветшую тень и готов был отдать и жизнь, и дарованный им графский титул за то, чтобы вернуться в тот проклятый день и не дать ему увидеть того, что поглотило его душу. Мне всегда было за что ненавидеть Отступника. С его легкой руки мой родной город оказался стерт с лица континента, все, что было мне дорого, уничтожили на моих глазах. Он отнял сотни тысяч жизней, неужели этого мало?! Но перед смертью Отступник забрал еще две – его и мою… Эскиль, которого я знал и любил, не вернется, не станет прежним. А значит, и мне не стать.

26 г. от падения Отступника. Граф Видар Альвир

Мотыльки

415 г. от падения Отступника
– Да? Входи, дверь открыта. Впредь
Ты мой гость здесь по всем законам.
Как зовут-то? Что, прости? Моя смерть?
Ну, неважно, будем знакомы.

Проходи, садись у огня
– Здесь под вечер прохладно стало.
Ты совсем не стеснишь меня,
Да и вид у тебя усталый…

Не согрелся? Бери камзол
– Вон висит. Да не там, правее!
Этот вечер – почти что сон…
Но восход его не развеет.

Угощайся, вот хлеб. Вина?
Или ты предпочел бы пиво?
Понимаю, идет война,
Вот и вышло все как-то криво…

Так что плюнь и не прячь глаза.
Глянь, закат истекает кровью.
Раз пришел убивать – дерзай.
А я выпью. Твое здоровье!

Смерть не в радость мне ни рожна,
Я не жаждал встречаться с нею.
Мне ведь жизнь самому нужна!
Но уж если тебе нужнее…

Что же, в пальцах стилет зажав,
Ты застрял, как корабль на мели?
Вот и вечер закончен – жаль…
Ты ударишь? Ну что ж… Не медли.

Глава 1

Рик Жаворонок.
Эверран, Айхан

Закатные облака отливали бронзой и вздымались над горизонтом, как пена на хорошем пиве – густом, горьком. Давно Рик такого не пил. Да и пьянил скромный пейзажик немногим хуже. Жаворонок чувствовал себя изрядно захмелевшим вот уже третью неделю кряду. Или сколько он там в пути?.. После тюремной сырости и темноты он все никак не мог надышаться прозрачным воздухом эверранских предгорий. Зима в этом году выдалась паскудная, не такая страшная, как шесть лет назад, но изнурительно долгая. Холода в айханском герцогстве стояли, как армия под стенами осажденного города: брали измором. Зато теперь весна в одночасье наверстывала упущенное. Еще пару недель назад кое-где лежал снег, а сейчас в это попросту не верилось. Весна насмешливо бросала в лицо запах молодой травы, слепила глаза игрой солнечных бликов. Жаворонок вертел головой, моргал, стараясь разогнать зыбкую муть перед глазами. Хотелось лучше рассмотреть знакомые места, унести их в памяти целиком, без изъятия. И то дерево, и овраг, и проклюнувшийся между камнями одуванчик.

Дорога подсунула очередную выбоину, и Рик, споткнувшись, едва не грянулся в пыль, поймал равновесие в последний момент. Ойкнул, когда веревка натянулась, сильнее врезавшись в стертые запястья. Сзади послышались сдавленные проклятия. Жаворонок обернулся.

– Ну, извини, приятель, я не специально! – виновато развел руками, насколько это позволяла веревка. Хмурый, заросший по самые глаза тип, шедший следом, прожег его ненавидящим взглядом.

– Под ноги смотри! – прошипел он и добавил что-то совсем уж нелицеприятное в адрес Рика.

Ага, под ноги… Чтоб последним, что он увидит перед каменоломнями, стала разбитая, пыльная дорога? Вот уж спасибо. Да и не стоило принимать крепкие выражения на свой счет: товарищи по несчастью вообще выглядели недружелюбно и рады были хоть на ком-то сорвать досаду и злость. Напрасно они… Можно подумать, это он виноват в том, что у кого-то жизнь не задалась! У него, у Жаворонка, тоже вот не задалась, что ж теперь? Бывает.

Рик и сам порядком вымотался: сегодня шли почти без остановок, злыми и уставшими выглядели и приговоренные, и конвой. Мучительно хотелось есть, веревки на ногах натерли внушительные мозоли, но преступник все равно не ждал наступления темноты и команды остановиться. Ночь будет означать, что прошел еще один день дороги, а их и так уже немного осталось. Пограничные горы совсем рядом, их пологие вершины маячат все ближе, неотвратимо, как петля виселицы. А дальше ничего хорошего не ждет. Несколько месяцев на добыче белого камня – едва ли он протянет дольше. Нерадостная перспектива…

До чего ж бестолково все вышло! Нет, то, что закончит Рик Жаворонок паршиво, секретом для него не было, не ждал только, что случится это так скоро и так глупо. Да чего уж теперь?..

