Kitobni o'qish: «Молчанием предаётся Бог»

Shrift:

Ольга Черниенко

Прозу пишет с 2012 года.

Член Российского союза писателей, Евразийской творческой гильдии, Международной академии русской словесности.

Лауреат премии «Наследие» (2016), Международной литературной премии им. Владимира Набокова (2018), Международной литературной премии им. А. де Сент-Экзюпери (2018), Международного литературного конкурса им. Святых Бориса и Глеба (2018), I Международного литературного фестиваля им. А. С. Пушкина в Крыму (2019; в номинации «Малая проза»), международного конкурса «Новый сказ» им. П. П. Бажова (2019; Гран-при в номинации «Проза»), литературного конкурса «Русь моя» им. Сергея Есенина (2019; первая премия).

Участник Парижской книжной выставки 2017 года. Лауреат международного литературного конкурса им. А. А. Грина («РосКон-2020»; вице-Гран-при в номинации «Роман»).

Библиография:

По следам знаменитой ищейки и другие рассказы о животных. Изд. РСП, 2017.

С любовью ко всему живому. Изд. ИСП, 2017.

Верность. ИД Максима Бурдина, 2019.

With Love For Everyone (Nabokov Prize Library). International Union of Writers, 2019.

Собачье сердце. Изд. ИСП, 2019.

Ворона. Изд. ИСП, 2020.

Целовали все Животворный Крест и обет дали, что за Великого Государя, Богом почтенного, Богом избранного и Богом возлюбленного, Царя и Великого Князя Михаила Феодоровича, всея России Самодержца, и за Благоверную Царицу и Великую Княгиню, и за Их Царские Дети, которых Им, Государям, впредь Бог даст, души свои и головы положити и служити Им, Государям нашим, верою и правдою, всеми душами своими и головами.
‹…›
И кто же пойдёт против сего Соборного постановления – Царь ли, патриарх ли, и всяк человек, да проклянётся таковой в сём веке и в будущих, отлучён бо будет он от Святыя Троицы…
Из Утверждённой грамоты Великого Московского Земско-Поместного собора от 21 (ст. ст.) февраля 1613 года

Глава 1. Джой

Утром Джой пробрался в дом. Необычная тишина насторожила: не слышно утренней суеты, шагов, речи.

Неужели спят? Или до сих пор не вернулись?

Джой принюхался, фыркнул: пахло порохом и чем-то паленым.

Пес осторожно поднялся на второй этаж, но неожиданно уперся в дверь! Раньше ее здесь не было…

Поскреб лапой, чуть слышно заскулил – пустите! Но в ответ – лишь молчание…

Джой вдруг ясно почувствовал: двери неодолимым барьером навсегда разделили его жизнь на «до» и «после». Сердце зашлось от тоски – хотелось выть, рыдать громко, в голос, звать любимых… но Джой вспомнил, как люди в военной форме накинули петлю на шею визжавшей от ужаса Ортипо, как зашлась она хрипами, а после тело ее – окровавленную тряпочку – швырнули в кузов грузовика, покрытый брезентом. Джой помчался вслед, но ворота захлопнулись перед носом, и всю ночь, прячась в кустах сирени, он дрожал от ужаса и непонимания происходившего.

Накануне во втором часу ночи всех обитателей дома разбудил старый доктор:

– Комендант приказал одеться, спуститься в подвал. Наверху оставаться опасно: город обстреливается. Скоро подадут машины, и нас снова куда-то повезут!

Спускаясь по лестнице, Татьяна обратилась к конвойному:

– Позвольте собакам прогуляться во дворе. Дорога может оказаться долгой.

Джой и Ортипо радостно выскочили на свежий воздух, побежали в сад – под кусты акации, сирени…

С тех пор как семью привезли в Екатеринбург, времени на прогулки выделялось мало. Собаки вместе с хозяевами почти постоянно сидели в душных комнатах: даже в жару арестованным запрещали открывать форточки.

Была теплая июльская ночь: небо ясное, звездное, воздух пропитан медовым ароматом все еще цветущей липы; ночную тишину нарушал лишь работавший мотор грузовика за забором.

Внезапно в доме раздались частые, беспорядочные выстрелы, и Джой не столько услышал, сколько почувствовал невероятные страдания любимых людей. Тогда-то Ортипо и завыла отчаянно…

Пес прислонился к двери, свернулся калачиком, задремал: от потрясений и нервного напряжения внезапно свалила усталость.

– Чего разлегся? – Солдат двинул его ногой в бок. – Проваливай, дай пройти!

Он приоткрыл дверь, и Джой успел заметить: в комнатах пусто. Значит, хозяев надо искать на улице!

Прихрамывая, пес побежал во двор, заглянул в сад – никого. Внимание привлекла помойка, где среди мусора на солнце блеснула металлическая пряжка. Джой узнал ее сразу: она была с ремешка Алеши. Там же валялись бутылочки и баночки из-под лекарств, обгоревшие иконы, образки, ранее висевшие над кроваткой больного мальчика, разорванные книги, разбитая балалайка… Запах знакомый, родной, но людей уже нет…

Никогда ему больше не увидеть хозяев, не уткнуться носом в ладони любимых рук… Внезапное осознание действительности шокировало.

Подобную кошмарную растерянность он уже испытывал ранее, когда совсем маленьким щенком провалился в прорубь и ледяная вода обожгла его тело. Джой хлебнул воды, сердце замерло, лапы окоченели, и он был готов уже камнем пойти на дно.

– Шот тонет! – закричал его маленький хозяин, бросившись на помощь. – Шот!

– Не подходите! Опасно! Я сам! – всегда сопровождавший их матрос за холку выдернул щенка из ледяного плена.

– Дурашка Шот, разве так можно? Смотреть надо, куда бежишь, мореплаватель! Его надо согреть! – Распахнув шубку, мальчик попытался прижать к себе мокрый комочек.

– Нет, нет, Алексей! Простудитесь, заболеете!

– Это мой Шот заболеет! – заплакал Алеша и, сорвав с себя башлык, укутал в него малыша.

Домой вернулись быстро – в санях.

– Никогда больше так не делай! Слышишь, дурашка? Пожалуйста, будь осторожным! Ведь ты мой единственный близкий друг… – Пес грелся у камина на ковре, а мальчик костяным гребешком расчесывал его влажную шкурку. – Я однажды уже потерял собаку – твоего брата, его тоже звали Шот…

– Бэби, – большая хозяйка подошла к маленькому, – я думаю, нехорошо называть твоего нового друга именем умершего. Будет лучше, если ты назовешь его Джой, что по-английски – «радость». Ведь животные приносят нам только счастье, не так ли?

– Согласен, мамá! Я очень хочу, чтобы жизнь моей собаки была длинной и прекрасной!

Спаниель Шот (Выстрел) родился в частном питомнике охотничьих собак великого князя Николая Николаевича Романова и был подарен им внучатому племяннику – маленькому цесаревичу Алексею.

Николай Николаевич вкладывал огромные деньги в развитие отечественных охотничьих пород. Большинство современных российских гончих, борзых, спаниелей, легавых ведут свою родословную от его четвероногих питомцев.

К великому горю, Алешин щенок умер в младенческом возрасте, и Николай Николаевич привез безутешному мальчику однопометника, очень похожего на брата. Шот номер два, а теперь уже Джой, хоть и был по рождению предназначен для охоты за водоплавающей птицей, после случая с прорубью долгое время боялся воды.

Весной, когда в Александровском парке распустились листья на деревьях, освободились каналы ото льда и стало совсем тепло, мальчик посадил собаку в лодку, сам сел на весла: пора навестить Детский остров, убрать прошлогоднюю траву, прополоть ландыши…

Песик со страхом смотрел на темную колебавшуюся воду за бортом. Даже в жаркую погоду, казавшуюся ему холодной, лапы дрожали…

– Трусишка! Пора перестать бояться! Летом отправимся в плавание на яхте – будем купаться, собирать грибы на берегу… Говорят, у судовой кошки опять котята родились, надеюсь, вы подружитесь!