Хоть был он вором и жуликом, а меру все-таки знал. Нельзя забирать последнее: боги такому беспределу потворствовать не станут, удачи не будет, проще говоря. А без нее в подобном деле не обойтись, не помогут ни ловкость, ни опыт. Хотя рыжая Тиол¹ и так в последнее время от Жаворонка отвернулась, то ли гневается за что-то, то ли надоел он ей в край… Женщина она, хоть и богиня, а женщин поди пойми!.. Люди в том городишке, куда занесло Рика, были до костей обглоданы нынешним упадком и долгой зимой, красть у них толком было нечего. Впрочем, как и везде с некоторых пор. Те же, у кого было чем поживиться, без усиленной охраны давно не ходят. С голодухи уже мутилось в голове. Вытащить кошель у местного чиновника Рик решился скорее от отчаяния, и все-таки почти преуспел. Почти. В памяти остались приятная тяжесть кожаного мешочка с деньгами, крепкие пальцы, сомкнувшиеся на запястье, удар… А потом был месяц, проведенный в городской тюрьме, и дорога в каменоломни. До чего обидно! Столько всего ему в жизни удавалось провернуть под самым носом у стражи, а попался на такой ерунде… Глупо до смешного! Рик бы и посмеялся, наверное, если б мог, но после месяца в промозглой камере смех у него быстро переходил в надсадный кашель.

Впереди произошло какое-то шевеление, конвойные засуетились, отгоняя неповоротливую цепь каторжан с дороги. Засвистела плеть. Очередной торговый караван, наверное, пропускают… Замешкавшись, Рик обзавелся еще одной прорехой на линялой куртке и саднящей полосой на плече. Ох, демон, как же надоело-то…

Когда получилось рассмотреть силуэты всадников, стало ясно, что это не торговцы: форменные плащи определенно принадлежали гвардии. Человек, возглавлявший процессию, и вовсе носил на груди королевскую эмблему Нового Эверрана. При виде волчьей головы, вышитой серебром по черному сукну, Рика передернуло. Надо же, из самой столицы, наверное… Высшая знать, приближенный регента, чтоб его демоны загрызли. Граф какой-нибудь, а то и герцог. И как его в эту дыру занесло?

Породистые кони прошли в каком-нибудь десятке шагов. Надсмотрщики и каторжане склонили головы, уперлись взглядом в дорожную пыль. От дворцового этикета и те, и другие были в равной степени далеки, но привычка молчать и кланяться при виде представителей дворянского сословия намертво въелась горожанам в мозги за последние двенадцать лет. У Рика, выросшего в такой глуши, что туда и королевские сборщики налогов не заглядывали, этой привычки не было. Он внимательно рассматривал столичного вельможу и никак не мог избавиться от непонятного чувства, будто с тем что-то не так. Чего-то не хватало. Или, напротив, было в нем нечто лишнее, что никак не увязывалось в общую картину и торчало, как шляпка халтурно забитого гвоздя. Цепляло глаз. Может, дело в совершенно недворянской физиономии эверранца, широкой, открытой? Или в прямом, как полено, взгляде? Что-то не то…

А потом их взгляды на мгновение встретились, и стало Жаворонку окончательно паскудно. В серых глазах дворянина он уловил тщательно скрываемую жалость.

А вот этого не надо, это лишнее! И гордость тут ни при чем. Какая, к бесам, гордость, если всю жизнь то в кости жулишь, то мелочь по кошелькам таскаешь?.. Просто Рику самому было до оскомины жаль молодого эверранского вельможу! Как бы он ни пытался скроить надменную мину, а опытного жулика не проведешь. Жаворонок вообще неплохо читал человеческие лица, что нередко спасало ему жизнь. Хотя в сочетании с довольно-таки длинным языком это умение приносило порой и неприятности, да… И сейчас он отчетливо видел, что этот человек еще не зачерствел, не свыкся со всем ужасом и безысходностью, наводнившими континент. Еще не стал таким, как те аристократы, которых прежде доводилось встречать Рику Жаворонку. Глядя на цепь ободранных каторжан, молодой широкоплечий всадник все еще видел людей. Не преступников, не ресурс, нужный лишь для разработки белого камня, – людей! Небо, как же он с этим?..