Лодка мягко причалила у гранитных ступенек маленькой гавани:

– Мыс Доброго Саши! Это и есть наш Детский остров!

Подаренный когда-то Николаем Первым сыну Саше – будущему императору Александру Второму – остров был любимым местом отдыха всех юных великих князей дома Романовых. Здесь проводили детские праздники, отмечали дни рождения, собирали грибы, ягоды, и каждый из детей имел свои соб ственные садик и огород.

Джой радостно прыгнул на твердую почву и сразу уткнулся носом в землю: кто тут обитает? Надо оставить метку: «Здесь был Джой!». Обнюхал маленький, похожий на игрушечный, домик скульптуры и выскочил на полянку, посреди которой стояли четыре гранитные башенки – то, что нужно собачке! Песик поднял было уже заднюю лапку, но окрик хозяина остановил:

– Фу, Джой, некрасиво! Это памятники собакам! Вот, смотри! – Мальчик тронул рукой вырезанную надпись. – Ворон – любимый колли папá, а тут Иман – тоже колли! Здесь – собачка мамá, Эйра, далее Шилка – подружка Имана! От них осталось большое потомство – одиннадцать собак! Это те колли, с которыми часто гуляет папá! Ты же знаешь, они живут в специальном помещении. На этом острове много могил наших питомцев, здесь и мой Шот похоронен… – Алеша на мгновение задумался, потом продолжил: – Такой же памятник есть под окнами дедушкиной спальни в Гатчине. У него был друг – Камчатка. Совсем беспородный пес, хоть и называли его лайкой. Любил его дед как собственного сына! Не было лучше друга! Камчатка всегда рядом был: днем, ночью – много лет! Но однажды случилась беда! Поезд, в котором ехала семья, сошел с рельсов. Вагоны поломало, помяло… Много людей погибло… А дед, сильный, как богатырь, встал в полный рост, подпер собой крышу искореженного вагона и держал ее на своих плечах, пока все не выбрались. Вот только Камчатку раздавило балкой… Говорят, дед всегда плакал, когда вспоминал пса. При случае обязательно покажу тебе его могилку! Там и Типа похоронена – собака бабушки.

Задумчивость мальчика вдруг сменилась энергией:

– Моей Камчаткой будешь ты, Джой! А сейчас займемся делом, дружок! Очистим землю, посадим цветы! Давай копать! Я – лопатой, ты – лапами!

Джою нравилось рыть ямки: в них хозяин положит луковицы лилий, гладиолусов – засияет цветами Детский остров!

Вскоре на пароме прибыли сестры Алеши: Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия – ОТМА – этим общим именем они называли себя для краткости. Весна пришла – пора свой детский уголок привести в порядок!

Удивительным и таинственным был Александровский парк! Здесь причудливо сочетались широкие липовые аллеи и узкие тропки в непроходимом лесу, ухоженные газоны и поляны, заросшие луговой травой, каналы и пруды с островками, мосты, павильоны, строения в китайском стиле…

На лужайках свободно паслись косули, козы, лошади. По деревьям прыгали белки, в кустарниках – зайцы. В каналах и прудах обитали белые, черные лебеди – Одетты и Одиллии, живые иллюстрации к сказочному «Лебединому озеру».

Дикие кабаны, олени, лоси, зайцы жили здесь еще с петровских времен. Зверинец – огороженная глубоким рвом часть елового леса – был когда-то царскими охотничьими угодьями. Но благодаря Екатерине Великой, изменившей отношение к нашим «меньшим братьям», в любви к животным воспитавшей своих внуков – будущих российских императоров, охоты прекратились. Зверинец превратился в домашний зоопарк, и на его территории появились постройки – домики для крупнорогатого скота, лошадей и даже лам! Условия их содержания были максимально приближены к природе.

Дабы предотвратить заражение обитателей зверинца бешенством, ограды парка были оборудованы специальными сетками, исключавшими проникновение на его территорию бездомных собак и кошек. Периметр охранялся четвероногой стражей – служебные собаки воспитывались в питомнике села Александровка близ Александровского дворца.

Любовь к животным была свойственна всем представителям дома Романовых.

Свои собственные питомцы – кошки, собаки, кролики, попугаи – были, как правило, у каждого члена традиционно многодетных императорских семей.

В 1865 году в России было основано первое общество покровительства животным, и его главной задачей было формирование у россиян милосердного отношения к братьям нашим меньшим. Главным попечителем организации в конце XIX века становится вдовствующая императрица Мария Федоровна – мать Николая Второго.

Часто в качестве подарков царской семье преподносили кроликов, медвежат, волчат, рысей, хорьков… Конечно, хищников в зверинце держать было нельзя – их приходилось отправлять в зоологические сады Москвы и Петербурга.

Самым экзотическим подарком российскому императору был слон, привезенный в августе 1896 года из Абиссинии.

Словно океанский лайнер, он медленно и величаво «проплывал» между деревьев парка под присмотром специального наставника-дрессировщика – татарина Алексея, всегда одетого в красную рубаху и черную шапочку с кисточкой.

Толстое существо с развесистыми, постоянно шевелившимися ушами – гигантскими опахалами, маленькими, хитрыми глазками и длинным, похожим на щупальце хоботом вызывало у Джоя приступ безостановочного лая.

Летом слона ежедневно водили купаться в пруду. Он так и назывался – Слоновый. Гигант радостно бросался в водоем, набирал воду хоботом, с удовольствием себя поливал, иногда шутливо направлял струю в сторону собаки. Джой удирал, его лай переходил в жалобный визг, а слон громко трубил, «улыбался» и щурил от удовольствия глазки.

Слон трепетно любил своего дрессировщика, слушался его и быстро освоил несколько цирковых трюков. В праздничные и воскресные дни на слоновьи представления в парк приглашали окрестных царскосельских ребятишек. Гигант ходил по пенькам деревьев, расставленным по спирали тумбам, бил в колокол, приветственно трубил.

– Станция Березайка, вылезай-ка! – «переводил» его послание наставник.

Затем по команде ложился на бок, Алексей забирался в слоновье ухо, укрывался им, широким и развесистым, словно одеялом. Зрители восхищались и аплодировали. После каждого представления слону давали сахар, кормили французскими булками. Далее начиналось самое интересное! На гиганта надевали специальное приспособление с несколькими сиденьями по бокам, усаживали детей. Алексей забирался на его толстую шею, и в сопровождении целой свиты зевак отправлялись в длительную прогулку по парку. Детской радости не было предела! Радовались и маленький Алеша, и его сестры, и, конечно же, Джой, обожавший праздничную суету.

Все животные чувствовали себя здесь в полной безопасности, были ручными, брали еду из рук. Карманы Алеши, его сестер всегда были полны приготовленными для них угощениями. Каждое утро дети спешили навестить своих четвероногих друзей. Девочки бежали к пруду кормить водоплавающих:

– Доброе утро, лебеди-лебедушки! Доброе утро, уточки с утятками!

У Алеши была другая забота: грациозной козочке, беленькой и кудрявой, словно облачко, он носил собственноручно приготовленные соленые ржаные сухарики.

Коза поджидала мальчика с собакой в одно и то же время у «пенсионных конюшен». Радостно подпрыгивая, бежала навстречу, опустив маленькие рожки, кокетливо вытянув шейку, просила ласки. Мягкими губами осторожно принимала угощение, аппетитно хрустела сухариком, а потом шершавым язычком слизывала с ладоней Алеши остатки соли. Ласковым вниманием одаривала она и спаниеля, шаловливо-нежно подергивая его за длинные лохматые уши.

У конюшен встречали старого, с провалившейся спиной коня вороной масти – Эмира. Для него всегда были приготовлены мелко нарезанные морковка и яблоки. Почти слепой конь даже траву не видел – ориентировался по запаху и постоянно тяжко вздыхал.

Как и все старые лошади, спал стоя, опасаясь, что однажды просто не сможет подняться с земли. Прикрыв глаза, тихонько ржал, церемонно переступал, словно видел себя во сне на военном параде.