Таскать на себе каторжное клеймо – сомнительная радость, но и это лучше, чем носить напротив сердца эмблему с волчьей головой. Может, его, Рика, жизнь и не напоминает медовый пряник, да и осталось той жизни всего ничего, а умирать до дрожи, до одури не хочется, но ни за что он не поменялся бы местами с этим всадником. У Жаворонка хоть капелька свободы осталась – свободы не опускать глаза. Не так это и мало, если вдуматься! А у светловолосого вельможи такой роскоши нет: отвел взгляд, уставившись на дорогу. Потому что совесть, отяжелевшая от чужой крови, как мокрый войлок, весит куда больше любых кандалов.

По законам Нового Эверрана за воровство полагается смерть, которую иногда заменяют каторгой, это Рик хорошо знал. На собственном опыте, будь он неладен… Только это смотря что украдешь. Двенадцать лет назад человек, носивший герб с серебряным волком на черном поле, украл куда больше. И разом у всех. Затрещала по швам империя, полетели в пекло многовековые устои. Все, на чем держалась на континенте нормальная жизнь. Война Огня, как назвали ту жуткую междоусобицу, опустошила Эверран, выжала досуха. Рик ее не помнил: маленький он тогда был. Но вот последствия… Последствий ему, как и всем остальным, хватало по сей день. Круги все еще разбегались по мутной воде, отчетливо отдающей гнильем и металлическим привкусом крови.

Видения надвинулись на каторжанина глухой стеной, толкнули в грудь. Они вставали перед глазами, сменяя друг друга с пугающей скоростью, будто карты в ловких руках фокусника. И охваченные огнем страницы старых книг, и тучи стервятников над коридором виселиц, и озверевшая толпа, растерявшая человеческий облик…

Сколько украл Ирган Альвир, Эверранский Волк, у целого континента! И ничего ему за это не было, короновали даже. Правда, тогда он уже был смертельно ранен и прожил после этого меньше часа, но какое это имеет значение?.. Разве своей смертью он хоть что-то исправил? Империи больше нет, династия Аритенов пала… А над эверранской столицей по-прежнему реет знамя с волчьей головой. И носить у себя на груди эту дрянь… Небо, да что вообще может быть страшнее?! Этот парень на статном соловом жеребце вряд ли мог иметь отношение к кошмару двенадцатилетней давности: он же от силы лет на пять старше Рика. Но навесил на себя черно-серебряный символ предателя и узурпатора. Присягнул Альвирам. Да лучше уж верховному демону поклясться в вечной верности! И, если в нем пока есть что-то человеческое… А оно есть, это же видно, если уметь смотреть! По сжатым зубам, по отведенному взгляду, по закаменевшей линии плеч видно. Как же ему, должно быть, тошно в волчьем лагере!

И этот человек считает, что может кого-то жалеть?!

Когда преступник вынырнул из невеселых своих раздумий, черно-серебряные плащи уже скрылись за поворотом, оставив по себе только горьковатый осадок в душе да тучу пыли над дорогой.

– Шевелитесь, бесово отродье! Чего встали?!.. – снова свист рассекаемого воздуха над ухом. Боли Жаворонок почти не почувствовал. Вздохнул и, повинуясь натяжению веревки, ускорил шаг.

А ночью нахлынуло… Лежал, стараясь не вертеться, чтобы не мешать остальным, хрен же их кто развязывал, а веревка общая. Было неудобно и холодно. Рик думал, что усталость возьмет свое, как только он закроет глаза, но сон не шел. Паскудная горечь в душе никуда не делась, зудела и билась в сознании, как запертая в комнате муха. Перед глазами настойчиво маячила фигура в черной куртке с серебряным шитьем. И что же Рика это все так зацепило?.. Неужели дело только в жалости?

На самом деле было еще кое-что. Сколько бы Жаворонок ни гнал от себя бестолковую мысль, а никуда та мысль не девалась: казалось, было в лице эверранца что-то знакомое. Словно виделись уже. Глупость, конечно, наваждение… Никогда в жизни провинциальный воришка Рик Жаворонок не видел этого человека и вряд ли еще увидит, но измотанное сознание упорно цеплялось за черты широкоплечего дворянина и плыло куда-то совсем уж не в ту сторону. Пробуждало память о том, чего не стоило вспоминать.