Эмир подпускал к себе Джоя близко, принюхивался, осторожно губами, как слепцы пальцами, ощупывал спаниеля и фыркал: «Кто ты? Ворон? Иман? Не помню тебя…».

Эмир когда-то был любимым конем Алешиного папá – императора Николая Второго. Отслужив ему много лет, конь жил на пенсии в специальных теплых конюшнях, построенных на территории парка еще Николаем Первым. Постаревших лошадей отправляли «на пенсию» в двадцать лет.

Здесь в довольстве и любви они доживали до тридцати – тридцати пяти лет!

Одному же из коней Александра Второго благодаря постоянной заботе довелось прожить шестьдесят два года!

Рядом с «пенсионными конюшнями» расположилось единственное в мире лошадиное кладбище, где под мраморными плитами к началу 1917 года находилось 120 захоронений. Последней была могила Эмира, умершего в начале Первой мировой войны, – лег однажды старик на травку и уснул навечно.

Алеша часто посещал конюшни, ухаживал за лошадьми, расчесывал гривы и ужасно завидовал собственным сестрам, ловко гарцевавшим верхом.

– Когда же я буду обучаться верховой езде? – спрашивал он у родителей.

– Бэби, ты же знаешь, доктора не разрешают, подожди, может быть, потом…

– Какой же из меня будет солдат или царь, если мне нельзя ездить верхом? – удивлялся мальчик и даже плакал: – Быть может, мне можно хотя бы на пони? Ну почему я не как все мальчики?!

Алеше позволили ездить только на ослике. Его звали Ванькой. В дни своей молодости он выступал в цирке, а когда, состарившись, из-за дряхлости не смог принимать участие в представлениях, державный отец выкупил Ваньку для своего сына…

Ослика одевали в роскошную сбрую, впрягали в тележку, и Алеша с Джоем и маленькими друзьями катались по аллеям парка. Ванька периодически демонстрировал цирковые трюки: с ловкостью вора незаметно «чистил» карманы всех, кто проявлял к нему интерес, отбирал у собак их любимые игрушки – резиновые мячики и с хитрой мордой, издевательски прикрыв один глаз, долго жевал, остатки же выплевывал.

Во дворце, в детских комнатах, обитали кошки. Сколько было их – не сосчитать. Казалось, родители неизлечимо больного мальчика, у которого любой ушиб, царапина приводили к безостановочному кровотечению, должны были бы запретить ему общаться с котятами, щенками. Но, жестко ограничивая сына в спортивных играх, они всячески поддерживали увлечение животными, которых, по свидетельству воспитателя Жильяра, Алеша безумно любил. В этой глубоко религиозной семье о душе ребенка заботились больше, нежели об оболочке физической, и особо чтили своего небесного заступника – святого Серафима Саровского, являвшего пример милосердного христианского отношения ко всем божьим тварям. Преподобный Серафим возле своей лесной кельи кормил птиц, белок, зайцев, лис. Другом отшельника был и медведь – приходил в гости, смиренно ложился в ноги, охранял от вóрогов.

Детей в царской семье воспитывали в любви к Богу, ближнему, всему живому – «признак чистоты сердца есть воздыхание о всей твари!». Заботясь о животных, через любовь к ним дети должны познавать Бога, ибо все дышащее принадлежит ему!

«Праведный печется о жизни скота своего, сердце же нечестивых жестоко» – эти слова Иоанна Кронштадтского часто повторяли в семье.

Рано познавший физические страдания мальчик с самого детства остро чувствовал чужие боль, мучения и свою огромную ответственность перед теми, кто нуждался в его любви и заботе. «Пережив горе, знаешь, как сочувствовать другим…»

– Когда я буду царем, не будет бедных и несчастных. Я хочу, чтобы все люди были счастливы. Я построю дом, куда соберу всех бесприютных детей…

Алеша подбирал бездомных животных. Из Ливадии, Ялты, Могилева, с яхты «Штандарт» в Царское Село вез он кошек и котят. Все получали «морские» клички: Шверт, Рея, Рубка, Форпик… Подросших котов дарили родственникам и знакомым.

С маленькими пушистыми, мяукающими комочками Джой делил свое теплое ложе в Алешиной постели, у ног.

Но когда цесаревич болел, Джоя с котятами «выселяли» на коврик, рядом. Ибо каждое, даже самое легкое прикосновение к опухшим от воспаления суставам вызывало безмерное страдание.

Болел Алеша часто, лежал в постели подолгу, месяцами. Любой ушиб приводил к внутреннему кровотечению и образованию гематом. Поднималась высокая температура, мальчик терял сознание. А когда приходил в себя, стонал от боли, кричал:

– Мама! Мама! Помоги мне!

Царица сутками сидела у постели сына, стараясь предвосхитить каждое его желание, целовала в лоб, глаза, губы, как будто хотела при помощи поцелуев вдохнуть в больное тело жизнь.

– Мама! Не уходи! Будь всегда со мной! Когда ты уходишь, меркнет свет! – просил ребенок.

А когда уже не было сил терпеть боль, молился:

– Господи, Боже, помоги мне! Дай умереть! Смилуйся!

И выпытывал у родителей:

– Скажите правду! Когда я умру, у меня ведь больше не будет боли, не будет ничего болеть? Нет? Тогда похороните меня в парке и памятник поставьте небольшой гранитный, как на нашем острове…

Медицина порой была бессильна – кровотечения не останавливались, внутренние органы отказывались работать, но даже в эти тяжелые минуты мальчик был безмерно благодарен тем, кто старался ему помочь.

– Я люблю вас всем своим маленьким сердцем! – говорил он своему лечащему доктору Евгению Боткину.

Приходил на помощь и загадочный целитель, предсказатель – простой крестьянин из села Покровского Тобольской губернии – Григорий Распутин. Молчал, долго молился, а потом говорил успокаивающе:

– Дорогой мой, мáленькой! Посмотри-ка на Боженьку! Какие у него раночки! Он одно время терпел, а потом стал силен и всемогущ – так и ты, дорогой, так и ты будешь весел, и будем вместе жить и погостить…

И чудо случалось – болезнь отступала. Но худой, изможденный мальчик с заострившимися чертами белого лица подолгу не мог подняться с постели от слабости. Джой ложился рядом, сочувственно лизал руки, прижимался к спине, ногам, стараясь согреть больного своим телом.

Алешу посещали друзья – сыновья докторов Глеб Боткин и Коля Деревенко.

Глеб был старше на четыре года и мечтал стать писателем. Для цесаревича он придумывал истории о далекой планете, где живут счастливые, веселые плюшевые звери…

– Но почему же плюшевые? – спрашивал Алеша. – Я люблю настоящих!

– Плюшевые – мягкие… Чтобы не поранили когтями и зубами своего маленького повелителя по имени Йескела… Вы же знаете, Алеша, что испанские инфанты – правнуки королевы Виктории, имеющие ту же болезнь, гуляют в парках, где не только животных нет, но и деревья укутаны толстым слоем ваты!

– Бедняги! – говорил сочувственно мальчик. – Не хотел бы я так жить…

Проводив друзей, Алеша брал в руки балалайку. Как же любил он ее звучание – мягкое и нежное, пробирающее душу (и тогда Джой тихонько, жалобно подпевал), или звонкое, веселое, от которого так и хотелось пойти в пляс!

Цесаревич играл на ней с трех лет, обучившись у членов экипажа императорской яхты «Штандарт», где целый оркестр состоял из матросов-балалаечников. В те годы благодаря энтузиазму музыканта-просветителя Василия Андреева в армии и во флоте обучали солдат игре на этом народном инструменте. В результате тысячи российских мужчин прекрасно играли и передавали свои навыки родным, знакомым. В одном только Петербурге в начале XX века насчитывалось двадцать тысяч музыкантов-любителей. На балалайках с увлечением играли не только солдаты и матросы, но и гимназисты, лицеисты, кадеты и даже дамы из высшего общества.