Рик давно считал себя циником и материалистом, и все ненужные размышления нещадно гнал от себя к бесовой матери. Довольно, кстати, успешно: даже в отупляющей темноте тюремного подземелья ему удавалось не скатываться в воспоминания. Предаваться старым кошмарам – занятие совершенно бестолковое, какая с него польза? А раз никакой, то и нечего. Но теперь мысли каким-то непостижимым образом переметнулись от ненавистной морды серебряного волка к тому не менее ненавистному дню.

Он не помнил, что было до. Просто осознал себя стоящим где-то посреди выжженного города и долго шел, не выбирая направлений. Гладь первого подвернувшегося озера отразила мальчишку лет пяти-шести, вряд ли ему было больше. Кажется, его звали Риком… Собственно, это все, что он о себе знал. Тогда он, конечно, ни пса не соображал, но запомнил накрепко. Это потом, став старше, многократно вертел в уме тот день, анализировал… А тогда было просто тоскливо и холодно. Очень холодно, даже в ту самую страшную его зиму несколькими годами спустя так холодно не было. И вряд ли еще когда-нибудь будет. Разве можно во второй раз столько потерять? Семью, дом, себя самого… Ни демона же не осталось!..

Просто ребенок в заскорузлой от крови одежде, бурых потеков столько, что не разобрать цвета ткани… Кровь не его – чужая, ран на теле нет. То есть мелких царапин и ушибов хоть отбавляй, но не более… Вот, собственно, и все. Как Рик узнал позднее, примерно в это время кончилась Война Огня, эверрская крепость была взята штурмом, а на престол взошла династия Альвиров.

Пользы в этих воспоминаниях не нашлось, и потому они были заброшены в самый дальний угол, где благополучно покрылись толстенным слоем пыли и паутины. Вряд ли его дурацкая история многим отличается от сотен других. Сколько ж их было тогда – мальчишек и девчонок, потерявших разом все, что только можно, треклятая междоусобица мало кого обошла стороной. Жаворонку так даже повезло, что вместе со всем остальным он лишился и памяти. Если не знаешь, что потерял, то и болит меньше. Разве что кошмары долго снились – тяжелые, болезненные видения, наполненные огнем, предсмертными криками и звоном стали. Но потом и это прошло.

И почему физиономия мельком увиденного сегодня человека вызвала такой поток идиотской меланхолии, вообще не ясно. Да в пекло! К демонам!

Рик сердито уставился ввысь. Звезды расплывались перед глазами, переговаривались неподалеку охранники, потрескивали костры. Через некоторое время он все-таки провалился в короткий, мутный, как болотная жижа, сон. Отчего проснулся, сам не понял, но пробуждение оказалось резким, словно холодной водой облили. Распахнул глаза, осмотрелся: ничего не изменилось. Бледный диск луны, надкусанный с одного края, спящие в неудобных позах каторжане. У давно потухшего костра к стволу старого клена привалился один из надсмотрщиков. Видимо, сейчас его дежурство, но конвойный, не стесняясь, дремал. В общем, правильно делал: преступникам, один пес, не сбежать. Связанные между собой, они кого угодно перебудят, если попробуют подняться. Да и не договориться им друг с другом… А жаль.

Жаворонок изрядно околел и попробовал хоть как-то сменить позу, но тело почти не слушалось. Было даже не больно. То есть больно, конечно, тоже: ушибов и ссадин он успел заработать порядком, чего уж говорить про свежее клеймо… Но дело не в этом. Так бывает, когда вывихнешь что-нибудь: вертишь поврежденной конечностью, и мучительно хочется, чтобы сустав хрустнул и встал на положенное ему место. Вот и сейчас Рик отчего-то испытывал подобное, только на сей раз он весь был таким вывихнутым суставом, и встать на место никак не получалось. А в груди ворочался незнакомый, непонятный жар, так странно сочетавшийся с ночной прохладой. Растекался по жилам, бился в кончиках пальцев.

Ощущения усиливались, становились четче и ярче, накатывали, как приближающийся вой охотничьего рога. Небесные горы, да что с ним такое?.. Мышцы свело протяжной, болезненной судорогой, и Рик едва не закричал, хорошо, что голос напрочь сел, а то перебудил бы весь лагерь… А потом все это разом схлынуло.

Он лежал на промерзшей земле и тяжело, прерывисто дышал. Ныли запястья и лодыжки, жгло спину в тех местах, где ее касалась плеть, пульсировал ожог на предплечье, но ничего странного и непривычного преступник больше не ощущал. Разве что ночной холод показался совсем уж нестерпимым. С трудом удалось сдержать приступ опостылевшего кашля. Эх, сейчас бы погреться… Он представил, как где-нибудь рядом разгорается небольшой костерок, и желанное тепло касается заледеневших пальцев. Хорошо бы, а?..