А созданный Василием Андреевым оркестр народных инструментов, получив поддержку императора, становится Императорским Великорусским оркестром.

У музыкантов-солистов этого оркестра Алеша позже и брал уроки игры на балалайке, стремясь совершенствовать свое мастерство.

Он был очень одарен музыкально и восхищал окружающих своей игрой, бывшей для него своеобразной музыкальной терапией, – возвращалось желание резвиться, радоваться жизни. Ведь по характеру Алеша был подвижным, озорным, шаловливым и очень любопытным мальчуганом.

Каждое лето семья покидала Царское Село, чтобы отправиться на яхте в финские шхеры. Джою тогда присваивалось звание матроса.

Ранний подъем, построение с командой, строевая подготовка, обязательная проба пищи, которой предлагалось кормить команду, – все дисциплинарные обязанности, возложенные Алешей на самого себя, разделял и пес.

Даже еду ему давали ту, которой с наслаждением питался маленький хозяин:

– Щи да каша – то, что едят мои солдаты, самая вкусная еда! – говорил Алексей и никогда не ел белого хлеба: сия пища для дам! Мужчина же, чтобы быть сильным, обязан потреблять только черный!

Мальчик восхищается матросами – все детство он носит исключительно морской костюм.

В дни коротких двухнедельных отпусков детям удавалось много времени проводить с отцом.

Ранним утром высаживались на островах, поросших вечнозелеными соснами, купались, нежились на желтом песке, катались на лодках. Джой к тому времени перестал бояться воды и даже плавал на мелководье.

Отпустив охрану, долго гуляли по финскому лесу – собирали ягоды, грибы, букеты цветов, а потом, сидя на берегу, любовались солнцем и морем. Иногда яхта причаливала неподалеку от дач русской и финской знати. Царская семья сходила на берег и вежливо просила разрешения поиграть на их теннисных кортах. Николай Второй, его дочери были отличными теннисистами, Алеше же играть было нельзя…

После прогулок, спортивных игр, счастливые и полные впечатлений, они возвращались на яхту, пили чай, слушали духовой оркестр, балалаечников.

Вечером устраивали танцы, катались на роликах, играли в лото. Неизменными участниками игр был весь экипаж судна.

Здесь присутствовала особая дружественная, почти семейная атмосфера, объединявшая царскую семью, свиту и всю команду – от офицеров до юнг. Государь, обладавший феноменальной памятью, знал каждого члена экипажа (16 офицеров и 357 матросов) по имени и фамилии!

– Чувствую, – говорил он, – мы здесь одна семья!

Алеша подружился с юнгой Гринькой Пиньковским. Гринька ходил на руках, колесом, делал невероятные кульбиты в воздухе, карабкался по канатам, распевал песни. Спустя много лет, уже в советские годы, Гринька стал известным актером – Георгием Светлани.

Матросы в качестве нянек присматривали за ребятишками, следили, чтобы никто из царских детей не упал в воду.

Все усатые «няни» по окончании сезона получали от императора в награду золотые часы.

Позже трое из них – Деревенько, Нагорный, Седнев – были внесены в списки придворной челяди и практически стали телохранителями царских детей.

Когда из-за болезни Алексей не мог ходить, его носил на руках или возил в инвалидном кресле дюжий матрос Андрей Деревенько. Мальчик почему-то называл его Дино.

– Дино, подними мне ножку, Дино, переверни меня, Дино, согрей мои ручки! – просил больной Алеша, когда сам не в состоянии был двигаться.

Души не чаял ребенок в своем Дино. Матрос был осыпан царскими подарками. Джою же Деревенько не нравился: было в нем что-то, при внешней елейности, фальшивое, лицемерное. Чувствуя, как и все собаки, человеческую неискренность, Джой периодически скалился, рычал.

– Нельзя, глупая собака! – обрывал его хозяин.

Трое сыновей Деревенько постоянно присутствовали во дворце и были товарищами цесаревича по играм. Но самым близким, «сердечным» другом Алеши стал сын лечащего врача – гимназист Коля Деревéнко.

– Ялок и Йескела – самые лучшие на свете друзья! – говорил о них Глеб Боткин.

Коля, как и Алексей, обожал животных, в его доме жила большая толстая кошка Фефер, отличавшаяся дурным характером, – убегала из дома и долгое время где-то бродяжничала, заставляя всю Колину семью переживать за ее безопасность…

Сколько снежных горок, крепостей в Александровском парке построили Ялок и Йескела! Сколько километров лыжни проложили!

В их снежных баталиях за обладание крепостью принимали участие и сестры, а иногда и сам государь, обожавший в минуты отдыха от работы над государственными документами прогулки по парку.

По вечерам уединялись в большой комнате. Папа читал вслух книжку под зеленым абажуром, мама и дочки вышивали, Алеша расставлял игрушечных солдатиков, рисовал, а Джой, прижавшись к его ногам, в сладкой полудреме наблюдал за плясавшими в камине языками пламени. Было уютно, тепло и очень спокойно на душе…

Прогулки и семейные вечера были, пожалуй, единственными развлечениями, за исключением редких посещений театральных представлений. Воспитывали детей в спартанских условиях.

Спали они в походных кроватях, под тонкими одеялами, почти без подушек. По утрам принимали холодную ванну, на ночь – теплую.

Никакой роскоши! Платья и обувь от старших великих княжон переходили к младшим. Блузки, юбки, кофточки – все себе шили девочки сами!

Пробуждались затемно. Торопились на раннюю службу в церковь, затем уроки, небольшие прогулки и постоянный труд. Ни минуты без дела! Девочки рукодельничали – шили, вышивали, вязали, рисовали. Их художественные работы выставлялись на специальных благотворительных базарах – собранные средства шли на строительство противотуберкулезных санаториев в Ялте, больниц для малоимущих, на нужды приютов.

– Воля Божия и всеспасительная в том только и состоит, чтобы делать добро! – твердила императрица заповедь святого Серафима Саровского.

Свои карманные деньги девочки тратили на нужды бедняков. Ольга, старшая из сестер, на свои средства несколько лет лечила встреченного ею однажды мальчика с костылями из бедной семьи: оплачивала операции, лекарства, материально поддерживала родителей.

– Быть добрым – значит быть счастливым, вот тайна, доступная тем немногим мудрым и добродетельным… – говорила им мать.

«Дети должны учиться самоотречению, учиться отказываться от собственных желаний ради других людей», – писала она в письмах мужу.

«Чем выше человек, тем скорее он должен помогать всем и никогда в обращении не напоминать своего положения, – отвечал государь. – Такими должны быть мои дети».

В связи с участившимися терактами экстремистов («бесов», по определению Достоевского) против гражданского населения (жертвами которых с 1901 по 1911 год стали 17 тысяч человек!) их настоящей охотой на чиновников, генералов при цесаревиче, в помощь боцману Андрею Деревенько, был матрос Климентий Нагорный, а при великих княжнах постоянно с 1912 года присутствовал его друг – матрос Иван Седнев.

Теплые, дружеские отношения сложились между семьями российского императора и простого моряка. Великая княжна Ольга вскоре стала крестной матерью его второго ребенка – Ольги Седневой. Племянник Ивана – Леня Седнев, ровесник цесаревича, был принят на должность помощника повара и подружился с Алешей. Однажды за провинность дворцовый комендант предложил отправить Леньку домой, но вставший на его защиту цесаревич добился, чтобы мальчик был прощен и «восстановлен в правах».

Каждый день общения с императорской семьей был праздником для Ивана Седнева.

– Мань, какая спокойная семья, какие же дети! – делился он с женой. – Простые, ласковые, никогда не подчеркивают свое высокое происхождение! Вот так надо воспитывать и наших детей! А какое отношение к людям! Леньку нашего тоже пригрели!

Тихие, скромные дети Николая Второго были глубоко и искренне религиозными.

«Религиозное воспитание – самый богатый дар, который родители могут оставить своему ребенку; наследство никогда не заменит это никаким богатством», – писала Александра Федоровна.