Золотистый отблеск в траве совсем рядом…

Рик удивленно скосил глаза и подавился настолько грязной руганью, что она была бы неуместна не только в приличном обществе, но и на той помойке, где он вырос. Осторожно, словно пробуя на вкус, язычок пламени лизнул раскисший прошлогодний листок. Тот, очевидно, был признан вполне съедобным, потому что огонь разгорелся веселее. Начала скукоживаться нежная молодая трава. Несколько мгновений Рик завороженно смотрел на это, потом кое-как дотянулся связанными руками и, стиснув зубы, прижал разгорающуюся траву. Плевать на ожоги, это нужно было срочно, немедленно затушить, пока, не приведи небо, никто не увидел!

В панике оглядел спящий лагерь. Нет, не видели… Ни один из измотанных людей не проснулся. Великие боги, спасибо!.. Жаворонок прижал обожженные руки к пылающему лицу и долго лежал, пытаясь осознать произошедшее. Он сталкивался с подобными фокусами несколько раз, достаточно, чтобы не ошибиться. Знал, что видит перед собой, только поверить никак не мог. Еще пару месяцев назад каторжанин предпочел бы, проснувшись с утра, обнаружить у себя признаки чумы или гнойной гангрены, а то и не проснуться вовсе, лишь бы не это… Не то, что раньше называлось даром богов, а теперь стало смертным приговором.

Давно, демон его знает, сколько столетий назад, всеми государствами на континенте правили династии магов. Шло все неплохо, если верить летописям, но со временем прежних монархов начали свергать: то ли второго Отступника получить боялись, то ли просто из банальной зависти… Родной Эверран продержался дольше всех. Аритены – величайшие маги, которым покровительствовало пламя, долгое время поражений не знали. Однако пресловутая Война Огня решила и их исход: граф Ирган Альвир захватил трон, а королевская семья была перебита за одну ночь. Собственно, с тех пор одаренных не уставали преследовать на всем континенте – опасались мести. Особенно в Эверране. Ходили слухи, что последний из Аритенов еще жив и, объявись он, все, кто обладает даром, окажутся на его стороне. А уж после восстания магов, устроенного графом Сигвальдом, новая власть окончательно слетела с катушек.

Жестокости на континенте хватало, но никого не преследовали столь фанатично, как одаренных. Как бы ни прятались, как бы ни скрывали они свою силу, их выявляли и вешали одного за другим. Рику доводилось видеть живых волшебников, особенно раньше, пока еще не до всех успели добраться черно-серебряные. Люди как люди, половина из них ни о каких восстаниях даже не помышляла. Но кто стал разбираться?.. В последние же годы встречать одаренных доводилось только во время их казней. Жаворонок не слишком любил подобные зрелища, но в толпе возле эшафота демонски удобно резать кошельки, так что посещал он их нередко. И теперь с невероятной отчетливостью Рик видел, как уже не он, а кто-нибудь другой будет воровать в толпе, а сам Жаворонок окажется для этого слишком занят: он будет болтаться в петле как колдун и преступник.

От этих мыслей стало жутковато, однако, положа руку на сердце, сейчас-то ему что терять? В его распоряжении несколько месяцев в каменоломне, не больше. В конце концов, полугода иногда хватает здоровым и сильным мужчинам, чего уж говорить о Жаворонке с его-то скромной комплекцией! Так многим ли он рискнет?..

Проклятие! А умирать-то не хочется. Ни сейчас, будучи уличенным в магии, ни в Пограничных горах, спустя полгода. Вообще никак не хочется! Категорически.

Каторжанин еще раз затравленно огляделся по сторонам: вроде все спят, да и луна куда-то спряталась, темнотища кругом, не увидят… Он был совсем не уверен в успехе, но не попробовать нельзя. Бежать теперь надо, хоть тресни: на каторге он точно не сможет долго скрывать свой внезапный дар.

Сосредоточился, вспомнил, как подобные вещи проделывал Гайд – отличный парень и средней руки волшебник. Жаворонок видел, как его уводила стража… Пристально вгляделся в ненавистную веревку на запястьях, представил, как она соскальзывает. Осторожно, чтобы никто не проснулся. Ну давай же… Ну!..

1.Тиол – чтимая на континенте богиня удачи. Изображается в образе рыжеволосой девушки; атрибутом ее принято считать колесо прялки, вращая которое, Тиол сплетает в единую нить события, дороги и судьбы.